Закат на Авеню Монтень (СИ)

Глава 8

Сутки спустя…

Гости начинали расходиться. Медленно и не спеша, так, будто им всем хотелось задержаться еще на пару минут и уловить последние улетучивающиеся мгновения этого прекрасного вечера. Хозяин дома обходчиво провожал всех собравшихся. Мужчины жали ему руку, а женщины, легко улыбаясь, благодарили за прекрасный вечер. Один за другим они все выходили из дома, пропадая где-то в непроглядной и наступающей тьме. И вот, когда последний важный гость скрылся за массивными деревянными дверями, хозяин устало и с облегчением направился к себе в кабинет.

— Мсье, ваш сын ждет, — голос престарелой прислуги разорвал наступившую тишину.

Хозяин хотел не слышать этих слов и просто продолжить свой путь, но старая привычка ничего не оставлять без внимания взяла верх.

— Скажите ему, пусть зайдет через пять минут.

Старая женщина тут же исчезла в многочисленных коридорах этого огромного здания. Ему было тяжело. Спертое дыхание не позволяло быстро двигаться и каждое движение или ступенька давалась ему как очередное восхождение на Эверест. Вскоре он оказался в своем кабинете. Тут не было ничего такого, что было бы признаком некой богемной или богатой жизни, все по минимуму: большой стол, удобные кресла и небольшой бар с запасами дорогого алкоголя и сигарет. Наверное, именно они и были причиной того самого спертого дыхание, которое сегодня так сильно мешало ему, но привычка осталась привычкой и он ничего не мог с собой поделать. Вытянув руку, он открыл бар и, немного подождав, достал одну из своих любимых и прикурил. Наконец, когда остатки сигареты осели в небольшой хрустальной пепельнице, где-то по ту сторону кабинета послышались шаги. Слегка неуверенные они двигались прямо к его кабинету, пока вскоре не оказались около него.

— Здравствуй, отец, рад тебя видеть.

Уже не молодой, но еще не мужчина, человек вошел в кабинет и неуклюжим шагом подошел к ближайшему креслу.

— Скажи мне это.

Слова старика звучали хрипло и натянуто, так, словно каждое слово давалось ему с большим трудом.

— Он мертв.

— Ты видел его тело?

Вошедший мужчина несколько помялся.

— Мы не смогли подойти ближе, чем на пятнадцать метров — так сильно горело пламя.

— Ты видел его тело, Хамон?

На это раз голос старика зазвучал куда более звучно и угрожающе, что не могло не отразиться на нервном состоянии вошедшего мужчины. Перебирая пальцами рук, он пытался сформулировать слова так, чтобы не оказаться дураком в глазах собственного отца, но как назло в такие минуты в голову ничего не лезло.

— Нет, — от безысходности выпалил Хамон.

— Значит он может быть жив, — тихим голосом подытожил старик и снова потянулся в бар за сигаретой.

— Это невозможно, отец! Его машина вылетела в кювет на огромной скорости, кувыркаясь и переворачиваясь, прошла еще метров тридцать, если он не умер в этот момент, взрыв довершил начатое. Ничто живое не могло выжить в этой машине, ее просто разнесло в клочья! Я готов поклясться!

Он чуть ли не кричал, но эмоциональные речи уже давно не производили на старика никакого впечатления. Его глаза, такие же холодные как и раньше, просто смотрели на взрослого сына, который как маленький ребенок оправдывался перед ним и искал выход из положения.

— Да и нехорошо это было, убивать человека, который фактически вытащил меня из тюрьмы.

— Может и нехорошо…. Но он сделал свой выбор, а ты сделал свой. Человек этим и отличается от животного, что у него есть выбор. Ни у собаки, кошки или слона этого нет. Они — роботы, органические механизмы с заложенной в них программой, алгоритмом в соответствии с которым они живут, действуют. Если пришло время питаться — они идут на охоту, если размножаться — они ищут партнера. Животные не могут просто взять и не сделать этого, потому как они зависят от тех инстинктов, которые заложила в них природа. Однако человек смог избавиться от этого гнета и в награду получил право выбора. Так вот у Лефевра был выбор и он его сделал, так же как и ты. И если окажется, что он жив, ты, мой мальчик, об этом пожалеешь.

Хамон побледнел, когда услышал эти слова.

— Ирония в том, сын мой, что, когда человек получил это право, он в туже секунду был обманут, потому что за призрачной свободой выбирать свое будущее человек потерял способность знать результаты своего выбора. Мы можем лишь предполагать, догадываться, оценивать вероятность того или иного события, но не быть полностью уверенным в правильности своего выбора. Комиссар наверняка знал, чем может обернуться для него отказ от нашего сотрудничества и выход из игры, но все же пошел на этот шаг. Вся наша жизнь — это как чертова русская рулетка, мы крутим барабан осознанно понимая, что можем собственными руками вынести себе мозги, но что-то на подсознательном уровне все равно заставляет наст крутить его и нажимать на спусковой крючок. Кому-то везет, кому-то — нет, но это жизнь и быть уверенным во всем невозможно. Именно поэтому комиссар должен был умереть. Никто не был уверен, что он будет молчать и не расскажет все своим коллегам. Ни я, ни ты, ни кто либо другой этого не знал, но от его слов зависело слишком многое, чтобы вот так просто взять и отпустить его. Я поступил так, как должен был поступить, чтобы защитить тебя, нашу семью и наше будущее. И не тебе решать хорошо это или плохо.

Наступила тишина, такая, в которой можно было услышать дыхание соседнего человека. Да и что тут можно было говорить? Когда дело касается чьей-то безопасности и больших денег, ни о какой жалости не может быть и речи. Это жестокий мир со своими правилами, которые не терпят отступлений от принятых норм и законов. Зайдя в него единожды, уже невозможно просто так уйти и отвертеться. За все придется платить… может даже жизнью. Именно поэтому в таких кругах не очень терпят новичков и необдуманных поступков — слишком велик риск потерять все: деньги, власть, собственную жизнь.

Старик молча читал утренний номер центральной газеты. Снова и снова он всматривался в фотографию сгоревшей машины, пытаясь найти хоть малейшее подтверждение смерти комиссара, но ни останков, ни чего бы то ни было хотя бы близко напоминающее человеческое тело там не было. В голову стали лезть дурные мысли. Он старался отогнать их, заменить более насущными проблемами, но что-то подсказывало ему, что надо сосредоточиться именно на этом. Каким-то шестым чувством он чуял что-то неладное, как матерый волк, выходя из логова, ощущал засаду. Ему очень не хотелось, чтобы все пошло по самому плохому сценарию, но если так произойдет, надо быть готовым к этому.

Махнув рукой и попрощавшись с сыном, он дал понять, что хочет побыть один. Хамон не стал перечить — он знал своего отца, знал все его повадки. И в такие моменты он просто удалялся. Когда же шаги сына окончательно утихли за огромной дверью, старик взял трубку телефона и позвонил.

— Мсье Эрсан еще внизу? Хорошо, скажите ему, что я готов с ним поговорить.

Ждать долго не пришлось. Буквально через пятнадцать секунд в дверь постучали. Прислуга открыла дверь и внутрь, слегка стесняясь, вошел Робер Эрсан и прямиком направился к столу.

— Это честь для меня.

Робер вытянул руку, но увидав усталый взгляд старика и его не желание здороваться, быстро отдернул руку обратно.

— Добрый вечер, мсье Эрсан. Мне очень приятно с вами разговаривать. Вы уж простите меня за столь уставший вид — сегодня было много гостей, но я все же принял решение в столь поздний час обсудить с вами несколько вопросов. Может выпьете чего-нибудь? У меня прекрасный алкоголь. Или сигарету?

Старик вопросительно уставился на своего гостя.

— Да… наверное…. я бы выпил.

Его голос слегка дрожал. Ему было не по себе в этом доме. Он чувствовал будто находится в замке у Дракулы, но никак не в простом доме у очень уважаемого человека.

— Будьте тверже в своих решениях, мсье Эрсан, иначе мы с вами можем не сработаться.

Старик достал квадратную бутылку, доверху налитую темно-коричневой жидкостью, и толстый стакан, который вскоре оказался наполнен.

— Я позвал вас сюда потому, что мне очень интересно ваше предложение. Учитывая некоторые факторы, случившиеся на днях, мне бы хотелось поподробнее рассмотреть ваши условия и услышать детали из ваших уст. Думаю, так будет намного лучше.

Старик откинулся на широкую спинку стула и стал ждать, когда Робер Эрсан начнет говорить. Но офицер молчал, ему было непривычно вести подобные разговоры с такими людьми и на такие темы. Осушив стакан, и слегка прижмурившись, Робер начал говорить.

— Думаю, я готов взять на себя подобные обязательства, конечно, на первых этапах это будет немного проблематично, но со временем все утрясется и я смогу обеспечить беспрепятственное поступление товара к вашим людям в обход закона.

— Очень хорошо… замечательно, но как вы будете договариваться с людьми, которые были подконтрольны Лефевру. Сколько это займет времени?

— С ними все будет в порядке. Я уже обо всем договорился. Правда, придется им заплатить… и мне тоже.

Старик молчал. Его глаза оценивающе скользили по Эрсану, пытаясь понять сколько стоит этот человек, чтобы не дай Бог не переплатить.

— Два процента от месячной реализации…

— Этого мало!

Робер вскочил со стула и начал нервно ходить по кабинету.

— Поймите меня правильно, мсье, я рискую не просто своей карьерой, но и свободой, и даже жизнью. Два процента — это просто плевок в лицо. Я согласен как минимум на восемь, плюс, мое присутствие на месте сделок будет исключено. Все действия я буду проводить дистанционно — так безопасней.

Старик довольно закивал головой. Этот гад подготовился. Решил продать свою грязную душу и выручить за нее максимум. На секунду ему даже стало жаль, что Лефевр был мертв, ведь он не загибал таких требований и работал практически за бесценок, хотя и получал за это определенную информацию.

— Боюсь вы не верно оцениваете ситуацию, мсье Эрсан. Наш бизнес — это не благотворительный фонд, у нас работает много людей, которые так же состоят на государственных должностях, которые так же как и вы бояться за свою свободу и жизнь. И все они работают за два процента. Подумайте сами, если мы начнем давать всем такие суммы, какой толк тогда будет от всей этой работы. Уверен, я смогу дать что-нибудь другое помимо денег, допустим: информацию, которой вы будете вольны самостоятельно распоряжаться, продвижение по службе, награды, почет, уважение. Все это вы сможете получить уже в ближайшем будущем, но за два процента.

Робер нервно кусал пальцы. Его состояние напоминало ожидание маленького ребенка у кабинета зубного врача, которого трясло от одной лишь мысли попасть на кресло к доктору. Но отступать было некуда, и он это понимал, ведь само по себе приглашение на этот разговор уже было своего рода сделкой. Об его собеседнике было известно очень мало, но практически все известные громкие дела приписывали его руке, однако власть и деньги делали свое дело, и любое расследование в его направлении тут же натыкалось на непреодолимые препятствия, которые вынуждали сворачивать расследования. И если об этой встрече станет известно прессе, газетчики просто разорвут его как собаки большой кусок мяса.

— Мне нужно нечто большее, все то, о чем вы говорили, я могу и сам добиться. Карьеру я могу себе обеспечить, а награды, почет и уважение не согреют меня в тюремной камере. Я хочу знать, что если вдруг попаду в тюрягу, то по истечению срока, на свободе меня будет ждать приличный счет в банке. Либо так, либо никак.

Последние слова Робера звучали очень натянуто. Было видно, что дались они ему с большим трудом, но алчность сыграла свою роль. Старик не проронил и слова — он слушал и смотрел на своего собеседника. Ловил каждое его движение, каждое слово, каждую спонтанную реакцию, выдававшую его напряженное и отчаянное положение. Робер торговался, ведь все карты были у хозяина дома и партия была за ним. Ему можно было просто нажать на него и офицер бы тут же сдал свои позиции, но старику было это не интересно — он не любил унижать людей, это было низко для такого человека как он, поэтому он просто повторил все те условия, которые были сказаны раньше.

— Мы не на рынке, мсье Эрсан, и торговаться здесь нет смысла. Уже поздно и мне бы не хотелось растягивать такое пустяковое дело до самого утра. Поэтому ставлю вас перед выбором: либо вы выбираете мои условия, либо мы больше с вами никогда не увидимся.

Этого хватило, чтобы Эрсан сдался. Его руки тряслись, а голова стала мокрой от напряжения.

— Хорошо, пусть будет по-вашему.

В следующую секунду он встал со своего места и направился к выходу. Старик ничего не говорил — победа была за ним, очередная из многих тысяч, которые он одержал за свою жизнь. Люди боялись его и это ставило его выше остальных, он мог управлять всей своей империей не выходя из этого кабинета, сидя на своем кресле. Но теперь все стало совершенно иначе: странное чувство все так же не покидало его, и он снова посмотрел на утренний номер газеты, в ту самую фотографию, где он пытался найти ответ на самый главный вопрос. Ведь впервые за долгие годы, он вновь почувствовал такое забытое ощущение страха за свою жизнь.