Явочная квартира

Глава 20

Насчет пива Вавр оказался неправ. Премьер встретил их любезно, пожилая горничная приняла пальто и шляпы и проводила в кабинет — книжные полки вдоль стен, письменный стол, кресла и ещё один большой стол, на котором аккуратно, стопками, сложены книги, картотечные ящики и папки. На специальном столике — небольшой набор бутылок и стаканов.

— Что вам предложить, господа? — спросил премьер-министр, — Аперитив, белое, пиво?

Пиво все же наличествовало. Оба гостя предпочли вино. Хозяин налил им, себе ничего не взял и все трое расположились в креслах. "Такой невзрачный коротышка, подумал Баум, а ухитряется заполнить собой всю комнату." Премьер обратил острый, испытующий взгляд на массивного Жоржа Вавра, глубоко погрузившегося в кресло с таким безмятежным видом, будто он в ладах со всем миром и с самим собой.

— Итак, господин директор, ваши новости столь срочны и секретны, что нам пришлось встретиться вот так. Конспиративно, да?

— Мы пришли с важными сведениями, господин премьер-министр. И считаем необходимым, прежде чем начать действовать, ввести вас в курс дела.

— Слушаю.

— Агентом, вернее, агентами является супружеская пара — Марк и Лора Фабьен. Она, как вам известно, заведует канцелярией министра. Ее муж работает в Уази. Сам министр, насколько можно судить, абсолютно не при чем.

— Насколько можно судить?

— Можно допустить заговор всех троих. Или то, что Фабьены постараются намеренно очернить министра, в надежде, что тогда правительство решит замять дело. Господин Лашом уже стал жертвой одного заговора и, возможно, предназначен стать жертвой второго, в случае, если агенты почувствуют опасность. В данный момент против него нет никаких улик.

— А против тех двоих есть?

— Только косвенные — совпадение дат и прочее. При обычном раскладе мы, прежде чем придти к вам, подготовили бы более конкретный отчет, но здесь…

— Понял. — Министр славился тем, что терпеть не мог гонцов, доставивших дурные вести. А сообщение Вавра в его глазах как раз и было дурной вестью. — Вы уверены, что сумеете собрать достаточно доказательств для суда?

— Шансов поймать их с поличным нет. Остается только добиваться признаков вины. Никто не может предсказать, как Фабьены поведут себя на допросах, но, конечно, когда подозреваемых двое, можно натравить их друг на друга, — Вавр тяжко задвигался в кресле, — Постараемся. У моего коллеги Баума прямо-таки талант в подобных делах.

Премьер повернулся к Бауму:

— Ваше мнение, господин Баум?

— Сомневаюсь, что удастся сохранить незапятнанным имя министра и скрыть всю эту историю от желтой прессы. "Пти голуа", вы помните, уже вмешивалось. В тот самый момент, когда мы арестуем Фабьенов, все, кто норовил утопить министра, учуют свой шанс. Так и вижу заголовки: "Использовал ли предатель свою любовницу как посредницу?".

Премьер-министр, не находя слов, только вскинул бровь.

— Я приложу все силы, но дать гарантии, что дело в суде не развалится, не могу, — твердо сказал Баум.

— Стало быть, вы просто притащили ворох всяких гадостей и свалили на мой порог, — обозлился премьер.

— Если бы мы вместо этого арестовали Фабьенов и втянули вас в публичный скандал, вы бы нас не поблагодарили, — невозмутимо ответил Жорж Вавр.

— Я и сам могу решить, за что вас благодарить, господин директор.

Вавр слегка поклонился. Коротышка только ещё распаляется.

— А кто изготовил эти фальшивки? Кто вообще за всем этим стоит?

— Возможно, господин премьер-министр, вы бы, по зрелом размышлении, предпочли не знать подробностей. Скажем так: идея опорочить господина Лашома зародилась в недрах некой секретной службы и, как мы по некоторым признакам полагаем, корни её уходят в Вашингтон.

— Вы намереваетесь что-то по этому поводу предпринять?

— Неплохо бы. Но особого желания, да и возможностей нет. Если только вы лично распорядитесь. Но в любом случае считаем нужным предупредить: нам придется действовать в обход закона. Хуже того — если вы желаете сохранить имя министра незапятнанным, то единственный путь — пригрозить тем, кто норовит его запятнать.

Премьер поднялся. Подойдя к столику с бутылками, плеснул себе вина и со стаканом в руке направился через всю комнату к столу, на котором лежали синие папки с документами, каждая перетянута красной резинкой. Театральным жестом он хлопнул по верхней папке:

— Обратите внимание, господа — проблемы одного только дня. Не решения, заметьте, а проблемы сами по себе. Придется сидеть над ними до полуночи, а то и дольше. А вы приносите мне ещё одну проблему, грозящую всевозможными бедами. Ну так скажите, господа, как вы сами намерены поступить с этой гнусной компанией, с тайными агентами, заговорщиками, некомпетентными работниками спецслужб? — он снова хлопнул ладонью по груде папок, — Слушаю вас.

Альфред Баум внезапно почувствовал прилив симпатии к раздраженному и агрессивно настроенному коротышке, который пытается удержать под своим контролем скользкую ситуацию. Ему приходится ладить с президентом, терпеть его непомерные претензии и разбираться с заговорами покруче нынешнего. Но, подумал Баум, на пост премьера его привели собственные амбиции и жажда власти — не то, чтобы он кому-то этим любезность оказывал. Так что все в порядке, пусть понервничает.

— Вы это серьезно говорите, господин премьер-министр? — спросил Вавр после небольшой паузы.

— Более чем.

Премьер отошел от стола и уселся на прежнее место. Вавр и Баум переглянулись. Взгляд Вавра спросил: "Ты согласен с тем, что я сейчас скажу?". Взгляд Баума ответил: "Я бы сказал то же самое". Вавр повернулся к премьеру:

— Не вижу никакой возможности предъявить суду убедительное обвинение. И никакой возможности оставить в стороне имя министра Лашома, если суд все же состоится. Вам решать — но на мой взгляд перед самими выборами лучше не давать подобную пищу прессе. Самое целесообразное для господина Лашома и для нормального исхода выборов было бы заключение сделки с супругами Фабьен. Это послужит интересам госбезопасности и продемонстрирует наше уважение к закону, — он помолчал в ожидании ответа и, не дождавшись, продолжал, — Подобный способ действий, хоть и не безупречен, но имеет свои преимущества. Условия сделки: мы не трогаем Фабьенов, а они взамен признаются в содеянном целиком и полностью. Их исповедь дает нам ценнейшую информацию о целях и методах противника, о том ущербе, который нанесен нашим интересам. Подобный подход свойствен британским коллегам.

Премьер-министр встал, взгляд был отчужденный. Лицо ничего не выражало.

— Благодарю за визит, господа. Завтра утром я сообщу о своем решении.

И прислуга проводила их к выходу.

Двое пожилых толстяков в темных плащах с капюшонами переходили Сену по мосту Турнель, направляясь на левый берег. Оба сжались от резкого восточного ветра и ни один не хотел заговорить первым. Только на середине моста, когда Вавр замедлил шаг, ослепленный вспышкой полицейской ракеты, пущенной с Иль Сен Луи, Баум спросил:

— Ну и что он предпримет?

— По-моему, ясно, а по-твоему?

— Тоже.

Дальше они шагали молча, справа высился подсвеченный жестким белым светом прожектора собор Парижской Богоматери.

— В молодости я собирался стать священником, — сказал Баум.

— Знаю. Читал в личном деле.

Баум усмехнулся:

— Нечего издеваться над моим пристрастием к архивам. Погоди, вот будут ещё и похлеще дела.

Вавр примирительно погладил его по рукаву:

— Согласен, что архивы имеют первостепенное значение.

— Все, что привлекает меня в религии, как бы собрано в этом шедевре средневековых строителей, — он показал на мощные контрфорсы, несущие на себе тяжесть кровли. — Непоколебимая вера, воплотившаяся в труд. Такой простодушный взгляд на мир. Постоянство и выносливость, — он сделал паузу, — Когда я пришел учиться в семинарию, все оказалось другим. Люди такие же, как и повсюду. У нас нет монопольного права решать или делать моральный выбор — даже если речь идет о явном зле.

— Может быть, — заключил Баум свою долгую речь, — он захочет поступить правильно.

— Может быть. Хотя на самом деле он просто мелкая свинья, горец из Оверни. Ни капли человечности и доброты. Но в конце концов, не следует ожидать от политика-временщика, чтобы он не использовал такую возможность. Должно быть, полагает, что ему отплатят добром.

— Естественно.

— А так бы, кажется, чего уж лучше? Справедливо и честно передать дело в суд, и пусть торжествует закон.

— Плохо бы пришлось Лашому, а он-то абсолютно ни в чем не повинен.

— Погибла бы его карьера, как в свое время карьера Вилли Брандта. У того тоже в канцелярии завелся вражеский агент.

— Но это было бы честно.

— Зато партии Лашома не поздоровилось бы. Да ещё как раз перед самыми выборами.

— А международным ястребам все это на руку. И всяким там Виссакам и Баззам Хааглендам.

Теперь они стояли прямо перед собором. Жорж Вавр подозвал такси.

— Могу подбросить тебя до вокзала Монпарнас.

— Спасибо. Позволю себе расслабиться, почитаю на ночь хорошую книжку. В этом деле ещё полно грязной работы, но пусть уж Бальдини займется, это по его части.

— Что читаешь?

— Насчет кошачьих болезней — очень и очень интересно.

— Альфред, ты не перестаешь меня удивлять

— Недавно в Лондоне, — отозвался Баум как бы невпопад, — мне представился случай поговорить на старую тему: стоит ли жертвовать малым добром во имя большего добра? Когда сидишь в одном из их забавных пабов, а на мокром столе перед тобой стаканчик, так все ясно, как день. А здесь и сейчас, когда такой случай, как этот — с Лашомом и супругами Фабьен — никто мне не объяснит, что есть большее добро, а что меньшее…

Жорж Вавр не ответил, вид у него был сонный и усталый.

Вылезая из такси возле вокзала, Баум сказал напоследок:

— С другой стороны, коротышка, может быть, решит услужить своему давнему коллеге и примет твой план. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Перевод Эллы Никольской