За гранью Разлома (СИ)

7. Огонь

Они ехали уже второй день, но Максу казалось, что время остановилось. Он всё ещё чувствовал боль под рёбрами и разрывающую горло одышку, видел изуродованные разложением лица упырей, чувствовал запах горящей плоти. В бою приходилось подходить слишком близко, рисковать собой, различать за мёртвыми тварями лица некогда живых людей, мирных, таких же, как Беляевы и другие жители их поселения.

Безумец. Без книги сунулся туда, куда раньше и с книгой вряд ли полез бы. Что это? Влияние Бессмертного? Полоумная Мира, которая бежала, пока не упала без сил, и даже тогда продолжала пытаться ползти? Отступившая от него Рада? А может быть, до сих пор звучащий в голове голос дяди, говорящий про тяжесть силы и следующую за ней ответственность? Макс много лет копил свою силу, выискивая всё новые печати, он сделал всё, чтобы огородить от опасности тех, за кого был в ответе, но они оказались в опасности только после того, как его сила сгорела в огне, который он не сумел потушить.

В этот раз он много тушил, а поджигал ещё больше. В темноте пламя слепило, и отличить упыря от другого охотника или вампира удавалось больше по движению, чем по силуэту. Упыри двигались неестественно, порой части их тел безвольно свисали, не поддерживаемые пришедшими в негодность мышцами. Они молчали, даже охваченные огнём, в то время как другие — нет. Кричал пойманный кем-то в огненную ловушку вампир, крик Лёхи ударил по ушам, будто нож. Когда-то Макс был в ответе и за него. Их совместная работа, как обычно, закончилась ссорой, и Лёха ушёл к Мотылькам, но тело Макса само собой двинулось вперёд, чтобы прикрыть того, за кого он не отвечал уже несколько лет.

Потом ему подавали руки, говорили, что он здорово помог. Мотыльки, охотники Инквизиции, которые раньше смотрели на Чтеца с пренебрежением, старые знакомые и какие-то новые люди. Макс отвечал сдержано, отстранённо. Он не знал, что отвечать, а закрывая глаза снова и снова видел огонь.

Обвисшая кожа со щеки мёртво женщины скукоживается и чернеет под языками пламени. В носу щекочет запах палёных волос. От высокой температуры лопаются уже давно не способные видеть глаза мертвеца, плоть сползает с головы, оголяя кости черепа. Упыри таят на глазах, пожираемые огнём, но продолжают идти, ползти до тех пор, пока мышцы окончательно не приходят в негодность.

Прямо как Мира. Правда, в отличие от упырей, спутница Бессмертного имела свою волю, и эта воля толкала её вперёд. В первое утро, проснувшись и обнаружив, что девушка смотрит прямо на него, отвернувшись от булькающей на плите кастрюли, Макс даже потянулся к неизменно висящим на шее печатям, уверившись, что видит перед собой нечисть.

Вечером второго дня Чтец решился.

— Я сделал фигню.

Сказать это Мише оказалось непривычно, но ожидаемо легко — с Мишей вообще было проще, чем со всеми другими напарниками.

— Какую?

Он был таким и в школе: спокойным, неторопливым, готовым выслушать и понять. Рядом с ним Макс, привыкший хвалить себя за рациональность, порой чувствовал себя неуравновешенным невротиком, но с Мишей он мог себе это позволить.

— Много какую, на самом деле. — Чтец откинулся на спинку кресла и отвернулся к лобовому стеклу. Внутри автодома горел свет, а потому все окна уже были закрыты, но так было даже проще. Так не мерещились мёртвые лица. — Сначала за каким-то хреном решил поехать к поселению вместе со всеми. Сейчас вспоминаю, что в голове делалось… — Он прижал руку ко лбу. Рука была холодной, а лоб — горячим. — Мне показалось, что просто поехать с ними будет более правильно, чем сказать, что у меня нет книги и я им не помощник. Не знаю. Наверное, на стрессе слишком серьёзно принял радино обвинение в трусости или вроде того. Потом, похоже, второй раз попался на том же. Миша, я не знаю, чем я думал, когда соглашался тебе помочь. Я вообще не уверен, что думал.

Макс опустил ладонь ниже, закрывая глаза. Он знал, что Миша поймёт. Оставалось только понять самому.

— Ты правильно говоришь, — ожидаемо, в голосе друга не нашлось места для осуждения, — такие решения не принимаются быстро и, конечно, принимать их лучше на трезвую голову. Я знал, что так будет, если ты согласишься.

Ладонь нагрелась, сравнявшись по температуре с лицом. Макс опустил руку.

— Я понятия не имею, что мне теперь делать, — признался он. — Разумеется, сначала нужно разобраться с книгой, это надолго, но я же не могу держать вас при себе целый месяц, так и не дав ответа. Сейчас я понимаю, что совершенно не готов лезть к Кровавым, но желания мотаться по поселениям за повязанными и мастерами тоже не хочется. Особенно ближе к зиме.

— Уверен? — Миша слегка склонил голову на бок. — Да, в тот раз действительно вышло неловко, но, может быть, если как следует поискать…

Катая Раду на восток и обратно, они заглянули к старому мастеру, о котором рассказала управляющая поселения с коровами. Результат получился не столько неловким, сколько нелепым. Мастер резал печати по металлическим пластинкам, он с уверенностью заявил, что печатей, как у Кота, быть не может, и то, что ему показывают завалившиеся к нему охотники, подделка, которая совершенно точно ни на что не годится. Продемонстрировать работу печати в отсутствии вампиров не представлялось возможным, но Макс не сомневался, что, даже докажи они мастеру его неправоту, ничего нового он бы им не сказал.

— С мастерами совсем безнадёжно, у меня сейчас с собой ни печати, ни Кота. С повязанными сложно — нужно сначала разобраться, как их искать. Не думаю, что получится что-нибудь внятное, если я просто буду заезжать во все поселения подряд и спрашивать, нет ли у них кого-нибудь, кто разговаривает с нечистью.

Миша вздохнул.

— Справедливо. Будь с нами Рада, могло бы быть проще, но…

Но Рады с ними не было. В своём решении больше не иметь с Максом ничего общего, старшая дочь Беляевых оказалась настолько серьёзна, что в самом деле покинула их в ближайшем поселении — том самом, где разводили коров. Там же оставили и Кота. Откинувшемуся Славе нашли место в больнице, где его подключили к аппаратам жизнеобеспечения, заметив, однако, что не смогут поддерживать жизнь в его лишённом души теле дольше месяца. Макс заверил управляющую, что этого не понадобится. По словам Кота, дольше месяца он не отсутствовал ни разу.

Чтобы облегчить напарнику поиски, Чтец оставил ему письмо, положив его на стопку заботливо сложенной медсестрой одежды. Обычной повседневной одежды: ушастую толстовку и другие элементы кошачьей атрибутики они с Бессмертным забрали с собой, не желая давать жителям поселения понять, кто именно изображает спящую красавицу у них в больнице. В одном из карманов штанов, тревожить содержимое которых не решился бы никто посторонний, лежала металлическая печать. Уникальная и неповторимая, выполненная неизвестной ни одному из ныне живущих мастеров техникой, она манила Чтеца, словно предлагая: «Возьми меня, я всё равно не нужна Славе сейчас. Ты остался без книги, так что я тебе пригожусь. Давай, бери. Когда он проснётся и найдёт вас, вернёшь». Макс несколько раз протягивал руку, но так и не решился коснуться металла. Печать принадлежала Коту и только ему.

От воспоминаний Макса оторвал задумчивый голос Миши.

— Ну, смотри. У нас с Миркой нет никаких конкретных планов, мы просто путешествуем, куда занесёт. В Москве для меня всегда есть работа, так что не беспокойся, тебя мы дождёмся и скучать не будем, а ты пока подумай как следует. По-хорошему решать нужно будет после того, как ты опробуешь новую книгу и поймёшь, как тебе с ней.

— Именно.

— Да. Кроме того, ты прав, середина осени — плохое время, чтобы начинать что-то делать, лучше дождаться весны. За это время как раз можно подготовиться. Так что не спеши, думай, а до того, если ты не против, можно попробовать поработать вместе, заодно поймём, каково оно нам.

Макс молча протянул другу руку: сказать ему было нечего. Рука Бессмертного оказалась значительно теплее его собственной.

— Ты берёшь Миру с собой в Москву? — Это казалось абсурдным, но уже не удивляло.

— Да. Она останется у Кролика с Осьминогом, там безопасно.

Иногда Максу казалось, что магазинчик непревзойдённого мастера и хитрого дипломата — самое безопасное место во всём городе.

— Вы так уже делали?

— Да. Они не против.

— Отлично.

В прошлом Максу тоже приходилось оставаться в магазинчике на несколько дней. Спать на чужой территории было тревожно, но воспоминания о таких остановках всегда были хорошими, ведь они означали хороший обмен.

— И насчёт твоих поисков тоже не беспокойся, — вдруг сказал Миша, и сбитый с мысли Чтец не сразу понял, к чему он. — Меня это тоже заинтересовало, поспрашиваем, поищем. Я тут вот что подумал. Тут неподалёку есть одно поселение, будет небольшой крюк, если взять чуть южнее, в сторону Уфы. Я там чаще всего газом закупаюсь, думаю, лишним не будет. Вот как раз там можно будет поспрашивать про эти твои загадки Разлома.

— Почему именно там?

— Там живут… довольно необычные люди. Собственно говоря, большинство из них — вампиры. Мирные, разумеется.

— Делают газ.

— Да.

Макса всегда забавляло то, что именно вампирам всегда легче всего работать над газом, основная задача которого — убивать им подобных. Однако в этом был смысл, даже два. Во-первых, вампирам, вступившим в противостояние, тоже весьма непросто убить друг друга, во-вторых, любая ошибка на позднем этапе производства практически неизбежно приводила к смерти всех оказавшихся поблизости людей. У вампиров хотя бы был шанс.

— Там оседают люди, которые, так сказать, многого насмотрелись и устали, — продолжал тем временем Миша. — Я с ними торгуюсь через товарища из местных, сам понимаешь, предпочитаю на векселях своё лицо не оставлять.

Хоть где-то он старался не оставлять своё лицо. Макс усмехнулся, и Бессмертный немедленно улыбнулся тоже.

— Почти уверен, что у них должен быть или свой повязанный, или кто-то из знакомых. Они стоят посреди леса, стены есть, но не от нечисти. Ну, как, заедем?

— Заедем.

На сердце вдруг стало тепло.

— Деньги — это сила, Максимка, а сила — она тяжёлая. — Мягкий бархатный голос, острый взгляд всегда немного прищуренных тёмных глаз, седина, высветлившая некогда чёрные — совсем как у Макса — волосы. — Силой нужно уметь пользоваться, иначе она тебя просто раздавит. Поэтому сейчас все твои деньги у меня. Но когда-нибудь я умру, и тогда тебе достанется не только наследство твоих родителей, но и моё, понимаешь? Это будет огромная тяжесть, поэтому готовиться к ней нужно уже сейчас. Это как у Человека-паука: большая сила — большая ответственность.

Макс не хочет, чтобы умирал дядя, он предпочёл бы даже не слышать об этом, но разговор повторяется снова и снова. Дядя упоминает силу, тяжесть и ответственность почти каждый четверг, когда сам, вместо водителя, забирает Макса из школы, а вместо столовой зовёт обедать к себе в кабинет. Они садятся в мягкие кресла у маленького круглого столика, полностью скрытого под подносом с едой, но насладиться обедом у Макса не получается: сначала он должен рассказать, как жил и что делал на прошедшей неделе, а после — выслушать дядю.

Дядя говорит о разном: о городах и странах, о книгах и искусстве в целом, об истории, философии, колдовстве и устройстве общества, но всегда в его рассказах скользит тема денег, ответственности, силы и тяжести.

А о нечисти дядя не говорит. Для него, как и для всех, нечисть — это сказки, суеверия, на которые можно не обращать внимания. Но нечисть всегда рядом. Она прячется за шкафами, в мусорных баках, в тени деревьев, внутри людей. Дядя ничего не сможет сделать, когда тело ползущей к нему Миры распадётся, как высохшая кожа змеи, и омерзительное гниющее существо потянет к нему когтистые руки. И Макс не успеет его спасти, а перед его глазами вспыхнет огонь.

Сон оставил в голове отвратительное ощущение тяжести. Смотреть на Миру было тошно, но, к счастью, оставив на столе завтрак, она как обычно скрылась за своей занавеской, захватив блюдечко с бутербродом.

Наверное, завтрак был как обычно хорош, но Макс не чувствовал вкуса. Хлеб казался куском поролона, плавленый сыр — нагретой резиной, обжигающей язык. В ушах белым шумом гудело радио, а перед глазами языки пламени сменялись безглазыми лицами мертвецов. Отчего? За свою жизнь Макс сжёг не одного упыря, он видел смерть, он нёс её, так почему же теперь он никак не может прийти в себя?

— …Чтец, Волк и Шаман. По слухам, Шаман потерял ногу, но…

Собственное имя резануло по ушам. Макс вскинул голову и наткнулся на взгляд Миши. Уголки губ друга слегка приподнялись в лёгкой улыбке, когда он негромко сказал:

— Поздравляю.

Макс устало вздохнул. Он никогда не слышал своё имя по радио, и предпочёл бы не слышать его и дальше, тем более в одном ряду с Бессмертным, Мотыльками и остальными, засветившимися в недавней битве.

Тем днём он впервые не сел впереди, предпочтя занять более не занятый Радой угловой диван. Здесь, у обеденного стола, в обвивающий окно узор было вплетено, пожалуй, больше печатей, чем в остальных частях автодома. Макс так и не изучил их все: тяжёлые, сложные, перегруженные символами, они читались отвратительно медленно. Отдельные знаки особенно долго не поддавались осмыслению, и это злило. Злило так же сильно, как поразительная лёгкость, с которой печати срабатывали. Так же сильно, как осознание, что задать сводящие с ума вопросы сотворившему эти печати мастеру уже не получится.

Не хватало лупы. Чтобы разобрать мелкие символы, Чтец прижимался щекой к трясущейся стене, и, вглядываясь в крайне сомнительную маркерную печать, вдруг заметил её. Маленькая, стыдливо спрятавшаяся в скоплении других символов завитушка не поддавалась прочтению. Это была просто завитушка, просто маленькая закорючка, написанная на стене красным акрилом. Она ничего не значила, но это было попросту невозможно. Все части печатей всегда что-то значат.

Охваченный сомнениями, Макс повторно осмотрел другие печати. Завитушка нашлась в каждой из них. Автодом тряхнуло: они выехали на побитую часть дороги, которую давно было пора залатать. Придерживаясь за край верхнего яруса кровати, откуда немедленно послышалось шуршание, Чтец поспешил в ванную. Печать-светильник оказалась оснащена сразу двумя завитушками. «Светильник» на кухне — тоже. Вот только печать на кухне полностью отличалась от печати в ванной, хотя исполняла ту же функцию. Макс был готов взвыть. Впервые в жизни Чтец встретился с тем, что он никак не мог прочитать.

Загадка завитушки успешно отвлекала Чтеца от огня весь следующий день, но ночью кошмары вернулись. Там снова было пламя, мертвецы и Мира — на этот раз в роли вампира, — а утром Макса опять ждала тяжёлая голова и совершенно безвкусные пирожки. Сев рядом с Мишей, он откинулся в кресле и закрыл глаза. Солнце мигало, пробиваясь через листву сомкнувшихся над дорогой деревьев, его свет касался закрытых век, превращаясь в отблески пламени, крал мысли и искажал чувства.

Автодом вздрогнул, преодолев горб лежачего полицейского, и Чтец резко открыл глаза, наконец-то придя в себя. Они въезжали на стоянку Инквизиции, зажатую между лесом, виднеющейся впереди стеной поселения и небольшой извилистой речушкой под названием Сим.

— Приехали. — Миша улыбался.

Время приближалось к полудню и на стоянке кипела жизнь. Мира высунулась из-за занавески, наткнулась на взгляд Чтеца и вжала голову в плечи. Осторожно спустившись вниз, она прошла по автодому, закрывая окна, и Макс не мог отвести от неё глаз: в каждом движении девушки виднелось что-то неестественное.

— Я не пойду, — быстро проговорила она, поймав в глазах Бессмертного невысказанный вопрос. — Тот человек и то место мне неприятны.

Миша кивнул: он не спорил и не уговаривал, но Мира, внезапно метнувшись к кухне, сунула ему в руки аккуратно упакованный бумажный свёрток.

— Отдай ему.

Её голова снова была опущена, девушка старательно прятала лицо за растрёпанными волосами, спустилась вниз, но грязные слипшиеся пряди не справлялись со своей работой. Макс отчётливо разглядел плотно сжатые губы и опущенные брови.

— Ты точно не пойдёшь с нами? — осторожно принимая свёрток из её рук, спросил Миша.

— Нет, — не поднимая головы, тихо ответила Мира и, даже не подумав попрощаться, поспешила вернуться в своё убежище.

Бессмертный вздохнул. Вытащив с верхней полки большой дорожный рюкзак, он бережно положил туда посылку и обернулся к Максу.

— Готов?

Чтец кивнул. Плащ и платок лежали в верхнем кармане его собственного рюкзака, но, увидев в руках друга чёрную ткань, Бессмертный поспешил его остановить.

— Не нужно.

— Я предпочёл бы не светить лицом.

— Не нужно, — повторил Миша. — Смотри, здесь нет ни Бессмертного, ни Чтеца. Я, например, Егор.

— Егор. В автодоме Бессмертного.

Губ Миши коснулась лукавая улыбка, когда он широким жестом указал на панель с печатями около руля.

— Автодом Бессмертного? Где?

Корпус автодома изменил цвет, и не только он. То, что изнутри было занавесками, снаружи оказалось светоотражающими пластинами, металлические элементы, включая диски колёс, потемнели, в отличие от стёкол фар. Максу оставалось только покачать головой. В других обстоятельствах он сказал бы, что такого лёгкого камуфляжа недостаточно, чтобы обмануть внимательного наблюдателя, вот только подобный камуфляж был попросту невозможен. Макс никогда в жизни не встречал подобное. Поймав пристальный взгляд друга, Бессмертный кивнул.

— Покажу, когда вернёмся. Она у меня в книге.

Печать была в книге, а местные дозорные от Инквизиции вместе с несколькими любопытными — уже тут. Взгляд раскосых зелёных глаз, щурящихся над чёрным — почти как у Чтеца — платком, прогнал волну мурашек по спине Макса. Ниндзя? Когда они были напарниками, он одевался иначе, но с тех пор прошло несколько лет, мало ли что могло измениться за это время.

— Егор? — Тихий, почти шепчущий голос. Не тот. Не Ниндзя. — Давно не виделись.

— Давно. — Миша протянул ему руку. Незнакомый инквизитор крепко пожал её и, удостоив Макса беглым взглядом, кивнул куда-то в сторону леса.

— Туда?

— Туда.

— Ну, удачи.

Остальные собравшиеся уже потеряли к ним интерес. Они уходили, и Макс выпрямился, вдруг поняв, что, ошибочно опознав бывшего напарника, не хуже Миры опустил голову и сгорбил спину.

— Нам не сюда? — он кивнул в сторону такой близкой стены поселения, но Миша отрицательно покачал головой.

— Нам дальше в лес, минут сорок пути.

Вдруг как-то сразу захотелось назад. Сорок минут пути через незнакомый лес в поселение, полное вампиров — не то, чем Макс хотел бы заниматься, особенно сейчас, без книги, но он напомнил себе об ответах, которые старался найти, а память услужливо воспроизвела голос обвиняющей его в трусости Рады, довершая дело.

Они шли по едва различимой тропе, больше напоминающей звериную. За шнурки цеплялся репей, местами тропинку перегораживали склонившиеся над ней высокие стебли крапивы. Постепенно растительность поредела — стало темнее. Здесь, почти полностью вытеснив лиственные деревья, царили разлапистые сосны и ели. Расширившуюся тропу устилал мягкий ковёр опавших иголок, скрадывая звуки шагов. Тишина тревожила, а каждая пролетающая мимо бабочка или птица напоминала о Раде.

— Мира не любит это место. — Не сказать, чтобы Макса особо заботил этот вопрос, ему просто мучительно захотелось что-то сказать. — Она боится вампиров?

Бессмертный нахмурился и кивнул.

— Мы не говорили об этом, но я думаю, что так.

— Так было всегда или началось после того происшествия, о котором вы так старательно не рассказываете?

— После. — Бессмертный погрустнел. — После того, как не получилось вернуть колдовство. Мирка даже пыталась приноровиться без него, но ничего не вышло. Она сначала сдалась, а потом, видимо, начала бояться.

— Ещё раз, зачем ты её возишь с собой? — не ожидая ответа, Макс даже позволил себе улыбнуться, но Миша с неожиданной серьёзностью заявил:

— Я ей обещал.

Комментировать это Чтец даже не стал, только отметил, что, чем дальше они отходили от автодома, тем менее тяжёлой становилась голова.

Тропа привела к окружающему поселение вампиров частоколу и разделилась, предлагая путникам самим решить, с какой стороны искать вход.

— Вроде, сюда, — беспечно предположил Миша, направляясь направо.

Следуя за ним, Макс заметил, что местами отдельные колья обуглены изнутри.

— Не слишком хорошая защита для поселения, большинство жителей которого кидаются молниями, — скептически заметил он.

Миша пожал плечами.

— Зато чинить легче, чем бетонный.

В этом был смысл. В дыре в частоколе, красующейся вместо каких-либо ворот, смысла не было.

— Я здесь Егор, — напомнил Бессмертный.

Мысли Макса судорожно метнулись, выискивая в памяти подходящее временное имя, и внезапно наткнулись на потерянного после Призыва Александра Александровича. Давний друг семьи, он приходился Максу кем-то вроде крёстного отца и был колдуном, но ни во время беспорядков, ни после Разлома никак не дал о себе знать. Чтец не был уверен, что этот человек ещё жив.

— Я буду Сашей, — решил он, когда они с Бессмертным приблизились ко входу.

— Саша. Я запомню.

Ни проём в частоколе, ни ведущая к ним тропа не подразумевали проезда машин. Вход охраняли двое мужчин совершенно небоевого вида. Ничуть не смущаясь солнечного света, они сидели на установленных у входа пнях и играли в шахматы. Заметив гостей, один из них расстроенно цыкнул, жалея о прерванной игре.

Стражи неспешно поднялись на ноги, бережно отложив в сторону доску. «Кто вы и что вам нужно?» — Макс ждал этих слов, но услышал совсем другое:

— Егор, ты, что ли? Чё, живой ещё? — флегматично спросил один из любителей шахмат Мишу, и тот приветливо ответил:

— Пока не умер.

— Тебя долго не было, — заметил второй и, покосившись на Макса, спросил: — Твой друг?

Миша кивнул.

— Это Саша. Как там старик?

— Хромее, чем обычно.

— Насколько?

Мужчина хохотнул.

— Сломал старый протез, а новый оказался длинноват. Видел бы ты, как он ходил! Прыгал кузнечиком. Хотел подпилить, да перестарался чутка, и теперь ковыляет, как ёж. Ну, сам увидишь. Проходите давайте.

Заходя в поселение следом за Мишей, Макс обернулся на охранников, и увидел, что те, моментально потеряв к пришедшим интерес, вернулись к шахматам.

— Ты знаком с ними? — негромко спросил он, и Бессмертный ответил:

— Во время активной работы заезжал почти каждый месяц. Лично никогда не общались, но народ тут приветливый. Думаю, они догадываются, кто я, но не…

Он говорил что-то ещё, но Макс перестал его слышать, заметив с головы до пят закутанного в одежду человека, проходящего мимо. Вампир. Родич тех, кого Макс выслеживал, убивал, боялся и ненавидел. Должно быть, всколыхнувшиеся в душе чувства слишком ярко отобразились на его лице, потому что Бессмертный, положив руку на плечо другу, негромко напомнил ему:

— Всё хорошо.

Макс отвернулся.

Громоздким тёмным пятном посреди поселения распласталось двухэтажное сооружение. Первый этаж кирпичный, второй и надстройки на абсолютно плоской крыше — из дерева. Неестественный прямоугольник без окон и видимых дверей, окружённый соснами, казался чернильным пятном на картине, грубой заплаткой на платье из нежной ткани, бурой коровой в стаде белых овец. В небольшом отдалении от сооружения расположились простые домики, маленькие, но стоящие совсем не плотно. Вслед за Мишей направляясь к одному из них, Макс заметил собачью конуру, клетку с курами, парочку крытых теплиц. Поселение на берегу Камы не могло позволить себе содержать животных, здесь же места было достаточно. Оставалось только порадоваться, что Миша выбрал верную тропу: им не пришлось обходить всю эту территорию.

Улицы пустовали.

— Где все люди? — спросил Чтец, и Бессмертный беззаботно пожал плечами.

— Здесь почти все живут ночью.

Окна и ставни домов в большинстве своём были заперты, но дом, к которому подошёл Миша, оказался распахнут навстречу гостям. Несколько раз ударив в стенку кулаком, Бессмертный негромко позвал:

— Ваня! — и почти сразу услышал ворчливый ответ:

— Да иду я, не барабань.

Шаги неизвестного сопровождались тяжёлым деревянным стуком. Макс отступил в сторону, ожидая увидеть пожилого инвалида, но из двери вывалился не искалеченный старик, а самый настоящий пират лет сорока. Деревянная нога в самом деле была ему коротка, а кудрявая рыжая борода торчала в стороны кусками медной проволоки. Левый глаз пирата скрывала чёрная повязка, а правый, голубой и ясный, сиял с насмешливым задором. Сморщенная под повязкой кожа выдавала старый ожёг.

— Что, явился? — Голос бывшего охотника оказался низким и звучным: Максу хотелось бы, чтобы он говорил немного тише. — А это кто? Ты что, всё-таки выкинул ту котяру?

— Мы теперь работаем вместе, — уклончиво отозвался Миша, скидывая со спины рюкзак. — Та котяра передала тебе пирожков.

Он вытащил и передал пирату свёрток. Ваня принял его с большой осторожностью.

— С творогом.

— Спасибо, что ли, — проворчал одноногий. — Что она у тебя, больше не бросается ножами?

Бессмертный помрачнел.

— Ничего не изменилось с прошлого раза. Она почти не выходит.

Пират вздохнул и бережно переложил свёрток в другую руку.

— И чёрт с ней. Ну, проходите, что ли. — Он наконец-таки повернулся к Максу. — А ты не смотри с такой кислой рожей. Как тебя звать-то? Я Ваня.

— Меня зовут Саша.

Единственный глаз Вани сощурился.

— Тоже охотник?

Макс ответил оценивающим взглядом.

— Тоже. Как и ты, насколько я слышал. Можно узнать, кто ты?

Глаз сощурился ещё сильнее.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я был настоящей, чтоб её, легендой. Моё имя по радио с придыханием говорили. Я снился Кровавым в кошмарах. А теперь, значит… — Ваня с чувством топнул деревянной ногой о крыльцо.

— Ну, это ты врёшь, — добродушно улыбаясь, пожурил его Миша.

— Не вру, а преувеличиваю, — огрызнулся пират. — Да и неважно. Мало кто из наших, кто не по своей воле завязал, говорит о прошлом. Туда уже не вернуться, и ну его к чертям.

Макс недовольно покачал головой. Он не хотел ввязываться в спор и не хотел думать о том, что стало бы с ним, лишись он надежды вернуть свою книгу навсегда.

— Дело твоё.

— Именно, — охотно согласился Ваня и первым двинулся вглубь дома. — Заходите уже, солнце светит — глазам больно. Глазу.

Втроём они выпили мятного чаю с пирожками Миры. Ваня ел и, не скрывая горечи, ругался на «ту депрессивную кошару, которая готовит так вкусно». Слушая его, Макс вдруг вспомнил фирменные ягодные пирожки Беляевых и прикусил кончик языка.

Ему не нравился маленький неприбранный домик Вани. Не нравился большой шкаф с покосившимися дверцами, не нравилось замечать то и дело снующего по углам домового, не нравилось хорошо различимое из окна тёмное закрытого здания без окон и дверей. Макс разглядывал его, почти не слушая торгующихся на фоне Мишу и Ваню. Пират привередливо разглядывал принесённые Бессмертным векселя, проверяли, выспрашивал, а Чтец с тоской вспоминал, сколько его активов сгинуло в сгоревшей машине.

Разговор закончился, чай тоже.

— Что, пойдём? — Ваня опёрся о стол, собираясь вставать.

— Погоди, — остановил его Макс. — Мне говорили, у вас здесь есть повязанные с нечистью. Я могу встретиться с одним из них?

Пират плюхнулся обратно.

— Кто у нас есть?

— Люди, которые могут понимать нечисть.

Ваня ухмыльнулся.

— А, эти… Да, эти у нас есть. Женька экзорцистом работает, катается по поселениям и помогает разбираться со всяческим. Ну и Танька, она тут всегда, но она ночная, спит, наверное, сейчас.

— Возможно ли её разбудить? Мне нужна консультация подобного человека, но мы не сможем остаться здесь на ночь.

— Консультация, говоришь, — фыркнул пират. — Ну, посмотрим, что скажет Танька, если её разбудить для консультации.

Он всё-таки поднялся из-за стола и решительно направился к выходу. Тяжело западая на протез, Ваня хромал в сторону центра поселения. Они прошли мимо сосен, завернули за угол тёмного строения. Оно оказалось ещё больше, чем показалось изначально — будто торговый центр средних размеров. Тут же нашлась и дверь: широкие ворота с маленькой дверцей в одной из створок. Дверца оказалась не заперта.

— Проходите. — Пират пропустил гостей первыми.

За воротами оказались вторые ворота, такие же, но с дверцей в другой стороне. Следуя примеру Миши, Макс остановился, пропуская Ваню вперёд, а тот, убедившись, что первые ворота плотно закрыты, распахнул дверцу вторых.

— Одна не откроется, пока не закрыта вторая, — поведал Ваня. — На вампирах, конечно, ожоги заживают в момент, но, говорят, им под яркие лучи попасть — как нам руку в костёр сунуть.

Никакой охраны здесь не было. Заходя внутрь, Макс ожидал увидеть длинный коридор с множеством дверей, но неожиданно для самого себя оказался на большой площади. Тусклые красноватые лампы кое-как освещали открытое пространство с несколькими небольшими постройками внутри. Потолка между этажами не оказалось, но на разной высоте от земли виднелись широкие балконы.

Площадь была пуста. Приглядевшись, можно было заметить отдельные человеческие фигуры возле строений, но никто никуда не спешил, никто ничего не делал.

— Где они живут?

— В основном ниже, — Пират махнул рукой в сторону одной из стен: Макс не смог понять, куда он указывал, — тут глубоко.

— А газ?

Ваня остановился и смерил Чтеца настороженным взглядом.

— А об этом посторонним знать нечего.

В тишине они продолжили путь к одной из стен. Там оказались двери: Миша зашёл в одну, пират повёл Макса к другой, скрывающей ведущую вверх лестницу. Поднявшись на два пролёта — казалось, подъём с хромым пиратом занял целую вечность, — они остановились у следующей двери: совсем обычной квартирной двери с номером, звонком, глазком и уютным ковриком.

— Сейчас узнаем, дадут тебе консультацию или нет, — хмыкнул Ваня.

На звонок ожидаемо ответили не сразу. Наконец дверь распахнулась и перед Максом предстал заспанный мужчина в майке и шортах до колен. Чтец оглядел его худощавое тело, вязаные тапочки с цветочным узором, тонкие сжатые губы.

— Что-то случилось?

— Доброго. Тут охотник от знакомого подъехал, ему консультация Танькина нужна.

— Господи… — Мужчина протёр глаза и повернул к Максу припухшее ото сна лицо. — Дай угадаю, хочешь уехать до темноты?

Чтец наконец-то сумел разглядеть его глаза. Серые, они хранили в своей глубине кроваво-красные отблески. Рука Макса рефлекторно потянулась за книгой, но книги не было.

Вампир оглядел Чтеца внимательным взглядом. От него явно не укрылся ни этот незавершённый жест, ни отсутствие книги при госте.

— Я спрошу её, — наконец решил он и скрылся за дверью, закрыв её перед самым Ваниным носом.

Пират шумно вздохнул.

— Шугаешься, — укоризненно заметил он.

Макс не отрицал: перед глазами до сих пор плясало пламя.

— Шугаюсь. Буквально на этой неделе видел нападение вампиров на поселение.

Должно быть, что-то в голосе выдало его чувства, потому что Ваня вдруг посерьёзнел и, почесав свою рыжую бороду, зычно припечатал:

— У, понимаю! У нас тут такого давно не было, но до сих пор как о тех тварях думаю, аж в дрожь бросает.

— На вас нападали тоже? — спросил Макс и сам удивился своего вопроса. — А, понимаю. Газ.

— А то, — мрачно подтвердил калека. — Года три назад в последний раз приходили — до сих пор нормально не отстроились. — Он снова вздохнул и вдруг впился в гостя пристальным взглядом единственного глаза. — Знаешь, как оно было?

— Расскажи, — предложил Чтец.

Пират пожевал губами, подбирая слова.

— Пришли перед рассветом, когда у нас народ уже сонный был. В балахонах своих красных, но особо не прятались, рассчитывали быстро закончить, придурки. Нападали на всех подряд, включая детей, рушили всё, запугать пытались, а потом знаешь, что? Сами перепугались и сбежали к чертям собачьим, потому что против них все выступили, даже малые дети.

Знаешь, что такое битва вампира с вампиром, когда оба сытые и нет ничего, кроме собственной силы? Испытание нервов. Убить друг друга не могут, а боли — никакой человек такое не переживёт. Так вот у нас все стояли, все вместе. Васёк — он вампир из наших — круто подставился, чтобы меня прикрыть, его разорвало пополам. А те, кто драться не мог, стояли все вместе в стороне, и колдуны кормили своих, у кого силы кончились. Живой кровью, понимаешь? И вот стоят среди них дочки Кузнецовых, — им тогда, вроде, десять и двенадцать было, — и не плачут, а по рукам кровь течёт. И никто из Кровавых даже не смог к ним приблизиться, какая там боль, когда за твоей спиной дети?

А вот только этой весной я что-то рассказывал девятиклашкам о Кровавых: про пытки и всё такое. Так вот, один парень — пятнадцать лет, чтоб ты понимал, — вдруг говорит, мол: «Я помню. Когда Кровавые на нас нападали, нам тоже делали больно, чтобы испугать». И не успеваю я опомниться, как класс из девяти вампирят и трёх колдунишек начинает обсуждать, как они всей кучей, когда вырастут, пойдут истреблять Кровавых. Понимаешь, Сашок?

— И понимаю, и нет, — честно признался Чтец. — С одной стороны, сотрудничество колдунов с вампирами действительно выглядит впечатляюще, с другой стороны — не могу представить, смог бы я жить, будучи чьей-то едой?

Пират разочарованно махнул рукой.

— Да какой там едой? Раз в месяц сдаю кровь, раз в два месяца — даю глотнуть из себя. И не представляй себе всякое безобразие с зубами. Приходишь в медкабинет, тебе ставят иглу, от которой идёт трубка. Несколько человек из вампиров делают по глотку, у них там насадки сменные и всё такое. Иглу вынимают, место обрабатывают и всё, уходишь за шикарной порцией еды, а потом — отдыхать. Всё!

Всё… Ваня был прав: концепцию добровольного кормления вампиров Макс представлял иначе. Он видел, как выглядят те, кого вампиры таскают с собой, называя консервами. Он видел отбитое у Серебряных поселение и людей, сумевших там выжить. Его нормальность была далека от нормального, и это неожиданно злило.

Повязанная с нечистью оказалась аккуратной молодой женщиной лет тридцати. За то время, что Макс говорил с Ваней, она успела причесаться, собрав волосы в косу, надеть рубашку и брюки и даже подвести глаза, но вид её всё равно оставался сонным. Вслед за повязанной Макс поднялся ещё на пролёт, где оказался выход на балкон. Там стояла скамейка, два стула и столик, на стене у двери была прибита дощечка с освещающей печатью.

— Полцарства за кофе… — Женщина зевнула и заняла скамейку. — Свет нужен?

— Нет. — Макс уже привык к здешнему красноватому освещению. — Спасибо, что согласились уделить мне время. Я охотник, меня зовут…

— Ой, не надо. — Повязанная снова зевнула. — Настоящее имя всё равно не скажешь и правильно сделаешь, забей. Меня зови Таней, всё равно уже Ваня выдал.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Так чего там тебе консультировать?

— Я исследую Разлом.

Макс говорил долго и основательно, не без удовольствия отмечая, что ему почти не нужна прихваченная с собой тетрадь с записями. Повязанная слушала молча, не перебивая и не задавая вопросов, но с каждым словом Чтеца её брови сходились всё больше, на лбу появились глубокие складки.

— Вот, значит, как… — негромко проговорила она, убедившись, что рассказ её нежданного гостя закончен. — Это интересно. Никогда о таком не думала, но в этом определённо что-то есть.

— Ты ведь помнишь Разлом?

Было бы крайне обидно второй раз подряд наткнуться на ту же стену; к счастью, Таня была старше, чем Рада.

— Конечно. То, что ты назвал Знанием, тоже помню, теперь вот думаю.

Думала она тоже молча, и Макс терпеливо ждал, оглядывая раскинувшуюся внизу площадь и стволы подпирающих потолок колонн.

— Да, в этом точно что-то есть. — Голос повязанной заставил его вздрогнуть. — Не скажу, что голос Разлома и голос нечисти — это одно и то же, но да, думаю, механизм там схожий. Проще говоря, твоя теория о том, что во время Разлома с нами говорило какое-то могущественное существо их рода, очень даже не лишена смысла. Но как копать её дальше? Тут тоже надо подумать.

Она вновь замолчала на пару минут и покачала головой.

— Любопытнейшая загадка. У меня есть несколько предположений, с кем из нечисти можно попробовать поговорить, но это дело не на месяц. Действительно сильных духов встретить непросто.

Макс понимающе кивнул.

— Друг, с которым я приехал, регулярно закупается здесь газом. Не знаю, когда он поедет сюда в следующий раз, но я могу опять к нему присоединиться. Не думаю, что это будет раньше, чем через месяц или даже два. Или дольше, если он на зиму уедет южнее.

— Логично. — Таня ответила таким же кивком. — Но оно и к лучшему: за такое время я точно что-нибудь раскопаю. А ты, если будет возможность, попробуй вот что. Есть одна сильная повязанная, нечисть зовёт её Хозяйкой, даже черти. Она живёт где-то на востоке, возможно, в Сибири, но больше я ничего об этом не знаю. Покопай в ту сторону, а ещё поищи людей, которые проваливаются в мир нечисти во сне.

Чтец вздрогнул.

— Что, знаешь таких? — Повязанная склонила голову набок.

— Это те же, у которых души могут проваливаться в норы нечисти?

— Да. Только, — повязанная усмехнулась, — те, которые так проваливаются — это в некотором роде бракованные, они обычно долго не живут. Но, если есть живой — пришли ко мне. С их помощью можно ещё кое-что проверить.

— Что? — Кот был далеко и наверняка ещё строил из себя спящую красавицу, но, сделав в Москве всё, что нужно, за ним следовало вернуться. — И как?

— Они же спускаются прямо в мир нечисти, там вероятность найти тех, кто мне нужен, куда выше. Правда, такие сноходцы сами никого не понимают, и хорошо, потому что они не повязанные и защитить себя сами не могут. Но попробовать можно. А, и ещё одно. Насчёт той печати из металла. Её тоже было бы неплохо привезти сюда. Вместе со сноходцем, а ещё было бы здорово найти охотника, которого зовут Чтецом. Говорят, он может понимать смысл печатей, даже не активируя их.

— С Чтецом, — голос дрогнул, но не сорвался, — я это уже обсуждал. Он прочитал печать — я передал тебе её суть. Но он не знает ничего о том, откуда и как такая могла появиться.

Повязанная поморщила нос.

— Это я поняла. Но, собравшись здесь хорошим составом, можно попробовать поэкспериментировать. Я даже знаю, где найти мастеров по металлу, которым можно будет это всё показать…

— Обычно люди не верят, что такая печать вообще может работать, а проявляет себя она как правило в бою.

— Правда здорово, что у нас здесь целое поселение вампиров, готовых добровольно оказать всяческое содействие?

Неуклюжий ящик с баллонами болтался в воздухе, постоянно норовя упереться в ствол дерева или застрять в кустах. Миша грустно вздыхал и продолжал упрямо тащить его за собой, касаясь крышки одной рукой. На его запястье красовался потрёпанный браслет. Макс уже осмотрел печать левитации, теперь крепко прижатую к коже друга: она оказалась самой обычной, без загадочных завитушек, и сильно потёртой — ей явно осталось недолго.

— Что скажешь? — спросил Миша, когда окружающий поселение частокол наконец скрылся из виду.

— Я понял, что не могу представить общество, где колдуны и вампиры могут жить вместе мирно, — растерянно отозвался Макс и, ощутив внезапный приступ гнева, жёстко добавил: — Твари, которые виноваты в этом, заслуживают уничтожения.

Бессмертный согласно кивнул, но развивать тему не стал. Они возвращались назад молча, думая о своём: Миша сражался с ящиком, Макс — с мыслями о том, как собрать все требующиеся Тане кусочки мозаики и что теперь делать с предложением друга. До автодома добрались к сумеркам. С облегчением позволив ящику шмякнуться на землю, Бессмертный постучал в дверь, и та немедленно распахнулась, демонстрируя Миру. Она подобрала волосы и смотрела прямо, но, встретившись взглядом с Максом, немедленно согнулась и убежала в своё убежище.

— Привет, — растерянно пробормотал Миша ей вслед.

В автодоме было чисто и вкусно пахло. Чем именно, они узнали после того, как перетаскали внутрь баллоны и успешно сбыли Инквизиции ящик.

— Мирка сварила суп, — задумчиво сообщил Миша. — С какой-то птицей.

— И что с того?

— У нас не было птиц. Чтобы их достать, Мирке надо было выйти наружу.

Лучащаяся самодовольством Ночка сидела на краю углового дивана, то и дело бросая озорные взгляды в сторону кастрюли. Она словно предлагала охотникам ознакомиться с её содержимым, и Макс, вдруг поняв, что чертовски голоден, поспешил за тарелкой.

Суп оказался вкусным. Действительно вкусным. Уже несколько дней почти не различающий вкусов Чтец ел с удовольствием, краем уха слушая радио. Местные ведущие в очередной раз обсуждали недавнее нападение Кровавых. На этот раз они притащили в эфир выжившую жительницу пострадавшего поселения, судя по голосу — совсем молодую колдунью. Девчонка волновалась: плохо настроенный микрофон неприятным шипением передавал её шумное сбивчивое дыхание.

— …сильно преувеличено! — с жаром вещала она. — Да, охотники помогли нам, но говорить, что без них мы были бы обречены — оскорбление всем тем, кто вышел тогда сражаться! Пока эти всякие Бессмертные и Шаманы до нас добирались, мы защищались, и, я уверена, смогли бы прогнать Кровавых и без помощи!

Бессмертный безмятежно обгладывал птичью ногу. Макс нахмурился: ему было неприятно подобное проявление наивности. Не приди на помощь охотники, от поселения остались бы только угли и десяток человек, догадавшихся достаточно рано убежать достаточно далеко и оказавшихся достаточно везучими, чтобы по дороге не наткнуться на упырей. С другой стороны, жители поселения действительно сражались. Макс не был уверен, что и охотники смогли бы остановить атаку без помощи местных.

— Даже если так, количество жертв было бы несравненно больше, — возразил воинственной девчонке явно сбитый с толку ведущий.

— Я и не говорю, что они не помогли! — захлебнувшись в собственном голосе, выпалила та. — Просто нечестно отдавать им всю заслугу, как будто они единственные, кто может сражаться. Глупо жить и думать, что только охотники могут противостоять Кровавым, Серебряным и вампирам вообще! Каждый человек может делать это, и для этого совсем не нужно разъезжать в масках. Люди стали слишком полагаться на охотников и забывать, что и сами не беспомощны, потому-то все так и боятся вампиров. А если все перестанут бояться и каждый попробует сделать хоть что-то, то никакие охотники вообще не будут нужны!

Миша отложил обглоданную кость и вздохнул.

— А здесь она права, — заметил Макс. — С оговорками, разумеется.

В памяти всплыл недавний рассказ Вани и собственные давние мысли. Чтецу не раз приходилось удивляться, почему люди сами не делали ту работу, которую они поручали ему. Не то, чтобы он возражал — в конце концов на это он жил, — но сомнений не было: людям мешали невежество и страх, а не бессилие.

— У нас же колдуны все, кто не вампиры! — вещало тем временем радио голосом девчонки, не давшей себя убить. — Охотники — это просто пример тому, что каждый, кто захочет выйти на бой…

— Каждый, кто захочет выйти на бой со врагом, может сделать это, — пробормотал Макс, догнав её по темпу. — И если стать охотниками могут не все, то в сердце всякого есть место для роли воина.

Миша с удивлением приподнял брови. Чтец не без труда выдержал его взгляд. Ему было неприятно удивление Бессмертного; неприятно, но совершенно понятно.

— Да, я тоже знаю эту речь наизусть.

Он хорошо помнил тот дождливый и мерзкий октябрь, грянувший после по-летнему тёплого сентября. Они как раз разругались с Витей, который, в погоне за так желаемой им славой, хотел продолжать работать в холода, когда Макса уже во всю тянуло на юг. Семнадцатилетний полноватый недоучка давно начал действовать Чтецу на нервы постоянными мечтами о подвигах и упрёками за чрезмерную осторожность. Потом Макс узнал, что, расставшись с ним, этот мечтатель закончил там же, где и остальные: среди мелких рядовых Инквизиции, но в тот октябрьский день он был зол, а одиночество холодом проникало в салон автомобиля.

Услышав по радио, что Близнецы вышли в эфир, чтобы выступить перед мирными слушателями, Чтец едва не отключил звук. Ему казалась оскорбительным выслушивать морали от народных фаворитов, но обещаний безопасности и откровений о подвигах не последовало. Голос Сестры не срывался и не дрожал. Он звучал холодно и чётко, он плетью бил по ушам, повторяя: старания горстки охотников ничего не изменят в глобальных масштабах. Мир будет достижим лишь после того, когда каждый, кто хочет мира — колдун ли, вампир ли — сделает шаг в сторону его достижения.

Её слова задели Макса, всегда считавшего, что не готовые к охоте люди должны держаться как можно дальше от всего, что с ней связано. Тот день изменил его мнение на диаметрально противоположное. Увы, разочарование не заставило себя ждать. Слова Сестры повторяли снова и снова несколько месяцев; навещая Беляевых, Макс обнаружил, что даже Рада вызубрила их наизусть. Но ничего не изменилось. Никто не восстал, не предпринял попытки изменить свой образ жизни, и даже в рядах охотников не появилось больше новичков. А около года спустя Близнецы исчезли, чтобы больше никогда не появиться вновь.

Урок, который Макс извлёк из этой истории, был прост и жесток. Никто не хотел мира на самом деле. Людям было комфортно в этой медленной и тягучей войне, и Чтец, добровольно вызвавшийся выйти на передовую, был одним из них. Он не видел мира, где вампиров не нужно было бояться.

— Крайне наивная речь, — сказал Макс Мише теперь, — но, не буду врать, мне она нравится.

— Может быть. — Бессмертный вздохнул и поднёс ложку супа к губам, но из-за зелёной занавески вдруг послышался шум и Мира высунулась наружу, чтобы спешно и неожиданно пылко проговорить:

— Наивность автора речи не оправдывает её неправильность. Девушка, которая первой сказала эти слова, плохо представляла себе, о чём говорит. Если бы она могла пожалеть о них сейчас, она бы пожалела.

— Ты говоришь о Сестре? — Макс был неприятно удивлён. — Сестре из Близнецов? С чего ты это взяла?

Ответ был не менее торопливым, хотя пыл в голосе Миры поутих.

— Ты же наверняка знаешь, что Близнецы были очень сильные. Сестра привыкла всегда побеждать и не понимала, что другие люди не такие, как она. Она не знала, что ждёт проигравших, не знала о страхе и боли и не видела того, что видела я, а потому думала, что может навязывать другим свою войну. Но эта война не для всех. Миша, ты же всегда был против, так скажи ему.

— В принципе, я никогда не отрицал того, что люди должны уметь себя защищать, — осторожно возразил Бессмертный, а Мира, шумно втянув воздух носом, выпалила:

— В этом и дело, люди должны уметь защищаться, а не нападать. Нападать — наша работа, потому мы и решили сами разобраться с Кровавыми, разве нет?

Миша растерянно болтал ложкой в супе. Может быть, он не знал, что ответить, а может, не хотел отвечать, но слушать подобные рассуждения от Миры было просто смешно.

— И со многими Кровавыми ты собираешься разобраться? — сухо спросил Макс. — Без колдовства-то?

Мира на миг замерла, шмыгнула носом, а потом резко скрылась за занавеской. Послышался короткий шорох, а потом зелёная ткань снова на миг отодвинулась и в лицо Макса полетела какая-то чёрная тряпка. Макс неторопливо расправил её и узнал свой плащ.

— Ты рылась в моих вещах? — уточнил он.

— Я хотела помочь, — злобно отозвалась из-за занавески Мира.

В плаще не осталось прожжённых дыр. Мира обрезала обгорелые края и пришила на их места новые куски ткани. Вернувшиеся на место рукав и часть подола оказались немного светлее, ткань была легче и слегка отражала свет, но плащ выглядел гораздо аккуратнее, чем раньше. Это был жест мира, как и слова благодарности, сказанные спутницей Бессмертного в день защиты поселения, и Макс, совершенно не чувствуя искренности, постарался его принять.

— Спасибо. — Хотелось добавить резкую просьбу больше не копаться в его рюкзаке, но Чтец сдержался. Конфликт с полоумной девушкой был полной глупостью, и с ним было необходимо покончить, тем более если та сама пыталась пойти навстречу.

Из-за занавески не раздалось ни звука, и только Миша тяжело вздохнул, награждая друга укоризненным взглядом. Оставив плащ на своём спальном месте, Макс молча вернулся к столу и принялся за успевший остыть суп.

Когда Мира снова полезла в его вещи и, достав из рюкзака обгорелые останки книги, подняла их над головой с полной высокомерия и насмешки ухмылкой, Макс не выдержал. Он врезал ей по лицу с плеча, и, чувствуя, как под костяшками его руки ломается её нос, испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Раздражение, злость и непонимание, копившиеся в нём всё это время, обрели волю и вырвались наружу, кровь пульсировала в голове частым ритмом, и в этом ритме Макс слышал призыв: убить, убить, убить, убить Миру. Он бил снова и снова, а она слабо трепыхалась, скулила и брызгала кровью. Потом она затихла, испустив последний вздох, а Макс проснулся, чувствуя, как сводит судорогой его руки.

За окном было ещё темно. Зелёная занавеска неподвижно скрывала Миру от его взгляда: она ещё не проснулась, не выбралась наружу, чтобы приготовить завтрак. Максу вдруг захотелось увидеть её. Ударить её. А потом ещё раз, и ещё, и ещё, пока она не умрёт. Медленно и тихо, бросив один внимательный взгляд в сторону мирно похрапывающего на своём месте Мишу, Чтец поднялся на ноги и подошёл к занавеске. Коснулся её пальцами. Взялся рукой за край.

Что-то острое и цепкое больно вцепилось ему в голень, развеивая наваждение; Макс опустил взгляд и увидел широко распахнутые зелёные глаза Ночки. Несколько секунд охотник и домовая смотрели друг на друга. Чтец, не выдержав первым, резко развернулся и, отперев дверь, вышел наружу. Его руки мелко дрожали, терзаемые жаждой крови. Понимая, что должен снять напряжение, Макс отошёл подальше от стоянки и не возвращался назад, пока Миша сам не вышел, чтобы найти его.

Завтрак уже остыл, Мира скрывалась за своей занавеской. Это было к лучшему: Чтец не желал её видеть. Он боялся того, что может сделать, увидев её. Глаза застилали языки пламени, сон свинцовым пластом давил на голову, и Максу снова казалось, будто ночью он вовсе не спал. Днём, когда Мира спустилась, чтобы приготовить обед, Чтец вновь покинул автодом. Он избегал её весь день, но к ночи тяжесть не покинула его голову, наполнив её роем гудящих мыслей. Макс думал о Кровавой Короне и поселении мирных вампиров, о Раде, о Близнецах и Бессмертном, которого часто называли их преемником, о своём дяде, сгинувшем за Разломом, о том, что за похрапыванием Миши дыхания Миры совсем не слышно, как будто она в самом деле уже не дышит.

Казалось, что спрятанный в придорожной роще автодом наполнен звуками даже больше, чем в свете дня. Постанывал разыгравшийся снаружи ветер, где-то наверху скрипела растревоженная им ветка дерева. Вдали пронзительно закричала ночная птица, ветер взвыл сильнее, шуршанием промчавшись по траве, листве кустарников и деревьев. Мир кипел тысячью звуков, но среди них не было одного: Мира не дышала.

Зелёная занавеска была неподвижна, и в этом Максу почудился зловещий знак. Он сел, опустив ноги на пол, и уставился на зелёную ткань, не в силах избавиться от чувства, что с той стороны на него смотрят тоже. Смотрит кто-то, кому уже давно не нужно дышать. Ощущение было настолько ясным, что Чтец вдруг понял, что не может шевельнуться. Липкие щупальца страха сдавили его горло, а с той стороны занавески его сверлил полный ненависти взгляд.

Резкий крик ночной птицы снял оцепенение. Макс вскочил на ноги и, рванув занавеску в сторону, увидел её. Скрючившись в неестественной позе, Мира сидела на краю кровати и, не моргая, смотрела прямо на него. Беспросветно-чёрные зрачки, не отражающие света в темноте ночи, заполнили её глаза целиком, не оставив места белкам. Она склонила голову на бок и медленно подняла вверх руку с крючковатыми пальцами. Мерзко захрустели суставы. Охваченный ужасом, Макс царапнул себя по груди, нащупывая на шее нужную пластинку металла. Вспыхнуло пламя. Огонь охватил тварь, но та не остановилась. Она тянула к нему руки, а он, вдруг обнаружив у себя в руках топор на длинной ручке, принялся наносить удар за ударом, пока не проснулся, охваченный болью сковавшей его тело судороги.

Стремясь растянуть сопротивляющиеся мышцы, Чтец вскочил на ноги. За окном занимался рассвет. Ветер стих, Миша спал, Мира, склонившись, стояла у стола, нарезая сыр. Макс видел её спину, и образ, явившийся ему в кошмаре, с вспыхнул в его голове огненными красками. Он медленно пошёл в её сторону, нащупывая на шее огненную печать. Она поджигает лишь мёртвую плоть. Если Мира жива, с ней ничего не случится.

Она обернулась раньше, чем Макс успел активировать печать. Глаза Миры были обыкновенными, светлыми и тусклыми. Не обращая внимания на нож в её правой руке, Макс схватил запястье левой и сжал, отчаянно выискивая пульс. Мира испуганно отшатнулась.

— Что?..

Сердце девушки билось часто, так, как бьётся сердце любого живого испуганного человека.

— Ничего.

Макс отпустил её и вышел наружу. Ему было плохо. Голова раскалывалась, в ушах гудело, глаза слипались, но мысли о сне вызывали отторжение. Чтец не понимал природу своих кошмаров, не знал, как с ними бороться.

Следующей ночью кошмар повторился, следующей — тоже. Днём, не сдержавшись, он замахнулся на Миру, когда та, возвращаясь из ванной, случайно преградила ему путь. Миша поймал руку школьного друга раньше, чем он успел нанести удар.

— Что с тобой не так? — хмуро спросил он, но Чтец промолчал, не пожелав объяснять.

В ту ночь он решил не спать совсем. Вооружившись фонариком, он продолжил изучение скрывающихся в узорах на стенах печатей. В этот раз ему попалась особенно интересная: он видел такие всего пару раз. Не многие мастера умели заключать собственные воспоминания в колдовские символы. Прочесть содержимое воспоминания по акриловым линиям не представлялось возможным, и Макс, несколько мгновений послушав раскатистых храп Миши, опустил руку и осторожно активировал печать.

И увидел море. Уходящие за горизонт море, отражающее в себе черноту ночного неба. Лунная дорожка, подрагивая и блестя на волнах, тянулась к самому берегу, тёплые волны лизали ноги, нежный пахнущий солью ночной ветерок шевелил волосы, мягко касался щёк. Макс смотрел вперёд и чувствовал невероятную лёгкость. Ему казалось, что он готов, подхваченный дуновением ветра, шагнуть на воду и по лунной дорожке побежать вперёд, к линии, где тёмная вода касается украшенного звёздами неба, пересечённого сверкающей рекой млечного пути.

Когда видение оборвалось, Макс оторопело прикрыл глаза ладонью. Ему казалось, что он всё ещё чувствует запах моря и ветер на своём лице. Огонь погас, смытый солёной водой. Теперь, закрывая глаза, Макс видел волны, и ему становилось спокойней.

Ближе к утру снаружи зарядил ливень, напоминая о неотвратимости осенних холодов. Слушая, как стучат по крыше тяжёлые капли, Чтец почти задремал, когда до его слуха вдруг донёсся всхлип.

Всхлип повторился ещё несколько раз, прежде чем Макс понял, что он доносится из-за зелёной занавески. Звук резал его по ушам, но Чтец не шевельнулся, испугавшись, что всё же уснул и в очередной раз видит сон, который закончится убийством.

Но это был не сон. Всхлипы стихли, а некоторое время спустя Мира выскользнула из-за занавески и направилась готовить завтрак. Она не посмотрела на Макса, а он не посмотрел на неё, но следующей ночью Чтец спал без сновидений.

Поселения-автомастерской в они достигли к концу нового дня. Бессмертного — то есть, конечно же, Егора — тут знали и встретили охотно. Сквозь полумрак сумерек Чтец недовольно вглядывался в серые асфальтно-бетонные цвета человеческого оплота, раскинувшегося в руинах небольшого подмосковного городка.

Максу не нравилось здесь, но Миша заверил, что завтра утром им выдадут легковушку, и завалился спать, не дожидаясь ужина. Ужин задерживался: в тот день Мира выходила даже меньше обычного. Мысленно махнув рукой на полоумную, Макс наскоро перекусил бутербродом и уже отправился спать, когда вдруг почувствовал страх.

Холодной струйкой пота страх сполз вниз по его спине и затерялся в складках простыни. Макс медленно сел в постели, понимая, что боится уснуть. Боится, потому что знает: во сне ему приснится Мира, не приготовившая сегодня ужин, не сделавшая то единственное, что оправдывало её пребывание в автодоме. В этом сне он снова её убьёт, и, кто знает, не воплотится ли кошмар в явь на этот раз.

Чтец покачал головой. Всё это было лишь бредом, кошмарами, следствием стресса, перенесённого им в недавнем бою. Нужно было выспаться перед завтрашней дорогой в Москву, но, стоило ему закрыть глаза, страх возвращался.

Осторожно поднявшись на ноги, Макс добрался до хранившей в себе море печати. Вновь стало легче, а, возвращаясь на своё место, Чтец наткнулся на пристальный взгляд зелёных глаз домовой.

— Чего тебе? — спросил её Чтец, смущённый воспоминанием о своём первом кошмаре.

Вместо ответа Ночка аккуратно запрыгнула на край его кровати. Широко распахнутые глаза сверкали в темноте, как будто отражая несуществующий в погрузившимся в сон автодоме источник света. Глядя в них, Макс медленно сел обратно.

— Чего ты хочешь? — спросил он снова.

Ночка не пыталась ответить: знала, что не будет понята. Устроившись на краю кровати, она устремила взгляд больших не моргающих глаз куда-то во тьму, более не обращая на Макса внимания. «Охраняет меня, что ли?» — с удивлением подумал Чтец, в очередной раз ложась в постель.

Он уснул быстро, но сон его был тревожным. Несколько раз Макс просыпался, уверенный, что слышал стон или всхлип, но в автодоме было тихо, а Ночка неподвижно несла свой пост на краю его кровати. И всё же на рассвете он не выдержал.

— Спасибо тебе, но с меня довольно, — сказал он домовой и, одевшись, покинул автодом.

Наматывая круги вокруг, Чтец не чувствовал себя разбитым, и всё же оставшийся от беспокойной ночи осадок смешивался с запахами красующегося среди городских руин поселения, внушая Максу острое чувство тревоги. В Москве было проще: бывшая столица хотя бы не пыталась притворяться безопасным местом.

— Миша?

На миг Максу показалось, что Мира вышла на улицу вслед за ним, но, спохватившись, он понял, что остановился у приоткрытого окошка. Того самого узкого окошка в верхней части автодома, что вело в убежище Миры.

— Скажи, а где?..

— Макс?

— Угу.

Чтец ясно слышал каждое слово. Он представлял, как отодвинувшая зелёную занавеску девушка вытянулась вперёд, обращаясь к своему покровителю, и совершенно позабыла об открытом окне.

— Его нет внутри. Что-то случилось?

— Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Наконец-то что-то расскажут и ему. С мрачным удовлетворением Чтец приготовился слушать, но голос Миры стал быстрее и тише, и ему пришлось прижаться к прохладной после ночи стене автодома, чтобы разобрать слова.

— Происходит кое-что, что меня очень беспокоит. Сначала я думала, что это всего лишь пустяки, но, знаешь, кажется, эти пустяки берут надо мной верх. После того, как я снова увидела Кровавых, мне начали сниться странные сны. Очень плохие сны. — Её голос сорвался. — От этих снов мне начинает хотеться убить себя, по-настоящему хотеться. Мне. Несмотря ни на что.

Мише потребовалось около двух секунд, чтобы обдумать эти слова.

— Это из-за меня? Знаешь, я часто думаю над тем, что сказал Макс. Я ведь в самом деле свожу тебя с ума. Может быть, тебе стоит отдохнуть? И помнишь, что я говорил? Если однажды ты поймёшь, что не можешь больше выносить это, я готов в любой момент…

— Нет. — В голосе Миры мелькнула твёрдость. — Я не схожу с ума, Миша, и я запрещаю тебе останавливаться. Это не мои мысли и не мои сны. Мы с тобой оба знаем, я не могу захотеть убить себя.

— Может, ты просто устала…

— Это не мои мысли. Не мои. Кто-то внушает их мне, понимаешь? Кто-то хочет, чтобы я умерла.

С точки зрения Макса, убийство полоумной Миры могло понадобиться только изголодавшимся вампирам, упырям и диким животным, однако факт оставался фактом: Чтецу тоже было проще поверить, что его сны имеют сверхъестественный характер, чем признать их своими. А значит, какая-то нечисть в самом деле решила свести спутницу Бессмертного в могилу. У нечисти редко возникало подобное желание на пустом месте, значит, кто-то её попросил. Кто-то заключил с нечестью сделку, чтобы Мира убила себя или была убита Максом, но кто и зачем?

Похоже, Миша пришёл к тому же выводу.

— Ты думаешь, это делает нечисть?

— Да. Но я не могу понять, откуда нечисти взять моё имя, ведь я ни разу не произносила его с тех пор, и я верю, что ты тоже не делал этого.

— А Ночка могла?..

— Нет. Она тоже не знает, а даже если бы знала, не стала бы мне вредить. Она защищала меня, ложилась рядом, и кошмары отступали. Сегодня её не было, и… — Голос Миры сорвался. — Не трогай. Не надо. Это не то.

— Болит?

— Я привыкла. Скоро заживёт. Не волнуйся, Ночка поможет мне мыть посуду.

— Вечно ты заботишься не о том.

— Сейчас меня больше всего заботит моё имя. Никто из тех, кто ещё жив, его не знает, оно нигде не записано, и я всегда убеждаюсь, что рядом никого нет, когда я говорю его вслух. Как нечисть сумела его получить?

— Так может, в этом и дело? — Макс был готов поклясться, что Миша улыбается грустной улыбкой.

— В чём?

— Твой имя всё-таки начало теряться. Имени «Мира» стало достаточно, чтобы тебя достать.

— Не может быть…

На некоторое время в автодоме повисла тишина.

— Как думаешь, Ночка знает, что происходит? — спросил наконец Бессмертный.

Макс не услышал ответа Миры: должно быть, она жестом выразила неуверенность.

— Ладно, мы всё равно не можем её понять, — со вздохом протянул Миша. — Рада могла бы, но…

Макс тихо вздохнул. Рады здесь не было.