Заговор небес

Глава 7 Воздушные маньяки

…Никита все просчитал – по часам и по карте. Полтора часа займет дорога от его квартиры на Автозаводской до Курского вокзала. Или лучше поехать до платформы Царицыно? Нет, туда, кажется, дальше. Хоть в центре и машин больше, и выхлопные газы душат – все-таки лучше взять курс на Курский. Потом – он затащит велосипед в электричку и спокойно поедет в тамбуре. А от станции Чехов до аэродрома – двадцать семь километров. Их он проедет за полтора, максимум – за два часа. Отличная идея! На электричках на прыжки ездили все. Некоторые выпендривались и приезжали на своих машинах. Но вот никому еще не приходило в голову приезжать на аэродром на велосипеде. Может, они тоже это заметят…

Никита собрал рюкзак: парашютный шлем, высотомер, два бутерброда с сыром. Надо бы взять запасную футболку – на аэродроме жарко, быстро потеешь. Он порылся в шкафу – в ворохе одежды ничего подходящего не оказалось. Все футболки – или рваные, или желтоватые от застарелой грязи.

Никита стукнул кулаком в стену соседней комнаты:

– Вить! Футболку одолжи!

Из-за стены лениво отозвались:

– Отстань, придурок.

– Вить! Ты мне брат или кто?

– Или кто! Не мешай.

– Ви-итька! Пожалуйста!

За стеной сердито взвизгнули кроватные пружины. Виктор показался на пороге:

– Давай вали отсюда. Мне квартира нужна. – И добавил вполголоса: – Шизо проклятый.

Никита прекрасно его расслышал. Попросил жалобно:

– Не называй меня так!

Виктор хмуро пригрозил:

– Я еще и на твой аэродром сообщу. Грохнешься – а инструктору сидеть ни за что.

Никита опустил голову. Витька, когда был не в духе, уже не раз грозился настучать, однако с аэродрома Никиту пока не гнали… Значит, брат просто пугает. Да и не станет он его закладывать. Зачем ему, брату, надо, чтобы он, Никита, целые дни дома торчал? Как он тогда будет со своими девочками кувыркаться? Ему квартира нужна, флэт. Чтобы когда он, Никита, пропадает неизвестно где, пялить этих лимитчиц… Брат называется. Нет, чтобы сказать: останься. И привести еще одну герлу – ему. Что ему, жалко, что ли? Или одну бабу на двоих разделить, по-братски? Так нет – все сам, все сам… Никита ему мешает… И еще майки не дает, чтобы он выглядел как человек…

Никита встал, пошел к выходу из комнаты. Брат загораживал дверь.

– Пусти!

– В холодильнике ничего не трожь. Все – не тебе. Ясно?

«Ясно, кому. Бабцам твоим. Кормит их тут еще», – пронеслось в голове у Никиты. Но вслух ничего не сказал, знал, чем ответит брат – двинет в морду, и весь разговор.

Виктор освободил дорогу. Никита прошел на кухню и достал из подвесного шкафчика соевый батончик. Виктор, наблюдавший за ним, заржал:

– Девок прикармливаешь?! Ну как, идут они на сою?

И чего здесь смешного?

Никита не ответил. Он положил шоколадку в рюкзак и взялся за велосипед, поджидавший хозяина в узком коридоре.

– Смотри права не забудь, – хохотнул брат: он, между прочим, водил старый отцовский «Москвич».

«Вот так: все достается ему, старшему – Витьке. А мне на велосипеде езди. А еще и обзывается…»

Никита не ответил и молча вышел из квартиры. Виктор крикнул вслед:

– Не вздумай до утра заявиться!

Гоша не спеша выбрался из ванной. Какой кайф, что горячую воду у них в доме отключат еще не скоро, только в августе. Он прошелся по квартире, нацепив сестринский халат, сладко зевая и потягиваясь. Ну и жарынь! Тяжко придется тем, кто на выходные останется в городе.

– Соо-лнее-чный круг! Небо вокруг! – пропел он басом. Из кухни показалась Наташка.

– Между прочим, халат я трогать не разрешала…

– Что же мне – голым ходить? Сестру развращать? – искренне удивился Гоша.

Наташка ухмыльнулась:

– Было бы чем развращать…

– Но-но, масявка!

Сестра на «масявку» не обижалась. Привыкла. Брат с пеленок масявкой зовет.

– Иди, Гошик, покушай. Я щей зеленых сварила.

– Мясные?

– Говорю же – зеленые. Со свежим щавелем.

– Но мясо-то есть?

– Да будет тебе мясо, людоед. Котлеты на второе.

Наталья наложила Гоше такую гору еды, что тот аж присвистнул:

– Куда столько? На убой?

– Про запас, – объяснила сестра. – Чтобы хватило на подольше. А то бегаешь там голодный.

– Не-е, масявка. Меня на аэродроме девочки кормят.

– Де-евочки! – снисходительно сказала сестра. – Чем они там покормят!

Гоша начал перечислять:

– Есть вот одна. Валька Крюкова. Знаешь, что в прошлый раз привезла? Эту, как ее… кулебяку. И пирожные такие круглые, толстенькие…

– Заварные, что ли?

– Точно, заварные. А внутри – взбитые сливки с ликером. Ну и по мелочи – сырок, колбаска…

– Э-э, братик, – протянула сестра. – Это, похоже, неспроста. Она тебя одного кормила?

– Ну да, – простодушно ответил Гоша. – Я к ней в комнату за ручкой зашел, а она предложила поесть…

– Ясно-понятно.

– Чего это тебе ясно? – с набитым ртом проговорил Гоша.

Сестра фыркнула:

– Да все – ясно! Помнишь, я в Генку из твоего класса влюбилась? Я тоже тогда ему пирожки пекла! Так что смотри… Неспроста это!

– Ладно тебе… специалистка.

Вечно Наташка во всем, что ни происходит в подлунном мире, видит одну любовь-морковь! Что поделаешь – шестнадцать лет, переходный возраст…

Гоша чмокнул сестру в щечку, поблагодарил за обед. Посоветовал:

– Ты бы тоже куда-нибудь из города смоталась… А то спечешься на этой кухне.

Она загадочно пожала плечами – явно лелеет какие-то матримониальные планы. Не вляпалась бы куда… Ну ладно, расспрашивать некогда, а то на электричку опоздаешь.

Наташа помогла брату собрать сумку и даже пожертвовала своими носками – Гоша беззастенчиво пользовался тем, что они были примерно одного роста и комплекции.

– Пока, масявочка. Береги себя.

Гоша легко вскинул рюкзак на плечо и сбежал по лестнице. Он бодрым шагом направился к метро. У Гоши не выходила из головы фраза сестры о том, что девчонки всегда готовят всякие вкусности тем, в кого втюрятся. Значит, Валька в него… того… да, нет, какая там, на фиг, любовь! Они просто друзья. Друзья – и все.

Осень 1990 года выдалась дождливой и хмурой. Прыжки то и дело откладывались – по погодным условиям. Спортсмены лениво болтались по аэродрому. Кто латал парашюты, кто резался в карты, кто втихаря от начальства баловался пивком…

В одну из хмурых сентябрьских суббот Катя сидела за столом в их с Валей комнате и делала упражнения по французскому – в понедельник ожидался вступительный экзамен в аспирантуру.

Валентина растянулась на кровати с любовным романчиком и упоенно сопела над мексиканскими страстями.

Катя на минуту оторвалась от учебника:

– Соски ее напряглись?

– Чего? – не поняла Валя.

– Читаешь чушь какую-то… Впрочем, секретаршам это простительно.

Любовные романы в вульгарных мягких обложках только появились в продаже и сразу же стали настоящим яблоком раздора между Катей и Валей. Катюша откровенно потешалась над плохо переведенными глупыми книжками – Валентина же скупала их пачками и упоенно поглощала в свободное от работы и прыжков время.

– Лучше бы к Гошке сходила! – посоветовала Катя подруге.

– Ты думаешь? – Когда речь заходила о Гоше, Валю охватывала непонятная робость.

– Да что тут думать! Сидишь, всякую чушь читаешь, только время тратишь. А Гошка – парень-то видный. Того и гляди уведут, – припугнула Катя.

– Ты, что ли, уведешь?

– Нет, не боись. Не я.

– А кто?

– Ну, мало ли коз тут ходит… – туманно сказала Катя.

Она решила не говорить подруге, что Гоша как-то слишком много времени проводит в компании с Настей. То они вместе стоят у открытого капота ее канареечных «Жигулей», то Настя показывает ему изобретенную ею лично парашютную укладку…

– Ладно, уговорила! – легко согласилась Валя и отложила свой роман. – Смотри никому не давай!

– Да кому такая дрянь нужна! – засмеялась Катя.

– Такая-то – как раз и нужна. А не твои Камю да Сартры. Кафки – какафки…

…Валентина, спешно натянув чистые джинсы и подкрасившись, умчалась в Желтую казарму. Катя с тяжелым вздохом вернулась к своему учебнику. Она только написала первое предложение, как услышала, что дверь в комнату открылась.

– Нет его, что ли? – не поднимая головы, спросила Катя. Она была уверена, что Валя, не застав Гошу, вернулась.

Ей не ответили.

– Валька! Ты что молчишь?

Тишина.

Катя резко подняла глаза от учебника.

На пороге комнаты молча стоял Никита.

– Ф-фу, напугал, – вздохнула Катя. – Прямо привидение.

Никитино появление ее вовсе не обрадовало. Она была бы не против поболтать с кем-нибудь вместо надоевшего французского, но только не с этим странноватым – да что там странноватым, прямо скажем, придурковатым! – парнем. И как его такого только к прыжкам допускают?!

– Ну выкладывай – с чем пожаловал? – нетерпеливо спросила Екатерина.

Никита сделал шаг в ее сторону. В руках он зажимал соевую шоколадку. И по-прежнему молчал. Не говоря ни слова, протянул ей мятый батончик.

– Мерси, – равнодушно поблагодарила Катюша, которая с детства ненавидела соевые конфеты.

Она положила шоколадку на стол. Предложить ему чаю, что ли? Или… Зачем переводить дефицитный продукт? Дурачков в комнату приваживать?

Если честно, то Катю всегда бросало в дрожь от холодного и пустого взгляда Никиты.

– Слушай, Никит, у меня экзамен послезавтра. А я ничего не знаю, видишь – учусь.

Он сделал еще шаг и теперь встал к ней вплотную. Она чувствовала его несвежее, затхлое дыхание. Вот послал черт гостя!

– Эй, ты что – язык проглотил?

Никита робко взял ее за руку. И сказал – как выстрелил:

– Катерина! Ты – моя. Я – хочу тебя.

– Че-го?

– Я – хочу тебя.

Она против воли кинула взгляд на его оттопырившуюся ширинку. «Как в Валькином бульварном романе!» – мелькнуло в голове. Да только герой ее романа – совсем не принц, не герцог. Маньяк какой-то!

Катя попыталась вырвать руку из потных Никитиных лап, но тот держал ее крепко и повторял, как в бреду:

– Ты – моя. Не уходи.

«Да он правда псих! Буйный!» Теперь Катюша по-настоящему испугалась. Она резко рванулась, сбросила-таки его руку со своей. Закричала:

– Иди отсюда!

Никита – на удивление быстро – повиновался. Он взял со стола свой соевый батончик и молча вышел из комнаты. Катя тут же заперла за ним дверь и долго сидела, бездумно глядя во французский учебник. Ничего себе, послал бог поклонничка!

…Валентина вернулась поздно. Ее губы были слегка распухшими – наверняка применяла на практике полученные в романах знания.

– Как там Гоша? – невинно поинтересовалась Катя.

– Гоша? Гоша-то – прекрасно… Только он вот, невежа, до гостиницы меня не проводил. А по дороге!..

Валентина швырнула на стол уже знакомый Кате соевый батончик и заверещала:

– Представляешь? С ума сойти! Ко мне сейчас этот придурок, Никита, пристал! Чуть не снасильничал, сволочь!

Настя Полевая заперлась в своей комнате и в очередной раз открыла яркий буклет. Она получила его во Французском комитете по образованию – представилась сотрудницей вымышленной турфирмы «Орион», а документов там не спросили. Протянули вежливо стопку ярких бумаг. Сказали: «Будем рады с вами сотрудничать!»

С глянцевых буржуинских страниц улыбались во все свои белейшие зубы иностранные дети. В классах сидят – сияют. В бассейне веселятся – зубы скалят. Райская картинка! Не то что наши тоскливые школы. Французский колледж приглашает студентов со всего мира… Школьники за партами, дети в библиотеке, ученички репетируют спектакль. Скачут на лошадях, прыгают по теннисному корту… Год обучения стоит тридцать тысяч долларов. Комиссия для турагентства – пятнадцать процентов. Четыре с половиной штуки баксов! С одного ученика! Просто дух захватывает! А может, все-таки…

Настин однокурсник уже второй год работал операционистом в недавно созданном банке «Русский национальный кредит». Получал тысячу рублей и регулярно докладывал:

– Шеф вчера опять с бодуна был. После обеда принял какую-то телку. Блондинка, ноги – во… Два часа в его кабинете сидели. А назавтра я ей кредит оформлял.

Настя отшвырнула журнал. Нет, ничего не получится. Даже если ей удастся развести хмельного банкира на кредит, что она будет делать дальше?

«Зарегистрируешься, снимешь офис, дашь рекламу», – услужливо подсказал мозг.

«Но я… мне только двадцать два», – боялась Настя.

«Ну и жди до сорока. К тому времени весь бизнес расхватают».

Настя вновь всмотрелась в фотографию огромного парка с особняками-корпусами. Вчиталась: «Самый респектабельный коллеж во Франции! Лучшее в мире классическое образование!»

Она наверняка сможет найти богатенького буратинку, который захочет отправить в этот рай свое чадо.

…В дверь немилосердно заколотили:

– Настька! Прыжки объявили!

Она нехотя поднялась с кровати. Впервые в жизни прыгать не хотелось.

Маша Маркелова с помощью безотказного Гоши проверяла у сына домашнее задание по русскому.

– Вот бестолочь! Ошибка на ошибке! – ворчала она.

Впрочем, урок больше исправлял Гоша. Мария со всякими там «жу-, шу– пишу с буквой у» и сама особенно не дружила.

– Давай уж закончи сам, – попросила она Гошу.

Встала. Прошлась по комнате. Сладко потянулась, улыбнулась чему-то своему.

– Ты чего радуешься? – поинтересовался Макс, который сосредоточенно приклеивал отвалившуюся подошву к кроссовке.

– Да так… – Маша никогда особо не откровенничала.

– Небось в Париж собралась!

Благодаря переводчице Кате весь аэродром знал о том, что летом следующего, 1991 года под Парижем состоится чемпионат мира по групповой акробатике.

Маша сердито взглянула на Макса:

– Еще чего придумал!

Но ее лицо выглядело таким просветленным и радостным, что Макс был уверен, Маша действительно надеется: женская четверка найдет себе спонсора и тот отправит их на соревнования в Париж.

Холодный и дождливый сентябрь утомил и Фомича, и спортсменов. Поэтому никто особенно не расстроился, когда досрочно, уже первого октября (а не в конце месяца, как обычно), объявили об окончании летнего сезона.

Женская четверка, вдоволь напрыгавшись за лето, занялась цивильными делами.

Катя сдала вступительные экзамены в аспирантуру.

Валю Крюкову ее фирма отправила на курсы повышения квалификации. «Буду референтом-переводчиком. И зарплата другая, и – перспективы», – гордо доложила Валентина подругам.

Настя, которая все чаще задумывалась о собственном бизнесе, штудировала ротапринтного Филипа Котлера[14] и в ближайшем будущем планировала нанести визит к банкиру, о котором рассказывал друг-операционист, – алкоголику и бабнику.

И только Мария откровенно скучала. Чуть ли не каждый вечер она звонила или Кате, или Вале (Настю трогала реже):

– Девчонки! Приезжайте в гости! Пивка попьем, фотки посмотрим!

На Машиных посиделках всегда происходило одно и то же. Сначала пиво, потом бежать за добавкой – отоваривать свои же талоны на водку, потом, уже ночью, доставать добавку у таксистов за сумасшедшие деньги… Разливное пиво из трехлитровых банок приходилось пить под тощие воблы с солью на боках и бесконечные разговоры об одном и том же. Про аэродромные интриги и сплетни. Про то, что в следующем сезоне прыжки и гостиница наверняка подорожают. И на закуску, когда все уже сильно выпивши, тосты за тех, кто не приземлился. Слезы на глазах. И каждый думает: «И я бы мог…»

И Катя, и Валя не особенно любили бывать у Маши. Единственный и неповторимый сценарий ее вечеринок им изрядно поднадоел. А Настя – та вообще всегда категорично отказывалась:

– Не поеду, и не просите. Некогда мне бухать и лясы точить. Дел – немерено.

Какие именно дела были у Полевой – никто, конечно, не знал. О планах открыть туристическое агентство Настя не распространялась.

На удивление, Кате понравилось учиться в аспирантуре. Она поняла, что ее так раздражало – и в средней школе, и в институтской программе. Там было слишком много обязательных – и при этом скучнейших! – предметов. Чего стоили школьные физика и химия. Ее до сих пор в дрожь бросало, когда она вспоминала свой билет, который вытянула на выпускном экзамене по физике: что-то про ядерную реакцию. Катюша – под ухмылки комиссии и восторг одноклассников – двадцать минут с жаром рассказывала о кошмарах атомной войны и трагедии Хиросимы и Нагасаки. (За нестандартный подход к теме ей-таки натянули «четверку».)

В институте тоже приходилось проходить немало глупостей. Скажем, история античности Катюшу интересовала мало. А философия, пусть даже приправленная разоблачениями перестройки, не интересовала вовсе.

Поступая в аспирантуру, Катя боялась, что ей опять придется заниматься чем-то пыльным и лично ей абсолютно ненужным.

Но ее научный руководитель, седовласая профессорша, быстро открыла аспирантке глаза на научную работу:

– У вас, аспирантов, – маленькая стипендия. И – никаких прав на кафедре. Зато – огромная возможность для самосовершенствования. Все темы – открыты, все библиотеки – ваши.

И Катюша принялась охотно осваивать незнакомые, но такие интригующие новые научные темы. Она каждый день появлялась в своей любимой Библиотеке иностранной литературы – и читала не дурацкую философию, а по-настоящему интересные книги. Сидни Шелдона, Джеффри Арчера, Росса Макдональда – в подлиннике! Это вам не то что почитывать убогие переводы в серых обложках, которые полуподпольно продаются возле метро «Октябрьская»!

Тема ее диссертации – спасибо профессорше! – звучала замечательно: «Особенности перевода американской массовой литературы на русский язык». Катя с чистой душой отложила на потом труды по теории перевода и стилистике и всей душой отдалась захватывающему чтиву. Обучение скрашивал и тот факт, что в Иностранке собиралась интересная публика – не то что в институтской библиотеке, в которой сидели одни девчонки. Здесь бывали и иностранцы, и аспиранты МГИМО, и молодые преподаватели из всех гуманитарных или окологуманитарных вузов Москвы.

Когда в восемь вечера читальные залы закрывались, Катюшу обязательно поджидал у выхода какой-нибудь очередной экземпляр. (Катя стремилась выбирать одновременно и образованных, и симпатичных – что, впрочем, совмещать получалось не всегда.) Они шли гулять по уютным переулочкам Китай-города, иногда ходили в кино или в только что открывшийся «Макдоналдс». Или же – если вечер был промозглым – заходили в бар на втором этаже гостиницы «Москва».

В баре подавали «Шампань-коблер» и орешки в вазочках. Музыка здесь играла на удивление негромко, разрешалось и курить – идеальная обстановка для интеллектуальных бесед.

…Однажды, в январе 1991-го, Катюша привела в «Москву» долговязого Стива, родом из Аризоны, сотрудника московского представительства консалтинговой компании «Эрнст энд Янг». Стив при ближайшем рассмотрении оказался самовлюбленным занудой, поэтому Катя слушала его вполуха. Она незаметно осмотрелась по сторонам – может, в баре окажутся знакомые, и ей удастся сбежать от бесконечного рассказа об американской мечте?

Пара, которая сидела за столиком в самом дальнем и темном углу, показалась Катюше смутно знакомой. Но ей никак не удавалось в полумраке барного зала различить, кто это… Она встала, беспечно сказала некурящему Стиву: «Пойду стрельну сигаретку!» И подошла к воркующей парочке.

За угловым столом, сцепив руки и влюбленно глядя друг на друга, сидели Настя и Гоша.

…Прямо с порога Валентина потащила Катю к письменному столу: «Пошли скорей, а то голова кругом».

На столе красовался бессмертный учебник английского языка Бонка, открытый на странице, посвященной времени perfect continuous.

– Просто кошмар какой-то! – причитала Валя. – Ладно, есть перфект. Это значит – совершенное, да? А континьюэс – это продолжающееся. Как это?! Ты мне объясни: как это действие одновременно и совершено, и продолжается?!

Катя, которая по дороге к подруге предвкушала знаменитый Валин травяной чай, а то и домашнее печенье к нему, поинтересовалась:

– Может, сначала покормишь?

Но подруга безапелляционно сказала:

– Давай сначала объясняй. Потом – покормлю. Если объяснишь как следует.

Катюша знала: если Валентине что втемяшится, спорить бесполезно. Она вздохнула:

– А я и не думала, что у вас на курсах такой серьезный английский…

– Ха! Суперреферентов готовят. Обещают: на переговорах переводить сможем. А это знаешь, какая прибавка к жалованью?

– Поделишься прибавкой-то?

– Как вести себя будешь… Давай-давай, объясняй.

Катя, не глядя в учебник, принялась рассказывать (она этот перфект континьюэс еще на втором курсе вызубрила):

– Короче, смотри. Бывает совершенное время – которое называется перфектным. Когда настоящее время напрямую связано с прошлым. Например: «I have appreciated Gosha from the first look».[15] То есть ты сразу, с первого взгляда, оценила Гошу – и до сих пор его ценишь, понятно?

– Да нужен он мне… – неуверенно сказала Валентина.

Катя строго, на правах учительницы, перебила:

– Не отвлекайся. А перфект континьюэс используют тогда, когда есть связь с прошлым и к тому же действие длится довольно долго. «I have been waiting for Gosha's love for at least a year ».[16]

– Чего?

– Я говорю: я – то есть ты, конечно, – уже год жду Гошиной любви.

– Да нужна мне его любовь!

– Так вот если не нужна – то и выкинь его из головы, – строго сказала Катя. – Только организм свой зря точишь.

Валентина, на минуту сбросив свою самоуверенную маску, вдруг спросила:

– Кать, а ты правда думаешь, что все без толку?..

– Без толку, – решительно сказала Катя. – Он тебе когда крайний раз звонил?

– Он мне вообще не звонил. Как сезон закончился. Уже два месяца, – потерянно ответила Валя.

«Самое время сказать», – пронеслось в голове у Кати. Она ласково погладила подругу по руке:

– Валюнь, забудь о нем.

Та помотала головой:

– Не могу. Понимаешь, я, как дура, – не могу!

– Валь, извини, но – придется.

Валентина вскочила:

– А еще подруга!! Ты! С ним!

– Фу, бестолочь! – психанула Катюша. – Сдался мне твой Гоша…

– А что тогда?

– Я сегодня была в «Москве», ну, бар такой – знаешь?

– С кем была? – подозрительность подруги становилась невыносимой.

Но Катя, привыкшая к ее причудам, спокойно ответила:

– Со Стивом. Одним дурачком из Аризоны. И встретила там Гошу. Он там в углу за столиком сидел. И обнимался с крашеной блондинкой – не наша, не с аэродрома. Типичная пэтэушница. Недолеченный триппер и два грамма мозгов.

– Это точно был он? – выдохнула Валя.

Катя вздохнула:

– Слава богу, Гошу-то я узнаю…

Валя, не стесняясь подруги, опустила голову и закрыла лицо руками.

«Хорошо, что я придумала про блондинку», – пронеслось в голове у Кати.

Катя была до глубины души возмущена поведением капитана их команды. Но не выдала Настю – хотя искушение мучило немилосердно.

По дороге к Валентине, куда она отправилась прямо из бара, быстренько распрощавшись со Стивом, Катя вспомнила слова Фомича: «Девять из десяти женских команд распадаются из-за личных проблем. Не поделили мальчика – и все, спорт побоку. В мужских командах такого не бывает».

Нет, Катя этого не допустит. Не допустит склок из-за дурацкого смазливого Гоши! Ведь скоро начнется летний сезон, и у их команды самые высокие шансы поехать в Париж, на чемпионат мира!

…Весь вечер, почти до полуночи, Катюша утешала подругу:

– Да наплюй ты на него! Подумаешь, студентик! Зачем он тебе сдался?! Скоро станешь референтом, будешь по переговорам мотаться. Найдешь себе настоящего мужика – бизнесмена, с деньгами. Или иностранца. А что Гоша? Всю жизнь будете с хлеба на квас перебиваться…

Валя потерянно кивала. И Катя видела – насколько подруге больно из-за того, что ее прекрасная, романтическая мечта о Гоше разбилась вдребезги.

Они долго пили чай, перемежая его водкой «чебурашка», то есть разлитой в бутылки из-под пепси. Закусывали печеньем «Юбилейное». И говорили, говорили – в основном о том, что все мужики – сволочи.

Катя добралась до дому только после полуночи. На пороге ее застал телефонный звонок. Катя прямо в сапожках подбежала к аппарату. Она догадалась, еще не взяв трубку, что ей звонит Настя.

Катюша устало сказала капитану:

– Не волнуйся. Все в порядке. Я тебя не заложила… Только на аэродроме с ним не светись. Чтобы Валька не видела.

Весна, весна пришла!

По телевизору обещали голодную зиму – мы ее пережили.

Ее сапоги грозились не дожить до марта и нещадно текли, когда она прыгала по московским соляным лужам. Однако дожили, дожили ведь! Не развалились. И сейчас надоевшую и порыжевшую обувку можно убирать на антресоли. До следующей зимы. И переобуваться в любимые кроссовки. И ходить в расстегнутой куртке.

Едва только потекли весенние ручьи и пригрело робкое солнце, во дворы высыпали девчонки-школьницы с вечной игрой в резиночку. Катюша проходила мимо – и улыбалась. Она вспоминала: когда-то давно, классе в четвертом, ее никто не звал прыгать в резиночку, и она очень переживала из-за того, что уродилась такой неуклюжей.

Катюша тогда тренировалась дома всеми зимними вечерами, прыгая по нервам соседей с нижнего этажа. Крепила резинку на двух стульях, поднимала ее все выше и выше… И вот однажды, такой же ранней и несмелой весной, ее неохотно приняли в игру. Девочка, с которой Кате предстояло прыгать в паре, мрачно сказала: «Давай, конечно, попробуем… Только все равно с тобой проиграешь…»

И Катя вступила в игру. Резиночку поднимали все выше – сначала на уровне колен, потом по бедрам, потом на талии и, наконец, подняли почти до плеч. И Катя – прыгала. Под завистливыми взглядами девчонок и восторженными – мальчишек-зевак. Она научилась! Она смогла!

С тех давних пор весна ассоциировалась у нее с победой. Именно весной ей удавались наиболее сложные дела – под неярким мартовским солнцем она всегда получала пятерки на контрольных, готовила самые вкусные торты и завоевывала наиболее привлекательных мужчин.

Начиналась новая весна – весна 1991 года. Приближались новые успехи. Новые победы. Новые приключения.

…Восьмого марта Катюшин телефон разрывался с самого утра. Она охотно принимала поздравления с праздником, и ей даже не хотелось выходить из дома – чтобы не пропустить звонки от реальных и потенциальных поклонников. Однако на два часа было запланировано свидание в Кусковском парке с длинноволосым Ильей из МИФИ. В пять «у Пушкина» ее ждал очередной американец – русист Джонни из аспирантуры филфака. А к восьми она обещала страшненькому (но уже чертовски богатенькому!) однокласснику Ваньке Шеляринскому составить компанию в ресторане «Прага».

Катя отчаянно боролась с ногтями, пытаясь навести какой-никакой маникюр. Волосы, накрученные на термобигуди, стояли агрессивными рожками. Телефон зазвонил в очередной раз – ее поздравлял сам Фомич.

– Иван Фомич! Какая честь! – кокетливо протянула Катя.

– Поздравляю тебя, Катюша, с праздником. Счастья, здоровья, спортивных успехов. С меня подарок…

– Самолет? – сострила Катюша.

– Лучше. В этом году мы решили начать прыжки раньше. Через неделю – добро пожаловать.

– Ура!

Она чертовски соскучилась по прыжкам. Полгода не прыгала! (Этой зимой аэродром не работал – не достали керосина.)

Но Катя быстро овладела собой и коварно сказала:

– Спасибо за информацию. А где же подарок?

– В мае будут соревнования среди команд-четверок. Победители поедут в Париж. Уже и спонсора нашли. Фирма «Хартия». Компьютерами торгует. Оплатит и дорогу, и гостиницу, и командировочные.

– Шутите все, Иван Фомич!

– Вовсе нет. Я же обещал тебе подарок.

Катя положила трубку и затанцевала по квартире. Опять ей везет – как и всегда весной. Фомич-то неспроста позвонил! Фомич верит, что в Париж поедут именно они! Именно их женская четверка! И подумать только – спонсор уже есть!

Бог ты мой, увидеть Эйфелеву башню в туманной дымке, прогуляться по Риволи, выпить кофе в уютном ресторанчике под комплименты услужливых официантов! Увидеть Париж – потом можно и умереть!

В дверь позвонили. Катя посмотрела в глазок и, как была в халатике и бигуди, отворила. На пороге стояла соседка.

– С праздником, теть Зин!

– И тебя, Катюша… Слушай, тут под дверью конверт лежит. Написано: Екатерине Калашниковой. Не иначе, как от тайного поклонника…

Катя недоуменно взяла конверт:

– Как будто телефона нет. Зачем подъезд-то захламлять?

– Телефон убивает романтику, – авторитетно заявила тетя Зина.

Катюша пожала плечами и разорвала серый самопальный конверт. Оттуда выпала короткая записка:

Ты умрешь.

В честь досрочного открытия сезона в Желтой казарме закатили грандиозную вечеринку. Настю Полевую уговорили привезти ее последнее приобретение – огромный магнитофон «Шарп». Только это чудо техники могло орать настолько громко, что музыка разносилась по всему укладочному залу. Маша Маркелова взяла на себя обязанности организаторши и устроила на входе настоящий кордон. Каждый вновь прибывший допускался в казарму только по предъявлении «средств к существованию». С мальчиков спрашивали выпивку, с девушек – закуску. Оправдания – «не достал, талонов не было» – не принимались. Халявщикам Мария строго говорила:

– Вон, до деревни два километра. Там самогон без всяких талонов продают. И помидоры маринованные. В банках.

Вечеринка обещала быть многолюдной и представительной. Даже инструктора обещали заглянуть на огонек, а Фомич членораздельно сказал:

– Я приду ровно в восемь.

Это означало, что до восьми напиваться никому не рекомендовалось.

Маша носилась по казарме, командовала, в какую комнату сносить продукты и как сдвигать столы. Ее сыночек Борька крутился возле штабелей колбас, конфет и булок, утаскивая себе то один, то другой лакомый кусочек. Парни обхаживали Марию и просились в помощники – резать хлеб.

Но Маша строго говорила:

– Гуляйте, гуляйте. Найдем, кто будет резать.

Сервировкой стола ведали Катя и Валентина. Вся полученная на входе еда сносилась в Машину комнату и сваливалась на стол. Валя аккуратно нарезала продукты. Катя художественно их раскладывала по свистнутым из столовки тарелкам. Тарелки ставили пока на кровать – в укладочный зал продукты принесут ровно в восемь, чтобы Фомич застал аккуратно сервированный стол, а не продуктовый бардак.

Настя, которая отличалась полной хозяйственной неумелостью, к продуктам не допускалась. Она пыталась подсчитать, сколько будет гостей и хватит ли на всех стульев. Ее звонкий командирский голос доносился то из укладочного зала, то из соседних комнат. Наконец Настя ворвалась в «сервировочную».

– Девчонки, дайте что-нибудь стащить.

– Ага, служебным положением пользуешься! – Катя протянула ей соленый огурец. – Что там твои стулья?

– А, все равно на всех не хватит.

– Это верно, – согласилась Валя. – Народу набьется столько, что мало не покажется. Машка, правда, обещала перворазников не пускать.

– Э нет! Там один такой красавчик приехал! – запротестовала Катя.

– Где красавчик? – поинтересовалась Маша, забежавшая проверить, как идет сервировка.

– Да Катька все к перворазникам клеится, – охотно заложила подругу Валентина. – Очередного красавчика приметила.

– Нужны они тебе, красавчики! – засмеялась Маша. – Вон, в Париж поедем, там Жана-Поля себе найдешь.

Машу больше всех из четверки вдохновил «подарок» Фомича. Она спала и видела, как их команда едет в Париж, и даже принялась штудировать русско-французский разговорник.

– Кстати, завтра прыгать-то будешь? – невинно спросила Настя.

– А то! Почему нет?

– Ну смотри, тогда не напивайся сегодня.

– Ладно тебе, Насть, когда я напивалась?

Катя и Валя переглянулись. На их взгляд, Маша напивалась каждый вечер – просто всегда могла к утру взять себя в руки и вовремя явиться на тренировку или на прыжки. Девушки боялись, что когда-нибудь информация о масштабах Машиного пьянства дойдет до Фомича и тот запретит женской четверке прыгать. Или просто заставит искать Марии замену – а где ее найдешь, если соревнования на носу?

Однако Маша упорно не желала признавать, что в ее жизни идет что-то не так. Она полагала сама – и уверяла всех остальных, – что пьет или мало, или по праздникам. (Однако «малым» считался стакан водки, а праздники шли через день.)

– Эй, плесните мне, упарилась, – Мария протянула Кате стакан.

Та неохотно плеснула на полпальца деревенского самогона. Маша выпила единым глотком, смачно, по-мужицки отерла губы. Прикрикнула на Борьку, который завороженно смотрел на маму:

– Ты чего здесь крутишься? Пойди погуляй.

Мальчик не ответил, только отступил в угол. Маша махнула рукой:

– Чудной он у меня. Как будто говорить не умеет… Кстати, девчонки: вам писем никаких не приходило?

– В смысле? – не поняла Настя.

– Ну в смысле – странных писем. А то мне тут в ящик кинули записку: «Ты подохнешь». Или что-то в этом роде.

– Да ты что? Покажи!

– Ну вот еще. Я ее выкинула сразу.

– Так, может, тебе привиделось? – не без ехидства спросила Настя.

– Что ты меня за дуру держишь? – рассердилась Мария. – На машинке напечатано. «Ты подохнешь». Или «Ты скопытишься». Не помню точно. Восьмого марта пришло. Представь, подарочек, а? Я разозлилась до жути. На зажигалке его спалила, прямо у почтового ящика.

– Ну не знаю… Мне такой ерунды не шлют, – сказала Настя. В ее глазах читалось: чтой-то ты загибаешь, подруга.

– Мне тоже, – поспешно ответила Валя.

«Значит, только мне и Машке прислали», – подумала Катя. Она вздохнула и выговорила:

– Отстаньте вы от нее. Почудилось-почудилось!.. Мне, между прочим, тоже прислали.

Она вытащила из кармана и продемонстрировала девушкам подброшенную под дверь записку.

– Вот это да! – изумилась Валя. – И кто же это, интересно знать?

– Кто-кто – Никитка-дебил, кому еще такой фигней страдать. Его давно гнать с аэродрома пора, – зло ответила Катя.

– Никита написал такую записку? И принес ее под дверь? В один день? Вам обеим? – продолжала недоумевать Валентина.

– А что, он может. Чего еще от психа ждать… Кстати, я не рассказывала? Он летом ко мне прицепился. Поймал в тупике за столовкой, начал за руки хватать и чушь нести: «Хочу тебя!» Я разозлилась ужасно. И – по яйцам ему! Пополам согнулся, – гневно посверкивала глазами Настя.

– Он ко всем клеится! – сказала Маша. – Это, кстати, с ним давно. Он на аэродроме уже лет пять. И все время к теткам пристает. Меня тоже донимал, пока мужики ему темную не устроили.

– Но это же разные вещи! – возмутилась Валя. – Одно дело – клеиться, а другое – угрожать.

– Действительно разные, – согласилась Настя. Она о чем-то напряженно думала.

В последние несколько месяцев Насте Полевой пришлось иметь дело со множеством новых людей. Встречались среди них сочувствующие, попадались равнодушные, были и просто скоты.

Но что уж с посторонних взять, если даже родная сестра – и та повела себя как настоящая гадюка.

Настя Полевая проходила долгий и нудный этап регистрации собственной фирмы. Задачка не для слабонервных – особенно если у тебя нет опыта и очень мало – по меркам бизнеса – денег.

Настя решилась – она не собирается до пенсии прозябать продавщицей, попробует добиться большего. Французская элитарная школа с рекламного буклета манила всеми своими красками… Неужто она не завлечет парочку-другую-третью советских богатеев? Сколько богатых людей уже развелось в стране! А сколько имеется за нашими рубежами частных школ? Сколько – курортов? Интересных мест? Лондон, Париж, Барселона… Сан-Франциско, Лас-Вегас, Нью-Йорк… Ницца, Канны, Монте-Карло…

Настин однокурсник, болельщик и консультант Кирилл, работавший операционистом в «Русском национальном кредите», ее поддерживал:

– Не тушуйся, Настена. Все получится. Кредит выцепим. Регистрируй пока контору.

Настя хотела спросить: «Как это – регистрировать?» Но вместо испуганного вопроса бодро сказала:

– Регистрировать? Делов-то!

Но дел оказалось довольно много. Она не могла воспользоваться услугами профессиональных регистраторов – те брали дорого, а денег после покупки видеокамеры не осталось. («И зачем только тратилась, – переживала Настя. – Видеооператора для четверки все равно не нашли».)

Но продавать камеру – значило нести явные убытки. Кто много даст за подержанную вещь! Поэтому пришлось перебороть робость и отправиться в регистрационную палату самой – ведь не проглотят же ее!

На самом деле чиновницы оказались довольно милыми тетеньками. Они называли Настю доченькой и охали: «Куда же ты, доченька, лезешь?» Но «доченька» оказалась упорной, и тетенькам ничего не оставалось, как проверить подлинность ее паспорта и снабдить списком необходимых для регистрации документов – длиною в две страницы.

Настя самолично, лишь изредка справляясь с газетой «Экономика и жизнь», написала решение о создании предприятия и его устав, сама нарисовала эскиз печати, встала на учет в налоговую инспекцию.

Неопытной, но решительной девушке часто шли навстречу. Закрывали глаза на ее ошибки, советовали, какой шаг делать дальше. Некоторые, конечно, равнодушно выставляли ее из кабинетов: «Идите, гражданочка, исправляйте». Настя стискивала зубы и шла – исправлять.

Самое удивительное, что чиновники из многочисленных инстанций оказались гораздо лояльней собственной старшей сестры, с которой Настя жестоко поругалась. Оказалось, что для фирмы был нужен юридический адрес. Посредники брали за его предоставление баснословные деньги. Но можно было оформить компанию и на домашний адрес – с согласия ответственного квартиросъемщика. Таковым являлась Настина старшая сестра Варвара. Однако сестрица оказалась до крайности косной. Она ни капельки не верила в Настин успех и кричала, что «на старости лет ее выкинут на улицу».

«По всем долгам отвечает только фирма, а не ты. Значит, наша квартира тут ни при чем», – терпеливо увещевала Настя.

– А бандиты?! – патетически восклицала сестра.

В конце концов Настя похитила Варькин паспорт и подделала ее подпись. Она молилась всем богам, чтобы ее обман не раскрылся, – но регистрационная палата ничего проверять не стала и вполне удовлетворилась бумагой, в которой Полевая Варвара Филипповна соглашалась предоставить свою жилплощадь в качестве юридического адреса.

…В середине марта 1991 года Настя получила постоянное свидетельство о регистрации и стала учредителем и директором фирмы «Мэджик трэвел».

Как раз в это время на аэродроме начались прыжки.

Анастасия со вздохом уложила распущенный на зиму парашют и выстирала пропылившийся прыжковый костюм. Меньше всего ей сейчас хотелось прыгать – тем более что приятель из «Русского национального банка» уже назначил ей встречу с председателем правления и был практически уверен в успехе. Но не подводить же девчонок, которые как сумасшедшие бредили Парижем.

Про себя Настя думала: «Эх вы, дурочки! Даже если поедем – наверняка придется со всеми спонсорами переспать. И потом еще отчитываться перед ними за каждый франк».

Но вслух она ничего не говорила. Тем более что шибко моральной Настя себя не считала. Наверняка и ей придется переспать – ради собственного бизнеса. За красивые глазки ни один банк кредит не выдаст.

Лучше всего у Валентины Крюковой получалось с этикетом и организацией работы офиса – по этим предметам ей ставили одни «пятерки». Над компьютерной грамотностью сидела ночами – хоть бы на «четверочку» на выпускном натянуть. А с английским ей помогала Катя Калашникова. Курсы референтов отнимали все рабочее время, но Валя старалась держать руку на пульсе и обязательно наведывалась в офис, когда занятия кончались пораньше. Шефу нравилось такое рвение, он благосклонно выслушивал Валины рассказы о том, каким классным специалистом она скоро станет, и щедрыми мазками рисовал перед нею яркие перспективы:

– Давай-давай, учись. Летом в Европу поедем. Переводить мне будешь.

И хотя у Вали сердце так и ухало, когда она представляла, как столкнется один на один с иностранцами и станет вести настоящие переговоры, перспектива ее и радовала, и интриговала. Европа! Новые знакомства! Магазины! Командировочные – наверняка побольше, чем дадут парашютные спонсоры!

Прыжки, к счастью, пока проводились только по выходным, и Вале удавалось совмещать учебу и аэродром. Теперь она, как когда-то Катя, коротала непогодье за учебниками, на дискотеку не ходила, мальчишек игнорировала, а с Гошей, который посмел променять ее на какую-то пэтэушницу, лишь сухо здоровалась.

Фомич – настоящий воздушный волк, чутье еще то! – первым заметил, что в женской четверке поубавилось рвения. Как-то он зазвал Катюшу на традиционный чай и с порога огорошил вопросом:

– Ну и кто из вас?

– В смысле? – опешила она.

– Кто – беременный?

Катя засмеялась:

– Да никто пока! Не от кого. Вы-то – женаты.

– Ну, это не помеха… Ладно, шучу. Да ты садись, вон, «Белочки» твои любимые есть.

Он налил ей чаю.

– Ну рассказывай тогда – что случилось?

Катя нарочито беспечно ответила:

– Да ничего не случилось. Приезжаем каждый выходной, прыгаем до пяти прыжков в день, десять фигур делаем. Вечерами тренируемся, водку не пьем.

– Да знаю я все это, – досадливо отмахнулся он. – Но ты вспомни прошлое лето. Сколько азарта было, сколько желания. Помню, вышел однажды ночью на улицу – смотрю, в укладочном классе свет горит. Время – два часа ночи. «Кто там бедокурит, – подумал, – сейчас пойду, разгон устрою». Прихожу и вижу – девицы мои тренируются. Фигуры свои отрабатывают…

Катя потупилась. Фомич был прав. Теперь они действительно тренировались кое-как – только чтобы прыжок зря не прошел. А если к подъему вертолета надо было поспешить и ради этого остаться без обеда – то при молчаливом попустительстве Насти они шли обедать. И пропускали прыжок, а то и два. Маша пробовала протестовать, но Настя с Валей всегда умудрялись ее убедить в том, что хороший отдых – залог дальнейшей удачной работы. Мария никогда не была особо сильна в дискуссиях, поэтому она соглашалась с большинством и только смотрела тоскливыми глазами в высокое небо, украшенное разноцветными прямоугольниками раскрывшихся парашютов.

…Катя решила не лукавить с Фомичом и честно сказала:

– Валя учится на курсах референтов. Настя хочет открыть свою фирму. Я учусь в аспирантуре. Ну, а Маша – как обычно…

– Больше пить не стала?

– Что вы! – покраснела Катя.

– Ну и что, так устаете в своих фирмах-аспирантурах?

Катюша задумалась. Нет, нельзя сказать, чтобы они уставали. Ну, посидишь ночью над учебником – так это дело привычное, молодое. Просто, просто… Аэродром был и остался аэродромом. А они – изменились.

Настя бредила бизнесом, Валя – своей будущей карьерой в фирме. Да и ее, Катю, небо уже манило не так, как раньше. Помимо высоты и скорости, в жизни появилось дело: учеба в аспирантуре. Интересно оказалось учиться. Почти так же интересно, как в небе. И фильмы она переводила в кинотеатрах – тоже прикольно, и еще денежку платили. К тому же Катя подумывала о том, чтобы подать документы на грант в западном университете – вдруг повезет? Диплом у нее красный, языки она знает, профессорша характеристику хорошую обещала дать…

– В общем, остыли вы, – подвел итог Фомич. – Может, оно и к лучшему.

– Ничего мы не остыли! – слишком уж поспешно сказала Катя.

Он только рукой махнул:

– Да ладно, чего засуетилась. Бесплатные прыжки я вам пока оставлю, к соревнованиям допущу. А там уж – как получится… Из Питера команда приедет. В Новгороде есть четверка. Из Рязани сильные ребята нагрянут. Соревнуйтесь… И пословицу не забывайте – про двух зайцев.

Катя вернулась от Фомича расстроенная. Как это он так быстро раскусил, что происходит у них в команде? Может, ну ее к богу в рай – эту аспирантуру? Отложить пока и полностью отдаться прыжкам?

И Вальку она убедит, чтобы та охолонилась со своими курсами. И Настю упросит, чтобы та отложила свой бизнес хотя бы до конца соревнований. Ведь действительно нехорошо получается: Фомич-то в них поверил. Помогал во всем. Спонсора на Париж искал – явно имея в виду именно их четверку. А они годик попрыгали – и в кусты. Ведь еще недавно она лежала ночью без сна, представляла, как их команда поедет покорять Америку. Как сладостно мечталось, как хотелось стать первыми!.. Чтобы их чествовали и для них пела группа «Queen»…

Катя вышла из гостиницы, прошлась до Желтой казармы. Постучалась в Настину комнату.

Настя валялась на кровати, погруженная в очередной учебник по бизнесу.

– А, Катюх, привет… не мешай пока, ладно? Я через десять минут закончу.

И это вместо обычного: «Ну, где девчонки? Давно на тренировку пора!»

Катя тихонько прикрыла дверь. Она не будет мешать подруге.

За Желтой казармой только что распустился роскошный куст махровой сирени. Сорвать, что ли, веточку? Занюхать расстройство?

Катя подошла к цветам – и отпрянула.

Оттуда доносилось:

– Come in, please. Нет, не так. Слишком робко. Come – In – Please. Тоже плохо. Еще уверенней. COME IN PLEASE! SIT DOWN!

Валентина спряталась ото всех и готовила тему «Встреча гостей».

Катя не стала ей мешать…

Пусть все идет – как идет.

На соревнования по групповой акробатике приехали семь команд – кроме них, только мужские. Женская четверка соревновалась наравне со всеми. Сделала десять фигур и заняла почетное второе место.

Спонсоры, которые присутствовали на соревнованиях, даже подумывали о том, чтобы послать в Париж две команды – и мужскую, и женскую. Но на восемь человек денег не нашлось. Поэтому девушек всего лишь похвалили. Похвалили – и пожелали удачи в будущем году.

В последний день соревнований, сразу после прыжков, пришибленная поражением Маша начала пить. «Одной фигуры не хватило! Одной! – убивалась она. И преданно заглядывала в глаза подругам: – Но на следующий год – мы поедем? Нам повезет?»

– Конечно, повезет. Мы будем тренироваться – и всех, всех надерем, – утешала ее Катя.

Даже суховатая Валя прониклась горем подруги:

– Ну не плачь, Машенька… Не все же сразу…

И только Настя молчала и отводила взгляд от преданных и печальных глаз Маши.