Законник Российской Империи. Том 2

Глава 17

Второй принц, Михаил Алексеевич, прибыл лично на инспекцию. Это обстоятельство не просто удивило, оно насторожило.

Когда он проезжал мимо, наши взгляды встретились. Его холодные серые глаза задержались на мне чуть дольше, чем на остальных. В них было что-то большее, чем просто интерес. Словно второй сын императора знал, кто я на самом деле, и этот взгляд был проверкой. Время будто замедлилось, и я ощутил, как его взгляд проникает в самую суть, словно пытаясь увидеть то, что скрыто за маской. Но я не отвел глаз. Принц не мог знать меня, мы ведь ни разу не встречались.

Второй принц продолжил движение, направляясь к основному зданию лагеря. Однако чувство, что этот взгляд был не просто случайным, а осознанным, не покидало меня. Внутри всё зазвенело, словно натянутая струна.

Суматоха в лагере тем временем продолжалась, но теперь она словно стала более приглушенной, сдержанной. Прошло несколько часов. Проверяющие ходили вдоль ангаров и складов, что-то заполняли в журналах, переговаривались шепотом. Солдаты старались не суетиться, но в их движениях чувствовалась напряженность.

Я направился к складу. Мои шаги были уверенными, словно я был здесь обычным солдатом, исполняющим свои обязанности. В целом мы сделали все, что нужно, и нам с Левински не было необходимости задерживаться в лагере, но у меня было пара интересных идей. Вот только не успел я сделать и нескольких шагов, как услышал голос за спиной:

— Вот уж не думал, что сын министра Темникова пойдет в мой тренировочный лагерь. По моей информации, он должен служить в Судебном Бюро, разве нет?

Я замер на месте. Голос был низким, спокойным, но в нем чувствовалась скрытая сила. Не оборачиваясь, я уже знал, кто это. Что ж, кажется, мне даже не придется напрягаться, чтобы воплотить свои идеи в жизнь. Я медленно повернулся.

Михаил Алексеевич был в нескольких шагах от меня. Его фигура, высокая и статная, казалась ещё более внушительной. Он медленно шел ко мне, его взгляд был хищным, словно он загнал очередную добычу.

Я выпрямился, встречая его взгляд с улыбкой.

— Как и я не думал, что моя скромная персона знакома второму принцу, — ответил я с лёгкой усмешкой, — я очень польщен вашим вниманием.

Михаил усмехнулся, его глаза сузились, будто он оценивал мою реакцию. Видимо, ему нравилось, что я не теряюсь в его присутствии. Он сделал ещё несколько шагов ко мне, останавливаясь в опасной близости.

— Да-да, — протянул Романов спокойно, — именно таким мне тебя Андрей и описывал. Я бы разочаровался, если бы было иначе.

Ага, значит, Андрей Алексеевич успел поделиться своими впечатлениями обо мне. Неудивительно. Третий принц, со своей любовью к играм и интригам явно не мог удержаться от того, чтобы рассказать брату о нашем знакомстве. Вот только зачем? Очередная его игра или просто ход в уже начавшемся представлении?

— Что же привело вас сюда, Максим Николаевич? — Михаил Алексеевич говорил спокойно, но в его голосе чувствовались скрытые нотки подозрительности. Он ждал моего ответа.

Я выдохнул, сдерживая улыбку. Ну что ж, если он все знает, то почему бы не раскрыть карты? Тем более я сам об этом подумывал. Я не был тем, кто впадает в панику перед лицом таких людей. Наоборот, такие моменты только подогревали мой интерес и азарт.

— Расследование, — ответил я спокойно, глядя прямо в его глаза. — Я здесь по поручению Судебного Бюро. Мы получили сведения о хищении государственных средств и ресурсов. И, как оказалось, они были не беспочвенными.

Михаил Алексеевич слегка приподнял бровь, но не перебил меня. Я продолжил, чувствуя, как ситуация становится всё напряжённее:

— Мы обнаружили серьёзные махинации с поставками. Часть ресурсов лагеря систематически исчезает. И это не просто случайность. Мы с моим напарником собрали доказательства. Вот, — я протянул руку и активировал магический слепок, который Левински сделал той ночью.

Слепок начал светиться, показывая сцену, которую мы зафиксировали: офицеры в отставке и солдаты, пытающиеся скрыть следы, и ящики, которые они разгружали в заброшенном поместье. Всё было зафиксировано с точностью до мельчайших деталей. Лица, голоса, действия — всё это теперь было неоспоримым доказательством. Тем более, все записывалось, по сути, с глаз записывающего и как пояснил мой напарник, в этом случае даже иллюзии не действуют– артефакт все записывает без все этих «фильтров».

Молодой Романов внимательно смотрел на проекцию. Его лицо оставалось спокойным, но я видел, как в его глазах загорелся огонь ярости. Принц был известен своей жесткостью в военных делах, и сейчас эта жесткость проявлялась в полной мере. Его руки сжались в кулаки, и я заметил, как его плечи напряглись.

— Какого чёрта⁈ — прорычал он, сжав зубы. — В моём лагере⁈ В моём тренировочном лагере, где всё должно быть под моим контролем⁈

Романов резко развернулся к ближайшему офицеру из его личной проверяющей комиссии, и передал ему запись, голос второго принца был полон ярости:

— Арестовать всех, кто был причастен! Немедленно! Вывести всех офицеров, управляющих и солдат, что на этом слепке! Никто не должен уйти! Исполнять!

Офицер побледнел, но мгновенно отдал честь и бросился выполнять приказ. Лагерь тут же наполнился криками и суетой. Солдаты начали собираться, управлять толпой, а офицеры метались, отдавая приказы. За считаные минуты тех, кого мы видели той ночью со стороны лагеря, начали выводить из их укрытий. Один за другим они попадали в руки солдат, которые вели их к главному зданию лагеря.

Управляющий складом, тот самый человек, который пытался скрыть следы махинаций, попытался бежать. Его лицо было бледным, а глаза метались, как у загнанного зверя. Он двигался быстро, пытаясь скрыться в толпе, но мой друг Левински, как всегда, был на шаг впереди.

— Круг Первый: Оковы! — громко произнёс Ярослав, и его руки засветились ярким светом.

В следующий миг вокруг ног управляющего возникли магические цепи, которые с хрустом сомкнулись, не давая ему сделать ни шага. Управляющий рухнул на землю. Солдаты, не растерявшись, тут же подхватили его и повели к остальным.

Михаил Алексеевич наблюдал за всем этим с холодной яростью. Его лицо оставалось бесстрастным. Когда все, кого мы видели той ночью, были схвачены, принц наконец заговорил:

— Остановить проверку, — его голос был твёрдым, почти ледяным. — Я лично просмотрю все документы по складам и проверю каждый отчёт. Кто-то явно пользуется моей добротой, полагая, раз меня все устраивает, то ничего за это не будет.

Его слова повисли в воздухе. Я внимательно следил за его реакцией. Всё это выглядело искренне, но в таких делах нельзя было доверять первому впечатлению. Михаил Алексеевич мог играть роль, мог быть частью этой махинации. Но на удивление, его гнев выглядел настоящим.

— Максим Николаевич, — обратился ко мне Михаил Алексеевич, — следуйте, пожалуйста, за мной. Нам нужно поговорить.

Он развернулся и направился в сторону одного из офицерских кабинетов. Я кивнул Левински, мол, скоро вернусь, и последовал за принцем. Внутри меня всё кипело. Я знал, что это был важный момент. Если второй принц, действительно, не замешан в этих махинациях, то сейчас я узнаю это.

Мы зашли в кабинет, и Михаил Алексеевич жестом указал мне на стул. Я сел, наблюдая за ним. Он присел за стол, его лицо оставалось суровым, но теперь в его глазах читалось разочарование и толика усталости.

— Я подозревал, что в моём лагере завелись крысы, — начал он, сцепив пальцы в замок, — но надеялся справиться с этим сам, да и не верил, если честно, что таковые найдутся. Именно поэтому я отписал всех сотрудников Бюро — надеялся решить проблему, не вовлекая в эти дела посторонних. Но граф Воронцов… весьма настырный.

Я усмехнулся, понимая, что Воронцов, действительно, был тем человеком, который не отступает, даже если ему приказывает сам принц. Думается мне, что он и императору мог бы возразить, если бы имел на это резоны. И на этот раз его упорство дало свои плоды.

— На этот раз я не стану злиться на действия графа, — продолжил Михаил Алексеевич, его голос стал чуть мягче. — По большей части потому, что дело раскрыли именно вы. И за это я вам благодарен. Как и за то, что решили сразу все предоставить мне, а не обратились к своему руководству.

Я кивнул, принимая его слова. Он говорил искренне, но я чувствовал, что это ещё не всё. В такие моменты всегда нужно проверять каждую деталь.

— Разве Державин и другие отставные офицеры не поддерживают вас? — спросил я, решив не тянуть время. — Почему же они решили так опорочить вашу честь?

Михаил Алексеевич чуть прищурился, его лицо стало напряжённым.

— На деле они как раз таки и отставные, — ответил он холодно. — Потому что выступали активно против меня. Они не входят в мою фракцию уже некоторое время. Всё время эти люди пытались дискредитировать меня перед императором и другими союзниками. Но я не думал, что они зайдут так далеко, что даже после отставки будут пытаться продолжать давить свою линию и пользоваться старыми связями. Мне не хотелось верить, что заслуженные офицеры могут так поступать.

Я нахмурился. Всё это было странно.

— Извините за мою прямоту… Я просто покопался в этом деле еще до того как меня отправили сюда и… тогда почему они делали отчисления в благотворительные фонды от вашего имени? — спросил я, решив идти до конца. Раз уж у нас начался такой откровенный разговор. Похоже, тут играло роль, что я сын министра финансов, который довольно близок к императору и всегда поддерживает его — вряд ли с другим представителем Бюро второй принц стал бы разговаривать в таком ключе. Мы, по сути, союзники уже из-за действий наших отцов. — Я видел это, когда смотрел их дела в Бюро.

Михаил Алексеевич поднял на меня глаза, и я увидел в них искреннее удивление.

— Что? — его голос стал чуть тише, но в нём чувствовалась скрытая ярость. — Какие еще отчисления? Я не знал об этом, — задумчиво проговорил принц. — Видимо, кто-то пытается создать иллюзию, что они действуют по моей указке, чтобы потом подорвать мой авторитет. Вот ведь подлецы!

Романов сжал кулаки, его лицо исказилось от гнева.

— Это меня безумно злит. Но я прошу вас и Бюро не лезть в это. Я сам постараюсь с этим разобраться. Это важно для меня. Я собираюсь показать отцу, что веду дела лучше, чем наследный принц.

Я понимал его амбиции и ту толику доверия, что он мне показывал. Михаил Алексеевич хотел доказать, что он не просто военный, а человек, который может управлять и контролировать свои территории и своих людей. Это было для него делом чести. Если он не может управлять лагерем, то каким образом сможет управлять империей?

— Я выполнил свое задание, — сказал я, кивая ему, — а в остальном — это ваше дело, Михаил Алексеевич. И да, вы же понимаете, что всех причастных мы заберем в Бюро? Это наша работа

— Я не против. Даже дам вам сопровождение. А касательно остального, если мне нужна будет помощь, я обязательно обращусь к вам по этому делу, — молодой мужчина кивнул, его лицо стало чуть мягче, но гнев ещё не утих.

— Кстати, — добавил я, будто ненароком, но на всякий случай. — Вы случаем не питаете любви к китайскому искусству?

Он посмотрел на меня с лёгкой усмешкой, но ответил спокойно:

— Занятный вопрос, конечно. Нет. Мне по нраву русское искусство. Я патриот своей страны и в этом никто не может сомневаться! Даже если это касается вопросов искусства.

Я кивнул, мысленно окончательно убеждаясь в том, что за контрабандой стоит не второй принц, а кто-то другой. Слишком уж явные реакции он выдавал во время нашего разговора — в этом не было ни капли фальши и тут даже без магии было понятно, что в своем гневе принц весьма искренен. Но, как и обещал, в это дело я лезть не буду, по крайней мере, пока что.

— Вы сказали, что не станете злиться, потому что это дело расследовал я. А что во мне такого особенного? — мой тон был лёгким, почти небрежным, как будто я задавал вопрос ради любопытства, но на самом деле я хотел увидеть его реакцию.

Михаил Алексеевич на мгновение замер, а затем его лицо слегка изменилось, будто он не ожидал этого вопроса. Он посмотрел на меня с интересом, но в его взгляде не было ни следа раздражения. Скорее, наоборот, он выглядел… смущённым? Лучший вояка и отличный стратег — смущён? Удивительно.

— Знаете, — начал он медленно, — я заинтересовался вами после того, как прочёл ваше стихотворение «И скучно и грустно», что вы представили на поэтической дуэли. Даже жаль, что я не услышал его вживую и оно дошло до меня поздновато, но, тем не менее глубоко тронуло меня.

Я приподнял бровь, не скрывая своего удивления. Стихотворение? Второй принц, известный своей жесткостью и стратегическим мышлением, вдруг оказался поклонником поэзии? Я что, зря думал, что это из-за того, что я Темников?

— Признаться, — продолжил Михаил Алексеевич, не замечая моего удивления, — я не ожидал, что такие сложные и глубокие мысли могут родиться у человека нашего возраста, к тому же который в первую очередь известен как сотрудник Судебного Бюро. Но ваше стихотворение… Оно было… — он на мгновение замолчал, подбирая слова, — революцией среди жанра элегия.

Элегия? Я чуть не рассмеялся, но сдержался. Не потому что мне было смешно, а потому что я не ожидал от него такого глубокого понимания поэзии.

— Тема одиночества, — продолжал Романов, уже не скрывая своего энтузиазма, — она пронизывает всё стихотворение. Это не просто грусть или тоска. Это метафизическое одиночество, которое охватывает не только человека, но и мир вокруг него. Метафоры, которые вы использовали… они невероятно сложные и глубокие. Я давно не читал ничего подобного.

Он вздохнул и, смущённо улыбнувшись, достал из кармана небольшой кожаный блокнот.

— Я… — он замялся, явно не привыкший к подобным просьбам, — я записал ваше стихотворение, когда впервые его прочёл. Вы не могли бы… расписаться?

Он развернул блокнот и протянул его мне. На странице были аккуратно выведены строки «И скучно и грустно», и я на мгновение замер, не зная, что сказать. Даже не ожидаешь такого выверенного и элегантного почерка от военного стратега, коим был второй принц.

— Да, конечно, — ответил я, взяв в руку перо, которое он мне протянул. — Не знал, что лучший стратег Империи так увлечён поэзией.

Михаил Алексеевич усмехнулся, его глаза блеснули довольством.

— Честно говоря, — признался он, — поэзия скрашивает мне жизнь. В долгих поездках, когда есть время подумать, почитать… она помогает мне не потеряться в этом мире. Вы ведь знаете, как это бывает. Окружают люди, а ты всё равно одинок.

— Нет хуже одиночества, чем одиночество в толпе, — хмыкнул я, цитируя классика из своего мира.

Подпись я свою, конечно же, оставил, и на мгновение задумался. Когда я вернул блокнот, мужчина взглянул на мою подпись и едва заметно улыбнулся, как будто это был для него важный момент.

— Я очень жду новых стихотворений от вас, — сказал он искренне. — Думаю, вам есть о чем сказать.

— Не могу обещать. Муза, она ведь непостоянная и очень вредная особа. Но скажу однозначно, если что-то и выйдет из-под моего пера, вы узнаете об этом в первую очередь.

Михаил Алексеевич некоторое время молча смотрел на меня, но потом внезапно рассмеялся, его смех был неожиданно тёплым и искренним.

— Вы меня очень радуете, Максим Николаевич, — сказал он, слегка откинувшись на спинку кресла. — Все же было приятно увидеть вас воочию. Я обязательно это запомню. — Кстати, — добавил Михаил Алексеевич, уже возвращаясь к деловому тону, — скоро состоится зимний бал в Зимнем Дворце. Там соберутся почти вся аристократия Империи. Я надеюсь, что вы представите там что-то новое из ваших стихотворений. Думаю, вы уже получили приглашение?

Я поднял бровь, однако второй принц, кажется, распознал это как-то по-своему.

— Огромное упущение. Я вышлю вам официальное приглашение, — сказал он, поднимаясь из-за стола.

Я тоже поднялся, чувствуя, что наш разговор подходит к концу. Но прежде чем уйти, я вспомнил одну важную деталь. Я уже был у двери, когда остановился и обернулся.

— Ах да, — сказал я, словно только что вспомнил, — совсем вылетело из головы. В расследовании нам помогал некий Волынский, что служит здесь. Он внёс неоценимый вклад. Было бы очень здорово, если бы его как-то отблагодарили. Все же не только Бюро, но и солдат из лагеря поучаствовал в восстановлении справедливости. А значит, вы воспитываете отличных людей.

— Волынский, говорите? Хорошо. Честные люди в моём лагере нужны. Я озабочусь этим вопросом, — кивнул принц.

На этом я откланялся и, не теряя времени, вышел из кабинета. На улице уже начинало темнеть, и лагерь выглядел совсем иначе, чем днём. Суета поутихла, солдаты занимались своими обычными делами, а вокруг царила привычная армейская рутина. Я огляделся, и вскоре увидел Левински, который, как всегда, ждал меня с типичной для него ухмылкой.

— Ну? — спросил он, увидев меня. — Всё прошло гладко?

— Гладко? Не то слово, — ответил я, глядя на него. — Мы поедем обратно под охраной людей второго принца.

Левински вскинул брови, его глаза расширились от удивления.

— Под охраной? — переспросил он. — Когда ты успел подружиться со вторым принцем?

Я пожал плечами, загадочно улыбаясь.

Он пристально посмотрел на меня, явно пытаясь понять, о чем я умалчиваю, но я не собирался раскрывать все карты. Пусть это останется моей маленькой тайной.

Мы направились к выходу из лагеря, где нас уже ждали солдаты, готовые сопроводить нас до столицы, а также преступники, пойманные с поличным. Я чувствовал, что этот день был не просто успешным, но и открыл для меня новые возможности. Михаил Алексеевич, несмотря на свою холодность и жесткость, оказался человеком, который способен разглядеть в других нечто большее. И это было интересно. К тому же, он не был связан ни с контрабандой, ни с продажей государственных ресурсов. Видимо, во дворце тоже плетутся интриги друг против друга, и играют они явно на другом уровне.

Мы с Левински погрузились в карету, и я, откинувшись на спинку, позволил себе немного расслабиться. Думать о проблемах буду по мере их поступления.