Захваченная грешником

Глава 14

НИКОЛАС

Я был в секунде от того, чтобы раздеть ее догола, перегнуть через стол и трахнуть ее грубо.

О чем, черт возьми, я думал?

О, точно, я не думал.

Мой гнев разгорается, когда я взмахиваю рукой по своему столу, разбрасывая бумаги, канцелярские принадлежности и ноутбук.

Christé mou.

Дыши.

Я делаю глубокий вдох, затем так же быстро выдыхаю. Мне приходится подавлять желание зарычать, как гребаный зверь.

Что, блять, за хрень?

Я никогда раньше так не терял контроль. Да, у меня вспыльчивый характер, и если я чего-то хочу, я это беру. Но…

Ох. Блять.

Правда сильно врезается в мое нутро.

Поднимая руку к шее, я пытаюсь успокоиться, чтобы мыслить ясно.

Вместо того, чтобы сориентироваться, воспоминания о припухших губах Тесс, звуках ее стонов и всхлипываний, ощущении ее жара, сжимающего мой палец, – все это бомбардирует меня.

Она была на вкус как невинность… пока не стала ею, и она таяла на моем языке, как греховная молитва, терлась о мою руку и скакала на моем пальце, как гребаный профи.

Моя рука опускается вдоль тела. Я вдыхаю и выдыхаю, затем признаю то, что изо всех сил старался отрицать – я хочу ее.

Мысль о том, что она подвергает себя опасности, сводила меня с ума. Когда Джеймс сообщил мне, что она пропала, я чуть, блять, не сошел с ума. Я ни хрена не мог сделать, потому что вчера до поздней ночи был по локоть в сицилийской крови и кишках.

Джеймс дал мне знать, когда они нашли ее в парке, и я сказал им держаться на безопасном расстоянии. Я хотел, чтобы Тесс думала, что ей сошел с рук ее маленький трюк с побегом, пока мой гнев нарастал, и я думал о том, как накажу ее.

Ни в одном из них не было поцелуя или того, чтобы она кончила мне на палец.

Блять.

Я не знаю, что такого в этой женщине, но с первого дня нашей встречи она завладела мной, от чего я не могу избавиться.

Ее неповиновение, которое раньше злило меня, теперь заводит. Я хочу осквернить ее невинность, хочу видеть ее на коленях, когда буду кормить ее своим членом.

Иисус.

Я хочу Тесс так, как никогда ничего не хотел в своей жизни.

Положив руки на край стола, я наклоняюсь вперед, пытаясь разобраться в своих чувствах. Ревность, собственничество, чрезмерная забота – все это новые эмоции, которых я раньше не испытывал, и они пугают меня.

Блять, как они меня достали.

Но есть небольшая проблема – семья. Я не могу просто выкинуть Тесс из головы и выбросить ее, как вчерашний мусор.

Не потому, что я беспокоюсь о том, как отреагируют остальные члены семьи. Меня это не волнует. А потому, что мне придется встретиться с Тесс лицом к лицу после того, как я перестану ее использовать, а этого я бы предпочел избежать.

Решение простое. Она под запретом. В какой-то момент нам придется поговорить о том, что произошло, или, может быть, мне повезет, и с этого момента она будет вести себя хорошо и избегать меня.

Эта мысль мне совсем не нравится. Я не хочу, чтобы Тесс избегала меня.

Блять.

Стук в дверь заставляет меня обратить на него внимание, когда я выпрямляюсь.

— Что!

Входит Андреас с приклеенной к лицу ухмылкой.

— Ты в порядке?

— Что, блять, это значит?

Он бросает на меня удивленный взгляд.

— Я пришел постучать раньше и услышал, что ты занят.

Беспокойство разливается по моим венам.

— Афина и Бэзил?

— Они ушли до того, как здесь все разгорелось.

Спасибо, блять.

Глядя на беспорядок, который я устроил, когда свалил все со стола, Андреас удивленно поднимает брови.

— Так ты и Тесс? Когда ты сказал, что она сводит тебя с ума, я не думал, что ты имел в виду, что хочешь ее трахнуть.

— Я ее не трахал, – ворчу я, направляясь к двери.

— Звучало так, будто ты это сделал, – бормочет он позади меня.

Я ненавижу, что Андреас слышал звуки, издаваемые Тесс, и это мгновенно вызывает во мне чувство агрессии.

— Если ты не хочешь умереть сегодня, ты заткнешься нахуй, – угрожаю я своему другу.

Он поднимает руки в жесте капитуляции.

— Мои уста запечатаны. – Выходя за мной из офиса, он напоминает мне. – У нас одна встреча, потом ты можешь взять отгул и немного отдохнуть.

Я почти смеюсь.

— Я? Отдохнуть? Посмотрите, кто сегодня решил побыть комиком.

На лице Андреаса появляется хмурое выражение.

— Тебе нужно немного отдохнуть, Николас. Когда ты в последний раз спал больше трех часов?

— Сон для мертвых. – Достав телефон из кармана, я набираю номер Джеймса.

— Босс?

— Ты не выпустишь ее из своего гребаного поля зрения.

— Да, босс.

Беспокоясь о состоянии Тесс после... ссоры в кабинете, я спрашиваю:

— Она дома?

— Да.

Слова застревают у меня на языке, борясь с желанием не слететь с губ. Я чувствую себя неестественно, спрашивая:

— С ней все хорошо?

— Хорошо? – Спрашивает Джеймс, не понимая.

— Эмоционально! – Рявкаю я. – В каком состоянии она была, когда вернулась домой? – Черт возьми! Гнев вибрирует под моей кожей.

— Ах... она выглядела… хорошо, – осторожно отвечает он.

Заканчивая разговор, я ворчу:

— Если я сегодня еще раз услышу слово "Хорошо", я кого-нибудь убью.

— Хорошо, – говорит Андреас, когда мы забираемся в бронированный внедорожник.

_______________________________

Прислонившись спиной к стене, я достаю телефон из кармана, чтобы сфотографировать ублюдка, которого мы пытаем.

— Улыбнись, – ухмыляюсь я сицилийскому ублюдку. Он лишь бросает на меня сердитый взгляд, но усталость и боль проскальзывают в его взгляде. Сделав фотографию, я отправляю ее на номер Манно с сообщением.

Кто-нибудь проболтается. Это лишь вопрос времени, когда я окажусь на твоем пороге.

Я смотрю на сломленного мужчину, на котором нет ничего, кроме нижнего белья. Я должен отдать должное сицилийцам; они верны до безобразия.

Наклонив голову, я пристальнее вглядываюсь в мужчину, задаваясь вопросом, что потребуется, чтобы сломить его. Удаление ногтей и вырывание зубов, конечно, не заставили его выпустить кишки.

Вздохнув, я засовываю телефон обратно в карман и отталкиваюсь от стены. Останавливаясь перед сицилийцем, я наклоняю голову и встречаюсь с ним взглядом.

— Ты готов говорить?

— Пошел... ты, – выдавливает он сквозь оставшиеся зубы.

Подавая знак Элиасу, я приказываю:

— Подвесьте его.

Элиас и Крейг развязывают сицилийца и, подтащив его к петле, затягивают ее у него на шее. После того, как они ставят ящик ему под ноги, его пальцы едва могут найти опору, я беру нож со стола и подхожу ближе.

— Чем скорее ты заговоришь, тем скорее я избавлю тебя от страданий, – предупреждаю я его. – Что будет дальше, зависит от тебя.

Он просто смотрит на меня мертвым взглядом, похоже, уже смирившись со своей судьбой.

— Да будет так. – Медленно я подкрадываюсь к своей добыче. – На человеческом теле есть пара мест, которые могут заставить взрослого мужчину плакать. – Останавливаясь позади него, я прижимаю лезвие к его ахиллову сухожилию и мучительно медленно разрезаю его плоть.

Его тело напрягается, и он делает все возможное, чтобы сдержать крик, но в конце концов он эхом разносится по комнате. Он издает разочарованный рев, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах из-за крови, стекающей по его пятке.

— Ты не хочешь умирать, но и не хочешь говорить, –- замечаю я. – Ты оказался в чертовски затруднительном положении.

— Пошел... – он делает сдавленный вдох, петля туго затягивается на его горле, – ты.

Прижимая лезвие к задней части его колена, я рассекаю кожу и мышцы, делая его левую ногу бесполезной. Его рев наполняет воздух, оставляя на языке затхлый привкус надвигающейся смерти.

Делая шаг назад, я позволяю своему взгляду скользнуть по сицилийцу.

— Где скрывается Манно?

Его губы приоткрываются, и я медленно качаю головой, молчаливо предупреждая его дважды подумать, прежде чем отвечать мне.

Тем не менее, он остается при своем мнении.

— По…шел…ты.

Я смотрю, как он пытается удержаться от падения, его правая нога изо всех сил пытается принять на себя весь его вес.

Ублюдку удается избегать смерти почти пять минут, прежде чем его нога соскальзывает от крови. В панике он опрокидывает ящик, его ноги подкашиваются, руки натягиваются от стяжек. Задыхаясь, его лицо багровеет.

Проходит еще две минуты, прежде чем тело ублюдка дергается в последних тщетных попытках вдохнуть воздух.

— Бросьте его в том переулке, где вы его нашли, – приказываю я. Отложив нож, я выхожу из комнаты.

Я не стал таким могущественным, как сейчас, проявляя милосердие. Милосердие – для слабых.