Законник Российской Империи. Том 2

Глава 18

После возвращения из тренировочного лагеря второго принца я наконец получил небольшую передышку, которая мне точно была необходима. События, которые разворачивались с бешеной скоростью, дали мне шанс остановиться и перевести дух. Пару дней я наслаждался спокойствием, которое так редко выпадало на мою долю в последние месяцы. События в лагере остались позади, а впереди маячило нечто большее, чем просто интриги — но пока я мог позволить себе забыть об этом.

Мила, к моему удовольствию, всё же согласилась стать управляющей в ателье. На удивление, девушки, что остались там работать, приняли её тепло (скорее, как раз таки сказалось, что управляющей будет девушка из рода их нового владельца, а не какой-нибудь мужчина), и дело начало набирать обороты. Первые заказы уже готовились к отправке, и Мила, как всегда, вела всё с безупречной точностью. Она всегда была исполнительной и преданной своему делу.

Александр тоже показал себя на высоте — его экономические схемы и идеи уже начали приносить плоды. Он уверенно управлял финансами, и хотя это был всего лишь начальный этап, я видел, что брат, действительно, нашёл своё призвание. Даже не думал, что после не самого лучшего знакомства у нас сложатся именно такие отношения. Я вроде как получил союзника в его лице, а сам младший брат, похоже, нашел именно то дело, ради которого он хотел стараться. Тем более его зарплата зависела от успехов самого предприятия и, похоже, для моего брата деньги были лучшим показателем его успехов.

А я? Я наконец смог расслабиться.

На улице уже смеркалось, и в воздухе витал запах поздней осени. Я сидел у себя в комнате, наслаждаясь тишиной и редким чувством покоя, которое наступает, когда все дела завершены, а впереди — лишь тёплый вечер. Взгляд скользнул по столу, и я вспомнил о своей книжечке для стихов.

Эта маленькая тетрадь, которую я завёл вскоре после поэтической дуэли, была для меня своеобразным якорем, который связывал меня с прошлым. Мне нравилось записывать стихи, которые я помнил из своей прошлой жизни. Особенно вечером, когда вокруг царила тишина, а мысли стекались в спокойное русло. Это помогало мне сохранять ясность ума, да и в целом, мне хотелось потом сравнить, как много в этом мире нет того, что есть в моем. Как минимум среди поэтов и писателей.

Сами стихи раньше я использовал для тренировки памяти, а потом неожиданно для себя увлекся этим направлением, пусть сам никогда не пробовал писать свое.

Я потянулся к полке, где обычно лежала книжка. Рука нащупала пустоту.

— Хм, — пробормотал я, осматривая стол. — Странно. Не помню, чтобы я клал ее куда-то в другое место.

Я быстро обшарил всю комнату. Полки, шкаф — ничего. Даже под кроватью глянул, хотя это было, скорее, жестом отчаяния, чем реальной возможностью найти её там. Но книжечки нигде не было.

— Пропала, — я нахмурился, чувствуя, как лёгкая тревога закрадывается в мысли. Это было необычно. Я всегда оставлял её на одном и том же месте.

Выйдя из комнаты, я почти столкнулся с Настей, которая как раз шла по коридору. Она была единственной, кто мог зайти в мою комнату, когда меня не было дома. Еще могла Мила, но она с недавних пор чаще в швейном доме, чем тут.

— Настя, ты, случайно, не видела мою записную книжку? — спросил я, стараясь говорить спокойно, но в голосе всё же сквозило лёгкое раздражение.

Она замерла на месте, и её лицо мгновенно покраснело. Так… что-то мне это не нравится.

— Я… эм… — начала она, нервно теребя подол платья. — Максим, прости меня, пожалуйста! Я хотела сделать для тебя кое-какой сюрприз, но немного замоталась и…

— Прости за что? — я прищурился, начиная подозревать, что дело тут не в простой пропаже.

Настя опустила глаза, и я увидел, как её щеки заливаются ещё более ярким румянцем. Она явно нервничала, и это заставило меня насторожиться ещё больше.

— Ну, понимаешь… — начала сестра, замявшись. — Это случилось ещё до того, как ты отправился в командировку. Я случайно нашла твою книжечку…

— Нашла? — переспросил я, начиная догадываться, что за этим последует.

Настя кивнула, не поднимая глаз.

— Да, и… там такие замечательные стихи, Максим, ты невероятный талант! Я хотела сделать тебе сюрприз, — она наконец подняла на меня виноватый взгляд. — Я договорилась с подругой, её отец работает в издательстве. И… ну, сборник твоих стихов уже в печати.

В этот момент я едва не схватился за голову.

— Ты что наделала! — тихо проговорил я, чувствуя, как внутри поднимается волна беспокойства. Я не знал, смеяться или плакать. — Настя, ты хоть понимаешь, что ты сделала?

Её лицо стало ещё более виноватым, если это было вообще возможно. Она нервно переступила с ноги на ногу, не зная, куда девать свои руки.

— Я хотела сделать сюрприз, — пробормотала сестра, опустив голову. — Я думала, что тебе понравится, когда ты увидишь, как все читают тебя! Тут совсем нечего стесняться…

Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Конечно, она не могла знать, что одна из тех «моих» поэм — это стихотворение Лермонтова. Меня и так немного грызла совесть, что я выдал его творчество за своё на дуэли, но больше на этом выезжать я не хотел. А теперь…

— Где это издательство? — резко спросил я, уже накидывая на себя пальто и направляясь к выходу.

Настя явно поняла, что дело серьёзное, и быстро зашагала следом за мной.

— Это «Печатный Дом» на Невском проспекте.

— Отлично, — пробормотал я, хватая плащ с вешалки. — Пойду разбираться.

— Максим, подожди! — Настя побежала следом, но я уже был на пути к дверям.

— Никаких «подожди», — отрезал я, резко открывая дверь. — Мне нужно остановить это до того, как оно распространится.

Я вышел на улицу в темпе, который едва не перешел на бег. Настя, не отставая, бежала за мной, пытаясь что-то сказать, но я был сосредоточен на другом. В голове крутилась одна мысль: если я не остановлю печать, то совесть меня загрызет с потрохами.

«Печатный Дом» на Невском проспекте был внушительным зданием с высоким фасадом и массивными дубовыми дверями. Я влетел туда, как буря, не обращая внимания на удивленные взгляды работников. К моему счастью, здание ещё не закрылось, хотя дело шло к позднему вечеру.

За стойкой сидел мужчина средних лет в строгом костюме, с пышными усами и небольшими очками на носу. Он поднял голову, когда я подошёл, и окинул меня оценивающим взглядом.

— Чем могу помочь? — его голос был ровным, но в нём чувствовалось некоторое недоумение от моего внезапного появления.

— Мне нужно поговорить с редактором, который отвечает за поэтические сборники, — сказал я, стараясь говорить как можно более спокойно, но голос всё равно выдавал моё волнение.

— А кто, собственно…

Ай! У меня нет на это времени. Я стиснул зубы и вытащил свою бирку Судебного Бюро. Это ускорит процесс, пусть это и неправильно, но плевать.

Мужчина приподнял бровь, но ничего не сказал. Он встал и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы прошли по длинному коридору, стены которого были увешаны портретами известных писателей и поэтов этого мира. Но ни одного из них я не знал, да и не то, чтобы обращал внимание. Сейчас я думал только о том, как остановить этот кошмар.

Когда мы вошли в кабинет редактора, я увидел за столом мужчину в очках, который что-то внимательно читал. Он поднял голову, услышав, как открылась дверь.

— Чем обязан? — его голос был спокоен, но в нём ощущалась лёгкая нотка раздражения оттого, что его прервали.

— Моё имя Максим Николаевич Темников, — я сделал шаг вперёд, сразу переходя к делу. — Вы недавно получили на печать сборник стихов под моим именем. Я требую немедленно остановить печать и распространение.

Редактор приподнял бровь, явно удивленный таким заявлением.

— Темников, говорите? — он перелистнул несколько страниц на своём столе, а затем кивнул. — Да, действительно, ваш сборник уже в печати. Но… боюсь, вы пришли слишком поздно.

— В каком плане поздно? — так и не дождавшись приглашения, я сел напротив него.

— Печать началась полторы недели назад, — спокойно продолжил мужчина, не обращая внимания на моё возмущение. — Большая часть тиража уже напечатана и отправлена в магазины. Продажи просто прекрасные, это первый за всю историю «Печатного Дома» случай, когда тираж раскупили за одни сутки. Мы, конечно, можем остановить дальнейшую печать, но те экземпляры, что уже ушли в продажу, вернуть не получится. И боюсь, с учетом предзаказов, нас просто не поймут.

Я сжал зубы, едва сдерживая ярость. Чёрт возьми, как же так вышло? Я понимал, что в мире, где печатные машины работают на полную мощность, за полторы недели можно напечатать тысячи копий.

— Хорошо, — выдохнул я, успокаиваясь и беря свои эмоции под контроль. — Остановите дальнейшую печать. Я оплачу те экземпляры, что ещё не были распространены.

Редактор кивнул, явно удовлетворённый тем, как я взял ситуацию под контроль.

— Это будет стоить вам довольно дорого, — заметил он, кивая на листок бумаги на котором он быстро написал несколько цифр.

От указанной суммы я едва не свистнул. Да уж, это действительно было дорого. Но выбора не было. Я заплатил, подписал все необходимые бумаги, и через несколько минут мне вручили пять десятков экземпляров сборника, который не успели распространить.

— Спасибо, — сказал я, забирая книги и направляясь к выходу.

Но не успел я сделать и пары шагов, как дверь снова распахнулась, и в помещение влетела Настя. Её лицо было раскрасневшимся, волосы слегка растрёпаны — видно, что она бежала сюда, не останавливаясь.

— Максим! — воскликнула она, подбегая ко мне. — Прости меня! Я… я не хотела, чтобы всё так вышло. Я думала, что тебе понравится…

Я посмотрел на неё, чувствуя, как остатки напряжения начинают уходить. Да, она наделала глупостей, но ведь она, действительно, хотела как лучше. А то, что я разозлился, больше мои заморочки, а не ее вина.

— Ничего страшного, — сказал я, пытаясь переключиться на более спокойный тон. — Я уже всё уладил. Остановил печать, выкупил оставшиеся экземпляры.

Настя опустила глаза, её лицо по-прежнему выражало вину.

— Я, правда, хотела сделать тебе подарок, — пробормотала она, нервно теребя рукав платья. — Я не думала…

Я вздохнул, потом положил ей руку на плечо, другой рукой удерживая стопку книжек.

— В следующий раз, Настенька, пожалуйста, спрашивай меня, прежде чем делать такие сюрпризы, — сказал я с лёгкой улыбкой. — Но ничего страшного. Вряд ли эти книги сильно распространятся. Стандартный тираж всего двести книг. В столице их даже и не заметят…

Она кивнула, но всё ещё выглядела виноватой. Я понимал её чувства, но сейчас было важно просто закончить этот день.

Когда мы вернулись домой, я положил оставшиеся книги на стол в своей комнате. Сестра всё ещё извинялась, но я не мог сердиться на неё. В конце концов, её намерения были чисты, и она в самом деле хотела сделать что-то хорошее.

Я взял один из экземпляров в руки и внимательно осмотрел его. Обложка была красивой — тёмно-синий бархат с золотым тиснением. На обложке была моя фамилия: Темников. А чуть ниже и помельче — инициалы.

Я открыл книгу. Страницы были напечатаны аккуратным шрифтом, а внизу каждой страницы стояла подпись: «Печатный Дом на Невском. Санкт-Петербург».

На мгновение я задумался, глядя на эту подпись. И почему раньше я на это никогда не обращал внимания?

Если Петра Первого нет в этом мире, то почему город все равно называется Санкт-Петербургом?

Зима в Санкт-Петербурге всегда наступала внезапно. Казалось, что только вчера туманная осень окутывала улицы города, а сегодня снежные хлопья уже мягко оседали на крыши дворцов и мостовые. Белизна покрывала всё вокруг — от берегов Невы до куполов набережных, и город, словно в сказке, замирал в этом первозданном, почти магическом спокойствии. Но за этой иллюзорной тишиной скрывалась бурлящая жизнь Империи, где каждое движение, каждое слово имело значение.

Император Алексей Сергеевич сидел на террасе Зимнего дворца, наблюдая, как снег мягко кружится в воздухе, словно в танце под невидимую музыку. Его взгляд скользил по замёрзшей глади Невы, вдоль которой тянулись покрытые инеем деревья и заснеженные улицы. Большой меховой плащ, наброшенный на плечи, защищал его от холодного ветра, но лицо оставалось открытым зимнему воздуху, который приносил с собой запах свежести и льда. Дыхание его было ровным, неторопливым — словно само время замедлилось в присутствии величественного правителя.

На коленях у императора лежала маленькая книжечка — сборник стихов, напечатанный в «Печатном Доме» Санкт-Петербурга. Он переворачивал страницы с той же неспешной грацией, с какой смотрел на мир. Его глаза пробегали по строкам, и на губах время от времени появлялась едва заметная улыбка. В этих стихах было что-то знакомое, что-то, что отзывалось в глубинах души.

Он остановился на одном из стихотворений и прочитал его про себя, снова и снова ощущая, как слова, выведенные чётким шрифтом, словно проникают в самую суть его сознания:

— Странное чувство, — прошептал император себе под нос, едва заметно покачав головой. — Как будто кто-то заглянул мне в душу.

Он отложил книжечку в сторону, не переставая думать о том, что за человек мог написать такие строки. Что было в его мыслях и что он пережил, чтобы говорить о столь значимых вещах так метафорично.

Размышления прервал лёгкий шорох шагов позади. Император не обернулся, но услышал, как кто-то приблизился и почтительно поклонился.

— Ваше Величество, — раздался тихий голос слуги. — По вашему указанию прибыл Николай Владимирович Темников.

Император, не спеша, кивнул, давая понять, что услышал. Он любил встречать Николая Владимировича — одного из немногих людей, с которыми можно было говорить открыто, без официозного налёта и дипломатической игры.

— Пусть войдёт, — коротко сказал император, приподнимая руку в знак разрешения.

Слуга молча отступил, и через мгновение на террасе появился Николай Владимирович Темников. Высокий, стройный мужчина с темными волосами, уже немного тронутыми сединой, он выглядел так, словно только что сошёл с иллюстрации какого-нибудь учебника по этикету. Его шаги были уверенными, а взгляд — сосредоточенным.

Он остановился в нескольких шагах от императора и, как и полагалось, склонил голову в почтении.

— Ваше Величество, — произнёс Николай Владимирович, его голос был глубоким, но спокойным.

Император лишь слегка кивнул в ответ, давая понять, что церемоний можно не придерживаться.

— Садись, Николай, — сказал Алексей Сергеевич, указывая на кресло рядом с собой.

Николай Владимирович кивнул, и сел напротив императора. Атмосфера действительно была располагающей к более дружескому разговору, несмотря на то, что их окружали величественные стены Зимнего дворца.

— Как дела на службе Империи? — спросил император, не отрывая взгляда от заснеженной Невы.

— В целом, стабильно, Ваше Величество, — ответил Николай Владимирович, чуть кивнув. — Но есть несколько вопросов, которые требуют вашего внимания.

— А как же иначе, — усмехнулся Алексей Сергеевич. — Вопросов всегда хватает. Что же на повестке дня?

Николай Владимирович на мгновение задумался, а затем заговорил:

— В первую очередь, это финансирование внешней разведки. Служба требует увеличения ассигнований. Последние отчёты показывают, что их деятельность приносит результаты, но…

— Но они хотят больше денег, — закончил за него император, усмехнувшись. — Внешняя разведка сейчас важна как никогда. Учитывая, что в Европе снова пошли слухи о грядущих переменах, нам нужно держать ухо востро.

— Именно так, Ваше Величество, — кивнул Темников. — Я подготовлю новый финансовый план на следующий год с учётом их запросов.

— А что ты думаешь, насчет визита поляков? — спросил он, меняя тему.

— Ваше Величество, после долгих переговоров Царство Польское наконец согласилось на наши условия по военному сотрудничеству. Через несколько недель состоится подписание соглашения. Я считаю, что это очень хорошая новость.

— Это, действительно, хорошая новость, — подтвердил император, чуть прищурившись. — Я знаю, что среди чиновников много тех, кто не очень одобряет это соглашение.

Николай Владимирович слегка кивнул, подтверждая слова императора.

— Да, Ваше Величество. Есть те, кто считает, что это соглашение усилит влияние Польши на наши западные границы. Они боятся, что это приведёт к зависимости от союзника.

Алексей Сергеевич только усмехнулся, его глаза блеснули с лёгкой насмешкой.

— Боятся, значит, — протянул он, откинувшись на спинку кресла. — Пусть боятся. В открытую никто не решается сказать, а это значит, что их страхи не так уж сильны. Что ж, пусть обсуждают это за спиной. Но я считаю, что для Империи это соглашение принесёт пользу. Поляки — наши давние партнёры. Тем более, сейчас у них не все спокойно внутри государства.

Николай Владимирович кивнул, соглашаясь с выводами императора. Он знал, что Алексей Сергеевич был человеком, который всегда видел перспективы дальше, чем большинство его подданных.

На мгновение повисла тишина. Император снова взглянул на снежную гладь Невы.

— Кстати, к зимнему балу прибудет мой старший сын, — внезапно сказал император, слегка улыбнувшись. — Пётр наконец возвращается из своей поездки.

— Это замечательная новость, Ваше Величество, — ответил Темников, хотя в его голосе читалась лёгкая настороженность.

Наследный принц Пётр Алексеевич был человеком, которого уважали многие, но его безрассудные поступки и склонность к развлечениям заставляли некоторых чиновников чувствовать себя неуютно в его присутствии.

— Да, — кивнул император, будто уловивший скрытые мысли своего министра. — Уверен, что его присутствие на балу добавит ему немного ответственности. В конце концов, наследнику престола нужно иногда показываться в обществе.

Николай Владимирович чуть кивнул, соглашаясь с мнением императора. Но прежде, чем он успел что-то сказать, Алексей Сергеевич снова заговорил:

— А что насчёт твоего сына? Он будет на балу?

Николай Владимирович явно удивился такому вопросу.

— Вы интересуетесь Максимом, Ваше Величество? — спросил он, не скрывая лёгкого удивления.

Император усмехнулся, его глаза блеснули весёлым огоньком.

— Да, я бы с удовольствием взглянул на того, кто помог моему сыну выиграть польского гроссмейстера, — сказал он, с улыбкой глядя на своего министра. — И кто написал такие дивные стихи. Вот, Николай Владимирович, ты только взгляни!

Император поднял с колен книжечку и протянул её министру. Николай Владимирович взял её в руки на той же странице, где несколько минут назад остановился император. Его глаза пробежали по строкам:

Белеет парус одинокий

В тумане моря голубом,

Что ищет он в стране далёкой?

Что кинул он в краю родном?..

Николай Владимирович слегка нахмурился, читая стихотворение.

— Это же надо так точно описать грусть по родному месту, — задумчиво произнёс император, глядя на министра. — Но при этом в этих строках чувствуется какая-то неуемная тяга к свершениям. Как будто это — не просто символ одиночества, но и символ стремления. Возможно нам, наконец, удастся обскакать поляков с англичанами на литературном поприще. Что думаешь?

Николай Владимирович осторожно захлопнул книжку и вернул её императору.

— Да, Ваше Величество, — ответил он, кивнув. — Это, действительно, глубокие строки. Максим обязательно будет на балу. Я прослежу за этим.

Император одобрительно кивнул и, убрав книжечку в карман своего плаща, снова повернулся к заснеженной Неве, будто погружаясь в свои мысли.