4 Май, 2012 at 12:28 PM
Официальной статистики не существует. Есть только предположения — вероятно, на территории СССР в 1941–1944 гг. родилось около 100 тысяч (!) детей, чьими отцами были немецкие оккупанты. Как в дальнейшем сложилась их судьба?
…Дверь долго не открывали. Наконец, после шестого звонка, послышались шаркающие звуки, и звон бутылок. Обозрев меня в «глазок», человек, хрипло закашлявшись, сказал:
— Чего вам надо?
— Я из Москвы приехал. Хочу поговорить…о вашем отце.
Звуки за дверью прекратились. Кажется, пропало даже дыхание.
— Убирайтесь отсюда. Не было у меня никакого отца. Слышите? НЕ БЫЛО!
…Эта тема тяжелая. О ней молчали 70 лет, не упоминая даже шепотом. Актриса Вера Глаголева, снявшая в 2009 году фильм «Одна война» о женщинах, родивших детей от немцев, сказала в интервью — «Очень сложно искать фактуру. Они не желают говорить вслух. Я собирала рассказы по крупицам. Никто не приехал на премьеру фильма. Боятся».
А ведь было такое. Ничего не поделаешь. Было — и все тут.
8 июня 1942 года командование вермахта в оккупированных районах СССР выпустило «Памятку о поведении немецкого солдата». Цитирую выдержку оттуда: «Требуется срочно ограничить контакты солдат с женской половиной гражданского населения — ввиду угрозы причинения вреда чистоте германской расы». Ограничения, видимо, не помогли — уже в марте 1943 года, комендант города Орел генерал-майор Адольф Гаман постановил — «Родив ребенка от немецкого солдата, русская мать имеет право на алименты». Получив подтверждение от отца, казна выплачивала 30 марок в месяц.
Сколько же всего было таких женщин? И самое главное — сколько родилось детей?
Рассмотрим печальный опыт других стран. За пять лет (1940–1945 гг.) в крохотной Норвегии появились на свет 12 000 младенцев: их отцами были военнослужащие СС и вермахта. Одна из таких детей, Анни-Фрид Лингстад, дочь фельдфебеля Альфреда Хаазе, была вывезена в Швецию, и позже стала солисткой культовой группы АББА. Во Франции итогом «горизонтального сотрудничества» (как издевательски называли это сами французы) с немцами стало 200 тысяч (!) новорожденных. А что же у нас? Ничего. Эта тема — табу. В архивах есть письмо Иосифу Сталину академика Ивана Майского, присланное в апреле 45-го — ученый муж интересовался: что будут делать с детьми, родившимися у советских женщин от немецких солдат? В письме академик предлагал «поголовно изъять всех этих «немчат», переменить им имя, и разослать в детские дома».
— По моим оценкам, в России, Прибалтике, Белоруссии и Украине, вследствие сожительства с немцами в 1941–1944 годах родилось от 50 до 100 тысяч детей, — утверждает исследователь-историк из США Курт Блаумайстер. — В процентном отношении — это очень немного, потому что под оккупацией оказалось СЕМЬДЕСЯТ ТРИ МИЛЛИОНА советских граждан, а 5 миллионов немецких солдат, выполнявших функции оккупантов, в основном были молодыми мужчинами. Что же случилось потом? Около двух тысяч женщин власти сослали на поселение в район Белого моря. Их детей забрали на воспитание госучреждения: там они выросли, не зная, кто их отцы. Таких матерей ненавидели, звали «немецкими подстилками», хотя на деле все не так уж просто. Кто-то спал с врагом, чтобы не умереть с голоду, и накормить других своих детей. Многие девушки были изнасилованы, и, забеременев, не захотели делать аборт.
64-летний Курт Блаумайстер тоже «дитя войны», только наоборот. Его мать, немка из Берлина, прижила ребенка от советского офицера — и впоследствии, в 1948 году, перебралась в Америку. Когда мать умерла, Блаумайстер долго искал своего отца — но так и не нашел. «Мать рассказала, его звали Volodya, — вздыхает исследователь. — Фото не сохранилось». Сейчас Курт зарабатывает на жизнь тем, что выполняет экспедиции по заказам родственников солдат вермахта: убитых в сражениях с Красной армией. Он ездит по просторам экс-СССР, и старается найти останки погибших. Исследует архивы, берет показания у свидетелей. За последние пять лет к Блаумайстеру трижды поступали и другие заказы — как он говорит сам, «весьма необычные». 90-летние старики, когда-то пришедшие на нашу землю с оружием в руках, пытаются отыскать своих детей. Тех самых, которых родили от них русские и украинские женщины…
— Мне удалось найти только двоих, — рассказывает Блаумайстер. — Уже пожилые люди, почти 70 лет. Одного нашел в Тихвине, другого — в Выборге. Оба отказались со мной разговаривать — сказали, что не хотят иметь с биологическими отцами ничего общего.
…Мне повезло больше. Стоя на пороге, я четверть часа общался через закрытую дверь — и человек пустил меня в квартиру, хотя полгода назад не пустил туда Блаумайстера. Иван Сергеевич (имя изменено) узнал тайну своего рождения десять лет назад. Умирая от рака, мать решила открыть ему правду. Совсем седой, он показывает свои послевоенные фото — светленький мальчик с веснушками, играет на балалайке. «Когда во дворе в «войнушку» играли, меня дразнили «немчиком», — говорит он. — Я сразу лез драться. Смешно, правда?». С треском ставит на стол бутылку водки. «Ты же гость, как-никак. Русский? Ну, давай, выпей с немцем…». Иван Сергеевич вырос в уверенности, что его отцом был партизан, казненный гитлеровцами. Реальность оказалась жестокой. «Мама одна осталась, в Нарве, с младенцем на руках — моим старшим братом. Молоко пропало, брат заболел…а к ней все ефрейтор клеился, из обозной службы. Дам, говорит, и сгущенку, и хлеб, если ляжешь со мной. Вот она и легла…а брат-то все равно умер…Когда поняла, что беременна, было уже поздно». Иван Сергеевич разливает водку по стаканам. «Увидеть он меня хочет? Он не отец мне, а блядь фашистская. Он маму все равно, что изнасиловал».
Его мать объяснила — так поступали многие. Даже те, у кого муж на фронте. «На что только баба не пойдет, лишь бы дети с голоду не пухли. Жрать нечего, картофельные очистки по праздникам ели. Имелись, конечно, и шлюхи, что гуляли с офицерами — за духи и шелковое платье. Насиловали фрицы тоже много — красивые девки сажей мазались, горбатились, в рванье ходили, только б не лезли…а лезли все равно, здоровые ж мужики, тяжело им без баб. В одном нашем дворе, мама сказала, за три года четверо «немчиков» родились — как и я, белобрысые. Когда наша армия пришла — две матери детей от фрицев, как котят, в речке утопили…а мать моя сбежала со мной, чтобы соседи не донесли».
…Я пытался найти под Петербургом 93-летнюю женщину, родившую в 1942 году ребенка от офицера вермахта, но не нашел ее — «адресат выбыл». Да и смысл? Никто не хочет вспоминать прошлое. Помимо тех, что сослали «на поселение» к Белому морю, в 1945 году несколько тысяч советских женщин (точная цифра неизвестна) получили 10 лет лагерей по статье «сотрудничество с оккупантами», хотя сотрудничали они сугубо в постели. Хватало соседского доноса — «ребенок от фрица», и органы не разбирались, кто прав, а кто виноват. «Зачем с ними возиться? — сердится бывшая партизанка, 90-летняя Нина Федорова. — «Мы в лесах воевали — обмороженные, без еды — а эти твари с немцами в кроватях обжимались. Ну, кого снасильничали — слов нет, тут другое дело». Однако, все архивные источники сходятся во мнении: 80 процентов женщин избежали репрессий. Их дети — и те, что попали в детдома, и те, что остались с матерями, за редким исключением, не узнали — кто их отцы. Героиня фильма «Одна война», заливаясь слезами, кричит офицеру НКВД — «Жен, сестер своих защитить не могли — так хоть жалеть научитесь!». Следует признать — большинство случаев сожительства с немцами вовсе не было добровольным. Под оккупацию попала огромная территория, где царил голод — кому-то пришлось спать с врагом, чтобы накормить своих детей. Изнасилования женщин были массовыми — и немецкое командование закрывало на это глаза, хотя официально секс с «расово неполноценными славянками» запрещался.
…В Норвегии в организации «Союз детей войны» состоит 150 человек, во Франции в объединении «Сердца без границ» — 300. Думается, в России набралось бы куда меньше. Мне удалось найти только одного человека, признавшего, что его отец — немец. И то — на условиях полной анонимности. Эти дети (уже пожилые люди) либо не знают о своем происхождении, либо предпочитают молчать — стыдятся. Лишь бы соседи не узнали, что ты — «фриц», а твоя мать — «подстилка» — и это спустя семьдесят лет. Вряд ли можно полностью положиться на слова историка-любителя насчет цифр — но другие свидетельства, включая приказ о выплате алиментов, подтверждают — родились тысячи таких детей. И здесь, я хотел бы выразить свое мнение. Правительство Германии уже выплачивало компенсации узникам концлагерей, и тем, кто был угнан на каторгу в Третий рейх. Думается, в Берлине пора понять — люди, чьи матери были изнасилованы, или принуждены к сожительству оккупантами, тоже заслуживают компенсаций. Эти жертвы войны никто не учитывал: а ведь отцы со свастикой сломали жизнь своим детям. И в любом случае, как бы оно ни было — САМИ ДЕТИ НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТЫ.
Они не «немчики». Они — наши.
P.S.
Хуже всего детям, рожденным от немецких оккупантов, пришлось не в сталинском СССР, а во вполне демократической Норвегии. 50 тысяч норвежских женщин (каждая десятая!) вступили в связь с солдатами вермахта. 14 000 из них были арестованы, а 5 000 угодили в тюрьму. Детей, которых норвежцы называли tyskerunge — «немецкими ублюдками» и naziyingel — «нацистской икрой», объявили слабоумными — 90 процентов из них угодили в дома для душевнобольных, и пробыли там…до шестидесятых годов! «Союз детей войны» заявил, что tyskerunge использовали для экспериментов с медицинскими препаратами. В 2005 году детям от немцев принесли извинения, и выплатили компенсацию в 30 000 евро на человека. Во Франции в 1944–1945 годах за секс с вражескими солдатами было казнено 5 000 француженок, 20 000 были острижены наголо, и приговорены к одному году тюрьмы, а также к лишению французского гражданства. Детям «бошей» было запрещено учить немецкий язык, и носить немецкие имена. В Нидерландах после 5 мая 1945 года в ходе уличных самосудов было убито 500 «шлюх-предательниц», прочих, уличенных в «горизонтальном сотрудничестве», собирали на площадях, и обливали из шлангов нечистотами. Их дети были переданы на воспитание в детдома.
От автора: После публикации этой статьи в июле 2011 года я получил массу писем. Писали и мужчины, и женщины. Каждый рассказывал про случай, который он знает лично. Запомнилось письмо человека, который рассказал — его отец пришел с войны, а у матери — ребенок от немца. Простил, так и жили дальше. Женщина-адвокат из Москвы написала про свой случай — ее отец сын офицера вермахта, скрывал всю жизнь свое происхождение, но сделал карьеру, и даже стал секретарем горкома КПСС маленького городка. Десятки случаев, за каждым — судьба. И они впервые решились говорить об этом открыто. Курт Блаумайстер умер в феврале этого года от сердечного приступа. Теперь таких детей и искать будет некому.