Гляжу на золотистую макушку, на нежные черты лица, и не могу поверить, что я родила это чудо, что я причастна к нему.
Как красив мой сын! Сердце захлебывается от теплой волны любви к нему. Тепло проникает в каждую клеточку тела.
Я счастлива.
Безмерно. И, кажется, навсегда.
Весь мир, все мои небольшие жизненные достижения и даже страшные переживания — все меркнет, становится незначительным.
Вот оно, настоящее счастье — в моих руках, у моей груди.
— Он похож на тебя, — ласково шепчет Руслан.
Глаза мужа блестят. Тонкие морщинки, словно лучики солнца, расползаются рядом с ними. Люблю его. Сильно. Навсегда.
— Спасибо, — улыбаюсь.
— Мне за что? — Садыков вздыхает. — Сегодня вся благодарность — Всевышнему.
Я моргаю. Чувствую, что снова хочу плакать.
Руслан замечает это и говорит:
— Поплачь, родная, поплачь. А я буду рядом.
— Руслан, — я прерывисто вздыхаю. Грудь моя поднимается, и сын начинает недовольно шевелиться.
Чувствует мое беспокойство, как тогда, в животике.
— Пора отвезти сына на кормление, — Руслан мягко улыбается мне. — Я возьму его, хорошо?
— Хорошо, — вздыхаю.
Муж забирает сына, и моей груди тотчас становится холодно.
— Утром вы увидитесь, — Руслан бережно укладывает сына обратно в люльку-коляску. Поправляет одеялко, гладит по ножкам, а потом снова смотрит на меня.
— Голодная, моя маленькая?
И так он спрашивает это — ласково, с любовью, что это становится последней каплей.
Горячие слезы вытекают из глаз и скатываются по моему лицу.
Руслан протягивает руку. Его шершавая, такая желанная, ладонь нежно гладит мои щеки.
— Все теперь якши (татар. — хорошо), Диляра.
— Да, — прикрываю глаза и прижимаюсь губами к горячей ладони Садыкова. Рука его замирает. А потом я ощущаю, как Руслан одаривает меня поцелуем. Легким и нежным, словно крылья бабочки.
— Нам нужно идти, потерпи немного, родная. Скоро мы увидимся. Потерпишь?
— Потерплю, — улыбаюсь и скромно целую его в ответ.
А хотелось бы ощутить его вкус у себя на языке. Но не сейчас и не здесь. Я понимаю.
Руслан вместе с сыном уходят. На душе сразу становится тоскливо. Пытаюсь отогнать от себя эти чувства. Еще немного, еще чуть-чуть.
В палату заходит медсестра. Улыбается:
— Давайте, Диляра Рашидовна, сделаем вам укольчик.
С трудом ложусь (ибо место шва начинает уже напоминать о себе, догадываюсь, что может быть еще больнее).
Укол получается болезненный. Нет, дело в непрофессионализме медсестры (я уверена в её мастерстве), а в самом лекарстве, от которого начинает ломить ягодицу, после того как инъекция уже сделана.
Кусаю губу, мычу от боли в подушку.
Что-то теплое и ласковое касается моего плеча.
Приподнимаю голову и встречаюсь взглядом с Русланом.
— Сын под присмотром неонатолога, а я пришел тебя успокоить.
Не успеваю что-то ответить, как мой любимый садится рядом и нежно обнимает мои плечи. Голова моя ложится на его грудь. Вздыхаю. Руслан пахнет по-другому. Лекарствами и чем-то нежно-сладким. Быстро вспоминаю, кому принадлежит этот волшебный аромат.
Сыну.
Прерывисто вздыхаю.
Руслан запускает пальцы в мои волосы и шепчет:
— Говори, Диляра, говори. Я здесь, чтобы выслушать. Чтобы прогнать твои страхи.
— Я так испугалась, — глухо говорю. По телу бежит дрожь. — Я думала, это конец.
Пальцы сильнее сжимают мои волосы. Под своим ухом слышу, как учащенно бьется сердце Руслана.
— Я думала, что потеряла и ребенка, и тебя…
Слезы заливают мое лицо и футболку мужа. Комкаю мокрую ткань дрожащими пальцами. Трясусь и все никак не могу успокоиться.
— Мы живы, любимая. Мы живы, и, даст Всевышний, будем жить долго и счастливо. Я прошу об этом у Него, и Он каждый раз отвечает мне. Я молился о тебе, Диляра, и ты стала моей женой. Я просил о том, чтобы мы понимали друг друга, и это есть. Я просил о том, чтобы я хотя бы нравился тебе, но ты полюбила меня. И там, в реанимации, я просил, что с тобой и ребенком было все хорошо. Так и случилось. А теперь я прошу — о том, что мы прожили долгую и счастливую жизнь. Верю — так и будет.
— О, Руслан, — целую его в колючий подбородок. — Ты — моя опора, мои силы. Я так люблю тебя.