Замок горного короля

14

Когда солнце начало заплывать за горизонт, игры завершились пышным финалом. Моранден выиграл свою корону, старшую сестру короны Вадина, как он это делал на каждом праздновании Вершины Лета с тех пор как получил титул рыцаря. По обычаю оба победителя встретились на поле в военном танце, скрестив мечи и выровняв шаг своих коней; бок о бок подъехали они к трону, поклонились и пожали друг другу руки в знак дружбы братьев-воинов. Моранден был неуступчив, и танец его был достаточно быстр, так что Вадину пришлось напрячь всю свою силу, да и рукопожатие принца было болезненно крепким. Но таков обычай: как бы дружески ни был настроен Старший Победитель, он сам не забывал и другому не позволял забыть, что однажды им придется сражаться за его титул.

— Ты хорошо бился, — сказал Моранден, по-видимому искренне, и улыбнулся своей знаменитой улыбкой. — Как насчет этого последнего удара? Не научишь меня ему? Если только, — его улыбка стала еще шире, — ты не собираешься использовать его на мне во время следующего празднования Вершины Лета.

— Ни на следующий год, — ответил Вадин, — ни даже через добрый десяток лет, мой господин. Мне понадобилось бы больше, нежели просто прием и удача, чтобы победить лучшего бойца Янона.

Брови Морандена взлетели вверх.

— Не следует быть так в этом уверенным. Коню чуть-чуть недоставало обученности, а наезднику — умения; у тебя же оказалось достаточно сметливости, чтобы заметить это. Редкий дар. — Он снова пожал Вадину руку. — В замок едем вместе. В такой компании не стыдно.

Вадину стыдиться было тоже нечего, но он чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог наслаждаться обрушившимся на него обожанием. Его глаза были устремлены на Мирейна, который ехал как раз перед ним, рядом с королем. Младший принц снова получал свою долю славы и несся в ее ореоле словно на крыльях. По крайней мере в этот момент люди его безусловно любили, и даже страх перед Бешеным был бессилен удержать их в стороне. Они тянулись к Мирейну, замедляя его продвижение, сражаясь за прикосновение его руки или малейшую улыбку.

Королевские стражники подались было вперед, готовые оружием защищать принца. Король взглядом остановил их. «Видите, — говорил этот взгляд, Мирейну не могут причинить вреда. Не здесь и не сейчас. Весь Янон готов ему поклоняться».

Большой зал был открыт длинным летним сумеркам, сверкая огнями факелов. В нем набилось столько жителей Янона, сколько он мог вместить. Те, кому не удалось втиснуться в зал, толпились во дворе рядом и в соседних дворах, ибо даже наименее знатные из пришедших благодаря щедрости короля пировали, как лорды.

Мирейн сидел на возвышении под окаймленным золотом балдахином из белого шелка. Его пиршественное одеяние поражало своей простотой — совершенно белое, украшенное жреческим ожерельем, голова была непокрыта, волосы заплетены в одну косу, на лбу, груди и руках украшения отсутствовали. И все-таки от него исходило сияние, столь же ослепительное, как от любого убранного в золото принца Янона.

Моранден занял место Старшего Победителя за столом внизу по правую руку от короля и окружил себя разукрашенными князьками. Сам он был одет в черное и ярко-алое, с похожим на каплю крови рубином между бровей. Его компаньоны обращали на Мирейна мало внимания, пили больше, чем ели, и веселились все громче по мере того как угасал свет на небе. Даже танцоры и музыканты не заставили их замолчать. Немного поутихли они только во время церемонии посвящения Патхана в рыцари, Имин же и певцы пели хвалу богу, с трудом пробиваясь сквозь шум голосов. Хотя Моранден предавался разгулу наравне с другими, даже со своего почетного места слева от короля Вадин видел, что чашу принца наполняют редко и что он незаметно, искоса следит за Мирейном упорным непроницаемым взглядом.

Однако Мирейн был далек от того, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме собственного восторженного настроения. Он молод, он любим, он будет королем. Его настроение не оставляло места ни для ненависти, ни для страха и уж тем более для простой осторожности. А Вадин, оказавшись в западне у собственных ликующих поклонников, не мог подобраться достаточно близко, чтобы вбить в него немного здравого смысла.

Вперед вышел очень молодой певец, совсем дитя, с голосом, подобным флейте, который запел о рождении Мирейна на восходе солнца в разгар великого ритуала бога. Князьки приостановились в своем разгуле, помимо воли захваченные чистотой этого голоса. Лишь один из них, лишенный слуха от рождения или от выпивки, протянул:

— Солнцерожденный, как же! Предсказанный, вот уж честное слово. И кто только сочиняет такие басни!

Слова прозвучали отчетливо, громко и не в ладе пением. Вадин напрягся, уже готовый вскочить, и медленно осел. Он мог только все усложнить.

Мирейн шевельнулся. Его взгляд, который только что сиял, теряясь в созерцании чудес, медленно сосредоточился. И все же принц был еще наполовину в своих мечтаниях.

— Кто знает, что произошло на самом деле? — проворчал другой молодой лорд. — Он является сюда, рассказывает красивую сказочку и получает все: трон, замок и королевство. Хорошая работа, скажу я вам, и чертовски быстрая.

Певец не сбился, но испуганно взглянул на Имин. Она не шевельнулась, возможно, просто не могла. Мирейн внезапно очнулся. Король схватил его за руку своей тонкой и твердой как сталь, но все-таки заметно дрожащей рукой. Принц не удостоил его даже взглядом.

— Стража, — произнес он мягко и четко, — уберите этих людей.

Третий лордик взметнулся, отшвыривая свой кубок.

— Да! Уберите их, говорит он, прежде чем они откроют слишком много правды.

Он обращался к залу, но не сводил глаз с Морандена. Старший принц сидел спокойно и даже пальцем не шевельнул, когда стражники схватили его последователей, хотя те тянулись к нему и выкрикивали его имя. Он смотрел на Мирейна.

Песня закончилась, но никто не обратил на это внимания. Певец убежал прятаться за юбки Имин, слишком испуганный, чтобы плакать.

Третий буян боролся с захватившими его стражниками, выкрикивая:

— Лжец! Он лжет! Никакой он не сын бога. Его мать легла с князем Хан-Гилена. Верховная жрица храма предала бы ее за это смерти, поэтому ее любовник изгнал жрицу и посадил чужеземку на ее место. Однако жрица осуществила справедливую месть. Она собственной рукой убила лгунью. Я знаю это. Мой родственник был там; он видел, он слышал. Это никакой не сын Аварьяна. Вы поклоняетесь лжи.

Стражник поднял кулак, намереваясь ударом заставить бунтовщика замолчать.

— Нет, — произнес Мирейн. Его глаза были широко раскрыты и сильно блестели. — Пусть скажет все, что его подучили сказать.

На миг молодой человек смутился. Даже его товарищи притихли, не отрывая от него взгляда. Он набрал в легкие воздух.

— Никто меня не подучил, — крикнул он снова. — Это авантюрист, неизвестно чей сын, присланный с юга, чтобы захватить королевство. Когда он его получит, князь Хан-Гилена потребует и его, и королевство.

Мирейн искренне рассмеялся, позабавленный этими словами.

— Вот тут, господин, ты себя и выдал. На что бы князю Орсану могло понадобиться королевство, столь удаленное и столь варварское, да еще такое изолированное, как Янон? Он уже правит самым богатым из Ста Царств.

— Никакое царство не может быть слишком богатым, — крикнул придворный. Скажи сейчас правду, бастард. Твоя мать лгала, чтобы спасти своего любовника и себя. Но ты ее предал. Она умерла за то, что носила тебя. Ты причина ее смерти.

Мирейн вскочил на ноги. Лордик снова нанес удар, глубокий удар.

— Ты проклятый убийца собственной матери, разрушающий все, к чему прикасаешься. «Иди в Я нон, — умоляли тебя в Хан-Гилене. — Иди, забирай свое проклятие с собой. Король стар, он безумен, он скоро умрет. Янон твой, стоит только взять». — Он поднял руки в величественном жесте. — Одно лишь они не учли. Янон — это не только король и кучка трусливых лордов. Есть один человек, который силен. Один человек, который помнит свою честь и честь королевства. Пока жив принц Моранден, тебе в Яноне не править.

Мирейн вскинул голову.

— Полагаю, ты с ним посоветовался? — Он обратил взгляд к Морандену: Дядюшка, этот пересмешник принадлежит тебе?

— Он заговорил не к месту, — холодно ответил Моранден, — а что касается истинности того, что он сказал, тебе виднее, чем мне.

— Мы все это знаем, — прорвался сквозь нарастающий шум голос Имин, приглушая его. — Я видела это и пела об этом. Это тот, кто был предсказан. Это король, которого дает Солнце. Горе тебе, Моранден из Янона, если ты посмеешь противиться ему. Ибо он мягок и милостив, но я такими добродетелями не обладаю и направлю против тебя всю мощь своего служения.

Моранден рассмеялся.

— Да еще какую мощь, госпожа певица! Ты всегда была его ручной собачонкой. Блеск золота, хорошо рассказанная сказочка — и твое сердце у него в руках. Посмотри на него сейчас? Хватает воздух как рыба, а все его интриги выплыли на поверхность.

— Что он может сказать в ответ на твои чудовищные слова?

— Что же чудовищного в правде? Он знает. Он давится ею. И прячется за юбки той, кто имеет наглость защищать его. — Губы Морандена скривились. — Ну и король выйдет из него, если ему нужна женщина, чтобы за него сражаться.

— Это лучше, чем король, которому нужна женщина, чтобы думать за него.

Моранден вскочил. Мирейн с ледяным спокойствием обратился к нему:

— Помолчи, родственник, и я, возможно, прощу тебе то, что твоя марионетка сказала о моей матери. Но я никогда этого не забуду.

— Лжец. Иноземец. Бастард жрицы. Я терпел тебя, потому что мой отец любит тебя и потому что ты похож на мою сестру, которую я тоже любил. Но чересчур это чересчур. Главнее моего отца и моей сестры был Янон, а Янон стонет при мысли о таком короле.

— Янон, — сказал Мирейн, — не стонет. Стонет только Моранден, душа которого грызет саму себя от ярости, что он не может заполучить трон.

В зале царила мертвая тишина. Мирейн взглянул в черные горящие глаза брата своей матери.

— А если бы ты и получил его, мой господин, если бы ты добился его, смог бы ты его удержать?

— Дитя… — Голос Морандена изменился, стал мягче, и от этого еще убийственнее. — Не один ты любим вышними. И не один Хан-Гилен, который отверг всех богов, кроме Аварьяна, и пыжится от гордости, воображая себя под его благословением. Боги изгнаны, но боги остаются. Она остается, та, что одна равна Аварьяну. Она есть, детка. Есть, была и будет.

Это были гордые слова, но заглушенные, лишенные своей силы.

— Я посажу ее на цепь.

Моранден засмеялся.

— Неужто, малыш? Попытайся. Попробуй сделать это сейчас, Солнцерожденный, дитя утра.

— Я… не…

Мирейн покачнулся. Его рука взлетела вверх, но огонь ее был тусклым, и смеющийся даже не вздрогнул. Мирейн воскликнул:

— Моранден! Неужели ты не видишь? Ты тоже марионетка. Тебя используют, тобой манипулируют. Другой голос говорит через тебя.

— Я ни одному человеку не игрушка!

— Воистину не человеку, но богине и женщине.

Моранден набросился на Мирейна, взбесившись от ярости. Вадин увидел, как его господин упал; между ними стена тел, и никакого оружия во всем праздничном зале; это было кошмаром, повторяющим Умиджан, и Мирейн сказался поверженным, прежде чем успел начать сопротивление.

Между алым и белым мелькнуло что-то темное, разделяя их и отшвыривая алое к стене. Низкий голос произнес с мягкостью, более уничтожающей, чем любой рев ярости:

— Вон отсюда.

Моранден пошатнулся, его лицо обмякло, он рухнул на колени. Король смотрел на него сверху вниз. Старый, сильный и грозный, он встретил взгляд сына, и тот вздрогнул.

— Вон отсюда, — снова повторил король.

Губы Морандена шевельнулись.

— Отец! Я… — вырвалось у него.

Стальные руки швырнули его об пол. Сильный, жесткий и резкий голос пригвоздил его к тому месту, где он лежал.

— Если восход солнца застанет тебя вблизи моего замка, я буду охотиться за тобой как за зверем. Изгнанник, проклятый. Пусть ни у одного мужчины не поднимется рука помочь тебе. Пусть ни одна женщина не пустит тебя в свой дом. Пусть ни один житель Янона не даст тебе ни еды, ни одежды, ни питья под страхом разделить твою судьбу. — Рабан отвернулся.

— Моранден из Янона мертв. Прочь, безымянный, или умри как собака. Моранден огляделся. Все отвернулись от него. Даже самые смелые из его последователей отвернулись вместе с остальными, показывая, что изгнание его совершилось.

Он рассмеялся резким, диким, острым как лезвие смехом.

— Вот оно, правосудие Янона. Итак, я осужден без защиты, безвозвратно. Мне жаль наше королевство!

Никто не повернулся. Король был неподвижен и неумолим. Мирейн и Моранден вынудили его сделать выбор. Он сделал его. Это было горько, очень горько. Но Моранден видел только неподвижную спину, понимал только то, что он всегда знал: отец не любит его.

Черная ярость затопила все его существо. Он вскочил на ноги.

— Проклятие! — крикнул Моранден. — Проклятие вам всем!

Мирейн тоже поднялся, он был растрепан, но он единственный встретил взгляд Морандена, потому что единственный не испугался. Свет потемнел в глазах старшего принца.

— Ты… — сказал он, почти промурлыкав, — теперь Янон принадлежит тебе. Наслаждайся.

Он преувеличенно низко поклонился, резко повернулся в алом вихре и зашагал все быстрее и быстрее мимо короля, мимо Мирейна, мимо лордов и простолюдинов Янона. Факел выхватил последний кроваво-красный блик, и принц исчез во тьме.

— Дедушка, — громко прозвучал в тишине голос Мирейна. — Дедушка, верни его.

Король повернулся к принцу. У того перехватило дыхание: лицо старого короля было похоже на череп. И все-таки Мирейн повторил:

— Верни его.

— Он хотел отнять твой трон и твою жизнь.

Мирейн сделал то, чего не делал ни перед кем, кроме своего отца: он стал на колени перед королем и склонил голову.

— Ваше величество, я умоляю вас.

Недоумение на лице короля смешалось с яростью.

— Зачем?

— Это еще не закончено. Это должно быть закончено, иначе весь Янон придет в движение.

— Нет, — жестко и бесповоротно сказал король.

Глаза Мирейна сверкнули.

— Он должен вернуться. Мы должны сразиться сейчас, пока битва еще свежа, и бог должен выбрать меж нами.

— Выбираю я, — прохрипел король. — Вы не будете сражаться.

— Не в твоей воле приказать это, повелитель Янона.

Король остался недвижен даже после столь неслыханной дерзости.

— Я не позову его обратно.

Мирейн поднял глаза к его царственному взору.

— Тогда и я тоже должен буду покинуть тебя.

Король содрогнулся.

— Покинуть? — повторил он, как будто это слово не имело смысла.

— Теперь это война между моим родственником и мной. Война, которую ты, мой господни, сделал неизбежной. Что бы ни выпало нам па долю, битва или, по великой удаче, примирение, я не стану сотрясать королевство силой нашей вражды. — Подбородок Мирейна вздернулся еще выше. — Поскольку Моранден ушел в изгнание, я тоже должен сделать это.

В зале и во дворе все затаили дыхание. Король выглядел как человек, которому нанесли смертельный удар. Его дочь мертва. Его сын открыто пошел против избранного им наследника. Сын его дочери стоит перед ним и швыряет его королевство ему в лицо.

— Однако, — сурово спросил он, — когда я умру, кто будет править в Яноне?

— Лордов и принцев достаточно. И каждый из них знает своего отца. — Мирейн поклонился до самого пола. — Прощай, мой господин. Да хранит тебя бог.

Он повернулся, как недавно это сделал Моранден, только теперь алое сменилось белым. Однако, как только он сделал первый шаг, король схватил его за руку, и он задержался, сверкнув глазами.

— Мирейн, — произнес король. Его пальцы сжались. — Солнцерожденный. Рукой твоего отца…

Мирейн напрягся, стараясь высвободиться, и вдруг замер. Король покачнулся. Мирейн подхватил тело, в котором остались только кожа да кости, но которое все еще было слишком тяжелым для принца. Мирейн медленно осел под его весом.

На лице короля проступила смерть, долго удерживаемая на расстоянии, а теперь впущенная для жатвы.

— Нет! — крикнул Мирейн, обхватывая тело своего деда, словно только его руки могли удержать в нем жизнь. — Не теперь. Не из-за меня!

— Из-за тебя? — прошептал король. — О нет… — Вся его жизнь и сила сосредоточились в глазах, которые широко раскрылись навстречу Мирейну. Позови моих слуг. Я не желаю лежать на полу собственного зала как какая-нибудь собака.

В спальне короля оплывали свечи, отбрасывая на большую кровать длинные тени. Затих речитатив целителей; замолчали жрецы. Имин в одиночестве сидела в углу со своей арфой. Ее пальцы соскользнули со струн, голос упал до шепота и стих. На щеках блестели слезы.

Мирейн стоял на коленях у постели. Он не двинулся с того момента, как короля положили сюда, ни ради Вадина, ни ради целителей или жрецов, ни даже ради тех высокорожденных лордов, чей ранг позволил им миновать стражу. Одна рука вцепилась в руку короля, другая, правая, лежала на его спокойном челе.

Король скользил между бодрствованием и забытьем. Даже закрытые, его глаза были обращены к Мирейну.

Вдали прокукарекал петух, призывая рассвет. Король пошевелился. Глаза его открылись, пальцы сжались. Губы смягчились, почти улыбнувшись.

— Да, — сказал он очень тихо. — Прокляни меня. Прокляни клятву, которую ты мне дал.

— Я клялся не умирать и не оставлять тебя.

— Ты не можешь покинуть меня теперь.

— Не могу, — сказал Мирейн устало, без гнева. — Ты позаботился о том, чтобы я не смог.

— Я? Не совсем, дитя. Мне помогли. Назови это судьбой. Назови это…

— Ядом. Тонким, колдовским, недоступным для моих возможностей целителя.

Усталость исчезла, вернулся гнев. Хотя и не произнесенное, это имя повисло между ними с того момента, как покинули зал, и казалось, что битва продолжается и теперь. Мирейн наклонился.

— Она за это заплатит.

— Нет.

Это тоже выглядело устрашающе, сопротивление, которое не сломить.

— Она всегда была твоей слабостью. Она была твоей смертью.

— Это большой подарок для меня: выбрать собственную смерть и ее орудие и знать, что она — красавица. Но она не одержала победы. Мой наследник, а не ее получит трон. — Выдох, кашель — вот и весь смех, который он мог себе позволить. — Признай это, Солнцерожденный. Несмотря на все подобающее случаю сыновье горе, ты этому рад.

— Нет. Это не так.

— Лгунишка, — сказал король почти нежно. — Я не оставляю тебе мудрых советов. Даже если бы твоя вежливость заставила тебя выслушать их, ты не стал бы им следовать. Одно только я завещаю тебе: царствуй в радости.

Глаза Мирейна были горячими и сухими, голос хрипел.

— Я провожу тебя до погребального костра. Что, если потом я просто уйду?

— Ты не сделаешь этого.

— Я могу позвать Морандена обратно.

— Позовешь ли? — Из последних сил король притянул руку Мирейна к своему сердцу. — С того момента как я тебя увидел, я узнал тебя. Сын Аварьяна… ты достоин своего отца.

— Ты веришь в это?

— Я это знаю.

Веки короля опустились, сердце забилось с перебоями. Глубоко вздохнув, король перестал удерживать его силой своей воли. Оно билось все медленнее. Мирейн с криком прижался к деду, призывая силу, которую некогда дал ему отец. Сердце Рабана на краткий миг застучало громче, но тут же дрогнуло и остановилось.

Король Янона был мертв.

Король Янона поднялся, сложил неподвижные руки на неподвижной груди и обернулся. При виде его лица лорды, целители и жрецы глубоко, до пола, поклонились.

— Такова его воля, — сказал Мирейн напряженным голосом, — даже своей смертью он привязывает меня к Янону. Такова его воля!

— Да здравствует король!

Голос Имин заставил его умолкнуть. Голос Вадина, хриплый от слез, и все остальные голоса соединились в нестройном хоре:

— Да здравствует Мирейн, король Янона!

Наблюдая за ним сквозь слезы, Вадин увидел, что глаза Мирейна начинают меняться. Ни горе, ни гнев, ни нежелание подчиняться не ушли из них. Но при слове «король» в них зажглось пламя. И намека на торжество не было в этом взгляде. Только смирение.

И теперь, смирившись со своей судьбой, он наконец смог плакать.