Глава 4

— Ну и что же нам делать, черт возьми?

Директор ДГСЕ знал, что отвечать не следует. Министр обороны имел обыкновение задать вопрос, выдержать паузу и затем предложить собственный ответ. Как-то на одной из встреч некий чиновник имел глупость ответить министру — благо ответ был совершенно очевиден. "Кто интересуется вашим мнением?" — рявкнул министр. "Я думал…" — робко возразил недотепа. "А вы не думайте, — Это вас может утомить". Министр тут же сам ответил на свой вопрос, и все присутствовавшие дружно, как один, закивали.

Эта привычка министра обороны и другие ей подобные, сильно усложняли жизнь приближенных, но, в общем, он всех устраивал, поскольку был хотя и нетерпим, но, когда надо, снисходителен. Те, кто полагал, будто разбирается в такого рода делах, прочили его в президенты республики, а менее доброжелательные, по слухам, утверждали, будто он и сам уже мнит себя таковым, дожидаясь только подходящего момента, чтобы завоевать благосклонность электората.

Сейчас же этот человек вопрошал, что же, черт возьми, им делать. Помолчал, не собеседнику, а самому себе предоставляя время обдумать ответ. И сказал, наконец:

— С политической точки зрения невозможно предпринять что-либо против этого предателя, не имея на руках доказательств, которые принял бы суд.

Враги министра утверждали, что он мыслит и говорит языком первых страниц газет и что все его выступления адресованы определенного типа избирателю, который поймет, скажем, что стоит за словом "предатель".

— Мало надежды, что нам удастся добыть такие доказательства, — рискнул возразить директор, — Вот если бы Антуан Лашом согласился подвергнуться допросу — так на его месте поступил бы любой порядочный человек, — наши люди могли бы выудить у него все, как на исповеди. Другого пути я не вижу.

— Виноват Лашом или нет, от допроса он откажется. Что касается исповеди — вы говорите чушь, вы просто этого человека не знаете.

— Пожалуй, вы правы, господин министр.

Министр впал в долгую задумчивость, после чего произнес:

— Необходимо добыть доказательства такого рода, чтобы он шума не поднимал. Может, я и ошибаюсь, в таком случае поправьте меня — но я полагаю, что долг наших спецслужб в подобных случаях — предоставлять нужные данные.

— Мы над этим и работаем, — сказал директор ДГСЕ, — Дело непростое. Лондонский перебежчик не сообщает сведений, которые привели бы именно к Лашому и только к нему, исключая всех остальных. Его имя назвали мы сами, а не русские.

— Для страны важнее устранить риск, связанный с наличием предателя в кабинете министров, чем всякие там деликатности, безупречные доказательства и прочее. Надеюсь, в вашем ведомстве это понимают.

— Да, господин министр.

— Если бы Наполеон под Аустерлицем дожидался, пока последний из его драгун вылечится от простуды, он бы проиграл эту битву, а заодно и всю Европу.

Подобные исторические параллели, столь любимые министром обороны, были отлично известны его коллегам. Большинство изречений относилось к Наполеону, которым министр безгранично восхищался. Теперь он добавил:

— Достаньте все, что сумеете. Если в деле появится что-то новое, сообщите мне. Не хочу вдаваться в детали, ваши методы меня не касаются. Ясно?

— Вполне, господин министр. Но есть одна проблема.

— Какая?

— Как только перебежчик будет переправлен во Францию, он поступит в распоряжение контрразведки.

— Сообщите Жоржу Вавру мой взгляд на это дело.

— Обязательно. Однако следует иметь в виду, что в ДСТ[2] и сам Вавр подчиняются как раз Антуану Лашому.

— Не такой я дурак, чтобы об этом забыть.

Министр помолчал и снова задал один из своих риторических вопросов:

— Ну и как нам поступить, чтобы обойти этот неприятный факт?

Директор поймал на себе испытующий взгляд министра, но отвечать не стал.

— Продублируем исследования, проводимые ДСТ, верно? — Верно, господин министр.

— И действовать будем с величайшей осторожностью. Полная секретность, не так ли?

— Да, разумеется, господин министр.

— Отлично. Дайте знать через секретаря, когда снова захотите со мной встретиться.

После ухода директора министр подумал немного, потом снял телефонную трубку и позвонил премьер-министру. В делах такого рода, если все обернется к худшему, ни к чему давать кому-нибудь повод думать, будто он что-то знал, но скрывал. Пусть потом премьер не делает вид, словно слыхом не слыхал о предательстве Лашома, пусть не изображает оскорбленную невинность, отмежевываясь от скандала. Пусть-ка поучаствует в нем с самого начала. Просто на случай дурного развития событий. Потому что в политике заранее ничего нельзя сказать. Министр припомнил мудрое изречение собственной жены:

— Никогда не забывай, — сказала она, — что этот коротышка родом из Оверни.

Другими словами, нельзя скидывать со счетов присущую крестьянам с гор цепкость и хитрость.

И еще. Политическая жизнь Франции, всегда взбаламученная и неопределенная, сейчас вступила в ещё более бурную фазу. Рейтинги предрекали партии премьер-министра поражение на предстоящих выборах и отмечали заметный взлет партии, возглавляемой Антуаном Лашомом. Если коалиция выживет, то, возможно, именно Лашом станет её лидером и, соответственно, премьер-министром. Правда, пресса уже предсказывала, что при таком раскладе усложнятся отношения Франции с Соединенными Штатами. "Какова будет реакция Вашингтона, если новое правительство возглавит Лашом? — вопрошала газета "Фигаро", — Перспектива весьма нежелательная, прямо-таки неприемлемая для вашингтонских "ястребов", для которых обновляемый СССР представляется ещё более опасным, чем умирающая страна эпохи Брежнева. Антуан Лашом более всех политиков западного альянса ратует за Россию Горбачева — новую Россию. "Ястребам" это не по вкусу…"

Итак, министр обороны позвонил премьер-министру и затем провел у него двадцать минут.

— Не могу этому поверить, — заявил премьер, выслушав коллегу.

— Значит, расследование прекратить?

— Нет, конечно. Хотя все это сильно попахивает провокацией.

Министр обороны обстоятельно пересказал все, что услышал от директора ДГСЕ по поводу Котова, перечислил сообщенные им факты и косвенные улики.

— Не знаю, не знаю, — сказал премьер, — Всегда убедительно звучит, когда человек заявляет, что вот тут он твердо уверен, но относительно того-то и того-то сомневается. Повторяю, это может оказаться провокацией. Скажите, пожалуйста, своим людям, чтобы они были крайне осторожны.

— Конечно, — согласился министр обороны, — Мне бы вовсе не хотелось, чтобы уважаемый коллега Лашом пал жертвой несправедливости.

— Объясните, почему именно вы, а не Жорж Вавр ввели меня в курс событий? Это ведь его дело — чистая контрразведка, — спросил премьер, — С каких это пор министерство обороны сует нос в подобные вещи?

— Британцы связались с нами, а не с ДСТ, поскольку деятельность контрразведки ограничена территорией Франции, а Котов сбежал в Лондоне.

— Запутано, как в готическом романе, — усмехнулся премьер.

— Я хорошо знаю нашего человека, который ездил в Лондон, чтобы повидать Котова и прощупать его, — сказал министр обороны, — Опытный и принципиальный сотрудник.

— Честно говоря, я отношусь ко всему этому весьма скептически, повторил премьер, — Тем не менее держите меня в курсе.

— Непременно.

Министр обороны поднялся и вышел. У себя в кабинете он продиктовал секретарше вкратце свою беседу с премьером, "касающуюся вопросов безопасности" с комментарием, что с точки зрения премьера, его ведомству вмешиваться в эти проблемы никакого резона нет.

— Внесите это в картотеку, — велел он секретарше.

— Меня приглашают к премьер-министру, — сообщил руководитель ДСТ Жорж Вавр своему заместителю Альфреду Бауму, — Скажите-ка, приятель, в чем мы проштрафились?

Баум неуклюже заерзал на стуле и выпустил из ноздрей сигаретный дым. Сигарета прилипла к его нижней губе, пепел сыпался на мятый лацкан пиджака.

— Много чего делали не так.

— Назовите хоть что-нибудь. Надо же подготовиться.

— Ну, к примеру, чрезмерное усердие, с каким мы преследовали этого румына Кодряну. Может быть, министерство иностранных дел недовольно и нажаловалось премьеру. Вечно они носятся с румынами — причины этой любви связаны со снабжением атомных реакторов.

— А еще?

— Ну, всем известно, что из исследовательского центра в Уази утекает информация, надо срочно отыскать "крота".

Вавр покачал головой:

— Не в правилах нашего коротышки лезть в подобные мелочи. Последний и единственный раз, когда он меня затребовал, его беспокоила любовница начальника его собственной канцелярии. Ему доложили, будто она переспала с сумасшедшим итальянским графом, который дает деньги коммунистам.

— Действительно переспала? Я что-то этого случая не припоминаю.

— Ну да. Премьер велел своему начальнику канцелярии от неё избавиться. Там были пикантные детали. Странно, что вы не знали…

— Мой промах, — согласился Баум. Он снова задвигался на неудобном сиденье. Стулья в неуютном кабинете шефа не подходили человеку его сложения, и он спешил окончить бесполезный разговор:

— Прошу меня извинить, патрон, но у меня куча дел…

Баум тяжело поднялся на ноги и направился к двери.

— Я увижу премьера сегодня днем на заседании парламента, — сказал ему вслед Вавр, — И тогда разгадаю маленький секрет.

Вавр доверял Бауму как самому себе и был с ним вполне откровенен, однако знал, что его заместитель не отвечает ему тем же. Бывали такие ситуации, рискованные и сомнительные, которые Баум считал разумным от шефа скрывать. Это была как бы мера предосторожности: во имя общественного блага лучше главе контрразведки кое-чего не знать, а то ведь ему приходится отчитываться перед парламентской комиссией, дотошной и ненадежной в смысле утечки информации. И он может говорить, не кривя душой. И шеф, и его зам это понимали, хотя ни разу словом не обмолвились на эту тему.

Ровно в четыре Жорж Вавр был препровожден к премьер-министру в Пале Бурбон. Парламент работал, депутаты сновали туда-сюда в холлах, смешиваясь со служащими в черной униформе и разными просителями. В зале заседаний перед почти пустыми, расположенными полукругом скамьями кто-то что-то бубнил. В великолепно обставленной частной комнате премьер-министра за огромным столом горбилась небольшая, но внушительная фигура хозяина. Он писал что-то в блокноте и не взглянул на вошедшего.

— Прошу садиться, Monsieur le Directeur! — Он продолжал писать. Когда же Вавр поймал на себе его взгляд поверх очков, он припомнил то же самое, что до него министр обороны: овернское происхождение, тяжелый случай.

— То, что я вам сообщу, затрагивает безопасность страны и целостность правительства. — Премьер-министр извлек из пачки сигарету, зажег. — Вам известно об Алексее Котове, советском перебежчике, который сейчас у англичан?

— Известно.

— Вы знаете, что сотрудник ДГСЕ ездил в Лондон повидать его, поскольку этот Котов кое-что рассказывает о нас?

Вавр кивнул. Стало быть, очередная разборка соперничающих департаментов, а премьер выбирает, на чью сторону встать… Или играет в собственную игру… Вот это вернее — он всегда так поступает.

— Если верить Котову, то похоже, среди нас, политиков самого высокого уровня, есть советский агент, — осторожно начал премьер, он закашлялся от дыма и стряхнул пепел в пепельницу, — Повторяю — на самом высоком уровне.

Вавр промолчал, все ещё чувствуя на себе пристальный взгляд собеседника.

— Это, конечно, ваша епархия, а не ДГСЕ.

— Разумеется.

— Они упомянули Антуана Лашома.

Вавр хранил полную невозмутимость.

— Можете что-нибудь сказать по этому поводу?

— Ничего, господин премьер-министр.

— Деликатное дело — ведь он ваш непосредственный начальник.

— Контрразведка пользуется некоторой независимостью, — напомнил Вавр, — Наши картотеки доступны только нам самим, а мои сотрудники только с моего разрешения могут вступать в разговоры с остальными, в том числе и с министром.

— Мне не кажется правильным, что расследование проводит ДГСЕ. У них нет подходящих ресурсов. И не тот темперамент — я имею в виду политическое чутье. Вы меня понимаете?

— Понимаю.

— Приближаются выборы. Все, что мы делаем, приобретает политическую окраску.

— Да, господин премьер-министр.

— Вы полагаете, Котова следует доставить сюда, к нам?

— Англичане, безусловно, его отдадут.

— И он, как только ступит на французскую землю, тут же окажется в распоряжении ДСТ. Верно?

Вавр кивнул.

— Но только в ведение контрразведки, а не министерства обороны…

— Да, господин премьер-министр.

— Я хочу, чтобы вы докладывали обо всем непосредственно мне.

— Разумеется.

— Вот что я вам ещё скажу, — премьер-министр снял очки и жестко глянул на Вавра, — Я был бы очень удивлен, если бы выяснилось, что Антуан Лашом предатель. Думаю, если бы он служил советам, то вел бы себя иначе: старался бы выглядеть консерватором, антисоветчиком. Советские агенты, проникшие в политику и разведку, как правило, рядятся в одежды сугубо правых. А Лашом ведет твердую линию на примирение с советами и наживает при этом множество врагов. Мы не должны путать предательство с не устраивающими нас политическими взглядами. Таково мое мнение. Но как лицо, отвечающее за государственную безопасность, вы не обязаны его разделять.

— Конечно, господин премьер-министр.

— Есть у вас надежный человек, которому можно поручить это дело?

— Мой заместитель Баум.

— Но если разразится скандал, ответите вы лично. я хочу знать факты и сам буду решать, что с ними делать. Благодарю вас.

Выходя из комнаты, Вавр усмехнулся, представив, какая физиономия будет у Баума, когда он услышит о новом поручении.

Загрузка...