Южный Урал, № 2—3

Сильна страна моя, сильна!

Согласьем душ озарена.

Тепло, тепло несметных рук

Смыкает доброй воли круг.

Мы день труда встречать идем

Рожденьем песни золотой —

Добычей,

выпечкой,

литьем,

Уменьем,

дерзостью,

мечтой.

Еще решительный размах,

Еще сильнее разворот.

На стройках,

шахтах,

на полях

Еще дружнее шум работ.

Еще ловчей полет иглы,

Еще искусней кисти след,

Еще призывней свист пилы,

Еще щедрей тепло и свет.

Смелее!

К счастью путь открыт.

За труд, помноженный стократ,

Чтоб каждый был обут и сыт

И прочной радостью богат.

Еще нам тело жгут рубцы

Недавних,

тяжких ран сквозных,

А мы уже дома-дворцы

Возводим для детей своих.

Еще на памяти свежи

Разрывов гром, сирены вой,

А наших здравниц этажи

Уже осенены листвой.

Мы дружной поступью идем

Однажды избранным путем.

И прям и светел этот путь,

И ровно,

вольно дышит грудь,

И твердо, в лад сердца стучат,

И чувства в лад,

и мысли в ряд.

Любовь и жизнь!

Но нас опять

Стращают завтрашней войной,

И стали снова наряжать

Бродягу-смерть броней стальной.

И только свастики паук

Поджал кривые лапки вдруг,

И для близира круглым стал,

И мертвым светом заблистал.

Сильна страна моя, сильна!

Бессмертны павших имена.

И будут вечно тени их

Примером чести для живых.

На нас спускают псов с цепи —

А мы

сажаем лес

в степи.

На нас возводят клевету —

А мы

чисты,

как лен в цвету.

Мы делом заняты своим,

Богатым,

кровным

дорогим —

Мы строим дом своей мечты

Почти небесной высоты.

И взоры всех людей простых

Спокойный наш находят взгляд,

И видят наших часовых,

И держат мысли с нами в лад.

И пусть задумаются те,

Кто, утопая в клевете,

Играет бомбой,

как мячом,

Над нашим раненым плечом.

Такая подлая игра

Не доведет их до добра.

Порукой этому — народ,

Простой народ

со всех широт.

Он любит нас,

он знает нас —

Он обмануть себя не даст!

Сильна страна моя,

сильна,

Как полноводная весна,

Как солнца доброго восход,

Как ветер с облачных широт.

Вот он стоит, умолкший ветеран.

Приземистый.

Тяжелый.

Несравненный.

На грозовой броне его толстенной

Видны рубцы совсем недавних ран.

Как тонко краска затянула швы!

А приглядись, —

так их не счесть, пожалуй.

Стремительный,

обстрелянный,

бывалый

Прошел он до Берлина от Москвы.

Он разлучен с пространством и огнем.

Под мирным ветром грудь его остыла.

Но и теперь живет в нем та же сила,

И тот же смерч незримо дремлет в нем.

В любое время, в час и миг любой

Он, подчиняясь воле командира,

Рванется в бой,

но только в правый бой,

Не ради войн, а только ради мира.

Любо, товарищи, мчать далеко,

В поезде ехать, который

Кто-то назвал хорошо и легко,

Точно и весело: скорый!

Так и мелькают столбы за окном,

Так и летят перелески.

— Ну-ка, откинь-ка, сосед-агроном,

В сторону шелк занавески!

Видишь, под горку идет грузовик,

Белый дымок завивает?

— Вижу отлично, сосед-плановик,

Что тебя в нем привлекает?

— Как это «что»? Здесь одни журавли

Жили в болоте когда-то.

В прошлом году здесь шоссе провели

Прямо к цехам комбината.

— Это не шутка! Ты глянь вон туда.

Там был участок пропащий,

Густо росла лишь одна лебеда,

А нынче здесь сад настоящий.

Яблони с кедрами рядом растут.

Вот, брат, дела-то какие!

А там вон плотину возводят, а тут

Строят дома заводские.

Глядят пассажиры на вехи пути,

Покрытые снежною пряжей,

Глядят и не могут глаза отвести

От мимо летящих пейзажей.

— А вы, молодой человек, до Москвы?

— В Москву. Из Москвы до Рязани.

— Понятно, понятно, голубчик… А вы

В Москву, дорогая маманя?

— А я на доклад в Министерство угля.

Впервые в столицу… Приятно!

И все же, вы знаете, думаю я

Скорее вернуться обратно.

Всего только сутки в пути нахожусь,

А сердце тоскует по дому.

Выходит, никак в москвичи не гожусь,

Привык я к Кузбассу родному.

…Синеет, темнеет уже за окном.

Колышется песня, крепчая,

Согретая добрым холодным вином,

Кружкой горячего чая.

Секут темноту паровоза гудки.

Бушует огонь поддувала.

И с насыпи в поле летят светляки,

Как в ночь на Ивана Купала.