За гранью Разлома (СИ)

11. Своё место

В день, когда Рада увидела Пермь, шёл дождь. Он шёл уже вторые сутки, был холодным и пах осенью. Шлёпая по собирающимся между шпалами лужам, Рада мечтала о крыше над головой, пуховом одеяле и тёплом чае. Изорванная майка неприятно липла к телу, промокшая обувь чудовищно натирала, но снять её снова Рада не могла: босые ноги резал засыпанный вокруг железной дороги щебень, а сил бодро прыгать по шпалам, как она делала это раньше, уже не хватало.

Казалось, дождь вымывал силы. Ночью, спрятавшись под протекающей крышей заброшенного служебного помещения, Рада никак не могла заснуть, чувствуя, как холод иголками вонзается в её тело. Даже с помощью пришедшего на зов повязанной лешачёнка она не смогла активировать ни согревающую печать, ни ту, которая разводила огонь. Короткий сон не принёс облегчения, и теперь, почти безразлично глядя на город, к которому она так стремилась, Рада хотела лишь одного — в тепло, в кровать. Туда, где можно лежать и больше не заботиться ни о чём, туда, где скребущая боль в горле не будет пугать так сильно.

С каждым шагом заброшенные здания всё плотнее обступали железную дорогу, вытесняя зарастающие молодым лесом поля. Забираться в Пермь Рада не хотела: полагала, что там могут водиться существа пострашнее нечисти. Ещё вчера она наметила себе маршрут, надеясь обойти город стороной и вдоль реки выбраться прямо к родному поселению. Теперь, задумчиво разглядывая тёмное пасмурное небо и сырой неприветливый лес, виднеющийся вдалеке, Рада пыталась решить: выступить ей в сторону дома сейчас или переждать ночь в одном из заброшенных домов, а утром с новыми силами тронуться в путь.

Рада тяжело сглотнула, и горло отдалось болью. Холодные воспоминания о прошлой ночи сменились другими, давними и смутными. Ей было лет десять, не больше, когда она свалилась с ангиной. Чудовищная боль в горле не давала уснуть, от жара, казалось, начинали плавиться кости. Ноги не держали её, а перед глазами всё плыло. Раде тогда казалось, что она умирает. Она даже пыталась передать маме свою последнюю волю, но не сумела сказать ни слова. А всё началось совсем как сейчас, с лёгкого першения в горле.

Рада ощупала свой лоб. Он показался ей горячим, болезненно горячим. Сейчас повязанная хотя бы могла идти, но кто мог бы поручиться, что завтра она сможет встать?

Леший не отзывался. Рада не вполне понимала, закончилась ли тропа и с ней ли помощь леса теперь. В конце концов лес уже кончился, а вокруг раскинулись поля. Здесь, на открытом пространстве, лишённая защиты деревьев, повязанная осталась наедине с холодным осенним ветром, бросающим в лицо россыпи дождевых капель. Рада шла и думала о том, что уже целые сутки она совершенно не хочет пить. Раньше она усилием воли заставляла себя сделать хотя бы пару глотков, но сейчас при одной мысли о ледяной воде её горло сжималось, и девушка продолжала идти, с каждым шагом чувствуя себя всё более и более больной.

Через несколько часов пути она пожалела о своём решении обойти город. Ноги подламывались, зубы отбивали тревожный ритм. Наверное, изначально стоило идти не к поселению, а к гидроэлектростанции: там всегда есть люди, наверное, нашлось бы тёплое местечко и для неё. Но поворачивать к ГЭС было поздно. Рада шла, и дождь тоже шёл, холодный, мокрый, безжалостный. Близость Перми пугала. Руки непроизвольно вцеплялись в вымокшую насквозь сумку, где лежала тетрадь Славы. Как будто она могла бы чем-нибудь помочь.

Достигнув берега реки, Рада с тоской уставилась на размокшую карту. Кама здесь делала крюк, незамкнутую петлю, внутри которой и притаилось поселение. Сейчас эта петля удлиняла Раде маршрут, приближая то неведомое, что всегда пряталось за предупреждениями бабули, раздражением Дмитрича, злыми словами Макса. Было бы крайне обидно умереть сейчас, так близко к назначенной цели.

Упрямство. Упрямо продолжая движение, Рада сражалась с ослабшим телом за каждый шаг, почти не обращая внимания на приветливо машущих ей руками русалок. Русалки не боялись холода, их сердца давно не бились. Так просто войти в холодную Каму и навсегда забыть о том, что терзает сейчас её тело, а заодно — о том, что грузом висит на душе. Повязанная отвернулась. Нет бы как-то помочь, позвать кого-то из поселения… Русалки смеялись. Они бы позвали, ради такой упорной путешественницы — обязательно бы позвали, но вот беда, люди внутри кольца стен, а они — снаружи… Это повязанной дозволено ходить с обеих сторон, русалкам того не дано.

К сумеркам дорогу вновь обступил лес. Темнело. Не видя перед собой ничего, Рада продолжала идти почти наощупь, одержимая одной простой мыслью — нельзя останавливаться. Если она остановится, она не сможет идти дальше. Если не сможет идти дальше… Просто останавливаться было нельзя, и Рада шла, пока не наткнулась на такую родную грязно-серую украшенную отпугивающими нечисть символами стену. Сейчас стена показалась Беляевой едва ли не самым прекрасным, что она видела в своей жизни.

Ей оставался последний рывок — путь до ворот. Рада двинулась было вдоль стены, когда вдруг с болезненной ясностью поняла: слишком поздно. Не нужно было доставать спрятанные в сумке часы, чтобы понять: в это время ворота уже запечатаны.

Об этом надо было подумать раньше. О многом надо было подумать раньше, и осознание собственной беспомощности лишило Раду последних сил. Упав на колени прямо у стены, она жалобно проскулила:

— Помогите…

Горло отозвалось болью: оно не хотело издавать звуки. Рада вновь попыталась крикнуть и со стоном осела в грязь, опершись о стену. Никто не услышит её писка. Никто не придёт ей на помощь. Никто.

По щеке стекла слеза, показавшаяся Раде обжигающе горячей. «Я умру», — мысль обожгла память и вдруг оказалась уже не новой. Правда, в тот раз её горло сжимала не боль болезни, а рука вампира в кроваво-красном балахоне.

В тот раз их спасли, а сейчас не было даже убежавшего Макса, на которого можно было бы свалить всю вину. Тогда за них обеих боролась немощная Мира, и боролась успешно. Неужели теперь Рада слабее? Воспоминания о том дне становились всё ярче. Память затягивала, уносила сознание дальше от холода, влаги и тьмы, но искра вдруг родившейся мысли заставила Раду судорожным движением выхватить из сумки тетрадь Кота.

В темноте разглядеть каракули Славы оказалось попросту невозможно. Утыкаясь носом во влажные страницы, Рада безнадёжно искала печать, с помощью которой в тот проклятый день Макс выпускал в воздух яркие вспышки света. Когда-то Кот учил пользоваться этой печатью и её. Рада ныла, печать не желала подчиняться, а потом, когда сноп искр всё-таки выстрелил в небо, Макс отругал их за привлечение лишнего внимания.

Ну же, где? Сбежавшая по щеке горячая слеза упала на промокшую от дождя страницу, Рада сморгнула собравшуюся на ресницах влагу и вдруг поняла, что видит. Плохо, слабо, но всё же, наверное, лучше, чем должна была бы. Спешно, пока непонятное явление не исчезло вместе с её последними шансами на выживание, Рада листала страницы и наконец нашла её, спасительную печать, подписанную словом «Салют». Вдавив в неё мокрые пальцы, повязанная направила в печать все свои силы.

Ничего не произошло.

С первого раза не получилось. Ничего, можно попробовать ещё. И ещё, и ещё, и снова, цепляясь за знание: она уже активировала эту печать в прошлом. Это не невозможно. У неё обязательно получится, нужно только продолжать пытаться, нужно… После очередной неудачной попытки размокшая бумага безжалостно разошлась под пальцами.

Сердце оборвалось и рухнуло куда-то к чертям собачьим. Почему? Она же сделала всё, что могла, тогда почему же так? Неужели, сделав всё возможное, можно всё равно не получить желаемое? Неужели она верила в то, что это не так? С хрипом выдохнув воздух, Рада прижалась затылком к стене — последней преградой между ней и спасением. Проклятая стена, сначала не выйти, потом — не зайти…

Стена. Повязанная вздрогнула и с чувством приложилась о стену затылком. О чём она вообще думала, пытаясь колдовать, прижимаясь к высасывающей силы нечисти стене? Высасывающей её силы? Жаль, что уже ничего не исправить, печать безвозвратно погибла, но вдруг разгоревшаяся злость добавила сил, и Рада, вцепившись во враждебную ей стену, кое-как поднялась на ноги. Почти не отлипая от серой шершавой поверхности, она тащилась вперёд. Безо всякой надежды, почти без цели, просто чтобы идти, пока она ещё может куда-то идти.

Интересно, знали ли подобное чувство бессмертный Миша или осторожничающий Макс? Мира вот знала точно. Во время их первой встречи она говорила про боль истинного отчаяния. Интересно, если не больно, значит, отчаяние ещё не пришло?

Оно пришло, когда Рада, дотащив себя от грязи у стены к луже у ворот, споткнулась и упала неровный бетон залитой площадки. Кричать не получалось, полагаться на колдовство смысла не было. Растерянно глядя на лужу, Рада слушала гулкий стук капель о металл, а потом, стянув ботинок с левой ноги, с силой ударила им в ворота. Ещё раз, потом ещё. Низкий металлический гул был не слишком громким, но там, за воротами, должны были дежурить СОБы. Их задача — следить за тем, что снаружи, а снаружи теперь была Рада, так почему бы им не услышать? Но они не слышали, а сознание покинуло повязанную с нечистью раньше, чем она поняла, болит отчаяние или нет.

Потом Раде сказали, что её всё же услышали, она лишь не дождалась, пока дежурные пытались понять, что это такое приползло к их воротам. К счастью, осветив Раду прожектором, СОБы опознали в ней не просто человека, но и свою соседку, а потому ворота открыли, её пылающее жаром тело подобрали и унесли в дом. Теперь переохлаждённая, простуженная и истощённая Рада валялась в пустующей комнате мальчиков и наслаждалась теплом и бездельем.

Первое время, просыпаясь с рассветом, она всё ещё порывалась куда-то идти, но идти было некуда, и Рада спала целыми днями, иногда просыпаясь, чтобы выпить горький бабулин настой или ласкающий горло бульон.

Она не сказала родным, что с ней случилось. Глядя в полные тревоги глаза матери, Рада поняла, что не сможет разбить её сердце рассказом о Максе, не сможет вывалить правду о том, через что ей пришлось пройти по дороге домой.

— Макс оставил меня в поселении, я там немного пожила, но потом поняла, что мне там совсем не нравится, — слабым голосом проговорила она в ответ на расспросы. — Я решила вернуться, а там как раз мимо один охотник на вампиров проезжал, он меня и подвёз, правда, ему потом понадобилось срочно ехать и он высадил меня в паре дней пути, а там пошли дожди, ну и…

— И ты пошла? — хмуро спросил папа. — Целых два дня? Без снаряжения? В окружении нечисти и ещё чёрте каких тварей? Ты сама видела, на что твоя одежда похожа?

— Я повязана с нечистью, они меня не трогают.

— Ну-ну. Рад, что ты живая дошла.

Он крепко, до хруста в спине, обнял дочь, и, прихрамывая, ушёл вниз, а Рада осталась, думая, что же ей делать теперь.

Ей удалось скрыть от родных свою сумку. Однажды ночью, улучив удобный момент, Рада разобрала её, спрятав понадёжнее всё нужное и позаботившись об уничтожении прочего. Иногда, скучая, она доставала из-под матраса свой тощий блокнотик и перечитывала заметки. Здесь, в тепле и покое, они казались неуместными и наивными. Немого подумав, Рада пришла к выводу, что это она сама неуместна здесь.

Неделю спустя, когда затравленная бабулиными настоями болезнь окончательно отступила и Рада твёрдо встала на ноги, прогуливаясь по улицам поселения, она впервые обратила внимание на то, как изменилось это место в её глазах. Оно вдруг показалось слишком тесным и людным, стены давили, казалось, ещё сильнее, чем раньше. А ещё оно стало смертельно скучным. Бесцельно шатаясь по улицам, Рада не понимала, чем занимала свой досуг раньше.

Решив не оттягивать неизбежное, она тем же вечером вломилась к Дмитричу, и глава поселения перекрестился и чертыхнулся одновременно, едва только увидев представшую перед ним девушку.

— Что, пришла, Беляева? — спросил он хмуро.

— Пришла, — подтвердила Рада, отметив глубокую морщину, залёгшую между бровей старосты, и иглы настороженной предвзятости в его голосе. — Вы только не говорите «нет» сразу, послушайте сначала и подумайте, ладно?

Дмитрич тяжело откинулся на спинку своего кресла.

— Ну, говори.

— Дело в том, что я наконец нашла, что могу делать, чтобы хорошо было и мне, и поселению. — Тут было важно правильно подобрать слова, и Рада, не сводя глаз с морщинки посреди лба старосты, пыталась сообразить, что могло понравиться этому положившему жизнь на благо поселения человеку. — Понимаете, оказывается, вы были правы, я действительно связана с нечистью. Повязана с ней. Это значит, что я могу говорить с ними, а они не будут причинять мне вред. И уцепиться за меня, чтобы попасть в поселение, без моей воли они не могут! Зато я, получается, могу без особого риска для себя с ними договариваться так, чтобы нам всем было хорошо и безопасно. В том месте, где меня Макс оставил, там вообще нет никаких стен, потому что кто-то такой, как я, со всеми договорился. У них просто есть правила, что делать, чтобы нечисть и дальше была довольна, и они сами поселение от других охраняют.

Морщинка на лбу Дмитрича дрогнула и углубилась.

— Ты мне что, предлагаешь сейчас снести стены, доверить всю безопасность поселения тебе и нечисти жертвы приносить, чтобы они нас пощадили? Может, сразу нас в средневековье вернёшь?

Сердце Рады ёкнуло: перегнула.

— Да нет, я просто говорю, как в принципе можно! — поспешила исправиться она. — Я просто могу делать какую-нибудь работу снаружи стен, а заодно договариваться со всеми, вы потом сами увидите, что получаете, и сами придумаете, что с этим делать. А так я могу, например, на ГЭС какие-нибудь послания носить, и даже в ближайшие поселения. Или ягоды там собирать. Или с охотниками быть, чтобы им подсказывать, что лешие скажут. Они могут сказать, где лучше охотиться, а где нельзя совсем…

— То есть ты подтвердила мои опасения по поводу того, что к тебе липнет нечисть, а теперь просишь разрешить тебе с ней якшаться, постоянно шастая за стены и обратно?

— Да нет же, я…

Морщинка всё углублялась и опускалась вниз вместе с густыми бровями старосты. Лучше не становилось.

— Вы просто подумайте пока, ладно? — протараторила повязанная. — Не надо сразу ничего говорить. А я завтра к вам снова зайду.

Возможно, стоило зайти не завтра, а ещё позже. А возможно, никакое время не смогло бы изменить решения Дмитрича.

— Ты, конечно, хорошо говоришь и красиво, — с тяжёлым вздохом поведал он, но не могу я, — понимаешь? — не могу тебе этого разрешить. Во-первых, вся эта история с нечистью всё ещё сомнительная. А во-вторых, что я, скажи на милость, буду отвечать остальным, кто будет хотеть просто поработать за стенами? Сделаю исключение для одного — потом придётся делать ещё.

— Но остальные ведь не повязанные.

— У остальных тоже найдётся сотня убедительных причин. — Дмитрич снова вздохнул. — Нет. Пока я староста этого поселения, таких экспериментов я не позволю. Поняла, Беляева?

Рада хотела было заспорить, но, заглянув в усталые глаза Дмитрича, вдруг передумала и отступила.

— Хорошо. Тогда я немного отдохну, приду в себя и пойду дальше.

— Уйдёшь? — голос главы поселения остановил её на пороге. — Совсем уйдёшь?

— Буду навещать своих иногда, но жить внутри стен я не могу.

Дмитрич не сказал ничего больше, и Рада вернулась домой думать, что же ей делать теперь.

Идти было некуда. Разглядывая подаренную Врачом карту, Рада находила отметки соседних поселений и гадала, что находится там. Для начала можно было просто прогуляться по ним, вдруг где-нибудь к ней всё-таки отнесутся серьёзно и дадут связанную с нечистью или, хотя бы, с лесом работу?

Но отправляться в путь так же, как в прошлый раз, было нельзя. Рада твёрдо решила, что никуда не пойдёт без должной подготовки. Несколько дней она посвятила поиску экипировки: раздобыла небольшой чугунный котелок, с горем пополам заштопала старый походный рюкзак Макса, выменяла для себя новую обувь. В библиотеке Рада нашла книги по съедобным растениям и грибам, перерисовав некоторые из них в новый блокнот. За этим-то её и застала бабуля.

— Катёнок мне интересную историю вчера рассказала, — по-кошачьи сощурившись, поведала она. — Историю о том, как её старшая-старшая сестра с медведем подружилась.

Рада испуганно вжала голову в плечи. Она в самом деле в шутливой форме поведала о встрече с медведем младшей-младшей сестре, кто ж знал, что малявка побежит пересказывать?

— Я просто придумала…

— Не ври мне. — Голос бабули не допускал возражений. — Думаешь, я слепая? Не вижу вот это всё? — Она кивнула на открытые книги. — Да чтобы Рада и с книгами? Да чтобы Рада и шить пыталась? Мать твоя думает, за ум взялась, а я вижу, что не ум это, а дурость. Когда уходить собираешься, а? И куда?

Рада виновато потупила взгляд.

— Я здесь не могу, сама видишь, — буркнула она. — Я просила Дмитрича, чтобы он дал мне работу за стенами, а он не дал, он боится, что за мной другие разбредутся и на заводе не останется никого. Ну, я и решила, поищу в другом месте… Ты не волнуйся, я сюда дошла из такой дали, что сама не поверила бы, если бы мне кто сказал.

— И в каком виде дошла, а? — Бабуля недоверчиво приподняла брови.

— В живом! — Рада упрямо вскинула голову. — Ты мне всегда говорила быть увереннее, так вот я наконец-то в чём-то уверена. В том, что я сама пойду и сама найду, где и как мне жить. Вот. Найду, но нахлебницей больше не буду.

— Найдёшь?

— Найду! У меня карта есть, обойду ближайшие поселения. Я уже даже решила, в какое зайду первое. Если до холодов нормальную работу себе так и не найду, вернусь к вам перезимовать, а потом опять.

— И какая же работа для тебя нормальная?

— Любая, только чтобы в лесу. Понимаешь, меня нечисть не трогает, они мне помогают. Даже лихо!

Она рассказала бабушке всё, что случилось с ней, после того, как она, устав от нового поселения, двинулась в лес. Бабуля слушала внимательно и серьёзно и, дождавшись конца сбивчивого рассказа старшей внучки, медленно покачала головой.

— Что? — вскинулась Рада. — Не веришь? Думаешь, этого недостаточно? А вот я думаю, что…

— Цыц. — Бабуля погрозила ей пальцем. — Я думаю, как бы мне Дмитричу нашему мозги вправить, сохранив его самолюбие.

Рада не поверила своим ушам.

— Вправить?

— Вправить. Раз уж ты в самом деле взялась за ум, кто мы такие, чтобы тебе мешать?

— То есть… то есть ты что, на моей стороне что ли?.. — Происходящее казалось сном.

— Я-то? — В глазах бабули сверкнули опасные искорки. — А ну-ка скажи-ка мне, внученька, когда это я была не на твоей стороне?

— Ну… — Рада смутилась и вдруг поняла, что это правда. Бабуля в самом деле на её стороне, она поговорит с Дмитричем и обязательно заставит его изменить решение. Бабулю уважали все в поселении. — А папа? Он что скажет? Маму уговорить можно, если Дмитрич одобрит, но вдруг папа…

Бабуля фыркнула.

— Со своим сыном я разговаривать умею, он тебя отпустит. Но вот Дмитрич…

Кожа на её лбу собралась в задумчивые морщинки, и Рада затихла, опасаясь спугнуть какую-нибудь умную мысль. Она ждала, что бабуля изложит ей план, но та, помолчав немного, поднялась на ноги и ушла, а вечером, перед самым ужином, по секрету сказала Раде, что Дмитрич упрямится, но упрямиться он будет недолго.

— И не таких уговаривали. Всё у тебя будет. Построим тебе домик снаружи, неподалёку от нас, будешь у нас посыльной между поселениями, лесничей и ещё много чем. Скучать не придётся.

— Ага, — с замиранием сердца прошептала Рада.

На следующий день бабуля снова ушла навещать главу поселения, а Рада осталась волноваться в гостиной, сидя за обеденным столом и переписывая в свой блокнот показавшиеся ей удобными рецепты из маминой поваренной книги. Родители пропадали на работе, Лена ушла погулять с Катёнком, и Рада наслаждалась тишиной дома.

Сёстры вернулись раньше, чем обещали. Поспешно спрятав блокнот, Рада шагнула навстречу своим младшим и наткнулась на озабоченный взгляд Лены.

— К тебе приехали, — тихо проговорила она.

— Чего? Кто? — не поняла Рада.

— Человек в большом белом фургоне. У него чёрная одежда и белая маска на рту. Сказал, его зовут Врач, и он ищет девушку, которая недавно пришла из леса. И описал тебя.

— Ого… — Того, что Врач станет искать её, Рада не ожидала. — А чего он хочет?

— Не знаю, я сама его не видела. Мы гуляли с Катей, а к нам подошёл Василий, который из СОБов, и попросил тебе передать. Говорит, чтобы ты к воротам вышла.

— Ладно… — Рада бегло оглядела комнату, прикидывая, куда спрятать блокнот, но, не найдя подходящего места, вышла в прихожую с ним в руках. — Если бабуля вернётся, а меня ещё не будет, расскажи ей об этом, ладно?

Лена кивнула. Вставив ноги в новые, наконец-то идеально сидящие по ноге ботинки, Рада поспешила к воротам. Она догадывалась, что Врач мог захотеть расплаты за оказанную ей помощь, и оставаться в долгу не собиралась. Платить, конечно же, было нечем, но старшая дочь Беляевых надеялась на помощь семьи. В конце концов она же им всем рассказала, что Врач почти совсем отвёз её домой.

Однако, под любопытными взглядами дежурных СОБов выйдя за ворота к остановившемуся снаружи белому фургону, Рада обнаружила, что Врач хочет совсем другого.

— Надо же, и в самом деле дошла, — приветливо кивнув, проговорил он. — Я сомневался.

— Я должна заплатить тебе за…

— Ты мне ничего не должна. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке. Не люблю, когда умирают мои пациенты. Кроме того, Кот попросил отвезти его сюда.

— Кот? — Об оставленном в поселении бывшем напарнике Макса Рада и думать забыла.

— Ко-от! — крикнул Врач, стукнув кулаком в наглухо закрытое окно фургона. — Выходи!

Из фургона послышался шум, в котором Рада с удивлением различила звуки спорящих голосов. На миг ей показалось, будто вместе со Славой из фургона сейчас выйдет Макс, но Кот появился один, буквально вывалившись наружу. Ещё более лохматый, тощий и смущённый, чем обычно, пропрыгав несколько шагов на одной ноге, он комично взмахнул руками, возвращая нарушившееся равновесие, и, повернувшись к Раде, поднял руку в приветственном жесте. Его улыбка была как обычно широкой и фальшивой. Рада неуверенно подняла руку в ответ и стушевалась, вспомнив, что сделала с его тетрадью.

— Рада, что ты жив.

— Да что мне будет-то! — Слава потупил взгляд и почесал затылок.

В отличие от Врача, он был без маски и не скрывал лица. Макс забрал его костюм и баллоны с газом, Рада — тетрадь с печатями. Виновато опустив взгляд, она попыталась оправдаться:

— Прости, я взяла твою тетрадь… Мне нужно было…

— Да, я видел записку. Классно, что у тебя всё получилось! Я всегда знал, что ты можешь жить в лесу.

— Да? — Рада удивлённо подняла взгляд, и увидела, что улыбка на лице Славы сменилась другой, менее широкой, но более искренней. Этой улыбке хотелось ответить.

— Я же тебе говорил. Жить в лесу, особенно если с нечистью в ладах — вообще не невозможная штука.

— Для кого как, — негромко заметил Врач, но Рада не стала обращать на него внимания.

— Я хочу уйти в лес совсем. Моя бабушка сейчас уговаривает главу нашего поселения, чтобы мне дали домик в лесу и…

Громкий заливистый хохот вырвался из-за прикрытой двери фургона. Врач недовольно оглянулся, а Слава, резко насупившись, буркнул:

— Чего ржёшь?

— Пошли её к Яге! — отозвался радостный девичий голос, наверняка принадлежащий той самой светловолосой спутнице Врача, которую Рада встречала однажды.

— Между прочем, неплохая идея, — заметил хозяин фургона.

— Ну… — Слава вновь потянулся к затылку, но, едва только коснувшись лохматых вьющихся волос, передумал и опустил руку. — Может, и хорошая, но Яга же… Да и добраться туда как?

— Что за Яга?

Женщин, прятавшихся за именем сказочной Бабы Яги, хватало во все времена. Рада помнила одну из охотниц на вампиров, называвшую себя так. Она была хорошей, эта охотница, Рада с интересом следила за её перемещениями, пока та не погибла во время Казанской бойни.

— Повязанная с нечистью, почти как ты, — неохотно ответил Слава, — но сильная, прямо очень сильная. Живёт в глухом лесу и почти не выходит к людям, а про нечисть знает больше, чем вообще можно представить. Вроде бы, она даже до Разлома уже так жила.

— У неё есть избушка на курьих ножках? — зачем-то спросила искренне заинтересовавшаяся Рада, и Кот поднял полные удивления глаза.

— Ну, — его голос прозвучал виновато, — нет.

Врач вздохнул.

— Я лично с Ягой не встречался, но слышать о ней приходилось. Помимо прочего, я слышал, что она берёт учеников.

— Иногда, — вставил Слава.

— Иногда, — согласился Врач.

— А где она живёт? — Раде казалось, что её голос звучит спокойно, но сердце бешено колотилось в груди, а мысли судорожно строили планы. Она доберётся до Яги и обязательно станет её ученицей, и тогда Дмитрич сам будет молить её, чтобы она согласилась на него работать.

— Вот в этом и подвох. — Слава развёл руками. — В тайге она живёт, прямо в глухой тайге. Ни дорог, ничего, одни комары. Даже я бы так не смог всё время, наверное.

— Ты там был?

Кот отвернулся.

— Ага. Немного. Не совсем там, но рядом. Она дружила с, ну, дедом, у которого я жил, помогла мне выбраться, когда я первый раз провалился. Дед меня тогда отправлял к ней поучиться не проваливаться, но, в общем, не вышло ничего из этого. Как видишь.

— И где находится эта глухая тайга? — В уме Рада уже пыталась строить маршрут.

— Далеко, — неопределённо отозвался Слава.

— На севере от Лены! — крикнула из фургона невидимая девица.

— Это у какого города?

Кот выглядел виноватым, как побитый щенок.

— Говорю же, нет там никаких городов. И дорог нет. Ничего вообще нет. Яге люди не нужны. Она живёт со своим маленьким хозяйством и ей хорошо.

— И как старушка справляется? — удивилась Рада.

Из фургона послышались новые приступы смеха.

— Старушке, если я не ошибаюсь, слегка за сорок, — с лёгкой усмешкой объяснил Врач. — Она прекрасно справляется. А вот ты справишься вряд ли. Не дойдёшь ты туда, тем более по осени.

Рада отвернулась. В прошлый раз они не смогли добраться до Лены даже летом, даже в автодоме Бессмертного. Врач был прав, но признавать этого не хотелось.

— Я всё равно пойду, — упрямо проговорила она.

Светлые брови Врача удивлённо приподнялись.

— Вот как?

— Не хочу больше терять время, сидеть у семьи на шее и ждать. А если Дмитрич мне дом выделит, то уходить уже будет поздно.

И всё же она понимала, что не дойдёт. Никакая нечисть не могла помочь ей справиться с холодами и дождём, и даже полученных знаний не хватало Раде для такого долгого пути.

— Ну, может быть… — неуверенно начал было Слава, но Врач не дал ему договорить.

— Так и быть, если рвёшься к Яге немедленно, я тебя подвезу.

— Куда, до Яги? — безмерно удивился Кот. — Каким образом?

Из фургона снова послышался смех.

— Не до самой Яги, конечно, но до… скажем, до Жиганска — запросто.

Слава задумался.

— Что такое Жиганск? — спросила Рада.

— Город такой, — ответил Врач. — Там до сих пор живут. Ну, что думаешь?

Некоторое время Рада молча смотрела на него, потом, скользнув взглядом по Славе, обернулась к родному поселению.

— Спасибо за предложение. Я очень хочу поехать, — заявила она. — Но сначала мне надо поговорить с семьёй.

Или хотя бы с бабулей.

— Разумеется, — похоже, Врач не ожидал иного ответа, — мне не сложно подождать пару дней.

Но Рада знала, что пары дней не понадобится. Уже сегодня она скажет бабуле, и та обязательно поддержит старшую внучку. И немедленно уговорит маму с папой. Рада наврёт им с три короба, скажет, что едет учиться в безопасное поселение, что её довезут до самого порога и так же вернут обратно, пообещает слать весточки. А потом вернётся на самом деле и заживёт, наконец-таки заживёт настоящей жизнью!

— А про эту не скажешь? — буркнул вдруг Слава. — Вдруг они друг друга, ну, не поймут.

Уже двинувшаяся было к воротам Рада задержалась и обернулась. Врач задумчиво смотрел на фургон, а оттуда откликнулись театрально обиженным тоном:

— Значит, меня спрашивать никто не будет, а про меня будут, да?

— Моя принцесса, к чести лицезреть тебя каждый день готовы не все, — негромко ответил ей Врач и повернулся к Раде. — Дело в том, что моя спутница…

Спутница не дала ему договорить. Не желая тянуть и секунды интриги, скрывающаяся внутри фургона девица радостно крикнула:

— Я вампир, а ты — нет!

— Уходи, уходи, Рада, и не возвращайся, пока не сделаешь то, что должно! — кричали Катя и Лена. Тявкающий голосок Катёнка щекотал уши Рады, пока она, не оборачиваясь, поднималась в фургон с наглухо закрытыми окнами.

За время, что Рады не было дома, её младшая-младшая сестра успела отметить четырёхлетие и окончательно освоиться с буквой «Р». Думая об этом теперь, Рада поняла, что о собственном дне рождении и не вспомнила. Двадцать лет свой жизни она потратила чёрт знает на что, но теперь всё изменится. На двадцать первом году она наконец-то начинает жить.

Родители отпустили её неохотно, но, главное, отпустили. Отпустили легче, чем в прошлый раз, и даже Лена вышла проводить старшую сестру в новый путь. На прощание мама взяла с Рады клятвенное обещание, что, чему бы ни научили её в, по правде сказать, придуманной ею же школе для повязанных, она не отправится охотиться на вампиров. Рада пообещала, и вполне искренне. Встречи с Кровавым хватило ей до конца жизни, и старшая дочь Беляевых искренне надеялась больше никогда не сталкиваться с клыкастыми тварями. Увы, для той, что скрывалась в фургоне Врача, приходилось сделать исключение.

Радужки девицы отливали красным. Украдкой рассматривая её глаза теперь, Рада гадала, как в прошлый раз не заметила этого. Должно быть, её сбили с толку обманчивое освещение сумерек и зарево догорающего заката. Сейчас, в уютном полумраке фургона, красноватый отлив был очевиден, как и неестественно бледная кожа и светлые платиновые волосы.

— Меня зовут Изабелла! — Лицо вампирши больше не было скрыто маской, и её широкая улыбка открывала выступающие клыки. — Можешь звать меня Изой. За это я не кусаюсь. Но вообще кусаюсь.

— Кусается, — грустно подтвердил Слава.

Рада поёжилась: похоже, это путешествие оказывалось не легче, чем её недавний путь через лес. К тому же Врач сообщил, что путь предстоит долгим, а дороги на востоке уже совсем никуда не годятся.

— До Жиганска мы доберёмся недели за три, меньше я бы не откладывал, — пообещал он. — Если, конечно, нигде не будет серьёзных завалов. С завалами можем и не доехать.

— Почему он решил мне помочь? — украдкой спросила Рада у Славы тем же вечером. — Так далеко ехать, я же ему никто.

Тот неуверенно пожал плечами.

— Ну, захотелось помочь, почему нет? Он всегда старается помочь, если считает это нужным, на то и Врач. Ты не думай, если бы ему было сложно, он бы не вызвался.

— Вот именно! — Изабелла подкралась неожиданно. — Ему не сложно. А моё мнение никто не спрашивает. — Она изобразила недовольный оскал.

Рада отшатнулась.

— Ты что, боишься? — Лицо вампирши озарилось смешанным выражением удивления и восторга. — Ой всё, прикинь, Котик, меня боятся!

Слава почесал затылок, хотел что-то ответить, но стушевался. Рада видела, что присутствие Изабеллы не сильно радует и его тоже, а та, совершенно не обращая на это внимания, втиснулась между ним и Радой на диван, наваливаясь на Славу всем телом.

— Ну, вы не переживайте, я не очень-то и расстроена. Я Котику уже говорила, мне си-ильно не хватает компании! Врач сидит себе там, — она махнула ногой вперёд, в сторону тащившего фургон внедорожника, — рулит, а мне к нему нельзя, там эта штука светит. Ну, солнце. Так и живём, он целый день за рулём, а я тут, скучаю.

По мнению Рады, фургон Врача в самом деле походил на место, где можно было как следует прочувствовать скуку. Он разительно отличался от автодома Бессмертного: жилое помещение оказалось ощутимо больше в размерах, но вещей было мало, и все они строго стояли на своих местах, а просторный кухонный отсек сверкал прямо-таки медицинской чистотой.

— Врач всегда готовит сам, — рассказал ей Слава. — Не так классно, как Мира, конечно, но мне нравится. Только мало. Он, наверное, слишком привык на одного готовить.

Рада почти спросила про Изабеллу, но вовремя вспомнила: вампиры человеческую еду в пищу не употребляют. Они употребляют людей. Потом, проверяя свою догадку, она тайком заглянула в морозильник, чтобы найти ровно то, что ожидала: замороженные пакеты с чем-то тёмным внутри.

В фургоне хватало спальных мест. Раде со Славой достались стоящие друг напротив друга диваны, между которыми днём можно было поставить раскладной стол.

— Обычно мы этого не делаем, а то он к полу не крепится и при движении его мотает во все стороны, — поведала Изабелла.

Проход в конце помещения закрывала однотонная нежно-голубая занавеска. Совсем не похожая на зелёную, скрывающую убежище Миры, она всё равно казалась Раде неким запретительным знаком, скрывающим от посторонних нечто, категорически не предназначенное для их глаз. Однако Изабелла бесцеремонно отодвинула занавеску в сторону, приглашая Раду за собой.

За занавеской оказалась спальня с разобранной двуспальной кроватью. Застеленная сшитым из той же такни, что и занавеска, покрывалом, для этого места она выглядела неестественно помятой и небрежной с торчащим куском одеяла и многочисленными разбросанными подушками. Окон не было видно: должно быть, они находились за шкафом и плоским экраном телевизора. Не слишком большим — точно меньше, чем тот, что висел в зале кинотеатра, — но прекрасно работающим.

Телевизор портил всё ощущение скуки. Как вообще можно скучать, если есть телевизор? Особенно с тем набором сериалов и фильмов, которым незамедлительно похвасталась Изабелла.

— Смотри! — закончив перечислять незнакомые Раде названия хитов прошлого, вампирша толкнула повязанную вперёд, и та чуть не упала, проклиная вампирскую сверхчеловеческую силу. — Ванная.

Ванная нашлась в торце фургона. Просторная, гораздо больше и чище, чем у Бессмертного, как, впрочем, и всё здесь. И всё-таки Рада не сомневалась — никогда этот показательно аккуратный дом на колёсах не покажется ей настолько родным и уютным, как тот, в котором началось её путешествие.

Врач, казалось, никуда не спешил. Несколько раз в день он останавливал фургон и присоединялся к остальным, чтобы приготовить еду, а иногда и просто посидеть. Сперва это раздражало, но на третий день до Рады дошло: Врач вёл фургон один, без напарника, который мог бы сменять его за рулём.

— Вы не боитесь, что на вас нападут? — спросила она как-то вечером.

Спрятать массивный белый фургон не представлялось возможным, красные кресты на дверях делали его узнаваемым. Впрочем, хозяева фургона прятать его не пытались.

— На нас не нападают, — ответил Врач.

— Почему?

— В этом нет смысла.

— Как же? Ты же охотник и…

— Я не охотник. — Врач пристально посмотрел ей в глаза. — Я Врач. Я не отнимаю жизни, а спасаю их. Всем, кого посчитаю достойным, не важно, человеку или вампиру. Вампиры лечат себя сами, обычно им не нужны мои услуги…

— Хотя иногда он делится с ними моей едой, — вклинилась Изабелла.

Врач вздохнул.

— Так или иначе, медицинские услуги я в самом деле оказываю именно людям, но я делаю это не потому, что они люди.

— Ты стал бы помогать даже Кровавым? — Рада не могла этого понять.

— Среди Кровавых есть очень разные личности. Не все из них понимают, что делают, и не все делают это по своей воле. Ты знаешь, что от Кровавых нельзя так просто уйти?

— Нельзя?

С одной стороны, это казалось естественным, с другой стороны, раньше Раде не приходило в голову, что кто-то из вампиров может захотеть навсегда отказаться от багрового балахона.

— Вообще нельзя! — радостно сообщила Изабелла. — То есть можно, но только в могилу. Некоторые, конечно, сбегают, но потом всю-ю жизнь живут в страхе, зная, что Кровавые не успокоятся, пока не найдут и не устранят предателей.

Об этом Рада не думала тоже.

— Вампиры присоединяются к Кровавым не от хорошей жизни, — продолжил тем временем Врач. — В этом плане им тяжелее, чем нам. Людей больше, они строят поселения и защищают их. Вампирских поселений на порядок меньше, и в глазах большинства они всегда останутся маленькими обителями зла. Общество делает всё, чтобы не оставить им шанса на хорошую репутацию. Вампиры не виноваты в том, что питаются кровью. Кровь нужна им, чтобы жить. Для нас это кажется жутким, но это проблемы нашего восприятия. Наши проблемы, не вампиров. Мы сами создали себе врага.

— Но ведь вампиры напали первыми, — возразила было Рада, но Врач отрицательно покачал головой.

— Вспомни, кто получил силу вампиров. Отчаявшиеся. Загнанные в угол. Те, кому никто не протянул руку помощи. С тех пор ничего не изменилось. Накормив одного вампира, — да, принцесса, твоим обедом — я остановлю его от одного нападения. Если бы жаждущие приключений люди возили с собой пакеты крови, а не газовые баллоны, общество стало бы лучше.

В его словах был смысл, но соглашаться почему-то всё равно не хотелось.

— А как же Кровавые и Серебряные? Они нападают на нас не ради еды.

— У них есть свои причины делать то, что они делают. Я не согласен с ними, именно потому во время их стычек с людьми я помогаю людям. Я не считаю всех вампиров невинными жертвами, я считаю тотальную ненависть к ним проявлением недопустимого расизма. Мне жаль, что люди упрямо не хотят этого понимать и моя точка зрения никогда не станет популярной, в то время как высказывание Чтеца я слушаю уже вторую неделю.

— Высказывание Чтеца?

— А ты не слышала? — удивился Слава.

Рада не слышала. С тех пор, как она вернулась в поселение, у неё совсем не осталось времени ни на радио, ни на обсуждение происходящего в мире с кем бы то ни было, а оказавшись в гостях у Врача, она слишком увлеклась киноколекцией Изабеллы.

— Что он натворил?

— Выследил банду московских вампиров, похищающую людей и выкачивающую из них кровь на продажу, выпустил пленников и дал им оружие. Одни говорят, под предводительством Чтеца люди сами перебили вампиров, другие — что им помог Бессмертный, третьи — им я склонен верить больше всего, — что Чтец и Бессмертный просто держали оборону, пока не пришла подмога. Так или иначе, вампиров перебили, а у Чтеца взяли интервью, и он произнёс целую речь, призывающую людей признать, что идёт война, и вампиры в ней — враги. Прошло уже больше недели, но я до сих пор слышу её по радио хотя бы дважды в день.

— Отвратительно, — жизнерадостно поддержала Врача Изабелла.

Рада не верила своим ушам.

— Он правда это сделал? Спас людей?

— Не то, чтобы это было необычно, — задумчиво заметил Слава, — а вот того, что он начнёт публично речи говорить, я вот ни разу не ожидал. В любом случае, он теперь знаменитость, вот. Жить так, как раньше, он уже никогда не сможет.

— Ходят слухи, что он ученик Бессмертного, — добавила Изабелла.

— Отличные слухи, — пробормотала Рада, бессильно откидываясь на спинку дивана.

С миром вокруг неё творилось что-то странное. Всё менялось, и старые вещи одна за другой окрашивались в новые совершенно неожиданные цвета. Оглядываясь назад, она могла сказать, что перемены приходятся ей по нраву, но глядя вперёд, Рада мечтала о том, чтобы они происходили чуть медленнее.

— Поймите, люди. Если вы никому не поможете, однажды никто не поможет вам, — внушал радиоприёмник голосом Макса.

Рада показала ему язык. Отличный морализатор нашёлся, в кои-то веки не убежал и решил, что может просто повторить речь Сестры из близнецов и прославиться.

Они только что закончили завтрак, и теперь Врач мыл посуду, даже не думая доверить это ответственное занятие кому-либо другому. Рада испытала несравненное облегчение, когда он сказал, что кухня в этом доме всегда будет его и только его владением: она не сомневалась, что обязательно сделала бы что-то не так, что-то испортила или разбила, и этого ей не простили бы никогда.

Изабелла не завтракала.

— Мне хватает пакета крови раз в три дня! — объяснила она.

Сейчас вампирша скрывалась в темноте спальни: Врач открыл окна, пропуская в фургон солнечный свет. Возвращаясь за руль, он не стал их закрывать.

— Это ничего? — спросила Рада.

— Ничего. Иза понимает, что людям необходим свет.

Так они со Славой остались вдвоём. Немного посидев в неловком молчании, Рада предложила включить радио, и Кот охотно показал ей, где и как это можно сделать.

— А вот этой кнопкой можно Врачу позвонить, но вообще он не любит, когда его за рулём беспокоят… — Слава хотел сказать что-то ещё, но бодрый голос диктора вновь принялся пересказывать историю «начинающего охотника по имени Чтец», и они оба второй раз выслушали рассказ в гробовой тишине.

Когда ведущий принялся говорить о молодой семье мирных вампиров, вместе с их новорождённым младенцем убитых Скорпионом, Рада выключила радио и, отвернувшись от Славы, перебралась на диван, который Врач выделил ей для сна. Утром он самолично проследил, чтобы гости привели свои спальные места в идеальный порядок, и теперь, с ногами забравшись туда, где недавно спала, Рада прижала колени к груди и замерла, думая о том, в какой восторг пришла бы, услышь она об успехах Макса всего парой месяцев раньше.

Слава шагнул в её сторону, но остановился, не решаясь приблизиться. Он топтался на месте, а Рада вдруг вспомнила, что всё ещё хранит в своём рюкзаке его изрядно подпорченную тетрадь.

Кот испуганно шарахнулся в сторону, когда старшая дочь Беляевых вдруг поднялась со своего места и шагнула к нему.

— Ты не подумай, — он снова принялся чесать затылок, — я просто всё никак не пойму, что у вас с Максом вышло. Он мне в записке написал, что ты остаёшься в поселении и вы, ну, нехорошо расстались, но в поселении тебя не было, а потом Серебряные напали, и я помогал Мотылькам… Там было много раненых, и погибшие тоже были, так что узнать про тебя что-то было сложно. Хорошо, что Врач приехал. Я думал попросить его меня в Москву к Максу отвезти, а он вдруг сказал, что тебя видел, и мы решили… Блин, короче, пожалуйста, расскажи, что у вас там вышло после того, как я свалился?

Казалось, Кот извинялся, и Рада никак не могла понять, за что.

— Ну… — Она села обратно на диван, жестом приглашая Славу сесть рядом. Тот осторожно опустился на противоположный край. — Когда ты свалился, Макс тебя бросил. Потом он бросил Миру и меня. Трусливо убежал вперёд и… — И привёл помощь. — И нас с Мирой чуть не убили! — Она содрогнулась, вспоминая болезненные прикосновения багровых молний. — Кровавый держал меня за горло и… Я не понимаю, как Врач может их защищать, правда не понимаю. Если бы не Мира, они бы нас убили, но Мира тянула время, пока не пришла помощь. Знаешь, не такая она и слабая, эта Мира…

Рада замялась и вдруг встретила удивлённый взгляд Славы.

— Мира не слабая, — негромко проговорил он. — Она сильная, очень сильная. Я никогда не встречал такого сильного человека.

— Ты что-то знаешь о ней? — не поняла Рада, и Кот опустил глаза.

— Не то чтобы. Я просто вижу, как в ней много всякого. Не знаю, как объяснить, просто я на её месте давно бы сломался. Совсем сломался, а она продолжает, ну, жить.

Рада растерянно кивнула. Что бы ни случилось со спутницей Бессмертного, её это не касалось. В отличие от поступка Макса.

— В общем, от Кровавых нас спасли и отвели к Врачу. Потом Кровавых прогнали, а Миша позвал Макса объединиться с ним, и тогда мы поссорились. — В таком пересказе ссора вдруг показалась Раде чем-то нелепым, и она упрямо сжала кулаки. — Макс мне больше не брат! Он… — Она пристально посмотрела на Кота и вдруг уловила какую-то непонятную глубокую грусть, тенью опустившуюся на его лицо. — Не важно. Просто мы поссорились. Я решила остаться в том поселении, но мне там было плохо, и я ушла. Нечисть помогла мне добраться домой. Слушай, я взяла твою тетрадь, и, в общем, она немного подмокла и порвалась в паре мест… Несколько печатей я тебе точно испортила… — Не глядя на Славу, Рада вскочила на ноги и, вытащив рюкзак из выделенной Врачом полки, наконец-таки протянула Коту то, что осталось от его собственности. — Прости… Я не знаю, как извиниться нормально, но твоя тетрадь мне очень пригодилось. И вообще, многое из того, о чём ты говорил, пригодилось. — Если бы не его слова, она бы даже не решилась уйти. — Спасибо.

Принимая тетрадь из рук Рады, Кот улыбался смущённой улыбкой. Бегло оценив масштабы повреждений, он пожал плечами и с наигранной непринуждённостью ответил:

— Да всё с ней нормально, подумаешь, три печати сломались. Потом вернусь к Максу, заставлю его и мне новую книгу сделать. Какую-нибудь прочную, водостойкую. — Он потряс размокшей тетрадью в воздухе, словно дохлой рыбиной. — Конечно, это вряд ли получится, печати проще всего на обычной бумаге писать, а всё, что крепче неё, очень дорого, но хотелось бы…

— Ты собираешься найти Макса? Как? — Рада плохо представляла себе это.

— Да найду как-нибудь. — Похоже, Слава действительно не слишком волновался. — До этого ещё куча времени.

— Почему?

— Ну, так мы ж с тобой пока до Яги доберёмся, уже зима наступит, а значит, пока снег не растает, нам от неё не уйти.

Рада удивлённо моргнула.

— Ты пойдёшь к Яге вместе со мной?

— Ну да, а иначе зачем я здесь?

— Не знаю… — Она в самом деле не задумывалась об этом. — Если из-за меня, то не нужно. Я и сама справлюсь, мне лешие помогут и…

Слава резко опустил голову, но прежде, чем лохматая чёлка успела скрыть его лицо, Рада успела заметить, как он покраснел.

— Да не, я знаю, что ты дойдёшь. Я просто подумал, что, ну, давненько я Ягу не видел, чего бы и не навестить? Раз уж ты всё равно идёшь. Но если ты против…

— А, ну если ты сам хочешь… Я не против.

— Ага…

Они замолчали и больше не сказали друг другу ни слова до конца дня.

— Я вот что думаю, — заговорил Слава за завтраком, правда, не с Радой, а со Врачом. — Нам бы припасов в дорогу купить, а у меня денег нет.

— У меня для вас тоже нет денег, — невозмутимо отозвался Врач. — Как и времени ждать, пока вы их заработаете.

— Да не, я не о том! Я тут просто прикинул, где мы, думаю, может заехать кое-куда.

— Куда?

— Там поселение одно, где Чтецу должны. Расписки у меня, правда, нет, но там должны узнать. Типа там о-очень много должны, немножко вещей — это будет вообще ни о чём. А расписка у нас вообще сгорела.

Врач молчал, задумчиво разглядывая пространство перед собой, и Рада, десять раз успев решиться и передумать, наконец выпалила:

— А что он такого сделал, что ему так много должны?

— Ну. — Слава почесал затылок. — Там вообще сложная была история, у них типа животные, которых надо пасти, поэтому всё время выходить надо, и их крали и, ну, как водится, из них делали ферму. И там не просто Чтец был, а мы с ним вдвоём. Так вот, мы всех людей оттуда вывели тихонько, а вампиры даже не заметили, так что никто не пострадал. Дополнительно, в смысле.

— И вы убили их?

— Кого, людей? — не понял Кот, а Изабелла расхохоталась.

— Да нет же, вампиров! — Рада недовольно покосилась на вампиршу, но та ничего не заметила.

— Не. Чтец сказал, что слишком опасно.

Слишком опасно, ну, конечно. Опять у Макса всё слишком опасно, а Слава ещё говорит, что он не трус.

— И вы просто их бросили? — возмутилась повязанная. — Чтобы всё опять повторилось?

— Не, ну, в смысле бросили. Чтец туда Инквизицию отправил, а людям сказал не выходить пока из поселения. Так что всё у них нормально теперь. Их, вроде, даже охраняет кто-то.

Рада открыла рот. Потом закрыла. Хотелось о чём-то спорить и что-то доказывать, но как можно было делать это теперь, когда по радио до сих пор то и дело мелькала история о героическом спасении людей охотником по имени Чтец? А между тем Врач перевёл на Славу сфокусировавшийся взгляд и бесстрастно подвёл итог:

— Я понял.

Он продолжил поглощать завтрак, не спеша дать ответ, и замершая на месте Рада с удивлением покосилась на Кота, казалось бы, ничуть не смущённого произошедшим. Заметив её взгляд, Слава заметно смутился и резко опустил взгляд.

Только к концу завтрака Врач подтвердил, что готов слегка отклониться от маршрута, чтобы позволить Коту притащить в его фургон тёплый спальный мешок для Рады, брезентовый тент и свёртки с едой.

— Во, теперь мы готовы, — объявил Слава, сделав дело. — И не замёрзнем, и с голоду не помрём.

Рада с готовностью закивала. С таким попутчиком идти через лес всяко будет проще, чем в одиночку, да и в целом этот забавный болтливый парень просто по-человечески нравился ей. Конечно, то неясное, скрываемое им за фальшивыми улыбками, словно лицо за маской, смущало, но всё-таки у каждого есть право на своих тараканов. Хотя, что уж, Рада совершенно не расстроилась бы, спрячь Изабелла хоть часть своего внутреннего зоопарка ну хоть за чем-нибудь.

Как Слава всё это время выживал наедине с ней, Рада решительно не понимала. Изнывающая от скуки вампирша стремилась всё время оставаться в центре внимания: преимущественно, внимания Кота.

— Врач — мой мальчик, но я — не его девочка, — промурчала она как-то раз, с разбегу запрыгнув ошалевшему Коту на колени. — Если захочешь, я здесь, пока он там. Или тебе больше нравятся тёмненькие? — Изабелла кинула на Раду многозначительный взгляд, и та отвернулась, краем взгляда успев заметить, как заливается краской лицо Славы.

Он что-то бормотал, вампирша смеялась, и Рада сжала кулаки, задумчиво разглядывая защёлки, удерживающие окна закрытыми.

— Что будет, если на тебя попадёт свет? — спросила она.

— Ну, — Изабелла, мгновенно потеряв к Славе всяческий интерес, пересела поближе к ней, — если через стекло — то ничего страшного, только глазонькам будет больненько, слёзоньки и всё такое. А вот если прямой свет — то кошмар. Ожоги, и такие ожоги, что быстрее горят, чем заживают! Ходят слухи, что, если даже сытого вампира оставить на солнце с утра, то к вечеру он исчерпает все свои силы и умрёт. Только этого никто не может проверить. Потому что мы сильные, особенно когда нам больно. Нас так просто не удержать на месте, именно потому так сложно убить.

— Я думала, вас сложно убить, потому что у вас раны заживают мгновенно, — искренне заинтересованная подробным ответом, заметила Рада.

— Это, конечно, тоже. — Изабелла улыбнулась, демонстрируя клыки. — Но так-то нас многими способами можно убить. Задушить, заморить голодом, истощить колдовскую силу. Мы ведь по сути на колдовстве живём, и еда нам нужна главным образом для того, чтобы колдовства хватало на поддержание жизни. А ты посмотри, что делают охотники. Они травят нас удушающим газом, действуют прямо на кровь, которая и есть источник нашей силы. Потому что нас запереть невозможно, мы отовсюду вырвемся и кого-нибудь сожрём. Вот и вышло, что бегают человечки за вампирами с баллонами.

— И ты не боишься рассказывать об этом?

— А чего бояться? — не поняла Изабелла. — Это и так все знают.

— Ну, — Кот почесал затылок, — я этого не знал. Я всегда думал, что ваших иначе как газом не убить.

— А я о чём? — Вампирша обиженно надула губы. — Нас и не убить. То есть, наверное, убить, если очень постараться, но это надо та-ак постараться, что сам скорее умрёшь. Так что вот так вот! Вампир, особенно сытый, только вашего газа и солнца боится.

Рада понимающе кивнула, а потом неожиданно для самой себя выпалила:

— Нечестно всё это.

— Что нечестно? — не поняла вампирша. — Что мы круче вас? Ну так нас меньше, надо же как-то выживать.

— И всё равно нечестно, — не согласилась Рада. — Кровавые балахоны свои нацепляют и всё, солнце им больше не страшно. А от газа этого люди тоже больше вас травятся, так что…

— Ха! — Изабелла подскочила на месте. — Ха-ха! Да эти балахоны трёхслойные — издевательство сплошное! И там ещё очки, которые обзор ограничивают! И если хоть маленькая щель где — кошмар, что начинается! Не, Кровавые в балахонах — это так, для устрашения. Мол, смотрите, мы солнца не боимся! А на самом деле, прежде чем выпустить в этом балахоне кого-то, им целого человека на двоих дают выпить живём, иначе вреда от таких выходов выходит больше, чем пользы. Но это Кровавые, они живём жрут всех, кого ловят. А те, кто живую кровь не пьёт, у них и лишней силы почти и нет, эти вообще сидят по подвалам целыми днями. И не смотри на меня так, я Врачу по-твоему зачем? Чтобы у нас не было проблем. Он с людьми договаривается, я с вампирами. Конечно же я знаю, как у них что устроено. У меня и балахончик Кровавых есть, показать? Чтобы вы знали, работает. Нас даже Кровавые обычно не трогают, а если пытаются… — Изабелла хищно улыбнулась. — А если пытаются — то быстро перестают.

— Ты можешь тягаться с Кровавыми? — удивилась Рада.

Вампирша с показательной скромностью дёрнула плечиком.

— В честном поединке — нет. Но я же не одна, нас двое. А с Врачом за спиной я всё могу. И они об этом знают. А ещё я никогда не бываю голодной. Даже у Кровавых случаются плохие дни, а у меня нет такого. — И, спеша подтвердить свои слова, она подняла руку, демонстрируя пляшущие на пальцах багровые искры.

Рада отшатнулась. Воспоминания о боли вернулись приступом удушающего страха, но Изабелла опустила руку и искры погасли.

— У Врача есть прикольная печать, — поведала она. — Он с её помощью машину моими молниями заряжает.

— Круто, — протянул Кот с уважением, а Рада, на миг уязвлённая этим несвойственным ему отношением к вампирше, с подозрением спросила:

— А где ты берёшь живую кровь? Крови из пакетов для колдовства ведь мало, так?

— Конечно, — беззаботно отозвалась Изабелла. — Пакеты — это так, себя в тонусе поддерживать. Настоящая еда — эта та, которая ещё живая. — Она облизнулась. — Моя во-он там сидит.

Проследив за направлением вытянувшееся руки вампирши, Рада поняла, что она показывает вперёд, в сторону тянущего фургон внедорожника.

— Ты что, нападаешь на Врача? — испуганно спросила она.

Изабелла расхохоталась.

— Нападаю? Ха, а ты забавная, мне нравится! Я ни на кого не нападаю, он сам меня кормит. Он у меня умный, знает, как и что делать, чтобы мне было вкусно, а ему не было плохо.

Рада поёжилась.

— А ты что, думала, я шутила, когда говорила, что кусаюсь? — вкрадчиво поинтересовалась Изабелла.

Рада не нашлась с ответом.

— Она так иногда делает, — смущённо пробормотал Слава потом, когда вампирша, насытившись их обществом, соизволила удалиться за занавеску. — Ну, в смысле, это самое, провоцирует. Врач говорит, это детские комплексы от недостатка внимания. Её мать бросила или что-то типа того… — Он погрустнел и сник.

— Ничего себе комплексы… — едва слышно пробормотала Рада себе под нос.

Слава оправдывал вампиршу. Оправдывал, хотя было видно, что её Кот переносит куда сложнее, чем общество Рады. Однако если в то время, пока они оставались вдвоём, Слава предпочитал подремать на диване в тишине, то присутствие Изабеллы само собой убивало понятие покоя. Вампирша крутилась вокруг и болтала так много, что у Кота в то немногое время, когда он бодрствовал, не оставалось шансов рассказать одну из историй о нечисти, которые он так любил рассказывать раньше.

Фургон медленно двигался на восток. Медленно, медленно, слишком медленно. Однообразная, путь и несомненно крайне полезная и питательная еда вскоре начала вставать комом у Рады в горле, за окном всё чаще шли дожди, а Врач словно намеренно замедлялся. Они ползли по разбитым дорогам, и осень ползла им навстречу.

— Да, придётся, похоже, помёрзнуть, — признал Слава к концу третьей недели пути. — Ну, ничего, я и не в такое ходил, доберёмся. Главное, согревающая печать целая.

Неспешно накрывающий на стол Врач кивнул, не удостаивая Кота словесным ответом, однако, заметив сквозящее недовольство во взгляде Рады, заметил:

— Я делаю всё, что в моих силах, чтобы мы добрались как можно быстрее.

Рада виновато вжала голову в плечи.

— Я просто не хочу мёрзнуть, — попыталась объяснить она, но Врача мало интересовали оправдания. Тщательно заперев окна, он позвал Изабеллу, которая каждый обед развлекала их своей болтовнёй.

Будь у Рады выбор, она предпочла бы слушать Славу, его истории про нечисть и, может быть, немного больше о том, что и как они делали вместе с Максом. Увы, когда они оставались наедине, Кот предпочитал дремать, перебирать снаряжение, изучать карту, проще говоря, всё что угодно, кроме разговоров с повязанной. Должно быть, Изабеллы оказалось слишком много даже для него.

Впрочем, приходилось признать, что послушать вампиршу тоже бывало весьма интересно. В очередной раз всё началось болтовнёй о Разломе, которого Изабелла, впрочем, совершенно не помнила, ведь в то время ей едва исполнилось два года.

— Погоди, два года? — Любопытство в очередной раз победило недовольство. — Как ты смогла стать вампиром в два года?

Изабелла удивлённо моргнула, целую секунду пытаясь понять, что конкретно в её словах Рада умудрилась не понять. Сообразив наконец, она расплылась жизнерадостной улыбкой и принялась вещать:

— Так я же колдуньей была, как и мама, и батя, видимо, тоже, понятия не имею, кто мой батя. Мама подписала контракт и стала вампиром, и после Разлома мы с мамой оказались тут вместе. Вот и вышло так, что я росла среди вампиров, а когда мне исполнилось двенадцать, мне тоже моё предложение пришло, так сказать, запоздало. Мне говорили, так со всеми, у кого хотя бы один родитель — вампир.

— И ты согласилась? — не поверила Рада. — Столько лет была колдуньей и решила стать вампиром?

Изабелла хохотнула.

— А чего хорошего быть человеком, если живёшь среди вампиров? Нас там таких несколько было, и все мы считали дни до момента, когда сможем стать такими, как все, понятно? Помню Владика, он из сирот был, всю дорогу боялся, что его кто-нибудь в итоге съест. Ха, кто бы знал, во что он вырастет!

— А ты? — негромко спросил Слава. — Ты не боялась?

— Я-то? — острый подбородок вампирши горделиво приподнялся вверх. — Я никогда не боялась.

— Но ты ведь тоже была сиротой. — Он смотрел на Изабеллу с таким животрепещущим интересом, что Рада, с силой стиснув челюсти, прикусила язык.

Вампирша задумалась. Игривая улыбка на миг покинула её лицо, но быстро возвратилась обратно.

— Я никогда не была сиротой. Может, у меня никогда и не было того, что вы называете нормальной семьёй, но мама и так настрадалась достаточно. Она заслужила пожить для себя, и я тоже живу для себя.

Рада смотрела на Славу, а тот не сводил с вампирши полного понимания и сострадания взгляда.

— Мать тебя бросила?

— Ни в коем случае! — возмутилась Изабелла. — Она заботливо передала меня тем, кто заботился обо мне и растил меня. У нас никогда не было особенных родственных уз, но я знаю, что она меня любила. Знаешь, почему она называла Изабеллой? Потому что это имя, которое могло бы быть у принцессы. А она хотела, чтобы я была принцессой. Чтобы весь мир лежал у моих ног, чтобы я не знала бед. Но вся наша жизнь была сплошной бедой, а из-за моего рождения маме пришлось потерять всё, что она имела, и жить с тем подонком. Мама была совсем молодой, она с рождения болела, а он издевался и над ней, и надо мной. Конечно, когда мама стала вампиром, всё изменилось! У неё появился шанс пожить нормально! Она столько страдала ради меня, разве я имею права требовать больше, чем она мне дала?

Кот хотел возразить, но неожиданно напряжённый голос Врача не позволил ему этого.

— Ты не помнишь, что было до Разлома, — напомнил он своей спутнице. — Ты не можешь знать наверняка.

— А что, мне, по-твоему, врали? — огрызнулась та.

— Я допускаю такой вариант.

— А вот не надо! — Вампирша резко поднялась на ноги. Её лицо было совершенно серьёзно. — Сколько раз тебя просила, про это — не надо. Это не важно. Я не знаю, где она, с кем она, что делает, я даже не вполне уверена, жива ли она. Так было всегда. Я всегда жила с этим, и мне было хорошо. И сколько бы раз ты ни говорил, что это неправильно, ничего не изменится.

— Твоя преданность женщине, которую ты почти не помнишь, не доведёт до добра.

— Преданность! — Изабелла вскинулась, отдаляясь от стола. — Я никому не преданна. Никому! Ни тебе, ни им! Только себе, понял? Я живу только ради самой себя!

Резко развернувшись, она скрылась за занавеской, провожаемая взглядами оставленных позади колдунов.

— Это она преданна только себе, — негромко проговорил Врач ей вслед. — Ты преданна слишком многим, моя принцесса.

Позднее Слава не раз пытался заговорить с Изабеллой об этом, но вампирша, резко теряя энтузиазм, отталкивала его в сторону и уходила прочь. Повисшее между ними тремя напряжение действовало Раде на нервы целых два дня, а на третий, когда фургон в очередной раз остановился перед завалившим дорогу буреломом, Врач объявил:

— Дальше не проехать. Мы почти добрались до Якутска, отсюда вам придётся двигаться самостоятельно.