За растениями по горам Средней Азии

ЖИЗНЬ НА ГОРНОМ СКЛОНЕ

Планета против нас

Когда идешь вверх по склону, он кажется круче, чем показывает эклиметр. И чем больше устаешь, тем «круче» становится склон. Спросишь неопытного попутчика: «Сколько градусов уклона?» — а он отвечает без запинки: «Шестьдесят!» Значит, устал. Показываешь на эклиметре — всего 30 градусов. Вдвое меньше. Но и это немало. При уклоне в 45 градусов стоять на склоне уже трудно, а при 50 и больше начинаешь пускать в ход руки, если на ногах нет триконей.

Жизнь на склоне протекает совсем не так, как на привычной всем плоской поверхности. Совсем другая жизнь. Во всем. И все потому, что на склоне против нас работает вся планета. Короче, гравитация, земное тяготение, заставляющее все стремиться по склону вниз. Вы, идете вверх по склону, стараясь держать дыхание. К вашему весу прибавляется вес полной выкладки: набитый до отказа рюкзак, гербарная папка, приборы, фотоаппарат, ледоруб, пикетажка, нож… Набирается иногда до 25–30 килограммов. Геоботаник с полной выкладкой для многодневного маршрута напоминает нечто среднее между навьюченным мулом и новогодней елкой. Суммарный вес этого движущегося сооружения в среднем около центнера. И перемещать этот центнер вверх, преодолевая земное притяжение, приходится исключительно собственной мускульной силой. А склон крутой…

Вы идете по склону не спеша, в явно замедленном ритме, так как уже знаете, что спешить невыгодно: рывок вверх — и сбито дыхание. Переводить его приходится долго (чем выше, тем дольше, поскольку воздух вверху разрежен), и кажущийся, выигрыш во времени оборачивается проигрышем. Идете спокойно, внимательно оглядывая все вокруг: ведь вы же исследователь. Потом ступаете на плоский камень. Он кажется таким надежным. А камень, неуклюже вывернувшись из-под ноги, делает несколько ленивых оборотов вокруг своей оси и, набирая скорость, устремляется вниз. Прыжки его делаются все выше и дальше, он вращается, со свистом, как пушечное ядро, рассекает воздух, поднимает вдоль своей трассы пыль и исчезает из поля зрения, оставив лишь грохот в ушах да страх: «Не натворил бы он там внизу бед!» А если за вами вслед идет ваш попутчик, то при первом же движении «живого» камня вы кричите ему об опасности, потому что такой камень действительно опасен.

Вы садитесь на склоне, чтобы записать что-нибудь в пикетажку. Кладете рядом с собой фотоаппарат или альтиметр, а он тоже норовит развить скорость. Хорошо, если успеете ухватить его за ремешок: без аппарата, а особенно без альтиметра — какая уж работа! Бывает, что и не успеваете. И тогда с грустью следите, как, развивая скорость, изящное творение рук и разума — хрупкий прибор брызгами разлетается на составные части…

Но на этот раз вам повезло: удалось схватить «инициативный» прибор за ремешок и водворить его на место. Вы сидите на склоне и пишете. Пятки прочно уперлись в выступ, в камень или в специально вырытую ямку. Без этого вы начинаете ползти вниз: гравитация! Вы положили рядом плоскую гербарную папку, чтобы заложить в нее растения, а папка тоже ползет.

Вас застала на склоне темнота. Дальше идти нельзя, опасно. Надо ночевать. И вот тут-то оказывается, что ночевать даже на пологом (до 10 градусов) склоне трудно. Вы влезаете в спальный мешок, укладываетесь ногами вниз по склону рядком с товарищами, засыпаете после трудного дня, а утром обнаруживаете, что рядом с вами никого нет: все спальные мешки (с содержимым, разумеется) оказались на разных уровнях! Одни сползли на пяток метров от исходного места, другие — на десяток, а одного товарища мы как-то даже не сразу обнаружили: он сполз по ровному пологому склону далеко вниз и притулился за каким-то кустиком, а потом отказывался верить, что не мы унесли его ботинки наверх, а сам он от них уехал.

Но это на пологом склоне. На крутом же ночевать без предварительной работы и вовсе нельзя. Вы делаете на склоне ступеньку, площадку, плоскую поверхность такого размера, чтобы уложить на нее спальный мешок, рюкзак, приборы, ботинки, одежду, котелок и все то, что берете с собой в путь. Выворачиваете камни, делаете из них кладку в нижней части площадки, разгребаете ледорубом и руками щебень, выравниваете площадку, пристраиваете на пей все свое хозяйство. Потом, весь пыльный, отпиваете из фляжки глоток воды, отряхиваете с себя землю, высыпаете из носков щебень и мелкие камушки. Теперь можно укладываться спать. Гравитация вам уже не страшна, и вы проснетесь там же, где легли. Но для этого нужно поработать.

Вертикаль и горизонталь

«Зато вниз по склону легко», — скажет неопытный путешественник. И ошибется. Спускаться иногда бывает труднее, чем-подниматься. При подъеме перегружается сердце, оно гонит кровь по большому кругу кровообращения, и у старых горных экспедиционеров оно. бывает увеличено, как у пилотов, испытывающих частые перегрузки. При спуске же устают ноги. Устают настолько, что нетренированный путешественник приходит в отчаяние от того, что ноги отказываются подчиняться. Бежать вниз нельзя, опасно. Можно разогнаться так, что при возникшем на пути препятствии не затормозишь, можно споткнуться и разбиться. Бежать вниз по склону нельзя ни в коем случае. Разве только по мелкощебнистой осыпи, которая сползает вместе с вами. Но такие осыпи попадаются на пути не часто, и по склону вниз надо идти спокойно. Так надежнее. И хорошо еще, если можешь идти, а то иной раз бывает так круто, что приходится сползать сидя, упираясь пятками и ледорубом во что придется. Всякое бывает на склонах.

Omnia mea mecum porto (все свое ношу с собой). Геоботаник с полной выкладкой напоминает нечто среднее между навьюченным мулом и новогодней елкой

Вам надо пройти склон, не теряя высоты. Это тоже нелегко. Одна нога ступает ниже, другая выше, и вы идете с явной тенденцией отклониться от горизонтали (линии, соединяющей точки с одинаковой высотой) вниз. Как-то был такой случай. Беседовали двое — археолог и ботаник. Археолог рассказывал о посещении древней крепости, расположенной в верховьях Пянджа. «А бойницы видели?» — спросил ботаник, бывавший там раньше. «Нет, не видел». Ботаник удивился: как мог такой опытный археолог не увидеть того, что увидел он, ботаник? Потом выяснилось, что археолог мог двигаться на склоне по горизонтали только в одном направлении, так как одна нога у него не гнулась и ступить ею можно было только так, чтобы негнущаяся нога была внизу. А бойницы открывались взгляду лишь при обратном ракурсе. Вообще-то по горизонтали ходить легче. С этим связано одно любопытное явление. Часто склоны гор, покрытые относительно сомкнутой растительностью, бывают испещрены густой сетью тропинок, иногда соединенных между собой переходами, но всегда направленных поперек склона, почти, а иногда и точно по горизонтали. Явление это известно давно, и называется оно тропинчатостью. В большинстве случаев оно возникает потому, что ходить на склоне легче по горизонтали, не теряя высоты и не затрачивая сил на подъем. Именно так и бродит по склонам пасущийся в горах скот. В результате из года в год растительность на вытянутых по горизонтали трассах выбивается, появляются тропинки, переплетающиеся в причудливый полосчатый узор. Этот узор очень устойчив: даже если прекратить выпас, он сохраняется десятилетиями. Правда, есть такое мнение, что тропинчатость возникла не из-за выпаса, а в результате противоречивого процесса: гравитация тянет дернину вниз, а растения стараются закрепиться, вопреки гравитации. Дернина разрывается, и трещины между кусками дерна образуют характерный узор. Это возможно, но не в сухих горах, где часто и дернины нет, и корневые системы настолько глубоки, что оползание исключается, а явление это все-таки существует. Как же узнать: скот ли повинен в появлении такой структуры в среднеазиатских горах? Давайте посмотрим, где размещаются растения на тропинчатом склоне: по плоскостям или на откосах между тропинками, представляющими собой своеобразные ступеньки? Если по откосам, а не на горизонтальных плоскостях, что было бы естественно, то виноват скот, вытаптывающий горизонтальные плоскости. А если на плоскостях, тогда виновата гравитация. И всюду мы увидим сосредоточение растительности на откосах. Тропинчатость, таким образом, — это тоже результат своеобразных условий жизни на склоне.

Один из «методов» скоростного спуска по склону

Вода на склоне

Чего только не делает уклон местности!

Потоки воды несутся с бешеной скоростью. Ледники сползают вниз. Снеговой покров, если он накапливается до большой мощности, обрушивается вниз по склону в виде лавин, и остатки этих снеговых масс (их называют тормы) часто перегораживают внизу реки и в течение всего жаркого лета служат снеговыми мостами. В некоторых местах снежные лавины настолько регулярны, что местное население твердо рассчитывает на такие ледяные мосты-переправы.

Уклоны часто приводят и к грозным явлениям — селям (селевым потокам). Скопится в каком-нибудь ущелье подпруженная кормой вода или от жары начнут быстро таять снега — и условия для селя готовы. Вода несется вниз с чудовищной скоростью, размывает склон, захватывает с собой щебень, камни, превращается в жидкую тестообразную массу, и все эти миллионы тони жидкой грязи вперемешку с крупными и мелкими камнями летят вниз по ущелью, сметая на своем пути селения, сады, мосты, пока не выплеснутся где-нибудь внизу в виде грязевого конуса. Крупные камни оседают в верхней части этого конуса, камни помельче — ниже, и такая сортировка идет до самой нижней части селевого конуса, где оседает глинистая грязь. Растительность, конечно же, уничтожается. А потом конус начинает постепенно зарастать. И ботаники обычно не упускают такой редкой возможности проследить, как, в каком порядке, чем зарастает голая поверхность этого «чудовища», разрушившего все на своем пути.

Баллада об осыпях

По склонам все ползет вниз. Ползут и разрушенные горные породы, образуя характерные для гор Средней Азии каменистые и щебнистые осыпи, перекрывающие плащом обломочного материала нижние части склонов. Обычно эти плащи тоже имеют форму конусов, но только в них, в отличие от селевых конусов, все наоборот: крупные камни, как более тяжелые, скатываются вниз по склону и скапливаются у нижнего края осыпей, а самые мелкие остаются у вершины конуса. Ходить по осыпям трудно: камни неустойчивы, и ничего не стоит подвернуть ногу.

Осыпь медленно, очень медленно сползает вниз. Ползет щебнистый слой, а сама мелкоземистая основа склона остается на месте. Это очень затрудняет поселение растений на осыпи. Только растение углубилось корнями в погребенный под осыпью мелкозем, как осыпь сдвинулась, корень разорвался, растение погибло. Так погибают все растения, не приспособленные для такой беспокойной жизни. А приспособленные остаются, и обычно на осыпях вы встречаете стандартный для каждого природного района набор растений. Все они имеют общую черту: мощные тяжи корней, устойчивые на разрыв и быстро углубляющиеся в погребенный мелкозем. Это крупные зонтичные — прангос, камоль, борщевик, гречишные — ревень, таран, а также представители некоторых других семейств. Если раскопать корни этих растений на осыпи, то обнаружится, что все они как бы направлены в гору, вверх по осыпи. Это верное доказательство того, что осыпь движется: растение укрепилось выше того места, где мы его находим, и корень оно вонзило в грунт совершенно вертикально, но, поскольку обломочный слой сдвинулся вниз, а корень устоял и не разорвался, он тоже оказался оттянутым вниз, и получилось, будто наиболее глубокая часть корня растет вверх по склону.

Корни растений на подвижной осыпи часто направлены «в гору».

1 — хвойник тибетский. 2 — горец дубильный, з — камоль шугнанский, 4 — ревень Максимовича. 5 — коровяк джунгарский, 6 — латук восточный, 7 — линделофия крупностолбиковая, 8 — пажитник Гриффитца, 9 — борщевик Ольги, 10 — полынь ваханская

Корни у осыпных растений очень мощные. Мне приходилось выкапывать на осыпях корни ревеня весом до 14 килограммов и корни борщевика с пятью — десятью мощными, как крепежные канаты, тяжами. Когда таких растений поселяется на осыпи много, они своими корнями, как гвоздями, прикрепляют щебнистый плащ к склону, и осыпь останавливается. Теперь она безопасна и для растений со слабыми корнями, и они начинают поселяться на ней, сначала робко прижимаясь к своим могучим собратьям, а потом уже живут и самостоятельно. Постепенно осыпь полностью зарастает и превращается в обычный каменистый склон. В горах Средней Азии этот процесс можно проследить буквально по этапам.

Но бывает и так, что осыпь не поддается, сопротивляется закреплению и продолжает ползти вниз, оставляя победу за собой. Это бывает в горах, где осадков мало и армия растений ослаблена засухой. Или там, где осыпь очень крута (бывают осыпи с уклоном до 45 градусов) и движется слишком быстро. Зато если на помощь растениям приходит родниковая вода, текущая под щебнистым плащом, — осыпи конец: растительность очень быстро заселит ее и пригвоздит к склону.

Об осыпях можно рассказывать очень много: и о их причудливой форме, и о их поведении, о путях их закрепления. Но, пожалуй, самое интересное — это парадоксальность их водного режима. Каменистая осыпь кажется совершенно сухой, а между тем даже в очень сухих горах на осыпях растут преимущественно мезофиты — растения, требующие достаточно высокой увлажненности. Оказывается, осыпь в засушливых горных странах всегда имеет больший запас влаги, чем мелкоземистый склон, расположенный в тех же условиях высоты, экспозиции, крутизны. А дело в том, что плащ обломочного материала сам способствует благоприятному водному режиму. Он предохраняет погребенный мелкозем от прокаливания солнцем, от высыхания; задерживает сток просочившихся под осыпь вод, что обеспечивает лучшее промачивание погребенного мелкозема; сам создает дополнительный запас влаги за счет конденсации водяных паров на гранях каменных обломков. И получается, что неблагоприятные для растений качества осыпей в какой-то мере компенсируются вот этой положительной чертой — лучшей увлажненностью. В засушливых горах Зеравшана и Западного Памира, например, сенокосы расположены преимущественно на осыпях, где растут грубые, волокнистые, но сочные травы, а не только ксерофитные, плохо поедаемые скотом полукустарники, как на мелкоземистых склонах. Правда, это плохие сенокосы. Но за неимением других и они благо.

Склон и интуиция

Любой склон копается вверху и внизу — у водораздела и у подножия. Там, где склон кончается вверху, часто начинается… интуиция.

Наверное, все слышали, что люди опасных профессий бывают суеверными. Они верят в какие-то приметы, «капризничают» без видимых для непрофессионала причин, а объясняя свое поведение, прибегают подчас к аргументации, совершенно неприемлемой для нашего мировоззрения: какая-то мистическая муть на тему о подсознательном, о предчувствиях и тому подобной чепухе, далеко не украшающей образ отважного водолаза, верхолаза или летчика-испытателя.

А вы верите в интуицию? Я, например, верю. При условии, конечно, точного определения этого понятия. Чтобы честно и без мистики. А раз эта книжка о растениях и ботаниках, то я подойду к этому определению с чисто профессиональной стороны.

Чтобы «уловить» высотно-поясные смены растительности в горах, геоботанику приходится пересекать горные хребты. Хребет выгоднее именно пересечь, чтобы получить за один маршрут два профиля сразу, по обоим склонам — снизу вверх и сверху вниз. Если водораздельный гребень не пересечь, то придется потом надолго отложить прокладку профиля по противоположному склону. А когда до этого профиля дойдет черед, придется тратить силы еще на один нелегкий подъем. Поэтому у геоботаника в горах всегда наблюдается тяга к перевалам, к преодолению водораздельного гребня. Никакого спортивного азарта тут нет. Соображения профессиональной целесообразности, не больше.

Вот тут-то мы и подходим к интуиции. Преодолеть водораздельный гребень часто бывает технически трудно, опасно, иногда и вовсе не возможно. Гребни бывают зубчатые, скалистые или представляют собой чуть ли не отвесную стенку из кристаллических пород. Без альпинистской техники и выучки такие сложные гребни проходить рискованно. А хочется. Вот иной раз геоботаник и рискует — лезет на острые зубья гребня, цепляется за скалы всем, чем может, чуть ли не носом, буксует триконями по склонам, высекая искры.

Как преодолеть скалистый гребень?

А — сначала так…

Б — потом так…

Такое поведение могло бы вызвать резонное возмущение у любого инструктора альпинизма и туризма. Но… инструкторов нам не положено, и вместо альпинистской выучки на помощь со временем приходит… интуиция. Вот конкретные примеры.

Рушанский хребет. Острый скалистый гребень водораздела выглядит просто устрашающе. И сил осталось маловато. И цейтнот: солнце клонится к западу. Но на душе спокойно. Медленно, осторожно прохожу скальную гряду, мысленно планируя отступление на случай «непроходимости». Вот, наконец, и водораздел. Спуск тоже по скалам, но тоже приемлемый. Все сходит благополучно.

Язгулемский хребет. Водораздел выглядит даже привлекательно: ни скальных стенок, ни острых зубьев, подходы хорошие, а плавная, покрытая плотным снегом (фирном) седловина как бы приглашает к перевалу. Никакого сравнения с тем страшным гребнем Рушанского хребта. А идти через этот гребень что-то не хочется. Сформулировать причину этого нежелания не удается. Наверное, именно такие состояния и называют предчувствиями. Долго сижу, вглядываясь в перевал и испытывая состояние раздвоенности: здоровый рационализм борется во мне со смутным, ничем, казалось бы, не оправданным нежеланием идти на перевал. Наконец, рационализм отступает, и, тяжко вздохнув об утраченном втором профиле и по поводу сохранившихся в нас неосознанных звериных страхов, возвращаюсь назад по тому же склону. Через месяц мне все-таки довелось взойти на склон с противоположной стороны и приблизиться к тому самому перевалу. И тут я увидел, что плавная седловина, так манившая меня месяц назад, переходит в снеговой козырек метра в два шириной. Пойди я тогда по «легкому» пути, ступи на этот козырек — и… не писать бы мне эту книжку!

Так что же это было? Никакое, конечно, не предчувствие, а именно та самая интуиция, которую точнее можно назвать неосознанным опытом. Вот вам и определение. Снежного козырька я тогда не видел и не увидел бы его, даже ступив на водораздел. Но многолетний опыт подсказывал, что здесь что-то не так. Видимо, сама топография гребня, конфигурация снежника, направление ветра или что-нибудь еще «предупреждали» об опасности. Будь я тогда новичком в горах, я бы этих предупреждений не услышал. Вдумываться в это «что-то не так» я тогда не стал. Вместо анализа сработал опыт. Именно этот неосознанный опыт позволяет быстро шагать, не вдумываясь в быстро сменяющуюся под ногами обстановку, по горной тропе, на которой любой шаг может оказаться роковым. Этот опыт заставляет бывалого водителя придержать машину перед шагающим по тротуару «как-то не так» пешеходом, от которого не знаешь чего ждать. Вот это и есть интуиция. Она сродни профессионализму. Неосознанный опыт нужен профессионалу иной раз не меньше, чем осознанный. Но именно потому, что опыт неосознан, даже сами профессионалы не всегда могут объяснить, в чем дело. Бессильные объяснить свое поведение в том или ином случае, люди опасных профессий иногда прибегают ко всякого рода приметам, не имеющим ничего общего с сутью дела.

Набор примет бесконечен; отсюда и легенда о суеверности этих людей. На самом же деле все правильно. Без мистики.

Жизнь на склоне

По склону вниз движутся не только массы обломочного материала, но и почвы. Дожди и талая вода вымывают из них мелкозем, который сносится вниз, взмучивает воду в реках и выносится на равнины Средней Азии. Из почв, покрывающих склоны, вымываются легко растворимые вещества, и это называют химическим стоком; свои химические вещества из почвы вымываются и сносятся вниз, зато сверху в нее привносятся растворенные вещества, вымытые из почв верхних поясов. Поэтому принято говорить, что почвы на склонах гор смытые или намытые. Это совершенно особые почвы, которые встречаются только на склонах гор и у их подножий. В отличие от почв, нормально развивающихся на горизонтальных поверхностях, почвы склонов бывают обедненными, малоплодородными, каменистыми. Они обычно не засоляются, в них легко проникают вода и воздух, они рыхлые, или, как принято говорить, легкие. На таких почвах и растения поселяются особые, не переносящие засоления, требующие обогащения почвенного слоя воздухом, проницаемости этого слоя для воды, которой в среднеазиатских горах почти всегда не хватает. Эти растения в большинстве своем ксерофитны (засухоустойчивы), но в отличие от ксерофитов равнинных пустынь они живут только на легких, незасоленных почвах. А такие почвы только на склонах гор. Поэтому и сама группа этих растений названа нагорными ксерофитами. Это растения-подушки, колючие, полушаровидные, похожие на ежей: акантолимоны, эспарцеты и многие другие. Более 90 процентов растений-подушек живет именно в горах, причем как раз на склонах. И эти растения — тоже необходимая часть того, что мы называем жизнью на горном склоне, жизнью особой, непривычной, полной неожиданностей и интересных явлений.