В конце концов, она это сделала. Идея, пришедшая ей в голову, оказалась настолько простой в исполнении, что Кэролин просто не смогла удержаться. По крайней мере, она пыталась себя в этом убедить, безжалостно подавляя в зародыше малейшие проблески чувства вины.
В кухне никого не было — Констанца сделала перерыв в приготовлении ужина, чтобы напоить чаем Салли и ее сына. Это вовсе не означало, что кухарка сознательно обошла вниманием остальных членов семьи — просто Уоррен относился к чаю с презрением, Пэтси отдыхала, лелея свою нетленную красу, а ее дети катались на лыжах, наслаждаясь весенним деньком. Кроме того, Салли требовалось время, чтобы побыть наедине со вновь обретенным сыном, и Кэролин, как всегда, великодушно решила ей в этом не мешать. Но это вовсе не означало, что в глубине души она не чувствовала себя обделенной.
Готовый фарш для блинчиков из морепродуктов дожидался своего часа в миске со льдом. Огромный таз с креветками стоял отдельно, причем на таком почтительном расстоянии от рыбного фарша, будто одним своим присутствием представлял угрозу для жизни Алекса.
Кэролин хватило минуты, чтобы порезать одну из креветок на крошечные кусочки и быстро смешать ее с фаршем из крабов и камбалы, чтобы никто ничего не заметил.
Скорее всего, такая маленькая доза не в состоянии причинить вреда даже людям с самыми тяжелыми формами аллергии. Если Алексу и захочется съесть один блинчик, вряд ли последствия будут катастрофическими. Проходя мимо возвращавшейся на кухню Констанцы, Кэролин напомнила себе, что она не должна мучиться угрызениями совести. Как-никак сам самозванец заставил ее искать доказательства. Может быть, Салли и отказалась проводить тестирование на ДНК, но то, что придумала Кэролин, было намного проще и доказательней.
Алекс съел три блинчика с начинкой из злополучной креветки. Кэролин сидела напротив него, вяло ковыряя вилкой содержимое тарелки и слушая вполуха, как Уоррен с Салли спорят из-за политики, а Алекс заигрывает с подвыпившей Пэтси. Кэролин почему-то совсем не хотелось есть.
— Каро, что-то ты сегодня уж очень молчалива, — обратился к ней Уоррен, сверля ее взглядом белесых глаз.
От неожиданности она чуть не перевернула бокал с вином, но успела вовремя его подхватить.
— Кажется, эта поездка меня немного утомила.
— Алекс сказал, что ты проспала всю обратную дорогу, — сказала Салли, пристально глядя на Кэролин. — Может, ты приболела?
— Не нужно на меня дышать! — взвизгнула Пэтси, язык ее слегка заплетался. — Мне нельзя болеть. Я ненавижу болезни любого сорта. И не смейте говорить об этом Джорджу! Он патологически боится инфекций.
— Джордж здоров как конь, — усмехнулся Уоррен.
— Это вовсе не означает, что он не станет переживать. Я и так его почти не вижу — то он с друзьями, то в своем маленьком клубе. У него никогда не хватает для меня времени. Мне не хочется, чтобы он сбежал в Нью-Йорк из-за боязни подцепить простуду.
— Что это за клуб?— поинтересовался Алекс.
— О, Небеса, да откуда мне знать? — спросила Пэтси, махнув рукой. — Он член нескольких клубов, и все они жутко дорогие. Клубы здоровья, клубы по охране природы — что-то в этом роде.
— Вот уж не думал, что Джордж — заядлый любитель природы, — заметил Алекс.
Пэтси послала ему весьма недружелюбный взгляд.
— Ты даже представить себе не можешь, сколько интересов может быть у такого человека, как Джордж.
— Нет, — ответил он с едва заметным раздражением в голосе. — Не могу.
— Все это не имеет значения, потому что я здорова, — вмешалась Кэролин, стараясь держать себя в руках.
— Ты уверена в этом? Обычно ты в состоянии поддержать беседу, — продолжал брюзжать Уоррен. — Иди приляг, Кэролин, да выпей побольше апельсинового соку. Мы не можем позволить тебе болеть именно сейчас.
— Нет, Каро, — вторила ему Пэтси. — Ты знаешь, какие надежды мы на тебя возлагаем в столь печальное время.
— Я пока еще жива, — сухо заметила Салли. — А если принять во внимание тот факт, что вернулся Алекс, то я вовсе не считаю нынешнее время таким уж печальным. Я собираюсь отбыть на тот свет со всей помпой.
— Прекрати! — закричала Кэролин, вскакивая из-за стола. — Я не хочу об этом слышать!
— Дорогая Кэролин, я умираю, — просто сказала Салли. — И с этим не поспоришь.
— Оставь ее в покое, мама, — внезапно сказал Алекс. — В последнее время ей пришлось нелегко.
— Надеюсь, ты здесь ни при чем? — неожиданно твердым голосом спросила Салли. — Я очень тебя люблю и безмерна рада твоему возвращению, но я не потерплю, чтобы ты изводил Кэролин, как это было прежде!
— Как было прежде? — переспросил он с невинным видом.
— Ты думаешь, что я ничего не замечала, но это не так. Когда Кэролин была совсем юной, ты не давал ей проходу, дразнил ее. Иногда ты превращал ее жизнь в ад кромешный.
— Почему же ты меня не остановила? — спокойно спросил Алекс. Его вопрос тяжелым облаком повис в тишине комнаты.
Салли казалась выбитой из колеи.
— Ну, я… пыталась. Но в то время ты был просто неуправляемым. Сущий чертенок! Мы перепробовали все меры воздействия, правда, Уоррен?
— Да, ты был тем еще озорником! — подтвердил Уоррен. — Кроме того, мальчишки всегда подшучивают над своими сестренками.
— Но Кэролин не была мне сестрой, — тихо возразил Алекс. — Потому что никто из вас не удосужился ее удочерить.
Кэролин резко вскинула голову и пристально на него посмотрела. Слова самозванца прозвучали так, словно он осуждал Макдауэллов за то, что они не защищали Кэролин. Очень странно было услышать эти слова из уст отъявленного мошенника.
— Как бы то ни было, я выжила, — сухо сказала она, направляясь к двери. — Кроме того, у вас есть более важные темы для обсуждения, чем мое детство, которое благодаря всем вам было не таким уж плохим. А сейчас, если вы не против, я пойду прилягу.
— Я же вам говорила, что ей нездоровится, — сказала Салли. — Спи спокойно, Кэролин, и не волнуйся обо мне. У меня есть миссис Хэтэвэй и Алекс, они за мной приглядят.
Кэролин удалось изобразить на лице улыбку.
— К утру со мной все будет в порядке.
Она направилась было к Салли, чтобы поцеловать ее на ночь, но Уоррен преградил ей путь рукой.
— Почему бы тебе не держаться подальше, пока не выяснится, что ты не заразна, — строго сказал он.
— Очень мудрая мысль, — поддержала брата Пэтси, беря в руки бокал с вином.
Алекс промолчал. А что еще можно было от него ожидать? Ведь в это время он мирно переваривал злосчастную креветку, совершенно несовместимую с его организмом.
Вот вам доказательство, повторяла она про себя, вышагивая по библиотеке то в одном, то в другом направлении, в надежде успокоиться перед сном. Для нее это было достаточным доказательством, но сомнительно, чтобы остальные с ней согласились. В конце концов, кто бы ей поверил, что она положила в начинку кусочек креветки?
Кроме того, этот кусочек был настолько мизерным, что не оказал нужного воздействия. Вообще вся эта затея была глупостью от начала до конца, просто Кэролин представилась редкая возможность, и было грех ею не воспользоваться.
Когда она уже легла и выключила свет, ее вдруг посетила неприятная мысль. А вдруг она ошиблась и креветка сделала свое черное дело, только намного позже, когда Алекс был один в своей комнате? Вдруг ему стало плохо, и он потерял сознание? И может статься, она была виновата в том, что в это самое время он лежал один-одинешенек и умирал?
— Это просто смешно, — громко сказала она, обращаясь в пустое пространство темной комнаты. Но тревожные мысли не отпускали ее, и пролежав час с открытыми глазами, Кэролин поняла — она не успокоится, пока не будет знать, что с мнимым Алексом ничего не случилось.
Откинув одеяло, она натянула на себя джинсы, заправив в них старую майку. Ничего, говорила она себе, если он жив и здоров, значит, креветки ему не страшны, и она скажет об этом прямо ему в лицо. И вывод здесь может быть только один.
В доме было темно и тихо. Джордж с Тессой еще не вернулись с лыжной прогулки, а Салли, Уоррен и Пэтси уже удалились на покой. Ей удалось бесшумно подняться по лестнице и к тому времени, когда она подошла к комнате, расположенной в дальнем конце коридора и в которой когда-то спала она сама, Кэролин молча праздновала одержанную победу.
Тихонько постучав в дверь, она немного подождала. Из комнаты не доносилось ни звука, но из-под двери виднелась полоска света. Кэролин вновь постучала, позвав мошенника по украденному имени. И снова ответом ей была тишина.
Она повернулась, чтобы уйти, но тут из-за двери послышался металлический звук. Звяканье ключа, пока он возился с замком, догадалась Кэролин. Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, Алекс в комнате не один. Может быть, с ним была Тесса, и она сейчас лежала в его постели…
Дверь приоткрылась, загораживая ей вид в комнату. Незнакомец стоял в тени, он был без рубашки, и его фигура угрожающе нависла над девушкой.
— Чего тебе надо, Кэролин? — спросил он хриплым голосом.
Минуту она стояла не двигаясь.
— Ты один?
Он рассмеялся в ответ, но смех получился каким-то каркающим.
— Да, я один. А кого я, по-твоему, развлекал?
— Может, своего соучастника? — предположила она.
— Да пошла ты, — он начал закрывать дверь прямо перед ее носом, но Кэролин, сама не зная почему, протянула руку, чтобы ему помешать.
— Ты в порядке? — спросила она.
Мужчина мог бы просто захлопнуть дверь — ведь он был намного сильней Кэролин — однако он не стал этого делать. Он просто стоял и прищурясь, сверлил ее своими голубыми глазищами, которые выделялись на бледном лице, как два горящих факела.
— А что со мной может случиться?
Кэролин уже не сомневалась, что чувство вины не даст ей сомкнуть глаз.
— Могу я войти?
Его губы лениво растянулись в ехидной усмешке, и Кэролин вспомнила, как легко ему удавалось вывести ее из себя.
— Ну конечно, дорогуша. Почему же ты сразу не сказала, зачем пришла? Я всегда рад услужить прекрасной даме.
Тем не менее, он не стал раскрывать дверь шире, и девушка подумала, что самое время послушаться голоса разума и вернуться в свою постель. Вместо этого она бесцеремонно толкнула дверь, отчего мужчине пришлось отступить назад, пропуская Кэролин в тускло освещенную комнату.
Алекс прошаркал к широкому мягкому дивану, стоявшему у камина — в свое время Кэролин купила этот диван, потому что он так и манил домашним уютом — и удобно развалившись на нем, посмотрел на девушку с насмешливой улыбкой.
— Запри дверь, милая, — пробормотал он. — Да налей нам чего-нибудь выпить.
Кэролин плотно закрыла дверь, потому что не хотела, чтобы любопытные Макдауэллы стали свидетелями их разговора, однако не стала закрывать дверь на ключ.
— Мне кажется, ты уже выпил достаточно, — холодно заметила она.
Он растянулся на диване и чуть заметно улыбнулся.
— Может быть, да, — хмыкнул он. — А может, нет.
Ее глаза понемногу привыкали к слабому свету, идущему от камина. Она старалась, чтобы ее взгляд не опускался ниже шеи самозванца — вид его тела почему-то ее беспокоил — но сейчас и смотреть-то больше было некуда. Даже зимой его кожа золотилась от загара, выглядела она здоровой и упругой и было заметно, как под ней мягко перекатывались хорошо развитые мускулы. Джинсы низко сидели на его бедрах, позволяя увидеть, как дорожка светлых волос, спускаясь от груди вдоль плоского живота, исчезает за их поясом.
Кэролин нервно сглотнула. И только тогда заметила, что его кожа покрыта испариной, а взгляд холодных, насмешливых глаз как будто остекленел. Она пыталась уверить себя, что он пьян, хотя знала, что дело вовсе не в этом.
— Что с тобой случилось? — спросила она.
— Ничего, — он мило улыбнулся. — Почему бы тебе не подойти ко мне и не показать, что скрывается под этой старой майкой?
Под майкой у нее ничего не было, и он об этом знал. Но она продолжала допытываться.
— Ты не Александр Макдауэлл, — резко сказала она.
— Ты пришла, чтобы сказать об этом? Нет, я так не думаю. Давай, снимай майку и поцелуй меня.
Она не могла понять, как мужчина мог одновременно и соблазнять ее и действовать на нервы. Настоящий Алекс тоже обладал этим удивительным даром.
— Почему бы тебе не проспаться? — спросила она, отводя взгляд.
— Именно это я и собирался сделать, — проворчал он. — Может быть, ты наконец скажешь, зачем почтила меня полуночным визитом?
— Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
— А почему должно быть по-другому? — тихо спросил он с легкой укоризной.
— Потому что… — начала она и тут же остановилась, заметив на столе шприц. Она в ужасе посмотрела на мужчину. — Ты, что, принял наркотики?
Он не ответил, просто улыбнулся в ответ.
— Да как ты посмел! Как посмел явиться в этот дом, назваться Александром Макдауэллом и втихомолку накачиваться наркотиками и…
— Они очень антисептичны, — пробормотал он, словно обращаясь к самому себе.
— Если бы я не боялась подцепить СПИД, то тут же раздавила бы шприц, — продолжала кипятиться Кэролин.
— Да не переживай ты так, я не стану снова их принимать. Это одноразовая доза, — казалось, сердитый вид Кэролин его позабавил.
— Ты просто свинья, — отрезала она. — Ты что, собрался умереть у нас на глазах? Не думаю, что тетя Салли смогла бы это пережить.
— Да к чему мне все это?
— По-моему, ты вспрыснул себе какой-то стимулятор. Может, кокаин? Дыхание у тебя поверхностное и очень быстрое и, готова побиться об заклад, твое сердце стучит как сумасшедшее.
— Возможно, мое сердце бьется быстрей, оттого что ты рядом со мной, доктор Кэролин, — пошутил он.
— Придется сходить за миссис Хэтэвэй. Пускай тебя осмотрит медицинская сестра.
— Не надо ее беспокоить; со мной все будет в порядке.
Она смотрела, как он разлегся на ее любимом диване — весь такой большой, соблазнительный и в то же время такой презренный негодяй.
— Так бы и убила тебя, — мрачно сказала она, повернулась и пошла к двери.
— Не волнуйся, ты можешь попробовать снова, — она застыла на месте, спиной к нему, и тут ее поразила ужасная догадка. Кэролин бросилась к столу, где лежал использованный шприц. Он лежал в медицинской упаковке, и даже при тусклом свете Кэролин смогла прочесть надпись. Это был эпинофрин, прописанный для снятия аллергической реакции. Например, такой, как опасная для жизни реакция на креветки.
Когда Кэролин представила себе все последствия своего поступка, ей стало дурно. Ее затрясло, как от озноба, и она не сразу поняла, что мужчина поднялся с дивана и встал у нее за спиной. Он обнял ее и прижал к своему телу, все еще влажному от пота, и Кэролин ощутила, как быстро стучит его сердце после лекарства, которое он принял, чтобы не умереть.
— Да не пугайся ты так, Кэролин, — прошептал он ей на ухо. — Я успел вернуться вовремя, и никто ничего не заметил. Ты не первая и не последняя, кто пытался меня убить. По крайней мере, ты не желала мне зла.
— Но это невозможно, — пролепетала она. — Ты не можешь быть Алексом.
— В этой жизни все возможно, Кэролин. Ты слишком долго жила в плену у Макдауэллов, иначе ты бы знала об этом. То, что ты видела, как восемнадцать лет назад кто-то в меня выстрелил, вовсе не означает, что я умер.
У Кэролин не хватило мужества посмотреть ему в глаза. Ей хотелось вырваться из кольца его рук, чтобы не слышать осуждающего биения его сердца, но она не в силах была даже пошевелиться. Она все еще не понимала, каким он был высоким, сильным, как легко она могла исчезнуть, полностью растворившись в его объятиях.
— Это не доказательство, — тихо сказала Кэролин, надеясь, что он ее отпустит.
Однако он этого не сделал.
— Конечно, это не доказательство. У множества людей аллергия на креветки, у них голубые глаза, и похожие на меня черты лица. У сотен людей есть шрам на бедре.
Она совсем об этом забыла. А ведь это было таким простым, таким очевидным! И в этом тоже была виновата Кэролин, и чувство вины было настолько сильным, что она просто вычеркнула это событие из памяти.
В ту пору ей было девять лет, ему — четырнадцать, он шутил над ней, дергал за длинные светлые косы, щипал, щекотал до тех пор, пока она не обернулась и не дала сдачи.
К несчастью, в это время они стояли на краю скалы и любовались Южным Пляжем; Алекс потерял равновесие и кубарем скатился по крутому каменному уступу. Он был в одних лишь шортах, поэтому получил массу синяков и ссадин, а также длинный порез на левом бедре, такой глубокий, что пришлось наложить дюжину швов, в то время как Кэролин билась в истерике. Юный Алекс упивался всеобщим вниманием и чувством ее вины, и Кэролин об этом знала, но это не имело для нее ровно никакого значения. Она все равно чувствовала себя убийцей.
Это чувство не покидало ее и на этот раз.
— Шрам? — тупо переспросила она.
— Я получил его, когда ты столкнула меня со скалы.
Ну, вот опять. Алекс тогда и словом не обмолвился, что во всем виновата Кэролин. Он рассказывал всем о том, что, лазая по скалам, подвернул ногу и упал. И хотя таким образом он получал еще чуточку власти над Кэролин, та ни в чем не призналась. Об этом не знал никто, кроме настоящего Александра Макдауэлла.
И вот он стоял позади Кэролин и прижимал ее к своему сердцу, которое после ее неудачной попытки продолжало биться, как сумасшедшее.
— Я тебе не верю, — упрямо повторила она.
— Ты не хочешь поверить.
— Отпусти меня.
— Разумеется.
Она не осознавала, что его руки и тело служили для нее опорой. Когда он ее отпустил, она покачнулась, нуждаясь в его поддержке. Кэролин обернулась и увидела, что он стоял в нескольких шагах от нее, и вид у него был усталый и самодовольный.
— Я хочу увидеть шрам.
— Вот Фома неверующий, — пожурил он ее. — Но если тебе все равно, то мне тем более.
Он потянулся к молнии на джинсах, и Кэролин невольно вскрикнула.
Он ухмыльнулся и оттянул джинсы немного вниз, обнажив верхнюю часть бедра. Шрам белел на том самом месте, как это запомнилось Кэролин. Она удивилась, почему воспоминание оказалось таким отчетливым.
— Он не выглядит как шрам двадцатилетней давности, — нахмурилась она.
Обреченно вздохнув, он схватил ее за руку, и не успела Кэролин опомниться, как он прижал ее ладонь к покалеченному бедру.
— Ах, Кэролин, неужели тебе необходимо потрогать прежде, чем удостовериться? — его слова прозвучали возле самого ее уха. — Что ты еще хочешь потрогать?
Она попыталась вырвать руку из его лап, но, похоже, незнакомец решил с ней не церемониться. Его кожа была горячей, чуть влажной и очень гладкой, поэтому выпуклый рубец, которого касались ее пальцы, ощущался особенно отчетливо. Внезапно в комнате воцарилась тишина. Кэролин услышала, как в камине чуть потрескивают догорающие дрова. Как в груди незнакомца гулко бьется сердце, и как вторит его быстрым толчкам ее собственный пульс.
Ее охватило дикое, сумасшедшее желание опуститься перед ним на колени и прижаться губами к его покалеченному бедру.
Она опустила голову, уверенная в том, что Алекс каким-то образом догадался о ее страстном порыве. Он всегда понимал Кэролин лучше всех остальных — он знал, какой ранимой она была на самом деле, чего хотела, к чему стремилась. Ей бы радоваться, что он исчез в самую хрупкую пору ее созревания. Вся та вина и страх, с которыми ей пришлось жить последние годы, были лишь мизерной платой за то, чтобы не оказаться в его власти, не стать его рабой. Зато сейчас она находилась в самом центре вулкана. Мужская рука удерживала ее ладонь, а сам он так тесно прижался к ее телу, что, казалось, она чувствует его прикосновение даже через старую майку и свободные джинсы.
— Алекс, прошу тебя… — Кэролин сама не понимала, о чем его просит.
— Вот уже дважды ты пыталась меня убить, — прошептал он у самых ее губ. — Не могу сказать, что я этого не заслужил. Кажется, мне нравится подталкивать тебя к самому краю.
— Это может быть очень опасным, — прошептала она.
— Вовсе нет, — его губы коснулись ее рта на такой краткий миг, что Кэролин засомневалась, произошло ли это на самом деле. — Я всегда знаю, когда надо остановиться.
Он прижался губами к ее шее, там, где крохотным молоточком билась голубая жилка, и нежно лизнул ее, словно пробуя на вкус.
— Я тебе не верю.
— Ты никогда мне не веришь, — он покрывал поцелуями основание ее шеи, и все это время ее рука лежала на его обнаженном бедре. — Тебе нравится думать, что я самозванец и лжец, ведь в этом случае тебе нечего бояться. И не имеет значения, сколько доказательств мне нужно представить, чтобы ты, наконец, признала истину. Нравиться тебе это или нет — это я, Кэролин. Друг твоего детства, твой юный мучитель. Твоя первая любовь, и я вернулся, чтобы ты снова стала моей.
Она отчаянно пыталась собрать мысли воедино.
— Мечтай больше!
— Я так и делаю, — он принялся ласкать ее шею с другой стороны, пробуя на вкус, покусывая, покрывая легкими поцелуями, и Кэролин поняла, что судорожно сжимает его бедро, стараясь прижаться к нему, как можно крепче. — У тебя нет выхода, Кэролин. Ведь я твой самый сладкий сон и самый ужасный кошмар — все в одном. Ты просто представь себе, что это — твое покаяние, расплата за грехи.
— Но что я должна сделать?
— Лечь со мной в постель.
— Я не хочу… — его губы накрыли ее рот, подавив звуки протеста.
И тогда в приступе какого-то оцепенелого, отчаянного ликования, она вдруг поняла, что хочет этого всеми силами души.