Я чувствовал себя несколько неуютно. Ерзая на большом кожаном кресле я никак не мог найти то положение, в котором мне было бы приятно сидеть. За окном светило солнце, впервые за столько времени я мог наблюдать его из этого окна, ведь обычно, здесь всегда было много народа и времени смотреть на улицу просто не было. Бюжо сидел за своим столом напротив меня. Его глаза, обрамленные очками, спешно бегали по небольшому листку, который он держал обеими руками. По мере того, как его глаза опускались все ниже по написанному, его лицо менялось почти каждую секунду. Наконец, когда его глаза поглотили последнее слово, а мозг принялся обрабатывать суть написанного, он снял очки и, откинувшись назад, посмотрел прямо на меня.
— Ты это всерьез, Дидье? — он смотрел на меня почти враждебным взглядом.
— Более чем.
Он вновь поднял бумагу и на этот раз бросил ее прямо ко мне.
— Я не буду подписывать это.
— Вы не можете так поступить.
— Еще как могу. Что происходит, Лефевр? Именно сейчас, когда все начинает возвращаться на круги своя, когда все обвинения с тебя сняты, ты вдруг подаешь рапорт. А причина? Ты вообще перечитывал то, что ты здесь написал? «Устал, хочу уйти» — это вообще как понимать? Хочешь отпуск — пожалуйста, я дам тебе его, но зачем подавать рапорт.
Он продолжал говорить что-то еще, но я уже не слышал его. Моя голова была забита совершенно другими вещами. Сегодня утром, совершенно случайно я наткнулся на газету, где в небольшой статье упоминалось о кончине очень влиятельного человека Синьена Пикара. Он умер от остановки сердца у себя в загородном доме: тихо, мирно, без лишних мучений и боли. Его похоронили рядом с его сыном, на том самом кладбище, где мы виделись с ним последний раз. Я завидовал ему, но не его жизни, а его смерти. Уйти из жизни так — это настоящая награда, неизвестно только почему она досталась ему, человеку, который заслуживал такой смерти в последнюю очередь.
— Я уже все решил и это окончательно. Не спрашивайте «зачем» и «почему», решение не было спонтанным. Скорее наоборот, я долго шел к этому, обдумывал и, наконец, решился написать рапорт.
Бюжо не удивили мои аргументы, он до сих пор думал, что я сошел с ума или что-то в этом роде.
— Послушай, может на тебя так подействовал развод, а затем это расследование? Понимаю, но зачем сейчас впадать в крайности: возьми отпуск, отдохни, отправься в путешествие, я могу все это организовать. Сейчас как раз горячий сезон, путевки в наличии.
Нет, он не понимал меня, да и не мог. Ведь Бюжо абсолютно не знал, что мне пришлось пережить и через что переступить за последние несколько дней. Рассказать было невозможно, хоть он и был моим другом, но в то же время оставался полицейским и я не мог сказать точно чью сторону он примет, когда все узнает.
— Я хочу, что бы вы подписали.
— Ни за что! Даже не думай.
Мы замолчали. Он был обижен на меня — это читалось в его глазах и в том пристальном взгляде, время от времени падавшем на меня. Я старался довести дело до конца, заставить этого старика сломаться и провести шариковой ручкой по моему рапорту, но для пожилого человека он обладал недюжим характером, который всегда проявлялся в подобных ситуациях. Если он чего-то не хотел, то переубедить его было невозможно.
— Дидье, давай поговорим не как полицейские, а как знакомые, которые знают друг друга уже много лет. Я же не дурак и не выжил из ума, хотя мне уже не двадцать лет, но даже мне понятно, что ты что-то скрываешь, что-то, что не хочешь мне рассказывать. Бог с ними с твоими секретами, жизнь сегодня такая, что невозможно вести праведный образ жизни и быть чистым как стекло, но давай не будем делать поспешных выводов. Ты можешь пожалеть об этом, подумай, что ты будешь делать после того как на этой бумаге появится моя подпись? Куда ты пойдешь? Ты полицейский, Дидье, от мозга до костей, ты был им рожден и ни что другое тебе этого не заменит. Я знал десятки людей, которые уходили из этой профессии и становились никем, либо спивались из-за безнадежности, либо уходили в тень и становились преступниками. Это профессия, она как клеймо — на всю жизнь. Невозможно вот так взять и выбросить ее и те годы проведенные в комиссариате. Я не хочу такой судьбы для тебя. Пусть это звучит пафосно, но я желаю тебе лучшей жизни.
— Тогда вы должны войти в мое положение, — с этими словами я снова подсунул ему свой рапорт.
Бюжо буквально кипел, но поделать ничего не мог. Он прекрасно понимал, что я не уйду отсюда без его подписи, даже если мне придется тут заночевать. Нехотя он схватил листок, вновь пробежался по написанному и скрепя зубами поставил свою подпись.
— Ты получил, что хотел, надеюсь, мы с тобой еще увидимся, и дай Бог, чтобы не по разные стороны тюремной камеры.
Он протянул мне подписанный рапорт и тут же попрощался. Я не стал испытывать его терпение, и схватив листок бумаги, быстро направился к выходу. Это была моя маленькая победа, одержанная без единой капли крови. На душе сразу стало легче. Покидая эти коридоры, где последние двадцать лет проходила моя жизнь, я снова вспомнил слова Синьена. Они снова лезли в мою голову и не давали покоя. Ответственность — это то, чего я всегда старался избегать. Даже сейчас, когда просил Бюжо подписать рапорт, в глубине души я надеялся, что мое прошлое не вылезет наружу. Но так не бывает. Чем дальше я удалялся от его кабинета, тем сильнее становилось чувство неправильности. Мне казалось, что я сделал что-то не так, или наоборот, сделал но не до конца. Наверное, именно об этом и говорил Синьен, мне всегда не хватало сил совершить последний шаг, обрубить концы и начать жить по-новому. Отсюда и шли все мои проблемы. Но в этот раз я сделаю все иначе, слишком долго я этого ждал и готовился. Если не сейчас, то когда?
Выходя из здания, я на ходу достал телефон и стал набирать знакомый номер. На другом конце провода послышался прекрасный женский голос, который последнее время стал для меня очень близким и дорогим.
— Софи, это Дидье.
— Господи! Ты куда пропал? Телефон не берешь, ко мне не приезжаешь…
— Не волнуйся, со мной все в порядке, но мне нужно с тобой поговорить — это очень важно.
Она замолчала, но через несколько секунд вновь заговорила.
— Ты опять вляпался в неприятности?
— Нет, на этот раз ничего плохого, но мне нужно тебе кое-что сказать.
— Хорошо, куда мне приехать?
— Как насчет того самого кафе на Авеню Монтень, где мы с тобой пили кофе?
— Прекрасно! Буду там, надеюсь, ты меня дождешься, ведь моя машина у тебя и мне придется брать такси.
Мы проговорили еще минуты две, прежде чем разговор был окончен. Она была несказанно рада такому приглашению. Жаль ее, ведь Софи не знала, что ей предстоит услышать.
Я вышел на улицу, сел в машину и, подождав несколько секунд, завел двигатель. Теперь отступать было некуда, я перешел ту красную черту невозврата, после которой обратного пути просто не было. Осталось только упрямо двигаться вперед.
Я снова окунулся в городские джунгли, в эти узкие и высокие улочки, метавшиеся из стороны в сторону и не дававшие расслабиться. В них было что-то такое, что заставляло меня судорожно смотреть по сторонам, ведь за мнимым спокойствием скрывалось куда больше опасности, стоило только солнцу спрятаться за горизонт, а тьме вступить в свои права. Они давили на меня, как когда-то стены подвального помещения в котором меня впервые допрашивали по делу Фукко. Это было предзнаменование. Судьба дарила мне второй шанс и тихонько намекала на то, что в этот раз мне следует поступать иначе. Скоро все поменялось — я выехал на Авеню Монтень. Здесь все было иначе: широкая дорога, ровные ряды посаженных деревьев сопровождали водителей в их молчаливом путешествии. Это было совсем другое чувство, не такое как было раньше, может слегка притупленное, но такое же родное. Это было у меня в крови и я был несказанно рад этому. Недалеко показалось кафе и, не доезжая несколько метров, я остановил машину.
Теперь осталось ждать и от всего этого мне становилось не по себе. Сердце стало биться сильнее прежнего, а рука невольно потянулась за сигаретой. Я закурил и, наполнив легкие дымом, стал молча вглядываться в лобовое стекло в ожидании знакомого лица. Так прошло двадцать минут, прежде чем мои глаза смогли уловить знакомый силуэт. Она шла медленно, поддерживая воротник от ветра, так и норовившего задрать его на затылок. Софи была прекрасна, даже в такое время и в такую погоду, ее красоту было невозможно скрыть.
Открыв дверь, я вышел из машины и направился ей на встречу. Стоило ей увидеть меня, как на ее лице тут же засияла улыбка, а движения стали более быстрыми и смелыми.
— Как добралась?
— Спасибо, хорошо. Рада видеть, что моя машина в целости и сохранности. Честно говоря, я уже не надеялась увидеть ее целой.
— Ты меня плохо знаешь.
— Я прочитала все твое личное дело, поэтому могу утверждать обратное.
— Хм, но ведь есть вещи, которых там нет.
— Надеюсь, ты поведаешь мне о них?
Тут я промолчал. Это было своего рода вызов, который мне предстояло принять, и я решил действовать наверняка.
— На этот раз угощаю я.
Я указал ей на ближайший столик и задвинул за ней стул.
— Не знала, что вы такой джентльмен, мсье Лефевр.
— В нашей жизни всегда есть место удивительному, поэтому чему тут удивляться.
Через несколько секунд к нам подошел официант. Увидев знакомые лица, он заулыбался и почтительно стал ждать заказа.
— Два кофе и пачку сигарет для моей знакомой.
Записав все необходимое в блокнот, официант исчез за многочисленными столами, оставив нас с Дюпон наедине.
— «Знакомая», как это понимать?
— А что вы хотели услышать? Я теперь не полицейский, а значит вы для меня не начальник.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Подожди секунду, то есть как не полицейский?
Я сунул руку во внутренний карман и достал оттуда рапорт с подписью Бюжо. Она раскрыла его и в ту же секунду ее красивые глаза стали быстро бегать по строчкам.
— Но зачем? — не отрывая глаз спросила Софи.
— Наверное, на этом мой путь полицейского закончился. Странно говорить, но я стал бояться. Нет, не пойми меня неправильно, не за себя или свое место на работе, а за своих близких. Мне не хочется, что бы за мои поступки страдали те кто находится рядом со мной — это неправильно. Я долго шел к этому, но лишь некоторое время назад понял это и, что самое удивительное, мне пришлось понять это со слов человека, которого я ненавидел больше всего. Ни друзья, ни коллеги, а именно он.
— И кто же этот человек?
— Теперь это уже не имеет значения.
— Тогда зачем ты меня сюда позвал?
Вот и настал тот момент, когда отступать было нельзя. Сейчас или никогда. Я колебался, смотрел то на нее, то на листок бумаги, который по сути и стал той отправной точкой на пути к этому разговору. Наконец, когда медлить и оттягивать было уже невозможно, я начал говорить.
— Фукко не стрелял в меня. Он даже не видел как я вошел.
— Что?
— Когда я смог подняться на второй этаж, я уже знал что буду делать. Он стоял ко мне спиной, мне лишь оставалось выстрелить в него, что я собственно и сделал. Потом я подошел к нему, перевернул его и снова нажал на спусковой крючок. У него не было оружия, а его жена выбежала лишь тогда, когда он уже был мертв. Ты сейчас наверняка спрашиваешь меня, зачем я это говорю. Мне просто надоело это, надоело врать: каждый день, каждому человеку, встречавшемуся у меня на пути и пытаться оправдать все это какими-то благими намерениями. Но, как известно именно ими и уложена дорога в ад. И я как добросовестный рабочий строил свою дорогу не взирая ни на какие препятствия. Было еще много чего: наркотики, покрывательство, превышение полномочий, всего не упомнишь ведь столько воды утекло. Я говорю тебе все это, чтобы ты знала: я не такой каким ты меня представляешь, я намного…
Тут я замолчал. Я не знал, что сказать дальше, ведь меня было сложно назвать отпетым негодяем, но святым я тоже не являлся. Я ждал, когда она продолжит мои слова, но Софи молчала. Ее глаза, намокшие от наступающих слез, упрямо смотрели на меня, а я ничем не мог ей помочь.
— Я работал на плохих людей, Софи, к сожалению, работал за деньги и карьеру, которую они могли мне обеспечить. Это случилось давно, когда мне не было и тридцати. Тогда мне хотелось всего и сразу, но по понятным причинам я не мог всего этого получить. И в один прекрасный день появился ОН, человек, который пообещал мне все это. Поначалу я не поверил ему, но после первого звания, которое я внезапно получил спустя всего год после работы, я понял, это мой шанс. Я пошел у него на поводу и залез в это болото, со временем оно засосало меня так сильно, что я уже не мог сделать ни единого шага без указа со стороны. Я пытался выбраться, но у меня ничего не получалось: деньги, семья, положение и стабильность в жизни, от них я не мог отказаться и был вынужден продолжать делать плохие вещи прикрываясь удостоверением полицейского. Вскоре я достиг такого положения, что уже был противен сам себе и решил покончить со всем этим. Меня выслушали и предложили выход: Саид умирает, а я обретаю долгожданную свободу. Вот так все и закончилось. Я не прошу тебя простить меня, просто хочу, чтобы ты знала какой я на самом деле. Теперь все в твоих руках.
Я закончил и откинулся на спинку стула. Дюпон молчала. Слезы текли по ее щекам, но эмоции не выходили за рамки дозволенного. Я разрушил ее мечты, ее воздушный замок, который она, наверняка, строила после той ночи проведенной вместе, но другого выхода просто не существовало.
— И чего ты теперь ждешь? — первые слова вырвались из ее легких с большим усилием.
— Не знаю. Твоего решения.
— Решения? Ты вообще понимаешь, что ты сейчас сказал? Неужели ты всерьез думаешь, что я не смогла бы докопаться до истины и найти виновного, хотя знала его уже тогда, когда разговаривала с тобой в том подвальном помещении. Это было просто вопросом времени, когда бы я собрала на тебя улики. Нет, я не буду ничего делать, и забуду твои слова как-будто их и не было.
— Почему?
— Потому что я не меняю своих решений. Я закрыла расследование и дело с концом, и чтобы ты тут не сказал это уже не важно. Тем более что ты не полицейский, а это уже вне моей юрисдикции и власти. Хочешь наказания? Иди к Бюжо и повтори свои слова там, у него в кабинете, только вот легче тебе не станет, потому что и он не захочет ничего делать.
— Как же мне поступить?
— Ты можешь вернуться в комиссариат и все рассказать, как гражданский, начнут новое расследование и тогда этот водоворот тебя поглотит окончательно. Никто не вспомнит про твои заслуги, даже руку не подадут, ты сотню раз пожалеешь об этом, ведь раскаяние теперь никому не нужно, все будут видеть только темную сторону твоей службы. А можешь пойти со мной. Я забуду все, кроме той ночи, мы начнем все заново, с чистого листа. Подумай над моими словами.
Она встала из-за стола и направилась в свою машину. Я сидел на своем месте и продолжал думать. Все смешалось, мысли разбегались в сторону, вены на висках вздулись и норовили лопнуть от напряжения. Проклятый выбор, я не хотел его делать. Это сделка с совестью и собственными чувствами, две стихии в моем организме, которые никогда не находили компромисс. Но ведь она права: легче никому не будет, только очередная боль и клеймо на всю жизнь. В этой схватке победитель был известен заранее.
— Будете еще что-нибудь заказывать?
Голос официанта донесся откуда-то с боку.
— Нет, я уже ухожу — я сунул руку в карман и стал доставать бумажник.
— Может вам заказать такси?
— Нет, спасибо, моя машина меня уже ждет.
Я положил деньги на стол и, отказавшись от сдачи, медленно побрел к припаркованному автомобилю.