Виктория Сеймур: Спасибо, что согласились с нами встретиться.
Я очень рад возможности поговорить с вами, но вы должны понимать, что существуют юридические причины, по которым я, возможно, не смогу использовать то, что вы мне расскажете.
Гай Сеймур [нисколько не смущаясь]: Уж вы-то как-нибудь сориентируетесь, я не сомневаюсь.
Итак, о чем же вы хотите со мной поговорить?
В. С: Прежде всего мы хотим поговорить о папе. Мы очень расстроены тем, что в этой книге нет наших комментариев. Это был наш отец. Мы хотели бы высказаться.
Ваша мать говорила, что…
Г. С: Мама врет.
В. С: Мы все время хотели с вами поговорить, но она нам не разрешала.
Она, наверное, думала, что это будет для вас чересчур тяжелое испытание — ей было очень больно переживать все заново.
Г. С. [снова с циничным смешком]: Жутко больно.
В. С: Гай. Пожалуйста. Давай не усложнять. Мы записываемся?
Да.
В. С: Я просто хотела сказать, для этой книги, что я очень любила своего отца. Что он был хорошим человеком и что я жутко по нему скучаю. И чем бы он там ни занимался с этой женщиной, он делал это, потому что хотел позаботиться о нас. Он просто запутался. Это так на него похоже. Он не мог смириться с тем, что не в состоянии за всем уследить. Он решил, что нам на него уже наплевать. Вот он и пошел к этой сумасшедшей.
Вы злитесь на него?
В. С: Было дело. Мы злились на него, что он позволил убить себя. Что оставил нас. Но больше мы не злимся. Во всяком случае, на него.
Время лечит.
Г. С: Время тут совершенно ни при чем!
В. С: Гай, подожди минутку. Дай сказать. Папа любил нас и никогда бы не сделал ничего, что могло бы нам навредить. И что бы он там ни сделал, мы его прощаем.
Гай, ты согласен с сестрой? Ты, похоже, очень рассержен.
Г. С: Да пиздец как рассержен. Настолько рассержен, что пришел вот к такому паразиту, как вы.
В. С: Он не виноват в том, что случилось, Гай. Он просто пытается докопаться до правды.
Г. С: Да какое ему дело до правды. Это ж гребаный писатель!
Так давай проверим.
В. С: Послушай, давай ты просто скажешь то, что собирался, чтобы это попало в книгу. И тогда мы дадим то, что ты хочешь ему отдать.
Г. С: То, что мы хотим ему отдать.
В. С: И уйдем.
[Следует долгая пауза.]
Г. С: Не могу.
В. С: Гай, ну, пожалуйста. Для книги. Для папы.
Г. С: Хорошо.
[Гай не сдерживается и начинает плакать. Виктория обнимает его и утешает.] Наконец он произносит:
Папа, я люблю тебя.
[Они приникли друг к другу секунд на двадцать. Разнявшись, они, по-видимому, собираются уходить.]
Только это вы и хотели сказать?
Г. С: Уж мама все остальное рассказала, как пить дать.
Такое впечатление, что вы сердитесь как раз на нее.
Г. С: За что бы это, интересно?
[Эти слова он выплевывает с практически невоспроизводимой горечью. После чего из наплечной сумки он вынимает большой почтовый конверт и кладет его мне на стол.]
Мы получили это по почте через несколько дней после смерти папы.
О чем это вы…
Г. С: Мы не могли никому об этом рассказать. Мы боялись, что маму арестуют.
В. С: Ну и достаточно. Пойдем, Гай. Пусть он сам делает выводы. Нам пора идти. Спасибо, что поговорили с нами.
Но что здесь?
Г. С: Вам понравится. Вам очень понравится.
Но… эта кассета у вас уже полтора года! Почему только сейчас? Зачем?
[Гай Сеймур бросает на меня суровый возмущенный взгляд.]
Г. С: Потому что она беременна. От него. И на этот раз она не отвертится.
[Они выходят. Гай снова плачет.
Я вскрываю конверт, зная наверняка, что в нем.
Видеокассета.]