Глава 17

Роберт Бернелл дожевал последний кусочек сладкого ржаного хлеба, похлопал себя по животу и, нахмурившись, заметил:

— Милорд, король считает вас верным слугой и полезным человеком, неспособным на хитрость и коварство.

«Неспособным на хитрость и коварство?» Гаррону все это крайне не понравилось. Король считает его полезным? Как Мерри полезна Уорему?

— Король велел передать также, что это варварство имеет вполне определенный запах. Такой же, как у каждого злодейства, которое причинялось и ему самому. Я ответил, что это звучит достаточно безумно, чтобы быть правдой.

Гаррон молча кивнул.

— Я посылаю людей короля в Ферли и Рэдсток. Пусть посмотрят, разорил ли их Черный Демон. Когда они вернутся, мы будем точно знать, в каком состоянии ваши замки и каковы намерения их обитателей, прежде чем вы сами их навестите. Если сэр Уиллс и сэр Грегори понимают, что лучше для них, они с готовностью примут вас как своего нового господина. Нет, не спорьте со мной. Король хочет сам удостовериться, что вы в полной безопасности. Я стану охранять Уорем в ваше отсутствие. Король сказал также, что у вас поразительно изобретательный ум.

Гаррону это понравилось больше, чем признание его способности чуять насилие.

— Интересно, что принесет следующий год?

Увидев, как Бернелл энергично растирает поясницу, Гаррон украдкой усмехнулся. Сколько бы одеял ни навалить поверх соломенного тюфяка, холодный каменный пол — вовсе не то, к чему привык Бернелл.

— Я пущу в ход весь свой изобретательный ум, как и молитвы, чтобы следующий год стал годом возрождения Уорема, — вздохнул Гаррон. — Прогуляйтесь со мной, сэр.

— Истовая молитва, как я обнаружил, требует огромного количества усилий. Иногда такая молитва, особенно длинная и сложная, заканчивается ссадинами на коленях.

— Посмотрите, сэр, — заметил Гаррон, когда они вошли во внутренний двор. — Все находят в себе силы работать. Вон там человек сверлит дырки буравом, другой орудует вилами, втыкая их в связки сена, чтобы набить им тюфяки, а еще один вытесывает колышки, чтобы вбить их в заготовки для скамей и столов.

— Да, — согласился Бернелл, — и я знаю, что люди приносят деревья из Гленского леса под началом этого старого ворчуна, который, как сказала, подавая мне эль, его столь же древняя сестра, является человеком многих талантов.

— Таппер говорит, что приятно видеть, как вновь улыбается Айнар. Отдает приказы и ходит бодро.

Но ему нужно побольше мастеров. Гаррон постоянно об этом думал и успокоился, только когда услышал громкое блеянье козы, которая пыталась вырвать копыто у малыша Айво. Его братец Эррол набивал рот хлебом, словно боясь, что это последний кусок и больше ему не видать еды. Их мать, Элайн, что-то сказала сыновьям и направилась к ткацкой, неся груду отрезов сукна. Ее плечи были расправлены, голова — высоко поднята. Таппер говорил, что ее муж был одним из лучших лучников сэра Артура. Прекрасный человек, и они обливались слезами, копая ему могилу.

Но теперь настало время сколачивать новые ткацкие станки. Старый Борран сказал, что два из них нельзя починить.

Гаррон увидел, как Мерри сбегает по каменным ступенькам и заговаривает сначала с Миггинс, а потом с каждой встречной женщиной. Все кивали и улыбались. Да, она настоящая госпожа, и все принимают ее как таковую.

Она без всяких усилий взяла на себя обязанности хозяйки замка. И что было бы, не окажись она здесь? Ему пришлось бы справляться одному, ну разве что с помощью Миггинс.

При этой мысли он содрогнулся. Да, но у него есть ум, изобретательный, как считает король. Он бы сумел выкарабкаться.

Гаррон заметил, что Бернелл тоже наблюдает за ней.

Мерри окликнула его, махая небольшим пергаментным свитком.

— Это список, милорд! Я опросила всех женщин и сравнила список со списком тех подарков, что послала его величество. Говорят, Уинторп — оживленный торговый город, он гораздо больше, чем те, что расположены поближе, хотя, думаю, гораздо выгоднее приобрести все, что возможно, в ваших городах, если вы хотите, чтобы они процветали. Вы сможете нанять там людей, а я…

Гаррон поднял руку, и она немедленно замолчала и гордо вручила ему клочок пергамента, который он дал ей вчера вечером. Гаррон развернул пергамент и увидел строчки, выведенные каллиграфическом почерком. И никаких клякс! Не может же она не сделать ни одной ошибки! Его почерк в сравнении с этим выглядел ужасно!

Он прочел список и вытащил свой.

И разразился смехом, увидев, что первым пунктом в обоих списках стоит мыло.

— Это, возможно, наименее необходимый пункт в наших списках, — заметил он и, понюхав воздух, добавил: — А-а… ты пахнешь мылом, которое я тебе дал. Что-то еще осталось?

— Почти ничего. Я предложила Миггинс поделиться, но подумала, что она лишится чувств от омерзения. Она сказала, что ее мать мылась раз в год и после этого неделю лежала в постели, чтобы оправиться.

— Значит, великодушная леди Анна научила тебя наслаждаться купанием?

Мерри бессовестно ухмыльнулась. Слава вываренным костям святого Катберта, теперь он обрел способность шутить. А ее отец… чем хуже ему становилось, тем скорее он эту способность терял.

— Именно, — кивнула она.

— А… вижу, ты перечислила кучу трав, о которых я даже не слыхал.

— Здесь нет лекаря. Королева послала кое-какие травы: розмарин, ромашку, буковицу, ежевику, шандру, но мне понадобится…

— Для чего тебе шандра?

Бернелл сказал:

— Шандру применяют при болях в животе, простуде и как противодействие некоторым ядам.

Гаррон не удивился тому, что Бернелл знает о шандре. Он уже давно усвоил, что этот человек знает понемногу обо всем на свете.

— Значит, ты считаешь, что я должен найти лекаря? — осведомился он у Мерри.

— Может, и нет. Я когда-то брала уроки у нашего лекаря, хотя он не слишком рвался учить всему, что знал сам. Но он был уверен, что скоро умрет, так что волей-неволей стал давать мне уроки. Я усвоила достаточно, чтобы уметь лечить несложные болезни.

Мерри вспомнила об изнурительных болях в желудке, терзавших отца, о постоянной рвоте, о медленном умирании духа и тела, о том, что ее малые знания не помогли его вылечить.

Она послала гонца к матери, так как слышала, что та много знает о травах и их свойствах, но та даже не ответила на послание.

— Плащ, который сейчас на тебе, принадлежал когда-то леди Анне?

Мерри кивнула и одернула плащ — он, как и платье, был ей короток, а чересчур длинные рукава мешали работать. Но Мерри было все равно. Прекрасный плащ!


Через час из Уорема выехали одиннадцать всадников: десять мужчин и одна женщина. Бернелл, стоя на стенах, провожал их взглядом. Справа от Гаррона скакала Мерри, слева — сэр Лайл Клав. Гаррон хотел получше узнать этого человека, но втайне понимал, что еще больше хочет узнать Мерри. И сейчас ему совсем не важно, кто она на самом деле.

Он не слишком часто бывал в женском обществе, хотя успел насладиться придворными дамами, охотно отвечая на призыв, когда те бросали в его сторону красноречивые взгляды. Но никогда не понимал этих созданий с мягкой кожей и ухоженными телами, бесстыдно его ласкавших.

Он вспомнил свою первую любовницу, Констанс. Ему было двенадцать, она была уже пятнадцатилетней девицей, женой жирного обойщика, на двадцать пять лет ее старше. В следующем году она умерла во время родов, а обойщик через три месяца женился.

Такая молодая…

В ушах вдруг зазвенел ее смех, когда она показывала, что ей больше всего нравится в постели.

Гаррон искоса взглянул на Мерри. Лицо поднято к солнцу, глаза закрыты. Знает ли она, как умеют ласкать мужские губы? Вряд ли… Когда она сказала, что он хорошо сложен, ни в голосе, ни в выражении лица никак не проявилась опытность.

Она скакала на одной из лошадей, которых они забрали у мертвых грабителей. Гаррон беспокоился, что угольно-черный зверь будет слишком велик и слишком злобен для нее, но она прекрасно с ним управлялась.

Сегодня на Гарроне не было доспехов. Туника и шоссы были темно-серого цвета, к поясу приторочен меч, в правом рукаве, привязанный к предплечью, прячется стилет.

Голова не покрыта, и утренний ветерок ерошит волосы. Таппер оказался прав: гроза разразилась ночью, а сейчас ясно и тепло. И на душе Гаррона спокойно.

Услышав тихий смех, он глянул на Мерри и объявил:

— Конь, на котором ты скачешь, принадлежал грабителю. Не знаю, как его зовут. Если он тебе нравится, назови сама.

Конечно, она знала жеребца. Уже скакала на нем. Сидела в седле впереди злодея-гиганта с тяжелыми кулаками и смрадным дыханием. Спасибо Гаррону, он уже мертв. Она помнила, что его звали Боллон.

Девушка повернула лицо к Гаррону, и капюшон плаща свалился. Рыжие волосы, как всегда, были заплетены в косу, перевиты красной лентой и уложены венком на голове. А вот придворные дамы предпочитали носить локоны. Распускали волосы, как незамужние девушки, и носили шелковые повязки вокруг лба.

Гаррон нахмурился. Он глупеет прямо на глазах! Вот и теперь вздрогнул, когда Мерри сказала:

— Я назову его Сатаной в честь бывшего владельца.

Он не сразу понял, что она имеет в виду чертова жеребца похитителя.

Рядом заржала лошадь. Гаррон повернулся в седле и увидел, как конь Гилпина укусил за шею шедшую рядом кобылу. Немедленно разразился хаос: животные вставали на дыбы, ржали, люди вопили и сыпали ругательствами, пока свирепый на вид мужчины с изрытым оспой лицом не навел порядок.

— Это ваш человек? Его зовут Гарт? — обратился Гаррон к сэру Лайлу. — Он умеет обращаться с лошадьми.

— Гарт — просто волшебник во всем, что касается лошадей. Управляется с ними лучше, чем орудует мечом, и этим очень ценен для меня. Может укротить коня, обучить, определить его способности. Он говорил, что ваш человек Хоббс — тоже знаток лошадей.

— Верно.

Старший конюх лорда Артура был убит, и занять его место пока было некому. Правда, сейчас его обязанности исполнял Хоббс, но Гаррону требовалось нанять другого старшего конюха. Он забыл занести это в свой список.

Но тут он заметил, как Мерри разглядывает окружающие их деревья, причем с таким увлечением, что он испугался. А вдруг она свалится с лошади?

При одном взгляде на эти огненные волосы он ощутил такой удар похоти, что едва не задохнулся. Одна из дурацких красных лент развязалась и болталась у нее над ухом. И кажется, он разглядел маленькую косичку, перевитую лентой?

— У тебя нет веснушек! — неожиданно выпалил он.

Мерри дернулась, и он протянул руку, чтобы удержать ее.

— Что? Нет, конечно. И у матери не было… то есть так утверждал отец.

Значит, теперь он ее соучастник? И она ожидает, что он проглотит все ее вранье? Очевидно, да. Проглотит.

— Я оставлю тебя в покое, пока будешь мне полезной, — неприязненно процедил он.

Загрузка...