За растениями по горам Средней Азии

ПО ВЛАЖНЫМ ГОРАМ АЗИИ

В горных лесах Дарваза

Еще вчера лил изнывали от жары и жажды. Температура в тени доходила до 42 градусов. Позади осталась знаменитая Тигровая Балка — заповедник, в котором уже лет двадцать как не видели ни одного тигра. А заросли гигантских злаков по нижнему Пянджу скрывали всякую прочую живность, безвредную и опасную. Духота была такая, что тело покрывалось противным липким потом. Потом пошли сухие широкие долины Южно-Таджикской депрессии. Влажной духоты уже не было, но солнце пекло еще беспощаднее. А тут еще нечаянно опрокинули последнюю флягу с пресной водой, и полдня работать пришлось «всухую». Все почернели, высохли, пропылились, обгорели. Машина то мчалась по плоской, как стол, равнине, то, ворча, забиралась на пологие предгорные холмы — адыры. Кругом ни деревца, только наполовину высохшие невысокие травы. Почва потрескалась, вода в колодцах была соленой, мотор постоянно перегревался, а по земле в обилии ползали здоровенные мохнатые науки — фаланги, хотя и не очень опасные, но не создававшие праздничного настроения. Это было вчера.

А сегодня все иначе. Мы едем среди гор. Тепло, но не жарко, а в тени даже прохладно. С гор сбегают прозрачные ручьи с ледяной водой — пей сколько угодно! Вместо однообразной равнины кругом зеленые склоны. Гигантские зонтичные травы, яркие цветки коровяка, алтея, инкарвиллеи, скабиозы, местами злаки высотой до пояса: ежа, пырей, мезофильные виды рэгнерий. А главное — леса.

Машина тянет вверх по долине Обихингоу. Слева — хребет Петра Первого, справа — Дарвазский. После безлесной знойной равнины пышность здешних лесов кажется особенно приятной. На речных террасах — рощи грецкого ореха. Орехи еще зеленые, есть их пока нельзя. Вот к осени они созреют, подсохнут, с них опадет зеленая мякоть, от которой чернеют пальцы, и обнажатся сами орехи, причудливо изборожденные извилинами. Их будут собирать, мешками грузить в машины и отправлять вниз, в города. Рядом деревья шелковицы — тутовника. Многие из них уродливо искалечены: ветви обрубают на корм шелковичному червю. Стволы толстые, а крона вся состоит из тонких молодых, радиально растопыренных побегов, тех, что успели отрасти после обрубки. Ягоды тутовника сладкие, водянистые. Их едят и в сыром виде, и сушат, и перемалывают на муку. Варят из них и патоку — черную, густую, как смола, и очень сладкую. Полезное, многострадальное дерево — шелковица.

Под ореховыми и тутовыми деревьями — кустарники: алыча, миндаль, боярышник. А под ними густой травостой из среднегорных растений со странными названиями — кровохлебка, крестовник, недотрога. На осветленных опушках этих террасовых рощ растут кусты шиповника, жимолости, караганы, дикой вишни. Пышный растительный покров.

На склонах гор — тоже леса. Кленовые, ясеневые, можжевеловые, даже березовые. Но больше всего кустарников. Через их заросли нелегко пробраться. Колючие кусты кокандского желтоцветного шиповника свирепо цепляются за одежду, оставляют царапины на коже. Кусты экзохорды так плотно покрывают склон, что иной раз их уж лучше обойти. Кусты жимолости. Кусты держидерева, иудина дерева, крушины, боярышника, миндаля, вишни. Все это бывает перевито ползучим ломоносом. А где кустарники пореже, там жгучие перья уже знакомого нам югана — прангоса кормового. Обычно где-то рядом с ним растут толстые дудки ферулы с едким смолистым запахом. Это зонтичное растение зовут камоль. Рост у него тоже немалый — иной раз до двух метров. И тут же, в рост человека, таран (растение из семейства гречишных) с белыми кистями соцветий. В таких зарослях не то что пеший, а и всадник заблудиться может. Иногда даже трудно бывает определить, чего вокруг больше — кустарников или этих гигантских трав. Выше 2500 метров зонтичные начинают явно преобладать. А ниже они заполняют всю не заросшую деревьями и кустарниками поверхность склонов. В зарослях им не развернуться: кустарники их закроют от солнца, задушат и вытеснят.

Эти зонтичные пришли с запада, из Средиземноморья. Прангос, например, растет в Италии, на Балканах, в Турции, на Ближнем Востоке, в Закавказье, на юге Средней, на западе Центральной Азии, в верховьях Инда. И чем дальше к востоку, чем суше, тем беднее заросли прангоса. Ферула тоже родом с Ближнего Востока. А вообще здесь, в Дарвазе, живут выходцы с разных концов континента. Большинство — из Средиземноморья: барбарис, миндаль, ломонос, держидерево. Другие родом с севера — березы, тополя, ивы. А экзохорда — восточноазиатский гость. Клены и грецкий орех — остатки древних широколиственных лесов Средней Азии. А вопрос о родине можжевельника не совсем ясен: то ли он пришел сюда из Сибири, то ли из Гималаев. Короче, собрались в Дарвазе со всех концов континента все те, кому необходим влажный климат. А такой климат на юге Средней Азии — редкость.

Влажные острова горной Азии

В Дарвазе осадков выпадает до 1000 л 07,7, миллиметров в год. На востоке, около ледника Федченко, даже более — 2000. На южных склонах Гиссарского хребта — до 1200, а на северных — втрое меньше. На пустынных же равнинах по соседству и вовсе сухо — осадков здесь всего до 150–300 миллиметров. Почему так получается? А дело в том, что осадки на юг Средней Азии поступают с запада и юго-запада с атлантическим воздухом, идущим циклонами через Средиземье, жаркие пустыни Ирана и Афганистана. Над пустынями этот воздух нагревается, поднимается вверх и осадков летом почти (или вовсе) не дает. Жаркие долины Азии в это время изнывают от засухи. Но вот на пути океанических масс воздуха встали горы. Они холоднее окружающих знойных равнин, и вдоль горной «стены» образуется фронт охлажденного воздуха. Соприкасаясь с ним, циклоны отдают влагу. Большая часть этой влаги выпадает в тех горах, с которыми циклоны сталкиваются раньше, например с южными склонами Гиссарского хребта, с хребтами Дарвазским и Петра Первого (эти хребты называют Гиссаро-Дарвазом). А дальше циклоны идут уже иссушенными.

Гиссаро-Дарваз — это что-то вроде влажного горного острова. И остров этот как бы висячий. По мере удаления от него — и во все стороны света, и вверх, и вниз — увлажнение падает. Среди засушливых пространств Азии как бы повисает пояс максимального увлажнения. Здесь и растут леса на склонах.

Таких влажных лесных островов немного. В Памиро-Алае — это горы Гиссаро-Дарваза. В Тянь-Шане — горы, отходящие к западу от Ферганского хребта, а также хребты севернее озера Иссык-Куль. И все. Во всех остальных горах значительно суше, и леса там на склонах вовсе не растут или очень изрежены. А здесь — влажные лесные острова, повисшие над жаркими пустынями, под горными ледниками, рядом с сухими горами. Они почти изолированы, как и положено островам. Оттого и по растительности эти острова не очень похожи друг на друга. Здесь, в Гиссаро-Дарвазе, на склонах преобладают кленовые леса с кустарниками. В Западном Тянь-Шане господствуют яблоневые, рябиновые и ореховые леса, а в северотяньшаньских горах — еловые, из ели Шренка. Это потому, что заселялись эти влажные горы переселенцами из разных мест, когда климат был повлажнее, а сейчас обмениваться флорами им мешают окружающие сухие районы. Изоляция, ничего не поделаешь.

Но есть у этих влажных островов и общие черты: облесенность, пышность травостоев, обилие видового состава, сложное строение растительных сообществ. Внешне это очень живописные горы с почти сплошь покрытыми яркой зеленью склонами, с жизнерадостными пейзажами.

Все выше и выше

Но влажные горы — это тоже горы. И здесь тоже с высотой становится холоднее, а значит, и здесь снизу вверх меняется растительность. Это уж общая особенность всех без исключения гор планеты.

Мы давно проехали всю доступную для автомашины часть пути вдоль Обихингоу, перегрузили снаряжение на коней и теперь движемся в глубь гор медленно, по чуть заметной тропе, преодолевая сложные переправы через горные потоки. Впереди мощный горный узел с пиками Коммунизма и Гармо, с ледниками и бездорожьем. Кленовые леса остались внизу, но кустарниковые заросли еще тянутся по бортам долины. Все чаще попадаются на пути отдельные деревья можжевельника — зеравшанской арчи. Постепенно они сливаются в разреженные насаждения, и склоны становятся пятнистыми: темная хвоя можжевельника резко выделяется среди светло-зеленого травостоя, уже не похожего на тот, что был под ореховыми и кленовыми лесами. Все больше появляется степных трав — типчака, ковыля, рэгнерий, скорзонеры. Все меньше высоких зонтичных. Возле реки арчовые заросли густые, с примесью березы. Через них даже пробраться трудно, и время от времени, чтобы вьюк не цеплялся за сучья, приходится орудовать топором. Запах арчи перемешивается с острым запахом крупной травы из семейства зонтичных — борщевика. А потом, поодаль от русла, деревья можжевельника снова расступаются, и одно дерево отстоит от другого на много метров.

Ботаники давно заметили эту особенность арчи — создавать на склонах разреженные насаждения. Их даже назвали специальным термином — редколесья. Они не дают тени, не подавляют растущий на земле травостой. Получается что-то вроде можжевелового парка. Долгое время причина такой разреженности древостоя была не ясна. Но потом стали раскапывать и изучать корневые системы. И выяснилась любопытная особенность. Арча — относительно засухоустойчивая порода. Поэтому она и поселяется либо в сухих горах, либо во влажных, но выше пояса максимального увлажнения. Там, где влаги хватает (например, возле речных русл), арча образует густые заросли. А на склонах влаги ей явно недостаточно: ведь даже во влажных горах здесь минимум осадков приходится на лето. И тогда корневые системы деревьев направляются во вглубь, а радиально, во все стороны от ствола, корни как бы распластаны под поверхностью почвы. В такой позиции они лучше улавливают атмосферную влагу. Но близко друг к другу деревья уже селиться не могут — растопыренные корни мешают. Получается, что редколесный арчевник сомкнут не на поверхности, а под землей. Так ведут себя и некоторые другие породы в тех горах, где влаги для густого леса мало, — фисташка, гранат и другие. Поэтому редколесья — несомненный признак того, что древостоям не хватает влаги, признак сухости. И травяной покров в таких редколесьях особый, засухоустойчивый, обычно степной. Тени такой лес почти не дает, испарение с поверхности почвы под ярким азиатским солнцем идет активно, и луговым влаголюбивым травам здесь выжить трудно.

Арчовые редколесья — характерная особенность многих гор Средней Азии. Их очень много на севере Таджикистана и на юге Киргизии — в Туркестанском, Зеравшанском, Алайском хребтах. Это сравнительно сухие горы, и там преобладают арчовые редколесья и степи. А здесь, в Гиссаро-Дарвазе, арчовые редколесья расположились полосой между лиственными лесами, где влаги еще много, и высокогорными лугами, где влаги уже много. Так сказать, промежуточная сухая полоса на влажном фоне.

Арчевники с высотой изреживаются все больше и, наконец, исчезают. А степной травостой остается. С 3200–3400 метров высоты начинается пояс горных степей. Нет ни деревьев, ни кустарников — сплошной травостой, причем злаковый в основном. Серебристые перья киргизского ковыля, колоски типчака, тонконога, степного мятлика — все сливается в блеклый травостой горной степи. Некоторые урочища на хребтах Петра Первого и Дарвазском — это настоящие степные пространства, только не плоские, как на Русской равнине, а наклонные, как бы положенные на горные склоны. И почвы здесь темноцветные, хотя и не чернозем.

Чем выше, тем становится влажнее. И не потому, что осадков больше. Их как раз выпадает все меньше (ведь мы удаляемся от пояса максимального увлажнения, где были лиственные леса). Просто с высотой становится холоднее, испаряемость уменьшается и больше влаги остается в почве. Растительность чувствует этот улучшившийся водный баланс точнее любого прибора. Засухоустойчивые злаки постепенно сменяются влаголюбивыми травами, и степи переходят в луга. Вот целое поле цветущего дикого льна. Соседний пологий склон зарос розовыми пионами — потрясающее зрелище! А тут полно цветущей герани, там — зеленое пространство, поросшее горицветом, крестовником, тысячелистниками. Кое-где — пятна Луковников. Самый настоящий лук, только не огородный, а дикий горный лук. Его так много, что в Таджикистане стали даже выпускать консервы с маринованным горным луком.

Всюду зелень. Там и тут посвистывают сурки — любопытные рыжие жирные зверушки. Им и посмотреть на нас интересно, и страшно. Поэтому они и стоят столбиком возле своих нор до самого последнего предела мужества, а потом мгновенно ныряют под землю. Корма им тут хватает, и отдельные сурки жиреют так, что достигают полупудового веса. Наш пес Дозор, молодой и глупый, прямо сбился со всех своих четырех лап, кидаясь от одной сурчиной норы к другой. Но у сурков явное преимущество: быстрота реакции и длинные, запутанные подземные ходы, в которые псу нипочем не влезть.

Как-то очень постепенно с высотой и травы становятся ниже. Они уже по щиколотку. Мелкие пучки бескильницы, приземистые остролодочники, крупки, эдельвейсы, незабудки. Они сливаются в ковер, но не сплошной, а какой-то разорванный, как бы изношенный, ветхий. Местами просвечивает голый щебень, и, чем выше, тем больше эти просветы. А там уж и снег лежит. Высота 3700 метров. Позади и внизу остались лиственные леса и кустарники, зонтичные высокотравья, арчовые редколесья, степи, луговые травостои, высокогорное низкотравье…

Рассказ о карте растительности

Профиль взят. Поясная колонка ложится на миллиметровку. Можно начинать работу с картой. Для того мы и бродим в горах целое лето. И прошлое, и позапрошлое тоже. И следующее лето наверняка будем заниматься тем же. Потому что карту растительности просто так не сделаешь. Работа эта ювелирная по точности и трудоемкости.

Вот мы едем по югу Средней Азии, по широким долинам. Высота над уровнем моря всего 400 метров. Апрель. Азиатское солнышко припекает. Часто льют дожди. Вокруг машины много весенней зелени. Пройдет месяц-полтора, и зелень исчезнет, станет сухо, травы выгорят.

Вот сообщество луковичного мятлика. Клонятся тяжелые метелки. Только из них высыплются не семена, а луковички. Это живородящий мятлик. Весенний сезон короток, впереди скорая засуха. Будь у мятлика семена, они могли бы погибнуть. А луковички выживут.

Описываем это сообщество. А как это делается? Составляется своеобразный документ. В специальные бланки вносится масса необходимой информации о сообществе: его название (по господствующим видам), географическое положение, номер и дата описания, характер условий, в которых растительный покров развивается (почвы, абсолютная высота местности, характер увлажнения, рельеф). Указывается, какой процент поверхности почвы покрывают растения, какой рост имеют разные виды и как они распределяются по площади — равномерно или группами, пятнами… Потом следует полный список видов, входящих в сообщество. Список составляется по-латыни, и каждый вид получает массу оценок: балл по обилию, значок, показывающий, цветет ли в этот момент растение, плодоносит ли, а может, засохло и т. д. (это называют фенологической фазой). Потом отмечается характер хозяйственного использования, указывается урожайность травостоя. Чтобы определить ее, травостой срезают с определенной площади, высушивают и взвешивают, а потом результат пересчитывают на гектар. Наконец, вносятся хозяйственные рекомендации и бланк подписывается. Описание готово. Осталось только собрать к нему гербарий. Отныне по всей этой документации любой геоботаник может четко и верно составить представление о растительном покрове и этого участка, и участков, подобных ему. Кропотливая работа, не правда ли? Но совсем не трудная и очень интересная. Особенно, если знать, как это делается, и понимать, для чего это нужно сделать.

Едем дальше. Встречаем группировку мелкой эфемероидной осочки. Она покрывает землю зеленой щеточкой. Описываем и ее. А вот осочка образовала сообщество вместе с мятликом. А дальше к ним примешивается мак. А там мака нет, зато с мятликом сосуществуют злаки покрупнее — луковичный ячмень, пырей. Трава уже по пояс. Это мы выбрались на предгорные холмы. Все новые и новые сообщества в разных сочетаниях.

Вот так мы едем по равнинам и горам Средней Азии и описываем растительные сообщества. Вот группировка одной полыни, а там господствует уже другая. Дальше к полыням примешивается солянка. И так все время. Каждое сообщество занимает какую-то площадь, но не каждое нанесешь на карту. Сообщества могут быть мелкими по площади, пестрыми, и на карте их в масштабе не нарисуешь. Так же, как не нарисуешь на стенной школьной карте страны улицу, на которой живешь.

Но если нельзя нанести на карту производственного масштаба все группировки, то ведь можно нанести объекты покрупнее. Например, все группировки, в которых господствует осока или мятлик, все группировки с преобладанием пырея, полыней. Такие сборные сообщества — своеобразные «федерации» — занимают уже большие площади, и на карту они ложатся крупным контуром. В геоботанике эти «федерации» называются формациями. Мы пересекаем изучаемый район в десятках направлений и наносим на карту границы этих формаций. Постепенно лист карты заполняется. Переходим к другому листу, третьему, сотому. Мы исколесили и исходили пешком все долины и предгорья и теперь поднимаемся в горы.

Чем выше, том ниже температура. На каждые 100 метров поднятия в горах Средней Азии температура падает в среднем на 0,6 градуса. А высоту нам показывает альтиметр (высотомер). Когда внизу остались высокие травостои из ячменя и пырея, мы отметили по альтиметру высоту, до которой эти травостои дошли. Дальше пошли фисташковые редколесья. Описали и их и отметили верхний предел их распространения. И так все выше и выше прослеживаем высотный диапазон всех формаций. А потом повторяем профиль сверху вниз и снизу вверх еще и еще раз, через каждый километр. Жара. С нас сходит десять потов. Геоботаника-картировщика, как говорится, ноги кормят, хотя и голова в его работе — предмет не лишний. Листы карты заполняются один за другим. Это здесь, на бумаге, мы так быстро работаем. В действительности же лист карты производственного масштаба отряд геоботаников заполняет в течение целого сезона. А где-то рядом работает другой отряд, третий, сороковой. Работают из года в год, поливают потом квадратные километры. Но представим себе, что все это делаем мы с вами.

Наступает момент, когда пора и остановиться. Собственно, останавливаемся мы каждую зиму и обрабатываем материалы летних съемок: уточняем названия растений, границы контуров, смыкаем листы карт и, как говорят, «сбиваем» их, чтобы все совпало. Работы много. Но сейчас мы остановились для обобщения всего многолетнего нашего труда.

Перед нами десятки заполненных в поле листов карт. Если из них, как из мозаики, сложить территорию, которую мы покрыли съемкой, не хватит никакой самой большой комнаты. Контуры на этой гигантской карте уже упорядочены, одинаковые формации закрашены одинаковым цветом (этих цветов до двухсот оттенков, да еще штриховка по ним разная!); отдельно — условные обозначения. Мы ходим возле разложенных по полу листов карты, как по уменьшенной местности, и подводим итоги.

Вот мятличники и осочники в разных вариантах залили зеленью равнины и низкие долины юга Средней Азии. Здесь ячменникии пырейники выплеснулись на предгорные холмы и, слившись внизу с мятличниками, окаймляют все горные системы Средней Азии с запада и севера. А выше в горах краска на карте лежит полосами. Вот полоса фисташковых редколесий. Выше — полоса полтинников. Каждая полоса заключена между определенными высотами: ведь растительность распределяется как бы по температурным ярусам — поясам. Этих поясов много. Горы высокие. Пока доберетесь из жарких долин до снежных вершин, перед вами сменится несколько таких поясов. Их границы проведены на карте почти точно по горизонталям: одна горизонталь для верхней границы, другая — для нижней. Между ними на карте одинаковый цвет, а на местности — одинаковый тип растительности. На карте эти пояса выглядят как разноцветные ленты серпантина: вот лента древесной и кустарниковой растительности, лента арчевников, там — желтая полоска горных степей. Много поясов, ив каждом районе набор их тоже разный.

А с юга на север на равнинах тоже становится холоднее. И на карте видно, как в том же направлении меняется растительность. Зеленая полоса мятличников и осочников сменилась к северу солянковыми пустынями. Рядом — пески Каракумов с саксаулами, песчаной акацией и разными засухоустойчивыми травами. А севернее пошли полынные пустыни. На карте они разлились светло-коричневой полосой по всему Центральному и Северному Казахстану, а на востоке выплеснулись в Монголию. Это уже не высотные пояса. Это широтные зоны; высота местности на равнинах меняется мало, и похолодание здесь наступает уже от изменения широты местности. Вот растительные сообщества и занимают пригодные для них температурные полосы — зоны. Итак, растительность распределилась по широтным зонам и высотным поясам.

На карте все яснее, чем на местности. Зато сколько труда пришлось затратить, чтобы получить эту ясность. Впрочем, на той карте, что лежит перед налги на полу, как мозаика из десятков листов, ясно еще не все. Пользоваться такой картой очень трудно, она слишком огромна, ее не повесишь ни на какую стену. Разве только на стену высотного здания МГУ снаружи. И подробностей на этой карте слишком много. За ними теряются общие закономерности размещения растительного покрова. Эту карту надо генерализовать, а проще говоря, обобщить, укрупнить на ней многочисленные контуры, масштаб же карты — уменьшить. Начинается новая кропотливая работа. Наконец закончена и она. Теперь карту можно повесить на большую стену. Мелкие контуры на карте исчезли, они влились в крупные. Пояса в горах превратились в узенькие ленточки. Упростились и условные обозначения. Теперь такую карту легче читать, иначе говоря, рассматривать и понимать. Но и эту карту читать могут только специалисты: в ней все еще много подробностей, «мешающих» общему обзору.

Карту генерализуют еще и еще раз. И вот карта растительности Советского Союза висит на стене в студенческой аудитории. В каждом ее сантиметре — 40 километров. А в школьной настенной карте — 80 километров в сантиметре. Вся растительность страны как на ладони. Пояса в горах почти исчезли, оставлены только главные, да и те объединены, генерализованы. Видно, как с севера на юг сменяются растительные зоны — тундры, леса, степи, пустыни… Подробностей на такой карте мало — одни закономерности. Зато студенту и школьнику все ясно. Им не нужно проходить весь тот мучительный путь, по которому шли геоботаники. Учитесь, ребята. Учитесь, товарищи студенты. Тысячи геоботаников, чертежников, картографов тысячекратно облегчили ваш труд, вложив в создание карты свой.

Кapmy требуют производственники

Ну и что? Выходит, вся эта титаническая работа проделана только для того, чтобы учились студенты и школьники? Нет, конечно, хотя и это немало.

Листы подробнейшей карты, что лежали перед нами на полу — на середине пути к настенной карте, — это листы карты производственного масштаба. Их ждут производственники, которым нужны как раз подробности. Ждут с нетерпением.

Из министерств сельского хозяйства среднеазиатских республик к геоботаникам едут землеустроители, агрономы, кормовики: когда будет готова карта? Звонят из министерств лесного, водного хозяйства. Карта растительности всем им нужна, как говорится, позарез. Ведь растительность — это кормовые, лесные, промышленные ресурсы. Геоботаники не только наносят на карту растительные группировки, но и оценивают их с хозяйственной точки зрения. Каждый контур на карте растительности имеет паспорт. В нем указывается масса полезных сведений. Например, урожайность естественного травостоя, причем по группам: столько-то центнеров поедаемой травяной массы с гектара (поедаемой скотом, конечно), а столько-то непоедаемой. С помощью специального прибора, планиметра, по карте вычисляется площадь каждого контура — столько-то гектаров. Теперь можно вычислить и кормозапас контура. В паспорте указывается также, в какое время года лучше использовать травостой, нет ли на территории контура ядовитых растений, далеко ли от скотопрогонов расположены водопои и т. д. Теперь специалисты из Министерства сельского хозяйства могут планировать развитие общественного животноводства и кормовой базы для него с открытыми глазами. Землеустроители смогут теперь справедливо распределить угодья между хозяйствами. Перед ними карта растительности и паспорта на каждый контур. Все это сделали мы с вами — геоботаники.

А в Министерстве лесного хозяйства по нашей карте вычисляют запасы древесины разного качества, определяют, где и с какой интенсивностью рубить, а где сажать лес. Работники водного хозяйства установили по материалам нашей карты причину снижения водообеспеченности такого-то района. Почвоведы тоже склонились над картой растительности: где-то весенние воды смывают почву со склонов гор, роют овраги, снижают хозяйственную ценность земель. Карта объяснит им причину и подскажет пути ликвидации бедствия. Карту растительности изучают экономисты статистики, фармакологи, охотоведы, строители. Она нужна всем не только студентам и школьникам.

А теперь, когда рассказ о геоботанической карте прочитан переберемся из влажных высокогорий в сухие нагорья.