Глава 7

Я все никак не мог избавиться от странного чувства, и чем ближе мы подъезжали к ее дому, тем сильнее оно становилось. Она не сразу, но призналась куда мы держим путь и от этой неизвестности мне было не по себе. Софи вела автомобиль молча, за все время ни я, ни она не проронили ни одного слова, и в этой молчаливой тишине мне было о чем задуматься. Я безбожно и бесстыдно рассматривал ее с ног до головы, в другой ситуации мне бы пришлось как-то оправдываться, но сейчас это чувство уже не имело надо мной власти. Она видела это, но препятствовать даже не собиралась, скорее наоборот, ей было приятно видеть на себе оценивающий мужской взгляд, ведь до этого ей приходилось довольствоваться только ненавистными.

Мы подъехали к ее дому, когда на часах было три дня. Она не спешно загнала машину во двор и медленно, слегка поправив помявшуюся юбку, выбралась из машины.

— Вот здесь я живу. Не буду говорить «чувствуйте себя как дома», но пригласить обязана, не зря же мы сюда приехали.

Двор не отличался каким-то шиком, да и сам дом не был шикарен. Обычный серый и неприглядный, с виду он мог показаться абсолютно неприметным и тусклым, и если бы я не знал кто здесь живет, вряд ли смог угадать.

Я последовал за ней. Внутри все было так же скромно: обычная гостиная, кухня, зал, ничего такого, что могло бы хоть как-то указать на большого человека, который был наделен властью. Мы прошли вперед, минуя несколько сопредельных служебных комнат и поднявшись на второй этаж, оба оказались возле старой двери. Софи несколько замялась, ей было тяжело находиться здесь.

— Комиссар, выслушайте меня, это очень важно. Я никогда не говорила об этом, но сегодня очень важный момент для меня. Пару дней назад, когда мне поручили это дело, я бы даже не подумала, что все обернется вот так, но раз мы сюда пришли, то следует довести начатое до конца.

Она вставила старый ключ в дверной замок и, прокрутив его несколько раз, втолкнула деревянную дверь внутрь. Мой нос тут же уловил старый и очень знакомый запах — словно я перенесся на пятнадцать лет назад и вновь стал молодым. В памяти тут же взыграли воспоминания. Этот запах из прошлого он дурманил, я вдыхал его снова и снова, пока нос окончательно не привык к нему.

— Я словно вернулся в прошлое.

— Не удивительно — это кабинет моего отца, здесь ничего не менялось с того самого дня, как он умер.

Вся мебель была покрыта специальной белой материей, укрывающей раритеты из прошлого от губительной и неистребимой пыли, только огромный стол, за которым наверняка часто сидел ее отец, был слегка приоткрыт.

— Он любил находиться здесь, проводя большую часть времени за этим столом. Это было его излюбленное место.

Мы медленно проходили вглубь комнаты и чем дальше шли, тем больше воспоминаний всплывало в моей голове.

— Кем он был?

— Полицейским… Таким же как вы: беспринципным, справедливым, полностью отдававшего себя работе. Он был прекрасным человеком… честным… наверное именно поэтому он умер в тюрьме, обвиненный по сфабрикованному делу.

Она замолчала и, отвернув лицо в сторону, стала быстро вытирать его рукой.

— Вы можете не говорить об этом, это слишком тяжелые воспоминания, чтобы вот так безпардонно поднимать их из глубины своей памяти.

— Нет, — она резко выпрямила голову и продолжила говорить, — я слишком долго держала это в себе. Слишком долго. Этот груз тяготил меня всю мою жизнь, даже тогда, когда я смогла восстановить справедливость, меня все равно продолжало давить. Я не могла найти покоя, и только работа смогла заглушить эти воспоминания, которые лезли в мою голову. Но два дня назад все началось заново. Именно тогда, когда я впервые увидела вас вживую. Вы очень похожи на моего отца: та же походка, та же манера доводить дело до конца и та же привычка курить отвратные дешевые сигареты. Даже внешность совпадает, если бы я лично не видела как гроб с телом моего отца опускают в землю, я бы подумала, что вы — это он, и без раздумьев кинулась бы вам на плечи.

— Зачем вы мне все это рассказываете? Я не ваш отец, может я похож на него, но я не он. Вы уже взрослая женщина и должны понимать это — близких нельзя вернуть с того света их надо любить при жизни, и тогда все будет иначе.

Она задумалась. Отойдя на несколько шагов в сторону, Софи медленно подошла к письменному столу и, открыв верхнюю полку, достала оттуда фотографию.

— Это все что у меня осталось. Не выдержав утраты, мать сожгла все его фотографии. Я в последний момент смогла вытащить эту из камина, прежде чем огонь уничтожил все воспоминания. Взгляните.

Обгоревшая по краям, фотография все же смогла сохранить большую часть изображения. Мужчина на ней был высок, строен и приятен внешностью. Чего греха таить — он был похож на меня, какими-то внешними отдаленными чертами, но был. Эти глаза, вот от кого они достались Дюпон, и взгляд такой же: жесткий и ледяной.

— Я закрою это дело, комиссар. Завтра же.

— Но почему, только лишь из-за того, что я похож на вашего отца — это не профессионально.

— Бросьте молоть ерунду, Лефевр! Мой отец погиб из-за того, что он был всецело посвящен работе, каждый час, каждую минуту он был там. И когда пришло время суда, никто из его сослуживцев или начальства не сделал ничего, чтобы хоть как-то помочь ему. Все забыли его и его заслуги. И вы идете той же дорогой. Я пыталась помочь ему, но ничего не получилось и теперь, когда судьба вновь ставит меня перед выбором помочь или пустить все на самотек, я не могу остаться в стороне. У вас семья, дети, пусть вы уже не живете вместе, но менее родными они от этого не станут, у вас растет дочь. Вы хотите ей такого будущего как у меня?! Без отца…

Ее глаза стали мокрыми и через мгновение по краснеющей щеке начала катиться слеза. Это было очень странно для меня и для нее самой. Она дала волю чувствам, наверное, так было надо. Я подошел к ней и обнял. Не могу объяснить почему я так поступил. Это не было формальностью или мимолетным порывом, я чувствовал к ней какую-то жалость. Она была несчастна.

— Я не могу допустить, чтобы мой отец снова попал в тюрьму.

После этих слов она окончательно сдалась. Из небесно-голубых глаз ручьем покатились слезы и моя рубашка в секунду стала мокрой. Софи не пыталась сопротивляться да и не нужно было это. Она плакала, ее руки буквально вгрызались в мои плечи, так, что порой мне становилось больно. Я попытался ее успокоить, но она не слушала.

— Не уходи от меня. Ты не можешь так поступить.

В такие моменты я не знал что надо делать. Я был полицейским, а не психологом, и успокоить женщину у меня получалось так же хорошо как строительным ломом высечь скульптуру из камня. Я сказал то, что должен был сказать в такой момент, может я поступил не верно по отношению к себе, но на тот момент это было единственно правильное решение.

— Я не уйду. Обещаю тебе.

Жребий брошен, теперь отступать было некуда. Глупо давать обещания, а потом с легкой ухмылкой не выполнять их. Я так не могу. Я так не воспитан.

Потихоньку она стала успокаиваться. Ее дыхание стало ровным и мягких, а глаза вновь засверкали голубым цветом.

— Простите комиссар, я была сама не своя.

Софи отпустила меня и тихо отошла в сторону поближе к небольшому окну.

— Спасибо вам, Лефевр, я этого не забуду. Вы даже не представляете, чего мне стоила эта искренность. Я всю жизнь полагала, что вокруг нас одни лжецы, лицемеры, которым чужды искренность и доброта, и не способные на сострадание. Все это время, начиная с того самого дня, когда я похоронила своего отца мне было некому рассказать все это. Наверняка вы считаете меня ведьмой, я знаю это, может не отрицать это. Может я чего-то не понимаю, но назвать меня глухой точно нельзя. Я постоянно слышу, как за моей спиной меня обвиняют во всех смертных грехах, называя мужененавистницей.

— У вас есть мужчина?

Она отрицательно покачала головой.

— А был?

— Нет… никогда.

— Никогда?

— Вас удивляет, что в наше время еще можно остаться нетронутой. Я пыталась влюбиться, но все было напрасно, меня просто напросто не воспринимали всерьез, думая, что я просто веду очередную игру. Женщины мной восхищались, а мужчины обходили стороной. Сама удивляюсь как я не стала лесбиянкой.

Она натянуто улыбнулась.

— Но однажды я встретила мужчину, он был младше меня на три года и абсолютно не имел обо мне никакого представления. Он не знал кто я, кем и где работаю, его это просто не интересовало. Каждое утро я находила возле своей двери небольшой букет цветов с запиской от него. Он был писатель, и каждый раз посвящал мне очередное четверостишье. Так продолжалось четыре месяца — мы были счастливы, наверное так, как обычно об этом пишут в книгах. Впервые за столько времени мои мысли были забиты только о нем. Ни работа, ничто не могло заслонить их, я буквально жила ими, казалось, что вот-вот и за моей спиной вырастут крылья…. Но вскоре все рухнуло в один миг. Пару лет назад мне пришлось делать доклад по одному громкому делу, я тогда сказала, что буду очень занята и не смогу пойти с ним на презентацию его сборника стихов. Он был обижен, но смог смириться. Каково же было мое удивление, когда в зале, где проходил доклад, вдруг появились репортеры с журналистами центральных телеканалов. Это было для меня очень неожиданно, т. к. журналисты не были заранее приглашены, но отступать было некуда. То мероприятие освещали все телеканалы. Какими только заголовками журналисты не украшали свои газеты. Меня называли как угодно, но только не женщиной.

— И он увидел это?

— Да… наверное… по крайней мере, после того доклада я больше никогда не видела цветов под своей квартирой.

— Неужели он испугался?

— Он был романтиком, сентиментальным, хрупким, такие люди живут образами, идеалами и очень сильно переживают, когда они рушатся. Тот доклад разрушил все, что мы построили за четыре месяца, до самого основания. Это было очень тяжело, я больше не хотела заводить отношения, семью, детей. Я ненавидела всех: журналистов, газетчиков, полицейских, всех, кто так или иначе приложил руку к моей жизни и сделал ее такой, какая она сейчас есть.

Софи продолжала говорить, медленно, монотонно, но каждое слово будоражило и заставляло напрягаться. Она была другой — безусловно. Вся ее карьера, работа и репутация, были лишь ширмой, прикрывающей ту боль и отчаяние, которую она испытывала с каждым днем все сильнее и сильнее. Мне было жаль ее. Судьба слишком плохо отнеслась с ней, даже хуже, чем может показаться на первый взгляд. Конечно, у нее было все, о чем может мечтать современный человек: деньги, власть, уважение, но не было простого человеческого понимания и счастья. Того, чего нельзя было купить за деньги как бы ты этого не хотел. И она это понимала.

* * *

Время пролетело, как пуля, выпущенная из автоматической винтовки. Мы разговаривали. Все время, почти не останавливаясь, лишь изредка отрываясь на кофе и сигареты. Нам было что сказать. Каждому из нас, в той или иной мере нужно было выговориться и более подходящего слушателя, чем такой же изнеможенный молчанием человек, было просто не найти.

Софи вела себя раскрепощено, она больше не строила из себя железную леди. Расслабленно усевшись на широком кресле, ее руки то и дело скользили по белой полурасстегнутой блузке, не понимая что делать дальше, а глаза блестели сапфировым блеском.

— Знаешь, Софи, мне было приятно с тобой поговорить, узнать тебя получше, но время нещадно движется вперед и мне надо ехать. Ты не против, если я возьму твою машину?

— Конечно, она твоя, но завтра я хочу увидеть ее на стоянке.

Она проводила меня до самой двери и, слегка повернув к себе, внезапно поцеловала.

— Прости, не удержалась, — ее глаза тут же опустились, а на щеках появился легкий румянец.

— Софи, пойми меня правильно, ты пытаешься увидеть во мне человека, который уже давно умер. Я… я не могу быть им, я совершенно другой.

— Нет, ты именно такой же и я этому безумно рада.

Больше слов не было. Мне было странно слышать это. Впервые за долгое время я почувствовал какое-то мимолетное чувство у себя в груди. Я отказывался верить во все это и постарался как можно быстрее покинуть дом. Даже когда я был возле автомобиля, ее взгляд по-прежнему ощущался у меня на спине.

Открыв дверь, я сел в машину и завел мотор. Двигатель работал прекрасно и, выждав пару секунд, я включил передачу и аккуратно выехал из двора на дорогу. Покидая это место, я все никак не мог прийти в себя. Зачем я послушался и поехал к ней? Чего она добивается? Может хочет прикинуться слабой женщиной и вытянуть из меня подробности убийства Саида Фукко? Кто знает как она поведет себя после завтра или спустя месяц. Нет, я не мог вот так вот всецело доверять ей. Люди не меняются — я знал это. Весь мой жизненный опыт говорил именно в пользу этой теории. Вдруг все что она говорила было частью грандиозного плана по моему разоблачению? Надо все проверить, нужно выждать время, обдумать каждую деталь.

Эти мысли крутились в моей голове и не давали сосредоточиться на дороге. Было поздно. Я и сам не заметил, как три часа дня превратились в десять часов вечера. Словно по мановению волшебной палочки стрелки часов проделали такой путь, а я не успел этого заметить.

Дорога опустела в мгновение ока, проехав почти большую часть пути, мне не встретилась ни одна машина, если не сказать о той, что следовала за мной почти от самого дома Софи. Поначалу я не придал ей значения, но чем дальше мы отъезжали от нее, тем быстрее странная машина настигала меня. Когда же дом исчез за горизонтом и непроглядной тьмой, автомобиль, резко прибавив в скорости, всего за несколько секунд поравнялся со мной. Я повернул голову в сторону и попытался всмотреться в стекло соседней машины, но все было напрасно. Ни лица, ни даже очертаний видно не было, только легкое и еле различимое отражение придорожного пейзажа то и дело мелькало на сером стекле. «Это не к добру»- пронеслось в моей голове. И стоило мне только подумать об этом, как в туже секунду стекло опустилось, а из открывшегося салона, словно змея перед атакой, вытянулась чья-то рука с зажатым пистолетом. Реакция была мгновенной: стараясь удержать рулевое колесо в прежнем положении, я резко лег на бок и прижал голову к сидению. Послышалось несколько выстрелов и звук осыпающегося стекла. Мои глаза были раскрыты от ужаса, нахлынувшего на меня, как огромная волна на серфингиста. Мне нужно встать, что бы хоть чуть-чуть видеть дорогу, но стоило мне начать приподнимать голову, как выстрелы начинали звучать вновь и вновь. Получив изрядную долю адреналина, мое сердце билось как сумасшедшее, я чувствовал его каждый удар и от всего этого моя голова и нервы были готовы лопнуть в любой момент. Наконец, мне удалось подняться так, чтобы дорога была немного видна. Соседний автомобиль все также ехал рядом, но почему — то никак не отвечал на мой дерзкий поступок. Я стряхнул с себя многочисленные кусочки стекла и, воспользовавшись моментом, переключил передачу и, что было силы, вдавил педаль газа в пол. Двигатель, как дикий мустанг, ответил разрывающим перепонки ревом и в тот же момент машина буквально вырвалась вперед, оставив преследующих далеко позади. Я радовался как маленький ребенок, видя бессильное барахтанье второй машины и неспособность догнать меня. Город был уже близко, нужно было поднажать еще немного и тогда они прекратят преследование, дальше они не сунуться. Но этому было не суждено случиться. Через несколько секунд разрывая и перемешивая с собой все, позади меня послышались четкие автоматные очереди. Пули ложились как раз в заднюю часть автомобиля, превращая красивую до этого машину в груду бесформенного и изрешеченного металлолома. Это был ва-банк, они знали, проедь я еще несколько километров и они остались бы с носом, поэтому решили убить меня любой ценой. Я выжимал из машины все что было возможно, но ехать быстрее пули она, увы, не могла. И через несколько секунд беспорядочной стрельбы, пуля нашла свою цель. Боли не было, только странное чувство, доносившееся из груди, красноречиво говорило о том, что гонка окончена. Руки стали слабеть, а в глазах поплыли круги. Пролетавший с огромной скоростью, вечерний пейзаж, остановился в моем взгляде и смешался с гулким грохотом гнущегося металла и рассыпающегося стекла. Всю кружилось и разлеталось на куски, но я ничего не чувствовал. Мое тело кидало то вверх, то вниз, на мгновение мой внутренний гироскоп потерял ощущение земли и воздуха. Мне казалось, что я нахожусь в космосе, где нельзя было сказать однозначно, где верх, а где низ. Затем наступила дикая глухая боль — разбив последние остатки лобового стекла, мое тело, как теннисный мячик, выкинуло наружу. Сколько летел сказать было трудно, но когда окружающий мир перестал кружиться в моих глазах, а тело кувыркаться по высокой траве, машина, точнее говоря, то, что от нее осталось, была далеко. Я открыл глаза — меня тошнило. Где-то вдалеке начало разгораться яркое зарево, которое через несколько минут завершилось взрывом. Конец. Жирная точка в сегодняшнем вечере, подытожила все то, что говорила мне Софи. «Работа убьет меня» — не знаю почему, но именно эти слова первыми всплыли в моем затуманившемся разуме. Силы покидали меня. Может, это было и к лучшему. Я слишком запутался, играя на два направления, и сегодняшнее происшествие было тому ярким подтверждением. Глаза слипались. Хотелось спать. Сердце медленно, но уверенно утихало. Лучшего конца и придумать было нельзя… бессмысленного и глупого.

Загрузка...