Судьи покинули центр круга и встали по его сторонам. Бойцы вышли в середину. Со стороны обеих армий послышались крики: с запада — возгласы торжества, с востока — вызывающие выкрики. Моранден возвышался как гора, массивный, но в то же время грациозный, золото блестело у него в волосах и в косах бороды. Мирейн рядом с ним казался просто ребенком, легким, с гладкой кожей, которому еще надо набрать и рост и вес, хотя ни в том, ни в другом ему не удалось бы догнать Морандена. И он еще пожертвовал своим единственным преимуществом — мечом и доспехами, дающими силу. Даже ожерелье не защищало его шею.
Слезы Вадина высохли, и теперь он был готов завыть. Мирейн смотрел на своего противника, как маленький, загнанный в угол зверек, но при этом умудрялся сохранять на лице подобие улыбки. Моранден еле сдерживал ухмылку при взгляде на своего противника. И все же как похожи они были, эти двое: одна и та же гордость, один и тот же свирепый оскал зубов и одинаковая неуступчивость. И ради чего? Ради титула, имени и куска резного дерева.
Они двигались медленно, как будто это была схватка взглядов. Время тянулось бесконечно долго, и наконец Мирейн промолвил:
— Приветствую тебя еще раз, дядя.
Моранден смерил его взглядом, как в первый день прихода Мирейна в Янон. Если в нем и заговорило раскаяние, он этого не показал.
— Ты готов умереть, мальчик?
Мирейн слегка пожал плечами.
— Я не боюсь этого. — Голова его склонилась набок. — А ты?
— В этом поединке паду не я. Ты не передумал, дитя? Возьми то, что я однажды уже предлагал тебе. Возвращайся в свои южные земли и оставь мне то, что принадлежит мне по праву.
— Ты торгуешься? — спросил Мирейн. — Что ж, позволь тогда и мне предложить тебе кое-что. Смирись и сдайся вместе со своей армией. Поклянись в верности мне как твоему королю. И если ты покажешь себя достойным, то, когда настанет время, станешь наконец королем. Королем Янона, которым ты всегда мечтал стать и который будет подчиняться только мне как императору.
— Вот в этом-то и загвоздка, — произнес Моранден. — Подчиняться тебе. И как же ты забираешься на трон горных королей? Ты, наверное, подкладываешь подушки, чтобы быть чуточку повыше, как дети, которым разрешили сесть за стол со взрослыми. И подставка для ног у тебя, конечно, есть, чтобы они не болтались. Я надеюсь, смеяться не осмеливается никто.
— О да, — ответил Мирейн. — Никто надо мной не смеется.
Во время этого разговора они, согнувшись, описывали по площадке круг за кругом. На лице у Мирейна блуждала легкая улыбка. Лицо Морандена не выражало абсолютно ничего. Для такого огромного роста он был очень легок и быстр; когда принц наконец нанес удар, он сделал это с внезапностью змеи.
Мирейн избежал удара, опередив его всего на мгновение. Улыбка сошла с его лица. Так как Мирейн поклялся не пользоваться магией, Вадин не мог проникнуть в его разум — о боги! Как он ни сопротивлялся, это стало его второй натурой и привычкой, — но лицо, глаза и тело короля были для него открытой книгой. Разум Мирейна напрягся и сосредоточился, сомнения, печаль и ужас растаяли вдали. В нем не было никакого страха, только вихрь силы и отсветы восторга. Он был силен и быстр, и… о, как он любил битву?
Мирейн балансировал, выжидая. Рука Морандена описала круг и нанесла длинный, ленивый, высокомерный удар — так человек бьет свою собаку, Мирейн с легким смешком избежал его.
В ответ раздалось свирепое рычание.
— Ага, они выставили против меня танцующего мальчика. Потанцуй передо мной, маленький жрец. Покажи мне свое искусство.
— Давай лучше потанцуем вместе, дядя.
Мирейн подвинулся ближе, дразня противника, но поскольку Моранден не двинулся, чтобы нанести удар или схватить его, он шагнул еще ближе, опасно близко, как будто потеряв благоразумие от дерзости.
Моранден нанес удар.
Мирейн уклонился от него, держа руки на бедрах.
— Аджан быстрее тебя, — сказал он.
— Аджан снисходит до танцев с рабами и детьми. Ты умеешь убегать, ублюдок жрицы. А сражаться?
— Как тебе угодно, — произнес Мирейн с видом короля, делающего одолжение своему вассалу.
Моранден выпрямился и отступил назад. Мирейн ждал. Принц встряхнул своими широкими плечами, наполнил легкие воздухом, выдохнул. Легко и свободно он перешел в позу, от которой даже у Обри, стоящего рядом с Вадином, перехватило дыхание. Смертельной грацией веяло от него, как от кошки перед прыжком. Это было похоже на…
— Искусство убивать без оружия, — сказал Обри.
Ученый потерял свое спокойствие и отстраненность наблюдателя, которыми так гордился. Он стал таким же, как все, кроме Морандена и ведьмы из Умиджана, — он влюбился в Мирейна.
— Бунтарь знает это искусство. Конечно, знает. Он — человек с Западных Окраин.
Мирейн не двинулся и не отступил. Если он и понял, что противник тоже мастер того боевого искусства, которым он владел, то был слишком хорошим воином, чтобы показать это. Тело Мирейна немного сдвинулось и приняло оборонительную позицию.
— Иссан-улин, — пробормотал Обри. — Убивающая Змей. Молись всем своим богам, Вадин, чтобы сказание, которое твой господин поведал Аджану, не оказалось пустой болтовней. Молись богам, чтобы это могло спасти его.
Вадин молился молча, да он и не знал, как называются движения этого едва уловимого танца, но желал он того же, что и чужеземец. Пусть Мирейн будет мудр, пусть будет силен. Пусть он даст хороший бой перед тем как умереть.
Моранден кружил вокруг своей жертвы в молчании, которое было страшнее всех его предыдущих слов. Мирейн наблюдал за принцем, как Иссан-улин наблюдает за змеей, осторожно и свирепо, не пытаясь ударить.
Моранден выбросил руку вбок, нога его последовала за рукой в плавном и скоординированном движении, столь же грациозном, сколь и смертельно опасном. Мирейн поймал его руку выше локтя, отвел ее и пригнулся, уходя от удара ноги.
Пауза была долгой и оценивающей. Моранден сделал выпад, Мирейн ушел от него.
Моранден бросился вперед. Мирейн схватил его за плечо и за начавшее подниматься бедро и бросил его вверх и назад, прямо на землю, поворачиваясь сразу же, как только Моранден ушел из его рук.
Принц перевернулся в воздухе, приземлился на одно колено и вскочил на ноги. Как только Мирейн повернулся, Моранден схватил его. Одной рукой он обхватил талию короля железной хваткой. Другая рука принца легла на горло Мирейна. Моранден резко, коротко рассмеялся и поднял своего противника повыше, чтобы сильнее бросить оземь это ненавистное тело.
Мирейн завертелся, брыкаясь и ловя ртом воздух, с широко открытыми и ослепшими глазами. Изо всех своих уходящих сил он ударил Морандена головой в челюсть.
Принц пошатнулся. Мирейн упал. Несколько долгих мгновений он лежал совершенно беспомощный.
Его враг навис над ним и занес ногу для страшного удара. Мирейн свирепо вцепился в нее. Удержал. Рванул вверх. Моранден со страшным грохотом упал на землю.
Мирейн вспрыгнул на него, поставил колено ему на грудь, обхватил руками мощную шею и упер большие пальцы в дыхательное горло. Моранден не сделал попытки стряхнуть его.
— Дядя, — сказал Мирейн скрипучим голосом, который с трудом вырывался из пораненного горла, — проси пощады, и я прощу тебя.
Глаза Морандена широко раскрылись. Мирейн встретился с ними взглядом. Он задержал дыхание и застыл как зачарованный или как мальчик, не способный совершить убийство. Вадин хотел выкрикнуть имя Имин. Но горло у него перехватило, и момент был упущен. Со слабым восклицанием король покачнулся.
Тело его ударилось о землю, Моранден всем своим телом обрушился на него. Мирейн сделал отчаянную попытку отползти в сторону. Мощный удар вбил его руку и плечо глубоко в податливую почву, и он коротко вскрикнул. Руки Морандена безжалостно взялись за его волосы, разворачивая свернутые вокруг головы косы, потащили его и поставили на ноги. Мирейн взглянул Морандену в лицо. Принц со свирепой силой рванул его голову назад.
Мирейн стоял как человек, который ждет смерти. Его левая рука висела плетью, тело содрогалось. Он улыбался.
Моранден швырнул его на землю. Мирейн пошатнулся и упал, но все же поднялся, хотя щека, рассеченная камнем, кровоточила, а ноги не держали его. Медленно, ужасающе медленно он встал на колени. Еще медленнее поднялся на ноги. Губы его были серыми от боли.
Моранден, сложив руки, смотрел на него с расстояния в несколько шагов и кривил усмешкой рот. Еще какое-то время он поиграет со своей жертвой. Подразнит ее, помучает, научит ее всем степеням боли. И только потом убьет ее.
Голова Мирейна поднялась. Глаза сверкнули. Казалось, он вырос, окреп и в нем проснулась новая сила. Он поднял опущенные руки, левую чуть напряженнее, чем правую, и снова заскользил вперед, это опять был Иссан-улин, но только теперь Иссан-улин, доведенный до бешенства, готовый расправиться с повелителем змей.
Уверенность Морандена дала трещину.
— Да, — вкрадчиво сказал Мирейн. — Да, дядя. Игры окончены. Теперь начинается серьезная драка.
Моранден плюнул в его сторону.
— Глупец и хвастун! Сын бога или даже сам бог, но здесь ты в своем теле, которое и на юге, вырастившем тебя, выглядело бы смешно. И ты посмел отказаться от своей магии. Ты не можешь сделать ничего, кроме того, что позволит твоя плоть. А я, — сказал он, расправляя руки, — я — Победитель Янона.
— Неужели? — поддразнил его Мирейн. — Иди, о победитель, победи меня.
Снова и снова кружили они по площадке. Плавно сблизились, как танцоры на королевском балу. Моранден был силен, но Мирейн — скор на удар, скор на маневр. Удар Морандена был мощен, когда он делал его с разворота.
Но тут Мирейн нанес свой удар. Моранден пошатнулся, молотя воздух руками. Его кулак попал Мирейну в бровь, и тот чуть не потерял равновесие.
— Дядя, дядя, — упрекнул Мирейн, — где твоя сила?
Моранден зашипел и начал раскачиваться подобно змее. Это было красиво, это вселяло ужас, как будто огромное мускулистое тело в одно мгновение стало бескостным. Губы Морандена поджались, глаза холодно засверкали. Смерть затаилась внутри него.
На какой-то миг Мирейн дрогнул. Лицо его перекосилось, как будто все былые раны одновременно дали о себе знать. Принц нанес удар.
Мирейн парировал его. Моранден продолжал наступать, нанося тысячи ударов руками и ногами так быстро, что их и не было видно. Подобный прием тоже имел свое название на западе: Зловещий Волк. Моранден был великим волчьим вожаком, Мирейн — беспомощной жертвой, бегающей от Морандена по всему полю битвы, мимо молчаливых судей, мимо бессловесных и беспомощных свидетелей. Моранден миновал свою мать, которая отбросила с лица вуаль. Лицо ее было серым и постаревшим: рана измучила ее. Она улыбнулась. Он не увидел или не захотел ее видеть. Прямо перед Одией Мирейн остановился. Соперники схватились у самого края круга, почти на его границе.
В руке Одии блеснул металл. Она держала то самое оружие, которое преследовало Мирейна в Умиджане, — черный кинжал богини. Кинжал метнулся навстречу борющимся телам, помедлил в воздухе. Противники соединились в тесных объятиях, плоть переплелась с плотью, и Одии не было видно своей мишени. Герольд же только смотрел на лезвие и не делал попытки остановить безумную жрицу.
— Измена! — вскричал Вадин. — Предательство! Остановите ее! — И сам бросился вперед.
Кинжал взметнулся вверх. И упал. Не было ни руки, ни воли, чтобы направить его. Глаза Одии широко открылись, полные удивления и невыразимой ярости. Ее евнух стоял рядом с ней и все еще поддерживал ее своей рукой. В другой его руке был зажат ярко-красный от крови клинок.
— Вот настоящая измена, — сказал он с абсолютным спокойствием, обращаясь то ли к Вадину, то ли к своей хозяйке. — Настало время избавить от нее мир.
Зубы Одии оскалились. Руки поднялись вверх. Их наполнил черный огонь. Она произнесла заклинание. Огонь полыхнул вперед, охватил иссохшее тело старика, пронзил его. Но евнух лишь засмеялся:
— Видишь, госпожа моя! На этот раз я победил. Месть — моя. Или ты даже не знаешь, что уже мертва?
Огонь вырвался из его открытого рта. Голос и смех затихли. Но даже когда он упал, Одия все еще содрогалась в конвульсиях. Она отступила на шаг назад, лицо ее стало маской смерти, ее могущество, как черная кровь, вытекало у нее из рук, безнадежно, неотвратимо. Она хваталась за слепое безразличное небо, изливая на него свою ярость. Она проклинала его, его смертельное солнце, богиню, чье царство лежало под ним. Она теряла свою силу. Тело ее наполнилось ядом. Жизнь Одии вспыхнула, замерцала, сплавилась, как воск свечи, и оставила ее.
Евнух умер, когда упал на землю. Но Одия умерла еще до того, как тело ее достигло земли.
Мирейн и Моранден стояли по разным сторонам круга и пораженно смотрели на происходящее. Вадин, подоспевший слишком поздно, рассеял черный туман волшебства, который висел даже над мертвыми. Он опустился на колени рядом с ними и закрыл глаза убийце и жертве; впрочем, кто был кем в их союзе? Лицо женщины осталось яростным даже после смерти, евнух даже в смерти сладострастно улыбался.
Моранден склонился над ними. Один глаз его распух от удара, но других ран на нем не было.
— Предательница, прекраснолицая сука.
Он плюнул на Одию, потом наклонился поцеловать ее чело и поднялся с приглушенным рычанием.
Мирейн, этот безумец, протянул к нему руки.
— Дядя! — Как будто он и не был ранен, как будто и не находился всего на волосок от смерти и черного кинжала богини. — Дядя, все кончилось. Та, которая позорила нашу честь, умерла. Приди же. Примирись. Правь вместе со мной.
Голова Морандена упала на грудь. Кулаки его то сжимались, то разжимались. Дрожь пробежала по его телу, и он чуть не упал.
— Дядя, — продолжал Мирейн. — Это она руководила тобой, она сделала тебя своей пешкой. Тебя одного, именно тебя я могу простить. Ты согласен вместе править этим королевством?
— Вместе? Простить? — В голосе Морандена не было ничего человеческого, но еще меньше человеческого звучало в смехе, вырвавшемся из его груди. — Я ненавидел ее, маленький ублюдок. Я ненавидел и любил ее, и вот теперь она мертва из-за тебя. Что, кроме мести, оставил ты мне?
Моранден бросился вперед. Он почти застал Мирейна врасплох. Король отступил, но Моранден не сумел повергнуть его на землю. Теперь у Мирейна, от всей души предложившего Морандену мир, показавшего всю свою святую терпимость, не осталось и капли жалости. Он сражался со страстью, даже с гневом, распаляясь от битвы. Теперь он дошел до ледяной ярости.
Моранден посмотрел в глаза противника и увидел там свою смерть, так же как в его собственных глазах стояла смерть Мирейна. Он засмеялся и нанес удар кулаком, подобным молоту. Мирейн поймал его руку, навалился на нее всем своим весом, повернул массивное тело вокруг оси, лишив его равновесия. Затем рванул захваченную руку назад и вверх. Моранден взвыл и замолотил левой рукой. От его ударов Мирейн закачался; из рассеченной губы потекла кровь. Он усилил захват, сжал челюсти и крутанул руку.
Кость хрустнула. Моранден взревел как бык и напрягся. Мирейн отлетел назад, но не выпустил руки. Боль ослепила Морандена. Он прорывался через нее, здоровой рукой скреб по груди и лицу Мирейна, целясь в глаза. Наконец он нащупал густую прядь волос, выбившихся из косы, и с победным ревом запустил в нее пальцы.
Мирейн отпустил бесполезную теперь руку Морандена. Лицо его было ужасно, в нем не осталось ничего человеческого, словно Моранден вырвал у него не только волосы, но и кожу и даже кость. Неожиданно Мирейн обмяк. Моранден на мгновение ослабил хватку, чтобы заглянуть в ослабевшее лицо своего соперника. Две руки соединились в мощном ударе и врезались ему в скулу с громким хрустом. Голову Морандена отбросило назад, его тело выгнулось дугой.
Мирейн снова оказался у него на груди. Поверженный принц бился, как бьется рыба, выброшенная на берег, на смертельный для нее воздух, бьется так же тщетно и бездумно.
Щеки Мирейна были мокры не только от крови, а в голосе его слышалось рыдание не только от боли. Он снова поднял сплетенные руки и изо всех сил опустил их прямо между глаз своего противника.
Воцарилась долгая тишина, которая длилась вечность. Мирейн встал и спотыкаясь пошел прочь от затихшего наконец тела. Руки бессильно свисали у него по бокам, волосы спутались. Он плакал как ребенок.
Вадин проклял этот круг, проклял Закон Битвы. Он пересек прочерченную линию и дотронулся до дрожащих плеч короля.
Мирейн взметнулся, все еще готовый убивать. Но силы его ушли. Он задрожал и опустил руки. В глазах у него засветился разум.
— Вадин? — еле выговорил он. — Вадин, я…
— Ничего, — грубо сказал оруженосец, пытаясь удержать слезы. — Все хорошо. Ты жив. Ты победил.
Мирейн покачал головой. Вадин обхватил короля за плечи, привлек к себе, вытирая грязь, кровь и слезы краем своего двухцветного плаща. Мирейн не сопротивлялся, он просто не замечал своего оруженосца.
— Я убил его. Я не хотел… Не хотел… Я убил его. Вадин, я убил его!
Голос его стал пронзительным. Вадин собрался с силами и ударил его.
Мирейн на мгновение задохнулся. Голова его поднялась. Он открыл глаза навстречу небу, Аварьяну, яркому, сильному и такому чистому на безоблачном небе.
— Я убил его, — произнес он на этот раз спокойно, с подобающей печалью. Он должен быть со всеми почестями возложен на погребальный костер. Как и все они. Даже… даже она. Она была моим злейшим врагом: она убила моего деда, уничтожила мою возлюбленную, чуть не разрушила мое королевство. Но она была великой королевой.
Вадин не мог произнести ни слова. Он не был королем, рожденным от бога. У него не было силы прощать то, что нельзя простить. Голова Мирейна упала и вновь поднялась. Он выпрямился. Вадин отпустил его. Король повернулся лицом к судьям, которые стояли гордо и прямо, хотя слезы текли по их щекам.
— Исполните свои обязанности, — приказал он.
Они очнулись, словно вышли из глубокого забытья. Герольд повернулся на запад и поднял свой жезл, янтарный наконечник которого отразил луч солнца. А Обри обернулся на восток, и костяной наконечник жезла засверкал переполнявшей его радостью, провозглашая победу Мирейна.
Они опять повернулись к королю. Обри преклонил колено и поцеловал ему руку: очень редкая честь, но идущая от сердца. У Мирейна нашлась для него улыбка, хотя она и ненадолго задержалась на его лице.
Герольд застыл, сжимая свой жезл. Гнев его смешался со страхом и священным ужасом, за которые он себя презирал. Он выдавил сквозь зубы:
— Ты победил. Ты должен убить меня. Это закон. Я знал об оружии, которое моя повелительница приготовила для тебя.
Вадин чуть не ударил его. Разве тот не видел, насколько изможден Мирейн? Король растратил все свои силы, у него не осталось их даже для радости от своей победы. А ему еще предстояло сделать так много. Десять тысяч воинов готовы были ринуться в бой, а их командиры все еще не оправились от поражения Морандена. Только это да еще спокойствие герольда удерживало их от нападения друг на друга.
Мирейн взглянул на герольда глазами, в которых слабо горел божественный огонь.
— Ты и твои люди теперь в моей власти до смерти или пока я не освобожу вас. Это более подходящее наказание, чем быстрая смерть, и, возможно, более страшное.
Какое-то время герольд не двигался. Потом он поклонился. Ниже, еще ниже, до самой земли. Голос его прогремел как будто из самых ее недр:
— Приветствую тебя, Мирейн, король Янона!
Люди Мирейна откликнулись эхом, ударяя копьями по щитам и потрясая небо своим ликованием. Запад хранил молчание. Зловещее молчание. Наконец где-то среди их рядов вознесся величественный голос:
— Мирейн!
Еще один голос присоединился к нему. Еще один. И еще. Пять, десять, сто, тысяча. Клич этот поднялся как волна, вырос и обрушился на короля.
— Мирейн! Король Янона! Мирейн!
Мирейн отошел от судей и свидетелей. Армия запада приближалась, повернув к себе свое оружие и провозглашая его имя. Но глаза Мирейна поднялись и остановились где-то над ними, где горы Янона смыкались с небом. Он поднял руку с золотым знаком.
— Когда-нибудь, — произнес он, — я закую тебя в цепь.
Бешеный наконец вырвался из своих пути бросился к кругу. Герольд, оруженосец и летописец расступились перед ним. Точно рядом с Мирейном летящие копыта замерли. Голова, увенчанная рогами, склонилась, ноздри раздулись от запаха крови и битвы. Обри осторожно набросил алую мантию на плечи Мирейна, Вадин надел ему на шею ожерелье. Бешеный встал на колени. Мирейн взобрался в седло, и сенель мягко поднялся.
Восток и запад, все вокруг, армии и люди — все соединились, столкнулись, смешались. В одну армию, в одно королевство. И над ними реяло одно знамя: Штандарт Солнца короля Янона.
Мирейн склонился под грузом свалившихся на него печали и радости, королевского долга и победы, вырванной в ужасном сражении. Но где-то в глубине души он нашел крупицу силы. Глаза его зажглись. Он выпрямился, расправил плечи, откинул назад волосы. Воины ревели, провозглашая его имя. Он выехал из круга и поскакал за тем, что принадлежало ему по праву.