За растениями по горам Средней Азии

САМЫЕ НУЖНЫЕ РАСТЕНИЯ

Размышления перед дорогой

Отгремели первомайские праздники. Среднеазиатская весна в разгаре. Солнце бьет в окна так свирепо, что приходится опускать на окнах циновочные шторы. В квартире приятная прохлада, а в прохладе и думается лучше.

Подумать же есть над чем: наступил экспедиционный сезон. И хотя каждую весну сборы в дорогу идут по одной и той же известной схеме, подумать о предстоящем сезоне совсем не мешает. Давно миновали те времена, когда за меня думало мое начальство. Тогда мне предстояло лишь собрать свой рюкзак, свернуть спальный мешок и без опоздания явиться к погрузке. Сейчас эта личная сторона сборов не требует никаких размышлений. Все делается автоматически. Я брожу по квартире, похожей из-за разбросанных вещей на лагерный бивак, и по заранее составленному списку упаковываю личный экспедиционный багаж. Эта процедура сопровождается знакомым чувством раздвоения. Пока сборы не начались, весь я был здесь, в кругу повседневных городских дел и интересов. Но вот начались сборы в дорогу, и мыслями я уже там, в горах. Так повторяется каждую весну. Так и сейчас. Вот, например, программа полевых исследований на сезон. Она составлена, обсуждена, утверждена Ученым советом. Но я-то знаю, что любая такая программа подвергнется в процессе работы неизбежным изменениям. И надо заранее прикинуть, как рациональнее организовать работу при разных поворотах экспедиционной судьбы. А программа в этом году сложная. Каждый человек на учете и загружен до предела. Предстоит комплексное ботанико-географическое обследование высокогорных земель, подлежащих орошению и хозяйственному освоению. Речь идет не о пустяках, а о кормовой базе для животноводства, о важнейшей для республики экономической проблеме. Промахов тут быть не должно. И, укладывая свой экспедиционный скарб, я все время возвращаюсь мыслями к тому, что задача экспедиции вливается в общую народнохозяйственную задачу.

Газеты сообщают, что закончена проходка тоннеля от Вахша. Когда Вахш перекроют, вода пройдет по тоннелю под горным хребтом и будет подхвачена мелиораторами в Яванской долине. Эта долина получает так много солнечного тепла, что травы там зеленеют даже зимой. Собственно, только зимой и зеленеют: уже сейчас, в мае, там настолько жарко, что травостой начинает выгорать. Зато зимой и ранней весной там можно по зеленому травостою пасти скот. На этих зимне-весенних пастбищах Южного Таджикистана веками держалось огромное поголовье. Но ведь досадно, что жаркое летнее солнце приносит только зной и засуху. При таком обогреве великолепно пойдет тонковолокнистый хлопчатник. Нужна лишь вода. И вот теперь эту воду дадут. Вахшскую воду. В Яванской долине появятся тысячи гектаров новых хлопковых плантаций. Но ведь они появятся на месте тех самых зимних пастбищ. А чем же кормить зимой тысячные отары овец? Выхода два: перебазировать скот на зиму в другое место и получить прибавку урожая трав для запаса зимних кормов. Перебазировать скот, может быть, удастся на сухое Памирское нагорье, где зима малоснежна и возможен круглогодичный выпас. Чтобы поднять урожайность пустынного травостоя, и собираются обводнить нагорные пастбища. О том, как реагируют на обводнение разные ботанические типы пастбищ, мы кое-что знаем. Но не все. Надо узнать побольше, положить на подробную геоботаническую карту подлежащие обводнению массивы, рассчитать их урожайность после орошения (на этой основе экономисты подсчитают, рентабельно ли все предприятие с обводнением) и предложить гидромелиораторам рекомендации по каждому типу пастбищ. Работы, как говорится, только поворачивайся. Определенно не случайно наша программа, связанная с обводнением высокогорных пастбищ, такая напряженная в этом сезоне.

Впрочем, все сезоны оказываются напряженными, и нынешний — лишь один из многих.

Мысль ускользает в сторону: не забыть бы проверить перед отъездом, получена ли партия пикетажек. Это карманные полевые дневники, записные книжки в жесткой обложке с гнездом для карандаша, с подшитой в конце пачкой миллиметровки, кальки и отрывных листов, с кармашком, смонтированным на переплете, и с целым паспортом на титульном листе. Там указываются ваши фамилия, имя и отчество, учреждение, название экспедиции, сроки начала и окончания дневника, а также набранное типографским шрифтом обращение, в котором просят нашедшего, в случае утери дневника, вернуть его по такому-то адресу. Адрес вписываем сами; но все же надеемся, что пикетажку мы не потеряем. Это было бы ужасно.

Некоторые инструкции для экспедиционных работников начинаются словами: «что не записано, то забыто». Это верно. Какой бы емкой ни была человеческая память, все удержать она не сможет. Сколько раз бывало, что самые яркие впечатления, казалось бы незабываемые, постепенно тускнели, а затем и вовсе стирались из памяти, потому что поверх старых наслаиваются все новые и новые впечатления, тоже требующие запоминания. Пикетажка незаменима. В ней записывается буквально все: результаты научных наблюдений, даты переездов с места на место, беглые впечатления, цифры, списки растений, мелькнувшая мысль, требующая проверки. В пикетажке записывают даже личное; по ней видно лицо исследователя. Мне доводилось видеть в пикетажках лирические стихи, юмористические зарисовки… да мало ли что нужно бывает записать в пикетажку. В пей записываются схемы маршрутов, профилей, почвенных разрезов. Потеряв пикетажку, можно свести к нулю итог работы целого месяца, а то и двух. Недаром и переплеты на пикетажках делают яркими, выделяющимися на любом фоне, чтобы в случае чего их легче было найти. Помню, один сотрудник обронил пикетажку на каменистой осыпи, довольно скоро хватился, и после этого весь отряд два дня прочесывал осыпь в поисках такого ценного документа.

Да, пикетажки — вещь серьезная. Забывать о них нельзя. Потом снова возвращаюсь мыслями к предстоящей работе.

Растения, без которых нельзя обойтись

А обойтись нельзя без пищевых растений и без кормовых тоже, поскольку вегетарианцев на свете явное меньшинство. Эти растения — основа нашей жизни. И там, где их не хватает, делается все, чтобы их было больше. И делают это ботаники — растениеводы, иптродукторы, фитомелиораторы, агротехники.

Температурная поясность в горах Средней Азии — это природная основа не только для естественных, по и для культурных растений. В жарких долинах сеют хлопчатник, выращивают виноград, персики, хурму, гранат, бахчевые и цитрусовые культуры. В. предгорьях и низкогорьях сеют хлеб, сажают овощи, картофель, садовые культуры. Чем выше, тем меньше ассортимент культурных растений, тем более холодостойкие культуры выращиваются. На долю среднегорий приходятся хлебные, огородные да некоторые садовые культуры — яблоня, груша, вишня, иногда абрикос, тутовник, грецкий орех. А в высокогорьях ассортимент суживается до очень скудного набора зерновых. Такова, в общем, «температурная лестница».

Но есть в Средней Азии сухие горы, где не хватает атмосферной влаги, где осадков выпадает так мало, что они не могут обеспечить сток в реках. Такие горы называют аридными. Там все культуры возделываются на поливных землях, а вода в реках образуется главным образом за счет тающих ледников и иногда снежников. Это Центральный Тянь-Шань, Памир и горы по берегам реки Зеравшана. Есть и полусухие (семиаридные) горы, где осадков побольше, где возможны бесполивные (богарные) посевы хлебов и где атмосферная влага дает кратковременную прибавку воды в реках. Бывают и влажные (гумидные) горы — Западный Тянь-Шань, хребты Гиссарский (южный склон), Петра Первого, Дарвазский. Они перехватывают основную часть доходящей сюда с океанов атмосферной влаги, и осадков на их склонах выпадает много, растительность пышная, культуры не требуют полива, а реки заполняются не только талой, по и дождевой водой.

Разница в уровне осадков между аридными и гумидными горами огромная: в самых сухих высокогорьях (Памир) выпадает иногда меньше 100 миллиметров осадков в год, а в самых влажных (Тиссаро-Дарваз) — иной раз более 2000 миллиметров, в среднем же больше 1200. К тому же осадки выпадают по-разному: в одних горах их максимум приходится на холодное время года, в других — на теплое, а в третьих они выпадают равномерно, небольшими порциями, в течение всего года. А разный режим осадков толю должен учитываться при подборе культур.

Таким образом, самые нужные нам растения распределяются по горам и в вертикальном разрезе — по температурным поясам, и в горизонтальном — по горным районам разной увлажненности, и во времени — по режиму выпадения осадков. Это — основа районирования культур. Если растениевод не будет придерживаться этой основы, то посаженные им не в том районе и не на той высоте культуры погибнут или обойдутся очень дорого.

Вполне понятно, что труднее всего растениеводам приходится в сухих, аридных, горах, где без полива ничего путного не вырастить. Естественная растительность там засухоустойчивая (ее называют ксерофильной). Это пустынная или степная, очень скудная, разреженная растительность. Лугов там почти нет, только возле речек и родников. В этих горах и холодно и сухо, склоны крутые, а почвы каменистые, бедные. Там мало плоских поверхностей. а поэтому мало пахотных земель. И сельскохозяйственное положение в этих аридных горах складывается не очень веселое.

Выход из безвыгодного положения

Во-первых, мало пахотных земель. Для создания здесь пашни нужна не только земля на сравнительно плоской поверхности, но и вода, которой эту пашню нужно регулярно поливать. Воду же надо отводить по склонам из горных рек, что и дорого, и технически трудно. Очень трудно и распахивать каменистые склоны: вспашка каждого участка обходится невероятно дорого. А раз мало пригодных под пашню участков, значит, засевать наш ню можно только пищевыми культурами. Раньше земель на Памире не хватало даже для хлеба и в муку подмешивали толченые сухие плоды тутовника, чтобы дотянуть с хлебом до следующего урожая. Тут уж не до кормовых культур.

Во-вторых, при сухом климате почти нет естественных лугов, а значит, нет сенокосов, нельзя запасти на зиму достаточно сена. Скот же нужно кормить круглый год. Летом еще куда ни шло: на пустынных и степных пастбищах горных склонов можно выпасать большое поголовье скота. А чем кормить это поголовье зимой, когда склоны покрыты снегом? И получается, что недостаток зимних кормов ограничивает поголовье, мешает развитию общественного животноводства.

В-третьих, дороги в горах трудные, длинные, и завозить корма в горы из других районов страны дорого. Если держать скот на привозных кормах, то мясо окажется таким дорогим, что его и есть не захочется.

Итак, завозить корма нерентабельно, выращивать их негде, естественных сенокосов тоже нет, а запасать корма на зиму все-таки нужно. Без этого важнейшая отрасль экономики — животноводство развиваться не сможет.

Где же выход? Его искали всюду. На осыпях, например, часто растут высокие грубые травы. Их выкашивали вручную, но этого грубого сена хватало ненадолго. Пытались эти травы силосовать, но мелкий рогатый скот (козы, овцы) придерживался на этот счет собственного вкуса и от силоса категорически отказывался. Пробовали скармливать скоту солому после обмолота хлебов. Но что это за корм? От него не разжиреешь, да и самой соломы при ограниченности пахотных земель маловато.

Положение представлялось безвыходным. Скот систематически недоедал, и в аридных горах укоренилась даже своя мелкая, неприхотливая и очень малопродуктивная порода скота. С такой породой нечего было и думать о выходе на передовые рубежи хозяйствования.

И все-таки выход был найден. Так уж всегда бывает, что когда очень нужно, то выход находится.

Как преодолеть сухость климата?

Нашел его ботаник-луговод Худоер Юсуфбеков, теперь доктор сельскохозяйственных наук, член-корреспондент Академии наук Таджикистана, а тогда молодой научный сотрудник Памирского ботанического сада. Юсуфбеков — памирец, проблемы кормов знакомы ему с детства, природу родного края он знал досконально, а теоретические знания приобрел в институте и самообразованием. Так что вряд ли случаен выбор судьбы: человек хотел и умел работать, умел думать, знал, над чем стоит думать, и… додумался.

Сейчас уже трудно восстановить весь ход рассуждений исследователя, но основная мысль, судя по его трудам и рассказам, складывалась примерно так: на Памире сухо, почвы на склонах бедные, травы на естественных пастбищах грубые, малопродуктивные. Значит, надо преодолеть сухость климата, бедность каменистых почв и низкую продуктивность травостоев. Как это сделать?

Труднее всего преодолеть сухость климата. Для этого нужна вода. Но осадков на Памире очень мало, а в самое жаркое время года их и вовсе нет. Зато в это жаркое время энергично тают ледники, и в реках избыток воды. Нельзя ли этот избыток использовать с толком? В нижнем, земледельческом, поясе горы Западного Памира изрезаны каналами и арыками, по которым вода подается из рек на клочки пахотной земли. И в самое жаркое время лета эти арыки переполнены водой. Иногда излишек воды переливается через край и выплескивается на сухой склон. Если это происходит из года в год, тогда на заливаемом участке появляется зеленый травостой, сочный, совсем не похожий на тот, что растет вокруг. Значит, если поливать склон умышленно (а поливать есть чем — летом в арыках воды избыток), то травостой улучшается.

Собственно, ничего нового в этом не было. Об этом знали и прадед, и дед Юсуфбекова, и его отец. Более того, разведывательные поливы и посевы кормовых трав на малюсеньких земельных участках высокогорной пустыни Восточного Памира делались и учеными, например старейшим советским ботаником-памироведом Иларией Алексеевной Райковой. Еще 30 с лишним лет назад на полях Памирской биостанции она начала травосеяние и селекцию кормовых трав, причем для восточнопамирских условий довольно успешно. (Нелишне заметить, что свои экспедиционные и экспериментальные работы в высокогорьях профессор И. А. Райкова, впервые посетившая Памир в 1923 году, продолжает до сих пор!) Новым у Юсуфбекова было научное осмысление режимов речного стока и осадков на Западном Памире, выяснение причин стихийного возникновения лугов при случайном сбросе воды (оказалось, что семена луговых трав приносит на пустынный склон поливная вода), а главное — мысль об умышленном создании лугов на пустынных склонах.

Начались эксперименты, описания, учеты урожайности трав при разных режимах орошения. Выяснилось, что при сбросе воды из оросительных арыков на пустынный склон урожайность повышается, качество травостоя улучшается, но… медленно. Только на шестой год полива пустынная растительность превращается в луговую, минуя степную стад, ню. Это очень долго. Корма нужны как можно скорее, ждать некогда.

А если посеять семена луговых трав? Пахать каменистую землю под посев трудно и дорого. А если не пахать, а просто подсеять по целине, предварительно залив ее излишками воды? Ботаник Юсуфбеков знал, что каждое растение имеет свой водный режим. Пустынные растения — полыни, прутняк, терескен — это ксерофиты, привыкшие к скудному увлажнению. Значит, если резко увеличить увлажнение, ксерофиты не выдержат конкуренции с подсеянными мезофитными (влаголюбивыми) луговыми травами. И снова опыты с разными травами, при разных режимах увлажнения: и при поливе в течение всего лета, и при поливе только до середины лета (ведь нс везде же излишки поливной воды одинаковы).

Следовало продумать и технику сброса воды. Ведь при больших уклонах вода может размыть склон и тогда вместо пользы — один вред. Постепенно был выработан простой и эффективный способ: вода через водосливы подавалась на склон тонким слоем, как говорят, напуском. Один поливальщик за день таким способом мог оросить до 15–20 гектаров склона.

Помню, как в те времена Юсуфбеков буквально дневал и ночевал на участках. Даже палатку поставил у самого их края, хотя тут же, в сотне метров, была его комната в доме Ботанического сада.

Результат оказался блестящим: к концу первого же сезона такого подсева был получен урожай луговых трав, да какой!150 центнеров высококачественного сена с гектара, тогда как с одного гектара пустынной целины снимали не более 4 центнеров грубого сена! А главное — пахать не нужно, камни со склона убирать тоже не нужно. Надо было только подсеять многолетние травы по залитому склону один раз в 10 лет и следить за режимом полива. Земель, пригодных для такого активного залужения, на Западном Памире много. К тому же через несколько лет после образования лугового травостоя самые грубые почвы превращались в плодородные. И когда метод был научно обоснован, экспериментально доказан и доведен до конкретных хозяйственных рекомендаций, было принято решение освоить подобным методом на Памире 13 тысяч гектаров склонов, то есть превратить 13 тысяч гектаров горной пустыни в сенокосы. Сухость климата на этом этапе исследования была преодолена.

Сенокосы на камнях

Казалось бы, просто: сухо — так полей, плохой травостои — подсей хороший, бедная почва — удобри ее. По до этой простоты лгало додуматься (хотя и это немало). Надо было проверить и испытать все: и ассортимент трав, и нормы высева, и режим поливов, их технику на крутом склоне (не забывая об опасности эрозии). Следовало учесть и резервы поливной воды в разных районах, и чисто инженерные проблемы строительства водоотводных арыков на рыхлых грунтах склонов, и биологию луговых и пустынных растений, их долголетие, характер корневых систем. Учитывалась и физика горных почв, их водопроницаемость, подверженность размыву. Нужно было испытать разные травосмеси, чтобы выбрать оптимальные для разной высоты и для разных районов. Необходимо было учесть решительно все последствия такого активного вмешательства в природный процесс. А для всего этого нужны были годы.

Годы шли. Работа продолжалась и расширялась. Методы улучшения сенокосов и пастбищ разрабатывались для разных почв — песчаных, мелкоземистых, щебнистых, даже для каменистых осыпей. На камнях, раньше голых, серых и бесплодных, зазеленели люцерновые сенокосы. То, что оказалось хорошо для Западного Памира, не подошло для еще более сухого и холодного Восточно-Памирского нагорья. Пришлось искать особый выход из положения, так как здесь не оказалось в избытке воды. Ее было мало, поскольку на огромной высоте ледники тают медленнее. Не хватало воды и потому, что речная сеть здесь реже, а значит, и вести воду от рек при обширных пространствах нагорья нужно намного дальше, чем на западе. В конце концов выяснилось, что в почвах нагорья очень долго сохраняют всхожесть семена пустынных растений — терескена, розовоцветковой полыни, галечного ковыля. И если раз в несколько лет полить пастбища водой, то эти семена дают дружные всходы. Сенокоса при этом не получается, но зато урожайность пастбища повышается вчетверо. И способ дешевый, и воды на один полив в несколько лет хватит. И удобрения здесь следовало вносить другие, так как и химизм почвы, и режим осадков, растворяющих минеральные удобрения, тоже были другими. А потом надо было искать пути улучшения кочкарных лугов Памира, лугово-степных пастбищ Алайской долины. И найденные раньше приемы улучшения тоже не годились: там были свои природные особенности. И экономические. От них ботаник тоже не имел права отмахиваться.

А потом все надо было проверять в производственных условиях. Одно дело — на делянке, совсем другое — на больших площадях колхоза. Для начала надо было убедить колхоз, что от новшества будет не хуже, а лучше, и это тоже было непросто. А потом уж результаты агитировали сами за себя, потому что в производственных условиях они оказались не хуже, чем на делянках.

Параллельно решались и теоретические вопросы. Весь этот труд можно было выполнить, сплотив вокруг проблемы коллектив молодых энтузиастов-исследователей. И такой коллектив был создан.

Итогом этих исследований явилась монография X. Ю. Юсуфбекова «Улучшение пастбищ и сенокосов Памира и Алайской долины», высоко оцененная учеными (в качестве докторской диссертации, блестяще защищенной автором) и практиками. Был найден дифференцированный, экономичный и эффективный подход к решению проблемы зимних кормов в условиях аридных высокогорий. И сухость климата, и сложный рельеф, и бедность почв были преодолены. И что же? Работа закончена? Ничуть не бывало. Она продолжается. Проблем ведь больше, чем исследователей.

А как на Тянь-Шане?

Улучшаются пастбища и на Тянь-Шане. Там тоже кормовая проблема стоит остро, хотя и не так, как на Памире. Дело в том, что в Центральном Тянь-Шане осадки выпадают равномерно, небольшими дозами в течение всего года. И вообще осадков на Тянь-Шане в несколько раз больше, и их хватает для развития степной, а иногда и луговой растительности там, где на Памире могут существовать только горные пустыни… Есть пустыни и на Тянь-Шане, на сыртах — нагорьях, лежащих выше облачного слоя и поэтому сухих. Но в целом с кормами там никогда не складывалось столь драматического положения, как на Памире. Хотя бы потому, что там нет такого засушливого лета. Но там свои проблемы.

Во-первых, кормов все-таки меньше, чем нужно для постоянно растущего поголовья. Значит, надо увеличивать урожайность естественных травостоев и создавать искусственные. Во-вторых, небольшие порции летних дождей приводят к засолению почв и ухудшению пастбищных кормов. Нужно, следовательно, урегулировать водно-солевой режим. Многовековой бессистемный выпас в Киргизии привел к засорению пастбищ непоедаемыми травами. Это в-третьих. Есть и в-четвертых, и в-пятых… И все это нужно было выправлять с учетом специфики каждого высотного пояса, каждого горного района, так как при пестроте природных условий в горах единого метода улучшения не придумаешь.

Всю эту работу на Тянь-Шане ведет большой научный коллектив ботаников-кормовиков под руководством академиков И. В. Выходцева и Н. И. Захарьева. Ботаники Киргизии заложили на разных высотах стационары, где ведутся многолетние наблюдения за поведением травостоев. Они испытывают посевы, подсевы, удобрения, поливы, осушение, промывку почв, влияние микроэлементов. Подробнейшим образом изучается химизм кормовых растений, испытывается различная агротехника. В одной книге всего и не перечислишь. Практические результаты оказались вполне соизмеримыми с затраченными усилиями. Труды кормовиков Киргизии получили заслуженное признание и ученых, и практиков.

Ботанико-кормовые исследования проводятся и в других горных районах Средней Азии: Л. П. Синъковским и Г. Т. Сидоренко— в долинах и среднегорьях Западного Таджикистана, Героем Социалистического Труда академикохм И. Т. Нечаевой — в Туркмении… Всюду ботаники-кормовики ищут способы вырастить побольше очень нужных населению кормовых растений, без которых никак нельзя обойтись.

Высокогорный хлеб

Помните, мы говорили о том, что раз на Памире мало пахотной земли, то на ней вынуждены сеять хлеб как самую необходимую культуру? Так вот, этот высокогорный хлеб имеет свою особую историю и… не совсем ясное будущее. В 1916 году известный ботаник и путешественник Николай Иванович Вавилов, впоследствии академик, путешествовал по Восточной Бухаре. Он изъездил буквально весь свет, изучал культурные растения, собрал богатейшую их коллекцию, а главное, создал целую школу великолепных специалистов — растениеводов, генетиков, селекционеров. Но это все потом. А в 1916 году, путешествуя по горам Дарваза и Памира, Николай Иванович обратил внимание на два разных обстоятельства: на крайнюю бедность населения, питавшегося не столько хлебом, сколько тутовой мукой, и на сами хлебные злаки. Это были пшеница и ячмень, по они были совсем не похожи на известные сорта. Урожай они давали небольшой, ниже среднего, но были, удивительно устойчивы к ранним заморозкам, не полегали под ветром и белков содержали много. Позже Николай Иванович искал эти сорта в других районах Азии, но не нашел. Памирские сорта оказались уникальными. Они были итогом местной народной селекции и были включены в богатейшую отечественную коллекцию хлебных злаков как исходный материал для дальнейшей селекционной работы.

Это одна сторона хлебного вопроса, ботаническая. Другая же, историко-географическая, заключалась в том, что граница земледелия в сухих высокогорьях оказалась удивительно высокой. На Памире, например, пшеница возделывается до 3500 метров абсолютной высоты, а ячмень — до 3800–4000 метров! На Кавказе на этих высотах лежат вечные снега, а здесь выращивают хлеб. Потом уж стало ясно, что причина такой альпинистской натуры хлебов — сухость. В сухом климате все растительные пояса в горах, так же как и нижняя граница снегов, сдвигаются кверху. Кверху сдвинулась и граница земледелия. В Тибете эта граница расположена еще выше. Памир с Тибетом — это высокогорные острова, на которых хлебные злаки оказались изолированными от культур, распространенных шике. Изоляция в течение тысячелетий сделала свое дело: тибетские и памирские ячмени и пшеницы стали уникальными, не похожими друг на друга и на любые другие ячмени и пшеницы (такие растения называют эндемичными).

После революции на Памир хлынул разносортный завозной посевной материал, и сейчас уже приходится тщательно отбирать и сохранять эти эндемичные сорта.

И наконец, третья сторона вопроса о высокогорном хлебе, экономическая. II. И. Вавилов не зря обратил внимание на нехватку хлеба в Восточной Бухаре в 1916 году. Пахотных земель на Памире и сейчас мало — всего 0,3 процента от общей площади, и хлеб сюда завозят. А на клочках дорогостоящей пашни продолжают по старинке сеять дешевые культуры — зерновые. Совсем как в 1916 году, когда дехканину нужно было рассчитывать только на себя. И тут экономисты поставили хлебную проблему высокогорий под сомнение.

Разные взгляды

Они подсчитали, что при замечательном, теплом памирском солнце, длинном лете (речь идет о земледельческом поясе) и дороговизне обработки горных почв каждый гектар пашни может давать вдесятеро большую прибыль, чем сейчас. Для этого вместо возделывания овощей или хлеба, который все равно приходится завозить, надо сеять здесь дорогие технические культуры, вроде табака, или садовые теплолюбивые, для консервной промышленности, — персики, абрикосы. Надо только привыкнуть к мысли, что традиционные хлеба и овощи невыгодны.

Это точка зрения экономистов.

Другая точка зрения, которую высказывают ботаники и агрономы-кормовики, тоже ничего хорошего высокогорному хлебу не обещает. Соглашаясь с экономистами насчет невыгодности посевов зерновых, кормовики предлагают свои соображения. Вкратце они сводятся вот к чему. Если на месте хлебов сеять технические культуры, то поголовье лишится соломы, все еще входящей в рацион скота зимой, и тогда важнейшая в среднеазиатских горах отрасль хозяйства — животноводство придет на Памире в упадок и прибыль от технических культур не перекроет убытков животноводства. Поэтому на бывших хлебных землях предложено сеять люцерну и другие кормовые травы, дающие по два-три урожая и не уступающие хлебным злакам по количеству белка. Тогда не придется завозить корма, как иногда приходится делать сейчас, и можно будет на мясе получать не меньшую прибыль, чем на табаке. Что же касается садовых культур, то для консервной промышленности хватит и тех садов, которые имеются. Нужно только привести их в более культурное состояние.

Насколько эти доводы справедливы, экономисты пока подсчитывают. Но тем временем в спор включились медики. Пока речь шла о снятии хлебных посевов и о завозе хлеба, они молчали. С медицинской точки зрения безразлично, какой хлеб есть — местный или привозной. Но когда речь зашла о замене овощных культур другими, медики запротестовали: овощи теряют при перевозке витамины, а лишать население витаминов нельзя. Возражений не последовало, и овощи отстояли. Табак понемногу уже внедряют. II хлеба пока сеют. Но… надолго ли? Будущее покажет. Без примерки тут нельзя.

Я рассказал о высокогорном хлебе не совсем ботаническую историю для того, чтобы показать, какими вопросами иной раз приходится заниматься ботанику.

Горные сады

Если вы когда-нибудь бывали в горных садах Средней Азии, то наверняка заметили, что сады эти не похожи на равнинные. И не только потому, что горные сады обычно лепятся на живописных террасах и удивительно красиво вписываются в горный пейзаж. Главное отличие — в самих садовых растениях. Деревья здесь не очень похожи на деревья. Стволы у них низкие, а крона настолько густая, что дерево скорее походит на огромный куст. Иногда из земли подымается большим пучком несколько стволов сразу, а иной раз ствол одни, по уже в метре от земли он начинает ветвиться. Впрочем, образование многочисленных и длинных побегов — это особенность почти всех деревьев, растущих в горах. За одно лето иной побег вымахивает на добрых два метра. Через год от него начинают ответвляться в большом числе боковые побеги, и они тоже спешат в росте. И так все время. Горные деревья очень быстро формируют крону. Уже через год после посадки они начинают цвести и плодоносить. Количество цветков и плодов, приходящихся на одно садовое растение, в горах во много раз больше, чем на растениях того же сорта на равнине. Вес плодов часто обгоняет механические возможности побегов, и сучья под тяжестью плодов ломаются. Приходится ставить подпорки. Смородина, крыжовник, малина, ожевика в горных садах бывают сплошь покрыты кистями. Плодики японской айвы пригибают побеги к земле. На топких, с палец толщиной, побегах привитой яблони — алма-атинского апорта висят огромные плоды, и побег приходится привязывать к крепкому шесту, чтобы не сломался. Вишня, алыча, тутовник (шелковица), густо облепленные плодами, производят осенью просто фантастическое впечатление.

Земли в горах всегда мало, и горные сады обычно многоярусны. Кусты посажены под деревьями, а между кустами часто сажают но пашне огородные культуры.

В горах с сухим климатом сады разбиты на поливе, и тогда всюду журчат арыки. А возле них буйно плодоносят абрикосы, персики, яблони, груши, тутовник, черешня, алыча, крыжовник, на земле в обилии уютно расположились ягоды садовой земляники. Все это цветет и плодоносит, разумеется, не одновременно, а в зависимости от породы, сорта, высоты местности. Чем выше, тем беднее набор культур. Виноград в Таджикистане редко плодоносит на высотах более 2200 метров, грецкий орех доходит до 2800 метров, абрикосы — до 2900 метров, яблони можно встретить на высоте 3100 метров. И чем выше, тем больше странностей в поведении садовых растений.

Свет за нас и против нас

Обильное побегообразование, цветение и плодоношение древесных пород в горных условиях ученые заметили давно.

Одни объясняли это особым температурным режимом, другие — химизмом почв, третьи — комплексом горных условий (сказать так, конечно, проще всего, но это мало что объясняет…). Профессор Анатолий Валерьянович Гурский, дендрологу тонкий наблюдатель, проживший на Памире 26 лет, заподозрил, что причина всего этого — качество горного света. Не количество, потому что на равнинах солнечной тепловой энергии еще больше, а именно качественный состав солнечного спектра. Было известно, что, чем выше в горы, тем больше доля ультрафиолетовых (УФ) лучей в солнечном спектре. Замеры, сделанные с помощью специальных приборов, показали, что на высоте 2300 метров доля ультрафиолета превышает обычную для равнин норму в 1,5 раза, а на высоте 4450 метров — в 2 раза.

Надо было выяснить, как УФ влияет на растения. Поставили два разных опыта. При одном стали облучать различные растения Памира специальными лампами, дававшими УФ-излучение в жесткой части спектра (длина волны от 240 до 320 миллимикрон). Облучали такими дозами, которые считались смертельными для многих растений (в 4 раза выше нормы). Однако, к удивлению исследователей, горные растения не погибли. Но вести себя стали странно. Одни приобретали непривычно большие размеры, другие испытывали угнетение, третьи развивали уродливо громадные семена, корни или листья, а четвертые вообще не реагировали на дополнительное облучение. При этом одни и те же растения, взятые с разных высот, реагировали на УФ по-разному: равнинные растения погибли, среднегорные изменялись меньше, чем низкогорные, а высокогорные растения или не реагировали на «смертельные» дозы УФ, или реагировали слабо. Стало ясно, что, получая из поколения в поколение повышенную дозу природного УФ от горного солнца, высокогорные растения как бы закалились и благополучно вынесли катастрофическое увеличение ультрафиолета. Такую закалку назвали фотореактивацией.

При другом опыте стали не добавлять УФ, а полностью или частично отфильтровывать его специальными пленками. И снова обнаружились различные изменения в растениях, иногда благополучные, а подчас отрицательные.

Выяснились причины активного побегообразования, цветения и плодоношения растений в горах. Древесные и кустарниковые растения имеют большое количество точек возобновления. При нормальной (равнинной) дозе УФ-облучения из этих точек реализуется (трогается в рост) одна или несколько, а другие остаются как бы в резерве. В горах доза УФ возрастает, точки возобновления пробуждаются и пускаются в рост. Появляется много побегов, цветов, а значит, и плодов.

Казалось бы, все очень хорошо: дозируй УФ-радиацию и получай хорошие урожаи плодов. Но… многие растения реагировали на УФ отрицательно: угнетались, укорачивали побеги, приобретали уродливую форму. Действие УФ оказалось совсем не однозначным. Стало лишь ясно, что качественный состав света вызывает наследственные изменения у растений (их называют мутации) и является мутагенным фактором. Но сами изменения очень разные и до управления мутациями еще далеко. Для выяснения всех особенностей этого процесса были созданы научные учреждения по радиационной биологии на Кавказе и Памире.

Исследования продолжаются. Но уже сейчас сформулирована интересная мысль об оптимальной для растений высоте в горах. С высотой падает температура и повышается доля УФ в спектре, цо какого-то уровня повышается и увлажнение. Было высказано предположение, что максимальное развитие массы растительности в горах наблюдается там, где и температура, и увлажнение, и качество горного света достигают оптимума, наиболее благоприятной для растений дозы. Выше этого оптимального уровня становится голоднее, и доля УФ увеличивается настолько, что полезные (для нac!) качества растения угнетаются. А ниже становится суше, и количество УФ в солнечном спектре недостаточно для растений… Где лежит этот оптимальный уровень? В разных горах — на разной высоте. Профессор А. В. Гурский предположил, что в Памиро-Алае это диапазон высот от 2000 до 2500 метров. В Гималаях этот уровень должен быть чуть выше, на Тянь-Шане — чуть ниже.

Так ли это, покажет будущее. По уже и сейчас мы знаем, что свет может помочь лам управлять растениями. А может и помечать, наделать бед. Все зависит от уровня наших знаний.

Перспективы

Опасно обольщаться ложными перспективами. По еще опаснее не видеть перспектив, не искать их, боясь заблуждений. Сейчас перспективы горного земледелия и кормопроизводства вырисовываются все отчетливее, и в основе их — наши знания, приобретенные трудом многих научных коллективов. До недавнего времени горы в хозяйственных наметках оценивались скорее отрицательно, чем положительно: земли там мало, большие уклоны усиливают эрозию и ухудшают коммуникации, пестрота условий препятствует унификации агротехники, высота снижает урожай, почвы развиваются медленно, да к тому же с какими-то непонятными пока особенностями. И вообще часто приходилось слышать, что «горы — это неровности земной поверхности, мешающие передвижению по оной», и что лучше бы гор и вовсе не было.

Сейчас становится ясной и другая сторона особенностей горной природы. Пестрота условий — это возможности для возделывания многообразных культур, большие уклоны — это гидроэнергия и самотечное орошение, высота — это большие возможности влиять на процессы жизнедеятельности растений. А почвы? Но доказано, что даже самые неразвитые почвы можно быстро и дешево превратить в плодородные. Значит, со временем и хороших земель будет больше. Экономическая оценка гор постепенно менялась.

Все эти положительные черты горной природы стали чаще перечислять после начала сооружения крупнейших в Средней Азии электростанций — Токтогульской и Нурекской. Вот тут-то…

…Впрочем, это особый разговор. Дело в том, что осуществление этих грандиозных гидроэнергетических проектов непосредственно коснулось и ботаников. Когда началось строительство, ботаникам пришлось утроить свои усилия.

Во-первых, проектирование и строительство подобных сооружений происходит, как правило, без участия биологов и деятелей охраны природы. И напрасно. Ведь строительство плотины может повлечь за собой гибель уникальных памятников природы, в том числе и растительных. Например, строительство плотины на реке Нарыне на Тянь-Шане приведет к затоплению боковых ущелий, сходящихся к главной долине выше плотины. А эти ущелья как раз и являются убежищем для многих уникальных растений, сохранившихся с древних времен. Многие из них нигде больше и не встречаются. И раз уж ГЭС спроектирована без «ботанического надзора», пришлось срочно собирать растительные уникумы, описывать их окружение, документировать, наносить на карты, фотографировать обреченные на гибель редчайшие ботанические объекты.

А во-вторых, возникла проблема и пошире. Строительство этих ГЭС не только даст электроэнергию, по и позволит оросить огромные площади в предгорьях и на равнинах под хлопчатник и другие ценные культуры. А ведь именно на равнинах и в предгорьях расположены зимние пастбища. Следовательно, этих пастбищ будет меньше, и проблема зимних кормов обострится еще больше. Значит, надо перебазировать часть поголовья на зиму с равнин в сухие высокогорья, где снега мало и зимой возможен выпас. А за поголовьем будут переселяться и люди. А людям нужны еда, жилища, электроэнергия. Нужны будут капиталовложения и в пастбища, на которых скота прибудет. Их нужно будет улучшать и поддерживать в хорошем состоянии. В итоге возникает грандиозный план комплексного экономического развития высокогорий.

Таковы перспективы. И ботаники вносят и будут приумножать свой вклад в их реализацию.