Глава 27
Форд
Я не умею прощаться.
Последний раз мне приходилось говорить на прощание какие-то важные слова, когда я хоронил родителей. Поминальная церемония только что закончилась, и распорядитель похорон спросил меня, не хочу ли я побыть несколько минут наедине с ними, чтобы попрощаться. Сестра была еще слишком мала и ждала снаружи вместе с моей тетей, когда меня оставили одного в зале с двумя гробами, стоящими рядом.
Хотя большая часть тех дней прошла для меня как в тумане, этот момент я помню совершенно отчетливо. Священник перед этим сказал кое-что, запавшее мне в душу. Прощание – это не навсегда, и это не конец; мы прощаемся только до тех пор, пока не встретимся снова.
Наверное, в тот день мне просто нужно было поверить, что это правда, но эти слова придали мне сил выйти из траурного зала, на самом деле не осознавая до конца, что я вижу их в последний раз.
Сегодня все было очень похоже на то, что я испытывал тогда. В глубине души я знал, что отпустить Валентину – это то, что я и должен был сделать, но от этого, черт побери, легче не становилось. Тем более я был почти уверен – если бы я не порвал с ней прошлой ночью, она бы попробовала продолжить нашу связь.
Это сделало наш разрыв более жестоким. У меня сердце разрывалось, когда я думал, что ей больно и что именно я – причина этой боли. Но в глубине души я также знал, что поступаю правильно. Ей самой нужно было время. Она говорила это с самого начала, а я был слишком эгоистичен, чтобы понять. Наверное, я должен поблагодарить своего дорогого предка за то, что он помог мне увидеть реальность наших с ней отношений.
Эта мысль показалась мне довольно ироничной.
Я отнес сумки сестры в машину. Каким-то образом так получилось, что она приехала с двумя чемоданами, а теперь, восемь недель спустя, их уже стало четыре, и это не считая нескольких произведений искусства, которые она просила меня отправить ей в колледж. До ее авиарейса сегодня вечером оставалось еще около семи часов, но ей нужно было заехать ко мне домой, чтобы забрать кое-какие вещи, которые она там оставила, а затем попасть в аэропорт за два часа до вылета. Пробки на трассе от Монтаука до Манхэттена в это время года могли были адские – можно было застрять в них на три или даже пять часов, так что семь часов на самом деле было даже не слишком много.
Белла бросила рюкзак на пассажирское сиденье моей машины.
– Я собираюсь зайти в соседний дом, попрощаться с Валентиной. Ты пойдешь? – спросила она.
Может, к черту прощание, а вместо этого забрать ее с собой?
Я отрицательно покачал головой.
– Ты иди. Мне еще нужно кое-что забрать из дома. Я выйду через пару минут.
Белла отправилась к соседям, а я сел на диван. Я не спал с тех пор, как мы вернулись домой на рассвете, так что все мои вещи были собраны и уже лежали в машине. Я оглядел гостиную. Все снова было на своих местах, как тогда, когда мы приехали в начале лета. И все же ничто уже не могло быть по-прежнему. Я оперся локтями о колени и опустил лоб на ладони. Большую часть недели я был взвинчен до предела, мысли в голове метались как ненормальные, но этим утром было хуже всего. Я чувствовал головокружение, когда безостановочно ходил взад-вперед по дому, споря сам с собой.
Может, это не обязательно должен быть конец? Может быть, мы оба вернемся сюда следующим летом и тогда?..
Прощание – это не навсегда, и это не конец; мы прощаемся только до тех пор, пока не встретимся снова.
Или, может быть, я просто обманывал себя, чтобы облегчить всепоглощающую боль, как я сделал на похоронах родителей?
Мне очень хотелось предложить ей встретиться здесь в то же время в следующем году, если мы оба будем по-прежнему одиноки, но это было бы нечестно. Я знал, что Вэл была неравнодушна ко мне, испытывала ко мне сильные чувства. А ей нужно было освободиться от всего этого, чтобы получить новый опыт и понять, чего она на самом деле хочет и кто ей нужен. Я готов был стену пробить кулаками при мысли, что потеряю ее, но понимал, что ей необходимо встречаться и с другими мужчинами. Поэтому-то я и не мог ей сказать, «в то же время в следующем году». Но думать об этом мне никто не мог запретить. Если любишь кого-то, легче жить день за днем, если веришь, что на самом деле все еще не кончено.
Боже мой.
Если любишь кого-то… Так, значит, я ее люблю?
Я вспомнил о том, как мог часами смотреть на нее, пока она спала. Как начал ощущать себя более спокойно, как напряжение последних лет начало ослабевать, когда она была рядом. А еще я подумал о том, что после встречи с ней у меня ни разу не возникал интерес к другой женщине. И что она – первый человек, которому мне бы захотелось позвонить, если бы в моей жизни случилось что-то хорошее или плохое.
Я дернул себя за волосы.
Боже милостивый!
Когда, черт возьми, это случилось?
Стук в парадную дверь выдернул меня из этой пучины жалости к себе. Я открыл и увидел грустно улыбающуюся Вэл.
– Белла поехала в город купить вредного фастфуда в дорогу. Райан тоже собирался купить что-нибудь на завтрак, так что они пошли вместе. – Она оглядела пустую комнату. – Похоже, ты приготовился окончательно отсюда уехать.
Я молча кивнул и пригласил ее сесть.
Она села рядом со мной на диван. На ее лице не было никакой косметики, и казалось, что глаза немного припухли от слез. Впрочем, мы не спали всю ночь, так что я мог и ошибаться.
Я обнял ее за плечи, притянул к себе и уткнулся лицом в ее волосы. Смотреть ей в глаза у меня просто не было сил.
– Я не умею прощаться, Вэл, – с трудом выговорил я.
– Я тоже, – мягко ответила она.
Мы долго молчали. Я не хотел уходить, не дав ей понять, что она значит для меня, но мне также нужно было убедиться, что я окончательно разорвал связь между нами. Город был всего в нескольких минутах езды, так что у нас было немного времени до того, как Белла и Райан вернутся.
Я ломал голову, пытаясь подобрать правильные слова, но потом понял, что мне не нужно придумывать, как выразить все, что я чувствую. Одна мудрая женщина однажды сделала это для меня.
Я повернулся и обхватил ладонью ее щеку, позволяя своему большому пальцу в последний раз погладить ее нежную кожу.
– Некоторое время назад ты спросила меня, возможно ли испытывать правильные чувства в неподходящее время. Я не понимал, как это возможно. Но теперь я понимаю.
Слеза скатилась из одного глаза. Но затем она вздернула подбородок, сглотнула и заставила себя улыбнуться сквозь печаль. И, боже, ее внутренняя сила заставила меня еще более остро осознать свою потерю. Я услышал хруст гравия за соседней дверью и притянул ее к себе для последнего поцелуя.
Мы смотрели друг другу в глаза, пока Белла не открыла входную дверь.
– Ты готов идти, несносный старший братец?
Она совершенно не осознавала, что между нами происходило. Я бросил последний долгий взгляд на лицо Валентины и кивнул.
– Думаю, да.
Мы с Вэл встали.
– Береги себя, Вэл.
– Ты тоже, Форд.
Валентина вышла первой, затем Белла, за ней последовал я. К тому времени, как я запер дом, Белла уже садилась на пассажирское сиденье. Вэл стояла внизу своей лестницы, держась за перила. Мне приходилось бороться с собой на каждом шагу, который я делал, спускаясь по лестнице и направляясь к машине, чтобы не побежать назад, не схватить ее в объятия, закричать, что она значила для меня, – и, черт возьми, никогда больше ее не отпускать.
Но я уходил не ради себя. Я делал это ради нее, и каким-то образом это придало мне сил.
Я завел машину и в последний раз посмотрел на Валентину, прежде чем выехать задним ходом с подъездной дорожки. Наши глаза встретились. Про себя я сказал, что мне нужно верить в то, что наша встреча возможна, но внешне я только махнул ей рукой.
Может быть, в это же время в следующем году?