Мне прекрасно известно, где ошивается Шимус, и я еду в правильном направлении. Каких-то полчаса и я паркуюсь у бара «Крыса на ветке». Охранник сразу же узнает меня и пропускает, молча, кивнув на железную дверь. Я просачиваюсь в знакомое помещение. Прежде, я бывал здесь не меньше двух раз в неделю и мы с Вентуро просчитывали, сколько я смогу толкнуть на ближайшей вечеринке или после футбольного матча. Теперь, коричневые стены, покрытые крышками из-под пива, вызывают отвращение. Благодаря Мэй, точнее тем чувствам, что она смогла пробудить в «Хоуп Крик» и маме, что пополнила казну марсельской клиники, я ощущаю себя невероятно сильным. Сильным духом, сильным телом и эмоциями. Зачастую, они подводили меня, и я влипал в неприятности, не отдавая отчета своим действиям. Я и Фло, умело создавали опасные ситуации и поверьте, не всегда выходили из них без единого шрама. Некоторые шрамы, невозможно увидеть глазами, они рушат внутренние барьеры, служат спайками и вызывают болезненную непроходимость в области сердца. Раны, не пропускают сочувствие и ни черта не знают о жалости. Однажды я избил парня, лишь за то, что он занял мое место на школьной парковке. Это ли не последствия прошлых неверных решений?
— Ну, здравствуй, Шимус. — я нарочно задеваю мужика локтем и его хмельной взгляд, отлипает от бутылки скотча, опустошенной примерно на четверть.
— Грейем.
— Помнишь мое полное имя. Хороший признак.
— Девчонки не умеют хранить секреты. Ясно как то, что на флаге 50 звезд.
— Она доверяет мне и тебе стоит. Отдай флешку.
— Хм, — Вентуро наполняет стакан и залпом, придает стеклу прозрачный вид. — Если я так сделаю, мне крышка.
— Как бы Мэй не любила отца, она поступит по совести и справедливости.
— Справедливость? А в чем она, парень? В том, что Клиффорд поддался давлению и ввязался в смертельную кабалу? Или в том, что Джерри увяз в болоте с эквадорцами по самые уши, и вряд ли выберется живым. Смерть для нас всех, единственный выход. И тогда, не будет никакой справедливости. Я окажусь мерзавцем, травящим детей, а мистер Джерри Эплби, что поддерживал детские дома, хосписы и выделял гранты на обучение, отделается крохотной статейкой в захудалом журнале.
— Мы придумаем, как повернуть взоры миллионов в нужную сторону.
— Ты никто, Мэй никто. А никто, не может сотворить что-то. Только ничто. Хаос поглотит каждого человека…
В горле першит от осознания горькой правды, но я попытаюсь убедить Шимуса, хотя бы как-то поучаствовать в разоблачении «креветочного» картеля.
— Помнишь, в лагере, ты говорил, что всегда надо следовать велению разума, а не сердца. Сердце постоянно подводит, выискивает чувства, которых нет, и выдает за истину. Так вот, включи мозги и представь, как повлияет информация, что ты имеешь на ход расследования. Да, она капля в море, но порой по капле образуется бескрайний океан.
Вентуро трет щеку и шорох отросшей щетины, как метроном, отсчитывает промежутки времени до того, как он заключает:
— После моей смерти, обещай позаботиться о конюшне. И передай, Мэй, что она была моей лучшей наездницей, а Вальдемар любимым скакуном.
Ключи от почтового ящика или от дверцы в тренажерном зале, ложатся на стойку. Я накрываю связку рукой и спрашиваю:
— Направь меня.
— Служба доставки «Дженнингс» на пересечении Мартин и Стрит-Уэлс. Назови мое имя и тебе подскажут, что делать дальше.
— Спасибо.
Я кладу наличку возле бутылки скотча и предвосхищая слова Шимуса, говорю:
— Пусть этот вечер пройдет за мой счет.
— Береги ее и себя Моррисон. И прости за того парня, что отделал тебя.
Улыбка чуть расслабляет мое лицо, потому-что, я подозревал, что к чуваку в капюшоне причастен именно он. Наверняка, надеялся, блеснуть в глазах отца Мэй и выбить немного денег и времени, чтобы сбежать. Но, что относительно долгов, то всё чистая, правда. Я задолжаю сотне родителей, чьих детей подсадил на сладкую пыль. А также самому себе, за бесцельно прожитые годы в круговороте алкоголя, наркотиков, девчонок и боли… Представляю, каково было Лане и Клиффорду, когда я заявлялся в невменяемом состоянии, прогуливал уроки и посылал их на хрен. Может быть, измена отца тоже заслуживает детального осмысления? Он с пеной у рта, утверждает, что всё происходило в глубоком опьянении и от леденящего душу одиночества. А что если это так. Я никогда не сомневался, что отец любит маму. В нечетких детских воспоминаниях, мы неподдельно счастливая семья. Значат ли данные факты, что я должен его простить? По крайней мере, я уже не так взбешен и на пути к откровенному разговору.
***
В квартире, я застаю Мэй за любопытным занятием — она складывает зубную щетку в сумку и застегивает молнию.
— Детка, ты только начала перебираться ко мне, в чем дело?
— Я лечу в Чикаго, Грэм. Мне необходимо встретиться с отцом.
— Я тебя не отпущу, ты же совсем не знаешь, на что он способен.
— Боже, он же мой папа и не придушит меня проводом от телефона!
— Мэй, — я тяну ее за кожаный, ремешок и она ахает, скользя по паркету. — Я поеду с тобой.
— А как же экзамены?
— Могу спросить о том же. Не двигайся, я возьму паспорт, и мы поедем.
— Грэм!!!
Я тороплюсь к прикроватной тумбочке, достаю документы и засовываю во внутренний карман куртки.
— Почему ты не носишь мой подарок?
Обнимаю малышку за талию и выключаю свет, выталкивая девушку за порог.
— Какой? А, ты о подвеске с перчатками? Прости, я не знаю, куда ее засунула.
— Придется приобрести еще одну, раз ты такая невнимательная.
— Вот зря ты летишь со мной, Вентуро мертв и всё так мутно, что мы не знаем, чем обернется наше путешествие.
— Послушай, — я задерживаюсь в двух шагах от парадного выхода. — Мы вместе и больше не говорим о расставании.
— Грэм Моррисон, ты что, влюбился в меня?
Черт, почему все мои фразы, звучат так наивно и глупо!
— Идем, плакса.
Знаю, как ее задевает это прозвище, но не могу удержаться, чтобы не поддеть ее в такой момент. «Мерседес» под моим управлением, мчит нас в аэропорт. Мэй приходится обменять билеты на другой рейс, чтобы мы были в одном самолете. А потом, устроившись на жестких сидениях, вдвоем просматриваем новостную ленту и вчерашняя ведущая, сообщает, что по данным экспертизы, в крови Шимуса Вентуро, найдена убойная доза героина и аддералла[13]. Но что гораздо подозрительнее, скорей всего, лекарство и наркотик, попали в организм мужчины с едой. Я и Мэй переглядываемся, думая о королевских морепродуктах.
Из динамиков доносится объявление о посадке на борт, и мы подрываемся с мест, словно бежим от собственных мыслей. Причастность Джерри к убийству Шимуса, для нас обоих не открытие, но веская причина, чтоб поторопиться и не дать ему, убить кого-нибудь еще. На бегу, я ощущаю удары ключей о бедро и прикидываю, каким же будет лицо отца Мэй, когда он поймет, что в моих руках его будущее на свободе.
***
Самолет успешно выпускает шасси и садится на взлетную полосу. Через полчаса, мы берем такси, устраиваемся удобнее и безмолвно разглядываем пейзажи Иллинойса. Я хочу сказать миллион слов, хочу прижать Мэй к своей груди и поклясться, что всё буде в порядке. Но, во-первых, мы в нескольких милях от ее дома и она напряжена до кончиков волос. А во-вторых, я не священник, чтобы клясться и читать проповеди той, чей отец настоящий грешник и заслуживает адской пытки.
Очертания особняка Эплби, вынуждают нас выпрямиться. Таксист тормозит у ворот, и я расплачиваюсь с мужиком, позволив Мэй, выйти из салона, едва колеса прекращают вращаться. Взяв легкую кладь, освобождаю тачку и становлюсь наравне со своей девушкой.
— Может быть, тебе лучше поехать домой и решить собственные проблемы? — она отбирает у меня сумку и подается вперед.
— Нет, сначала, я удостоверюсь, что с тобой ничего не сделают.
— Ладно, — согласие тянется, как размягченная глина. — Ты уже очаровал мою маму, и она будет рада тебя видеть.
— Спасибо, — свожу брови, и Мэй вздыхает, прикрыв рот ладонью. — Что?
— Хулиган становится очаровашкой. Господи, мне придется отбиваться от поклонниц.
— Вздумала шутить, мисс Эплби?
— Кто прибежит последним, тот исполняет желание!
Малышка стартует, хлеще гепарда и я остаюсь глотать пыль из-под новеньких розовых кед. Разогнавшись к финишу, понимаю, что безнадежно продул. Мэй соединяет локоть с коленом и выкрикивает: «Да!!!». А мгновением позже, напрыгивает на меня и ненасытно целует.
— Готовься выполнять мои приказы, малыш.
— Ночью. В твоей комнате. Один на один.
В глазах Мэй озорные огоньки выбивают чечетку, но открывается широкая дверь и Эмма Эплби, ликует, увидев нас в фунте от крыльца.
— Боже мой!!!
— Привет, ма. — шутница отходит от меня на пару шагов и улыбается матери.
— Добрый вечер, Эмма. — С обезоруживающей усмешкой здороваюсь с удивленной женщиной.