Запах грозы

ГЛАВА 40. ЭПИЛОГ ГРЭМ

Десятью годами позднее…

Осень наступает раньше положенного срока. Уже в сентябре, дни становятся мрачными и тягучими, а солнце одевается в блеклый плащ и со скучающим взором, посылает нам редкие теплые лучи. Я как обычно паркуюсь в школьном дворе и, не забыв зонт, выхожу из машины. Кто бы мог подумать, что долина Сан Фернандо, мало чем отличается от мегаполиса, где вечно низкие грозовые тучи, пропускают влагу, едва появляется такой шанс. Сезонные перемены погоды, редкость для этой местности, но уже восьмой год, я ничему не удивляюсь и по обыкновению запасаюсь теплыми вещами и проверяю крышу на наличие протечек. Мэй частенько устраивается в тени на качели и с обожанием смотрит на то, как я с поясной сумкой, чиню дом. В этом взгляде борются несколько желаний: от похоти до уважения, от нежности до ярой дикости. Люблю дразнить ее, держа в одной руке молоток, а в другой кусок черепицы. Так, мы находим баланс между безудержной страстью и душевной стабильностью. Между прыжком в пропасть и порханием под небесами. В похожие дни, я возвращаюсь во времена бурной молодости и снова ощущаю себя в амплуа Марона Джи. И чего только я грезил сценой? Пусть творческая способность, помогает развеивать тоску серых будней или веселит Мэй по ночам, когда я, прижимая ее к матрасу, буду бормотать о грязных сучках и тусовках в обкуренных клубах.

В коридорах тишина и я иду в учительскую, чтобы подготовится к уроку. Кулер с водой издает булькающий звук и воздушный пузырь, лопается под давлением жидкости. Я усаживаюсь за свой стол и улыбаюсь, смотря на фотографию в керамической рамке. Как же вырос Хайт Эплби, и преуспел в точных науках. Ничуть не уступает отцу Стью — заведующему отделением трансплантации. Уже в своем возрасте, Хайт завоевывает кучу медалей на международных олимпиадах по химии и биологии, а параллельно изучает космическое пространство. Дикси, что обнимает сына на снимке, выглядит гордой и уверенной в себе, точно также как Эмма, которая с годами, лишь похорошела и приобрела статус молодой бабушки. Мои родители, безусловно, выглядят иначе. Южный загар отца в тропической рубашке и мамины африканские косы, выделяют их из дружного коллектива. Не припомню, когда было сделан этот кадр, но точно, где-то между их путешествием по Индонезии и короткой зимовкой в штатах. Тогда мы с Мэй только-только узнали, что ждем Хоуп. Да, наверное, именно так.

Я скольжу взором к другой рамке и улыбаюсь настолько широко, насколько возможно. Мэй и Хоуп в больничной палате. Моя жена держит дочку на руках и поправляет розовую шапочку. А я там лишь частично — левая ладонь держит ребенка за ножку и запечатывает прикосновение в памяти.

— Доброе утро, Грэм. Как начало дня?

Брэнда Браннер, ставит сумку на стул и снимает жакет из легкой серой ткани. Оставшись в кашемировом джемпере, она расхаживает передо мной неспешным шагом, в надежде, что я все-таки замечу ее формы. А мне плевать. Думаю, Адам Джефферсон — преподаватель истории, с огромным восхищением, оценит продемонстрированные изящества.

— Привет. Что у тебя сегодня по расписанию? — я открываю ежедневник и проверяю свои записи. Брэнда наливает кофе и садится за большой, овальный стол в центре комнаты.

— Идиоты во главе с Трентом! Ненавижу этот класс. Они выворачивают мое нутро наизнанку!

— Брось, у парня период подростковой ломки.

— По себе судишь?

В школе «Дэмиана», где обучаются одни мальчишки, все знают о моем прошлом. Старшеклассники с немыслимой скоростью взламывают интернет и находят информацию обо мне. Умело и умно. Но, они никогда не сталкивались с учителем, что общается с ними на равных. Спустя сутки после их хакерства, я выкладываю в сеть, фотки парней, когда им было не больше семи лет и начинается вакханалия. Конечно, кому понравится сверкать перед девчонками в штанах с подтяжками или комбинезонах ванильного оттенка. Многие из тех, кого запечатлел фотоаппарат, слывут бесбашенными и дерзкими хулиганами, дающими отпор на бейсбольном поле. Спросите, откуда я взял такой раритет? Мы с Мэй состоим в родительском сообществе, потому-что Хоуп проблемный ребенок и…нам нужно вращаться в тех же кругах, чтоб понимать, куда двигаться дальше. И многие из участников данного коллектива, воспитывают взрослых отпрысков, являющихся моими учениками.

От рождения наша кроха ничего не слышит. Врачи, консилиумы, семинары, конференции — мы с Мэй испробовали всё. Летали в Германию, Брюссель, показывали дочь индийским специалистам, с нетрадиционным подходом к лечению. Увы, ни черта не меняется. Выучив язык жестов, мы стали болтать без преград и теперь, я не представляю, каково это растить обыкновенного, здорового ребенка. Я люблю Хоуп со всеми отклонениями и особенностями, ведь она наша с Мэй сердце. А сердце у нас одно на троих. Даже вдали от девчонок, я чувствую их настроение и эту связь никому не разорвать.

Звенит звонок, и я встаю с кресла, подбирая бумаги и учебники, чтобы сложить в портфель, подаренный Мэй в мой первый рабочий день в этом заведении.

— Удачи с Кристофером. — Бросает Брэнда, когда я подхожу к двери.

— А ты не переусердствуй с Трентом. Я слышал, что он от тебя без ума и размышляет, как бы поиметь любимую учительницу в подсобке.

Браннер выплевывает горячий напиток и портит свою юбку, что по рассказам во вчерашний обеденный перерыв, приобрела в бутике Майкла Корса. Я смеюсь и исчезаю, пока, миниатюрная преподавательница физики, не запустила в меня подставкой под канцелярские принадлежности.

Один урок позади и я готовлю к встрече с воздыхателем Брэнды. Парень не знает границ и ведет себя точно также как вовремя субботней игры с командой из Беллфлауэра. Его бесцеремонные нападки на персонал и сотрудников, умею сдерживать только я, потому-что сам был таким же сорвиголовой. Порой наши выяснения отношений, заходят слишком далеко, и я отвешиваю ему подзатыльник, прося написать на доске сложнейший текст. Трент мучительно выводит буквы, совершая ошибку на ошибке. Друзья подначивают его и тут же пишут посты на своих страничках с пометкой «Тупица Маккинли». К концу лекции, я прошу парня остаться и доношу до него то, чего он с первого захода не понимает.

— Мистер Моррисон, хватит уже нотаций.

— Разве я тебя поучаю? — я складываю руки на груди и нахожу опору на углу письменного стола.

— Вы вечно тычете меня носом перед друзьями. Знаете, что мне приходится делать?

— Знаю. Наслышан о твоих драках и скажу, что неплохо драться и знать правила пунктуации на отлично. Или ты хочешь до конца своих дней носить прозвище «тупица»?

— Не хочу, — Трент опускает глаза. — Но всем насрать на то, как я живу и что делаю.

— Следующим летом, моя жена открывает лагерь для таких как ты, может, попробуешь наладить свою жизнь сам?

— Ага, только глупых ночевок под открытым небом, мне не достает. — Хмыкает он и почесывает живот.

— А тебе известно кто моя жена и что это за место в глуши?

— Мэй «Гроза» Эплби — легенда. Мы с парнями пересматриваем ее бои почти каждые выходные.

— Тогда вообрази, что тебя там ждет. Чемпионка в суперлегком весе, лично научит тебя держать оборону, а великий Саймон Тимбао, поможет справляться с гневом и направлять энергию в правильное русло.

— Ну-у-у, я должен подумать.

— Думай, еще целый учебный год впереди.

— Могу идти?

— Иди. И Трент, пожалуйста, оставь не тронутыми трусики миссис Браннер.

Парень громко гогочет и, смеясь, покидает аудиторию. Я выдыхаю с большим облегчением и двигаюсь к окну, что чуть приоткрыто и впускает прохладу в душное помещение. Мэй подкидывает Хоуп в воздух, и радость от полета моей малышки, передается мне. Я облокачиваюсь на подоконник и слежу за двумя девчонками, что похожи, как близнецы. Волосы Мэй вздымаются и опадают, делаются упругими от ветра. На дочке белоснежное платье, что идеально подходит к заколке у нее на макушке. Буквально пару минут, и я присоединюсь к ним, чтобы поехать в аэропорт. Еще на прошлой неделе я выбил небольшой отпуск у директора и смогу провести пять дней в Сиэтле. У нас редко, получается, собраться всем вместе, но наше с Мэй чутье подсказывает, что Стью и Дикси, пригласили всех к себе в гости не просто повидаться. Предположение одно — пополнение в семье.

Я выпрямляюсь, толкаю оконную раму вниз и медлю мгновение. В какие-то моменты жизни, ты ловишь себя на мысли, что было бы, если бы не.…Кем бы ты был, если бы не…

Ведь, в восемь лет, твоей самой большой неприятностью становится сосед, что мчится за тобой, чтобы хорошенько отходить граблями, за то, что ты, делая сальто с ветки дуба, случайно падаешь на клумбу с чайной розой. В одиннадцать, ты соперничаешь с другом в видеоигре, и тебя совершенно не волнует, что его прикончат в финале. В тринадцать, мама записывает тебя в плавание, а ты мечтаешь, рисовать на стенах граффити и курить с парнями под трибунами школьного стадиона. В пятнадцать, ты начинаешь замечать, что у Мэри Итаки, помимо серебряных брекетов, охрененные сиськи, и они подпрыгивают, когда она выписывает финты в группе поддержки, перед началом отборочного матча. В восемнадцать, ты совершаешь ошибку за ошибкой, но думаешь, что деньги родителей, помогут тебе выкарабкаться из любого дерьма и оказываешься не прав. В двадцать, ты видишь ту, ради которой, хочешь по особенному дышать, говорить, двигаться, забывая о тех поступках, что творил, начиная с восьми лет, но всё сложнее, чем ты себе представляешь.

Больше нет друзей, нет мамы, нет времени в запасе, чтобы исправить огрехи.

Но, разве не это счастье? Расти и меняться ради кого-то, приобретать опыт, набивая шишки, разочаровываться в девчонках, а потом, совсем внезапно, как гроза в апреле, понять, что влюблен.

Я смотрю перед собой и вижу ту, что подсознательно ждал всю жизнь. И я тот, кто я есть.

Люблю грозу.

Люблю ее.

Навсегда.

Мэй обнимает Хоуп и, заметив меня в окне второго этажа, они обе машут руками, а я вспоминаю слова собственной песни, написанной десять лет назад, и хмурюсь. Кажется, благодаря этой привычке, я обретаю лучшую девушку на свете и счастье сравнимое с тем, что испытал первый человек, ступивший на луну Нил Армстронг.