Люди Гаррона вернулись с хорошими новостями. Ни Ферли, ни Рэдсток не были разорены. Гаррон не удивился тому, что ни сэр Уиллс, ни сэр Грегори не слышали ни о каком дне Страшного суда. Но кто мог им рассказать? Они охотно послали дюжину человек, чтобы помочь навести порядок в замке суверена: хороший знак, говоривший о добрых намерениях. Мужчин немедленно заставили сколачивать кровати.
Гаррон стоял на стенах замка и благословлял фортуну, которая помогла ему выстоять в обстоятельствах, могущих легко его раздавить. Не прошло и двух недель с тех пор, как Таппер сумел поднять решетку. А теперь вместо двадцати двух голодных и оборванных людей в замке находилось около шестидесяти пяти человек, включая солдат Бернелла. И все по вечерам собирались в зале и пили эль из деревянных чаш, купленных Мерри в Уинторпе.
— Старуха гордо уведомила меня, — сказала Мерри Гаррону за ужином, — что у нее есть все кружки, которые мне могут понадобиться. Их редко покупают, потому что они очень долговечны.
Она протянула ему хлеб и козий сыр.
— Когда я сказала, что куплю все, она завопила от радости и сплясала джигу вместе со своим старым костлявым мужем. Так что, может, я и не переплатила, поскольку никогда не забуду это прекрасное представление.
Гаррон рассмеялся, неожиданно сообразив, что не припомнит, когда еще смеялся так много.
К следующему вечеру были готовы четыре новых раскладных стола и восемь скамей, все крепкие и надежные, готовые выдерживать мужские зады следующую сотню лет. И в замке больше не осталось темных углов. Горящие тростниковые факелы изгнали тени… нет, не факелы, а дыхание и стук сердец собравшихся.
Что же касается сортиров… может, сидеть там, обдумывая очередную проблему, не столь уж плохая мысль?
Наутро он и Бернелл собрались сначала в Ферли, а потом в Рэдстоке: еще полдня пути к северу. Гаррон не хотел покидать Уорем. И снова попытался убедить Бернелла, что, поскольку сэр Уиллс и сэр Грегори послали людей на помощь, это означает, что они готовы принести ему клятву верности. И конечно, визит к ним может обождать.
Бернелл насадил на нож кусок запеченной зайчатины.
— Я рад, что оба замка оказались нетронутыми. И хорошо, что владельцы послали людей. Это, конечно, означает, что серебро Артура здесь. И нигде больше. Все же король полагает: будет лучше, если вы, принимая клятву, станете смотреть каждому в глаза.
Ничего не поделать… ехать придется.
— Мы быстро поймем, глупы ли они, — заметил Гаррон. — Со мной будете вы, и они поймут, что тень короля — рядом. И если когда-нибудь подумывали изменить, немедленно забудут о подобной мысли.
Он принялся перебрасывать нож из одной руки в другую: прекрасное упражнение, которое он выполнял при малейшей возможности.
— Если бы в Уореме не было столько дел, интересно было бы немного потомить сэра Грегори в неизвестности. Я слышал, что он упрямый, заносчивый осел и известный задира. Хотелось бы знать, что он собирается делать в будущем. Вообще-то говоря, сэр, я соскучился по хорошей драке. Думаю, королю нравится сражаться со мной, потому что я быстро научился подныривать под его длинные руки. Я пытался показать ему, как можно лягнуть врага, но он так и не усвоил этот трюк.
— Однажды я наблюдал ваш поединок. Мой храбрый ловкий король огрел вас по голове и послал в ближайшие кусты.
Гаррон вспомнил, что голова потом разламывалась два дня.
— Да, это прежде чем я навострился отскакивать проворно, как козел.
— Разве вы не сыты по горло сражениями, после того как спасли того похищенного мальчишку в Клэндорском лесу?
— Да там и драться не пришлось! Его боевой конь оказался рядом, и предводитель сумел удрать. Вы сказали, что не знаете в округе ни одного мальчика, которого могли бы украсть ради выкупа.
— Вернувшись в Лондон, я наведу справки, — пообещал Бернелл, опрокидывая кружку с элем, и тихо рыгнул.
— Хотел бы я знать, жив ли мальчик, — продолжал Гаррон. — Очень сомнительно, учитывая то, что он был один, а на земле Господней слишком много людей с черными сердцами. Жаль, смелый был парнишка.
Бернелл показал на Мерри, которая смеялась над чем-то сказанным Айво. Она склонила голову набок, и одна маленькая косичка, выбившаяся из прически, лежала на щеке.
— Вы наказали ее? Что же, хороший урок всем женщинам, хотя сомневаюсь, что после этого они научатся держать язык за зубами. — Бернелл вздохнул. — Наша великолепная королева уверяет, что женщины не способны измениться. Это просто не в их натуре. Король согласился: помню его смиренный взгляд на королеву, но кто знает? Случаются вещи куда более странные, вроде той, когда Господь обрушил дождь из саранчи на землю египетскую.
Гаррон рассмеялся, откусил кусок хлеба и глянул туда, где сидел новый мельник Арно, жуя свой пропитанный подливой ломоть. Он знал, что делает: в хлебе не было ни единого камешка, о который можно было сломать зуб.
— Что вы думаете, Гаррон?
Он пожал плечами:
— Пока наши женщины выполняют приказы, какое мне — дело до их натур?
— Они всегда вам повинуются?
— Да, особенно когда я зову их позабавиться в постели.
Гаррон вспомнил о леди Бланш, одной из фрейлин королевы, которая любила приходить к нему в спальню посреди ночи и будить поцелуями в живот. Сейчас его передернуло при одном воспоминании.
Бернелл неодобрительно поджал губы.
— Вы говорите о плотских наслаждениях, милорд.
— Как всякому мужчине из тех, кого я знаю, мне нравятся подобные темы, сэр.
— Вы молоды, — кисло заметил Бернелл. — Я сказал бы: проклятие всем молодым мужчинам. Но есть нечто большее, чем похоть, по крайней мере на закате жизни, когда все остальные радости значения уже не имеют.
Верно. Есть нечто большее, чем похоть, даже для молодых людей.
Гаррон мысленно представил Мерри, торгующуюся с продавцом кожи, и неожиданно для себя сказал:
— Некоторые женщины так же умны, ловки и упрямы, как любой мужчина. Да, иногда они подобны храбрым воинам.
— Интересно, что ваша девчонка, подобно королеве, тоже умеет составлять списки.
Его девчонка?
— Может, это привычное занятие для женщин, умеющих читать и писать?
— Большинство церковников полагают, что женщины вообще лишена ума и годятся лишь на то, чтобы рожать детей и угождать мужчинам. Вы смотрите на меня так, словно я потерял разум, но может, церковники правы?
— Лишены ума? Человек должен быть отшельником, чтобы верить в подобный вздор! Вы видели, как пишет Мерри? Заметили, как она собрала всех женщин Уорема и каждой дала задание? Да и мужчинам тоже! Они уважают и почитают ее! Теперь, когда она заполучила лекарскую книгу, думаю, станет превосходным целителем. Про нее можно многое сказать, но одно ясно: она отнюдь не глупа!
Бернелл прожевал кусок зайчатины, капая на подбородок густой, жирной подливой. Сейчас он вспоминал, что в прошлом веке, Алиенора Аквитанская, эта подлая ведьма с ее гнусными сыночками, обладала прекрасным почерком. Король Генрих Второй продержал женушку в заточении больше лет, чем дано прожить некоторым людям, и взглянете, что она натворила! Бесконечные заговоры против мужа, убийства его любовниц, попытки натравить одного сына на другого. Но Бернелл слышал, что она писала и читала стихи, способные смертельно ранить мужское сердце.
А его собственная королева Элеонора? Она читала и писала. Составляла списки, целые тома списков, по каждой теме, и один полезнее другого. Она давала превосходные советы королю. Целовала его синяки, а однажды даже укусила за ухо и тоже поцеловала. Правда, тогда посчитала, что этого никто не видит.
— Берегитесь, Гаррон, — посоветовал Бернелл вслух. — А вдруг эта рыжая изгонит вас из Уорема и сама станет хозяйкой?
Гаррон улыбнулся, неотрывно глядя на Мерри, которая теперь сидела рядом с Борраном, вне всякого сомнения, обсуждая починку станков. Ее волосы, чистые и уложенные в косы, вымытые сваренным ею мылом, сверкали в свете факелов. Она сказала, что в Уинторпе слишком дорогое мыло и она купила все необходимые товары, чтобы самой сварить его. Ее мыло пахло жасмином.
Нет, Гаррон точно знал, как знали и остальные мужчины, что женщины — создания отнюдь не простые и не глупые. Кроме того, королева была права: женщины не меняются. В минуты страсти они готовы отдать все, если, конечно, в постели с ними не мужлан, но в последующие длинные дни будут вечно всем недовольны, придирчивы и сварливы. Начнут доводить мужчины, пока тот не сбежит на войну или не приложит всех усилий, чтобы удрать от домашней фурии.
С другой стороны, вряд ли и мужчины имеют свойство меняться. Они всегда жаждут того, что им не принадлежит. Всегда находят причины, по которым желаемое должно принадлежать именно им. Ради этого они готовы убить, украсть и искалечить. Может, как в случае с Рэдстоком и Ферли, вассалам необходимо постоянно подтверждать свою верность суверену, чтобы у них не было права сойти с прямой дороги? И то же самое относится к женщинам?