Явочная квартира

Глава 2

— Неужели снова гость нежеланный пожаловал, черт бы его побрал? спросил генеральный директор.

— Боюсь, что так.

Генеральный директор вздохнул. От этих незапланированных перебежчиков хорошего не жди. Те, кто являются с другой стороны с чем-то стоящим, всегда оповещают о себе задолго до того дня, как совершают побег. Месяцами, а то и годами передают информацию, как бы выказывая свои добрые намерения. Только когда над таким сгущаются тучи или он узнает нечто очень значительное, что к тому же подлежит длительной проверке, ему дают "добро". Нежданные же гости всегда вызывают подозрение. Часто это весьма неуравновешенные субъекты. А то и вовсе засланные чужой разведкой. Словом, как мрачно отозвался о них генеральный директор, "дырка в голове".

— Что о нем известно?

— Некий Алексей Котов. Сотрудник КГБ — что правда, то правда. Говорит, что майор — опровергнуть не можем. Прихватил с собой кое-какие бумаги несколько биографий, организационные схемы — думаю, его бывшее начальство не хотело бы, чтобы все это попалось нам на глаза. Но в чем можно сегодня быть уверенным?

— Почему все же он не действовал обычным путем? Вышел бы на нас заранее… Должен бы знать, что мы сюрпризов не любим.

Генеральный директор в самом деле терпеть не мог всякого рода неожиданностей.

— Говорит, не мог рисковать. Понял, что коллеги за ним следят.

— И вы верите?

— Нет, сэр. Да и он нам не доверяет.

Генеральный директор чуть было не произнес "И правильно делает". Но вместо этого поднялся из-за стола и заходил взад-вперед по кабинету, заставляя своего заместителя вертеть головой. Остановился, наконец, у окна, с мрачным видом уставился на шпили Вестминстера.

— Ну и каков его сценарий?

— Довольно странный, — ответил собеседник, — Прежде всего, он вообще ничего не сообщает. Знаете эту формулу: "Я много чего знаю". — "Ну так говорите." — "Скажу в свое время." — "Что вы имеете в виду?" — "Хочу получить гарантии." — "Какого рода гарантии?" — "Это мы должны с вами обсудить." И так далее, и так далее. Кругами. Из всей этой болтовни следует, что у него есть кое-какие ключи, нити, догадки, но имен он не знает.

— Догадки касаются нас?

— Нет, американцев и больше всего французов. Не нас, слава Богу.

— А нагрузка ложится на наш бюджет.

— Это я ему и сказал. А он ответил, что чем скорее его отправят в Вашингтон, тем лучше. Говорит, жена рвется в Штаты.

— С Парижем вы говорили?

— Завтра сюда прибудет их человек

— А с Вашингтоном?

— Пусть сначала французы с ним поработают.

— Что представляет собой его жена?

— Зовут Елена. Возраст лет сорок. Красива на русский манер — если вам нравится этот тип. Чертовски сложная дама.

— Продолжайте.

— Самое любопытное ещё впереди. Судите сами. Они у нас с позавчерашнего дня, стало быть, сорок часов. Кто об этом знает? Нас трое в конторе да два безмозглых копа с Рочестер Роу. Ну и русские, само собой. Тем не менее вчера вечером раздается звонок из Вашингтона и Базз Хаагленд заявляет: "Мы слышали, что у вас находится некий Котов Алексей Константинович. Хотелось бы его заполучить." Как это вам?

— Может, французы им сказали?

— Разговор с французами состоялся позже. Да и вообще они с американцами не то что перебежчика — круассан делить не станут.

— Может, сам Котов установил с американцами контакт?

— Я спрашивал, он это отрицает.

— Куда вы его отправили?

— В Тайсхерст.

— Так откуда же утечка информации?

— Только не от старины Джима из Тайсхерста. Кто такой Котов, ему неизвестно, к тому же он без позволения начальства не ответит даже на вопрос, который час. Стало быть, остаются Артур Уэддел, Оливия и я. Никто из нас в ЦРУ не звонил, это точно.

— Значит, наши американские друзья имеют советский источник, который приберегают для себя.

— Не доверяют нам, а?

— Похоже, никто нам не доверяет.

Генеральный директор и его заместитель дружно вздохнули.

— А что вы ответили Баззу? — спросил генеральный директор.

— Сказал, что придется подождать.

— Держите меня в курсе.

— Да, сэр.

Заместитель вышел, оставив своего шефа созерцать нудный дождь за окном.

Перебежчики из секретных служб, если рассматривать их в общих чертах, не вызывают восторга ни там, откуда они сбежали, что вполне естественно, ни там, куда прибыли. Это последнее утверждение нуждается в разъяснении.

Прежде всего, как уже отметил заместитель генерального директора, это люди, мягко выражаясь, странные. В команде играть не способные. Самомнение, часто изначально раздутое, ещё больше увеличивается, вопреки всякой логике, в ходе допросов, когда допрашиваемый обнаруживает интерес к своей персоне со стороны допрашивающих, по мере того, как те стараются выжать из него нужную информацию: имена, рутинные порядки, технические средства и снова имена, имена, имена. Такой перебежчик, в недавнем прошлом незначительный чиновник, начинает чувствовать себя важной особой, играющей заметную роль в мировой истории, в чьих руках оказались рычаги международной политики. Один такой советский беглец соглашался поведать свои секреты ни кому иному, как только английской королеве. В его голове вполне объяснимое недоверие ко всем и вся смешалось с дикой паранойей, и он долго изводил допрашивающих, а заодно и самого себя, утверждениями о немыслимой значимости добытых им сведений, которые он мог доверить исключительно лицу с самой незапятнанной репутацией и лучшими рекомендациями. А именно — её величеству королеве Англии.

Перебежчик такого типа иной раз владеет действительно ценными данными, но обходятся эти данные, из-за свойств его натуры, чересчур дорого.

Что касается его откровений, то обычно они причиняют множество неудобств тем, кто их выслушивает. Не слишком приятно сообщать своему союзнику, что его представитель в объединенном комитете по разведке на деле уже давно представляет противоположную сторону. Еще большая неприятность начнешь предпринимать решительные действия, чтобы ликвидировать утечку, следуя показаниям перебежчика, — и попадешь под прицельный огонь прессы, жаждущей крови.

А если в конце концов обнаружится, что полученные сведения неверны или в них вкраплена некоторая доля дезинформации? Как вообще можно быть уверенным в том, что все сказанное перебежчиком не есть то, что его хозяева приказали ему сказать, — для того и засылали?

ЦРУ несколько лет страдало частичным параличом, когда один советский перебежчик заявил, будто в Москве давно всем известно, что в высшем эшелоне ЦРУ успешно действует их агент. Агента установили. Но действительно ли он был виновен? Точного ответа до сих пор нет.

Наверняка и КГБ попадает в такие же переделки.

Перебежчики неизбежно вносят тревогу и смятение. Никто их не любит. В случае с Алексеем Котовым тревога выглядела вполне обоснованной: его информация косалась правительственных кругов нескольких стран.

Котов располагал не только дипломатическими списками, учебными пособиями и таблицами. Знал не только разные слухи о переговорах и неожиданные аспекты событий, происходящих в московских коридорах власти. Не только мог сообщить важные имена — как раз по части имен он был слабоват. Главное, как выяснилось во время многочасовых бесед с Артуром Уэдделом на тенистой вилле в графстве Кент, заключалось в том, что он работал в качестве аналитика. И потому целых три года имел доступ к отчетам, поступавшим от агентов, окопавшихся в Риме, Париже, Брюсселе, в органах Европейского сообщества, даже в командных структурах НАТО. Он знал их подпольные клички: всякие там Лидии, Корбо, Тиммо. Подлинные же имена были ему неизвестны. Однако благодаря своей превосходной памяти он мог вспомнить данные, по которым, если располагать дополнительной информацией, в некоторых случаях можно было вычислить приславшего определенные данные агента.

Если, к примеру, некий Тиммо поставляет в Вашингтон первоклассную информацию о деятельности оборонного ведомства Бельгии, а через некоторое время начинает вдруг передавать отчеты о дипломатической работе в этой стране, то для бельгийской контрразведки вычислить чиновника, укрывшегося за псевдонимом Тиммо, — дело голой техники. Просто следует применить принцип треугольника. Любой учитель геометрии может объяснить, как это делается. Что же касается сведений, почерпнутых у перебежчика, — а вдруг они приложимы не к одному, а к двум лицам? А сотрудники бельгийской контрразведки не сумели точно выяснить, кто из этих лиц на самом деле агент?

В случае с Алексеем Котовым само качество сообщаемой им информации и его великолепная память лишь усложняли проблему. Так же, как известный Анатолий Голицын, бежавший на Запад до него, Котов с пугающей точностью воспроизводил содержание отчетов, которые изобличали официальных лиц в Вашингтоне и Париже. На британские спецслужбы никакого компромата у него не оказалось — он сообщил об этом Артуру Уэдделу извиняющимся тоном.

— У нас часто говорили, будто служба безопасности в Лондоне слабая, добавил он, — Но обмен информацией не разрешался. Когда британцы вычислили моего коллегу полковника Бориса Пудовкина, мы эту историю не обсуждали, она считалась под запретом.

— По нашим данным Пудовкин — пьяница, — заметил Уэддел, — В пьяном виде мог сболтнуть лишнее.

— Возможно, — согласился Котов, — Что касается меня, я не пью и в болтовне замечен не был.

Уэддел в очередной раз задал вопрос, к которому то и дело возвращался, каждый раз ставя его по-новому:

— Так вы, стало быть, аналитик?

— Да. Я уже говорил.

— И долго вы им были?

— Три года.

— Значит, уже знаток в своем деле.

— Конечно.

— А до этого?

— Преподавал, вел курс шифрования.

— И потом вас перевели в Лондон…

— Ну да.

— С какой целью?

— С целью расширения опыта.

— Но ведь это рискованно — выпустить за границу человека, знающего так много, да ещё вместе с женой.

— Начальник отдела кадров в КГБ — редкостный идиот.

Уэддел всем своим видом выразил сомнение.

— Его назначили из политических соображений, — объяснил Котов, — Он двоюродный брат Демченко, а Демченко был кандидатом в члены Политбюро.

— В Политбюро никакого Демченко не значилось.

— Его вытурила команда Горбачева. Можете проверить — это случилось три года назад.

— Знаете, если вы у нас по заданию своего начальства, то этот родственник Демченко не так уж глуп.

— Никто меня к вам не посылал, моя мечта — жить в Соединенных Штатах. Я враг советского режима…

Спокойная, несколько вялая манера Артура Уэддела вести беседу успеха не принесла. Котов твердил свое все настойчивее, стараясь убедить собеседника, что говорит чистую правду.

— Вы знаете подполковника Геннадия Муралова?

— Разумеется… Только он не подполковник, а полковник.

— Работает во втором отделе…

— В третьем.

— Ошибка, — усмехнулся Уэддел, — Не знаете вы Муралова. Все-таки вы не тот, за кого себя выдаете.

— Муралов — полковник, работает в третьем отделе. Жену зовут Таня, а любовницу — Галина Степанова. В шахматы я у него всегда выигрываю.

Выражение лица Уэддела несколько смягчилось.

— С нами, конечно, вам просто, у американцев потруднее придется. Когда доложите, что у них в органах безопасности действует чужой агент, они с вас не слезут, пока все не выведают… Одного вашего коллегу там держали под замком четыре года, постоянно допрашивая: его показания в каких-то деталях расходились с правдой. Целых четыре года, — повторил Уэддел многозначительно.

— Дело Носенко мне хорошо известно.

— Так он действительно перебежчик или засланный агент?

Котов взглянул на собеседника с усмешкой — настала его очередь посмеяться.

— Юрий Носенко — перебежчик, располагавший важнейшим материалом. Как-то я сказал в отделе: повезло нам, что американцы ему не поверили. А мне в ответ: никакое это не везение, просто у американцев в контрразведке действует наш "крот", он и посеял недоверие. Носенко о "кроте", к счастью, и не подозревал, поэтому выдать не мог.

…Так все оно и шло на вилле в Тайсхерсте. Алексей Котов жаловался на невкусную английскую еду и на холод в доме, без конца требовал турецких сигарет. Точно так же, если не хуже, вела себя и Елена — она рвалась в магазины, в кино. Артур Уэддел отметил в своих записях: "Эти двое постоянно ссорятся. Котов не ладит с женой, но кто бы поладил с такой кислой сукой? За ней надо последить."

Когда он сообщил супругам, что идут приготовления к отправке их в штаб-квартиру ЦРУ в штате Мериленд на специальном военном самолете, между ними вспыхнула шумная перепалка. Уэддел понял все, но притворился, будто и не догадывается, о чем они спорят.

— Жена беспокоится из-за денег, — как бы извинился Котов, — пытаюсь объяснить ей, что дело не только в деньгах, но ещё и в принципах, а она никаких принципов не одобряет.

Уэддел же услышал совсем другое: Елена требовала, чтобы муж выжал из британцев все, что возможно, раз уж представился такой шанс.

— Американцы, надеюсь, нам помогут, — заключил Котов.

— Безусловно, — согласился Уэддел, — только сначала вам придется повидать кое-кого из ДГСЕ[1].

— Но я не хочу в Париж. Там для нас небезопасно.

— Сюда завтра приезжает один француз.

— Навэр?

— Нет, другой. — Артур Уэддел не собирался вдаваться в подробности.

— Повторяю, в Париж не поеду.

— Но вы же сами говорите, что наиболее ценные сведения касаются "крота", окопавшегося в правительственных кругах Франции.

— Так оно и есть.

— И ещё вы утверждали, будто ваши материалы содержат данные о деятельности французского кабинета министров, их дипломатических служб и служб безопасности.

— Вот именно. С такой информацией, если бы речь шла о Будапеште, я бы поехал, не задумываясь. А в Париж ни за что, это опасно.

— Весьма сожалею, — вздохнул Артур Уэддел, — Но французы сначала поговорят с вами здесь, а потом продолжат беседу на своей территории. Я бы и сам так поступил на их месте.