Примечание автора: Это первая запись, сделанная Алексом Сеймуром в своем доме на следующий день после посещения магазина Шерри Томас. По словам его жены, остальные члены семьи ушли из дома сразу после полудня — Виктория и Гай отправились в гости к друзьям, Саманта Сеймур с Полли гуляли в ближайшем парке в компании Марка Пенджелли и его семимесячного сына Тео. Это дало доктору Сеймуру достаточно времени, чтобы установить в гостиной камеру, замаскированную под датчик дыма, настолько похожий на прежний, что никто из домашних не заметил этого или, во всяком случае, ничего не сказал.
У доктора Сеймура был кабинет в чердачной комнатке, который он использовал по своему усмотрению и куда детям хода не было: там он держал важные личные и технические документы и не желал, чтобы в них копались, и работал над статьями для медицинских журналов и газет. Даже Саманта обходила эту комнату стороной, прежде всего потому, что это было его личное пространство, которое он поддерживал в надлежащей чистоте, тогда как она с ее неряшливостью имела все шансы нарушить порядок. Таким образом, чердак был более или менее частным владением доктора Сеймура, здесь он и установил приемник, подключенный к телевизору и видеомагнитофону.
От первой недели осталось сравнительно мало материала, длительностью не более двадцати минут. Неизвестно, из какого количества пленки доктор Сеймур смонтировал эти ключевые, по-видимому, моменты. Как он позднее признавался Шерри Томас — и что известно любому документалисту, — большая часть исходного, сырого материала скучна и малопригодна. Он до нас не дошел, и пленка, без сомнений, была перезаписана.
Сцена первая: воскресенье, 29 апреля, тайм-код 15.03
Камера включается в момент, когда Виктория Сеймур заходит в дом с Мейси Калдером и идет в гостиную, где находится передатчик. Убранство комнаты выдержано в стандартном стиле лондонского среднего класса. Видавший виды гарнитур «ИКЕА» из трех частей, кое-где подранный кошками, марокканский, с красным узором ковер облысел, а местами и вовсе протерт. Пол оциклеван и покрыт лаком. Белые стены, створчатые эдвардианские окна [3], деревянные жалюзи. Доминирует в комнате настоящий изразцовый камин. На стенах репродукции абстрактных полотен и большое антикварное зеркало. Как отмечала Саманта Сеймур, комната действительно несколько обветшавшая и уже давно нуждающаяся в ремонте. В одном из углов — большая трещина; не самая неотложная, просто одна из ряда проблем, стоявших перед доктором Сеймуром, заключалась в том, что дом начинал понемногу оседать.
На Виктории белые джинсы и футболка с логотипом FCUK.
— Есть кто дома?
Ответа не последовало, однако мы можем предположить, что доктор Сеймур наблюдает за ними из своего чердачного логова. Виктория садится на диван. Внешность у нее обычная, не отталкивающая, она немного полновата. У нее татуировка в виде феникса на предплечье — сделанная, по словам матери, без позволения, после затяжной пирушки с употреблением слабоалкогольной газировки. Несмотря на притворно застенчивую физиономию, которую она демонстрирует в присутствии отца в более поздних сценах, на самом деле она совершенно неуправляема — что подтверждает ее мать. Виктория обладает некоторой бойкостью и живостью характера, что отличает ее от более угрюмого, вечно недовольного брата. Видно, что она несколько неумело пользуется тушью для ресниц и губной помадой, в стиле своей мамы. Мейси — высокий смуглый парень с вьющимися каштановыми волосами — одет в черные брюки и простую красную футболку. Он садится в кресло, стоящее перпендикулярно дивану.
Виктория: Может, сядешь поближе?
Мейси: А ты уверена, что никого нет?
— Входная дверь была заперта на оба замка, значит, мы одни.
— А твой папа не будет против, если застанет меня здесь?
— С какой стати?
— В прошлый раз он вроде был недоволен.
— Он решил, что мы задумали что-то нехорошее.
— Так мы это и задумали.
При этих словах Виктория тянется к Мейси и привлекает его на диван рядом с собой. Он заметно нервничает, но поддается. Несколько секунд они сидят рядом, трогают друг друга, но не двигаются. Затем Виктория наклоняется и начинает неловко целоваться. Мейси отвечает. Они обнимаются и несколько минут целуются — взасос, но в то же время не слишком страстно. Простуженный Мейси несколько раз отрывается, чтобы перевести дыхание. Другими частями тела они почти не соприкасаются, но в какой-то момент Мейси гладит ногу Виктории. После чего отстраняется.
— Пора прекращать, Вики, твои родители придут с минуты на минуту.
На что Виктория притягивает Мейси обратно на диван и снова целует его. Ее рука робко движется по его бедру к промежности. Мейси отстраняется снова.
— Твой отец прибьет меня, если нас застукают.
— Мой отец — душка. [Смеется.] Улыбнешься ему, обнимешь — и он готов на все. Он, бедняжечка, так хочет, чтоб все о нем хорошо думали.
— [Нервно.] Но выглядит он силачом.
— Мой отец не силач. Он слабак.
Мейси улыбается, и они снова обнимаются. На этот раз рука Виктории уже на ширинке Мейси. Почти сразу же мы слышим, как открывается входная дверь, и они отстраняются друг от друга. Несколько секунд спустя в дверях появляется Саманта Сеймур с Полли на руках.
Саманта: Здравствуйте, парочка. Опять недоброе затеяли?
Виктория: Ага, без перерыва, как кролики.
Мейси: Здравствуйте, миссис Сеймур.
Саманта: Здравствуй, Мейси. Вик, папа дома?
При этих словах в дверях появляется Марк Пенджелли. Ему лет двадцать пять, внешность симпатичная, но пресноватая. Он гладко выбрит, черные средней длины волосы тщательно взъерошены. Кожа оливкового цвета, крупный, почти римский нос и полные, чувственно изогнутые губы. Ни у кого не вызовет удивления, что он был и остается безработным актером. На нем легкие светло-коричневые брюки и синяя рубашка с короткими рукавами. Он держит Тео на руках.
Виктория: О, как дела, Марк? А-а, посмотри на Тео. Какой хорошенький!
Марк: Он жутко воняет.
Виктория: Можно, я поменяю ему подгузник?
Марк: Я бы не стал туда соваться, Вик. Ты даже не представляешь, как это может быть страшно. Я все оттягиваю этот момент. И собираюсь еще потянуть.
Виктория: Бедненький, несчастненький.
Виктория встает и начинает суетиться вокруг младенцев. Она берет Полли у матери и садится с ней на пол. Мейси неловко ежится на диване. Несколько минут они болтают о чем-то незначительном, потом Виктория и Мейси объявляют, что поднимутся в комнату Виктории. Виктория отдает ребенка.
Саманта: Смотри, чтобы папа вас не застукал.
Виктория: С папой я как-нибудь разберусь.
Саманта: Знаю, что разберешься. Ты так говоришь, будто это бог весть какое достижение.
Все, включая Марка Пенджелли, смеются. После чего Виктория и Мейси удаляются. Марк Пенджелли и Саманта остаются одни с детьми. Они снова болтают — о подгузниках, о собачьем дерьме в местном парке, о погоде. Тут в двери появляется Гай. Это долговязый парень с мягкой шевелюрой, как у отца. На его лице будто навсегда застыло угрюмое, недовольное выражение. На нем мешковатые джинсы и футболка на несколько размеров больше положенного, с логотипом группы «White Stripes».
— Можно твой мобильный на секунду, мам?
— И тебе здравствуй, Гай. А это наш сосед, Марк. Я думаю, вы уже знакомы.
— Как дела, Марк? Слушай, мне просто SMS надо отправить.
— Боже, что это с вами, дети, что за эсэмэсомания? Скука какая. Ты не лучше Виктории.
— Так можно?
— Какой смысл отбирать у тебя телефон, если я буду давать тебе пользоваться своим?
— Только один SMS, это важно.
— Вряд ли. Придется подождать, пока ты не получишь обратно свой телефон. Осталось всего две недели.
— Мама, пожалуйста. Это правда срочно. Понимаешь, конкурс… там все участвуют.
— Об этом нужно было думать, когда ты превысил лимит, не спросив нас. Я сказала — нет.
— Хорошо. [И себе под нос, но достаточно громко, чтобы все услышали.] Сука.
— Гай!
Гай выходит из комнаты, хлопнув дверью. Марк Пенджелли и Саманта качают головами, смотря друг на друга.
— Что мне делать с этим ребенком?
— Почему вы забрали у него телефон?
— Он звонил по платным номерам — наверно, секс по телефону, — часами болтал по ночам, стали приходить огромные счета. Надо было как-то это прекратить. Мы забрали у него телефон на месяц. Он стонет. Виктория сейчас тоже без мобильного — потеряла, так что хоть уровень фонового шума в доме заметно снизился.
— И ты не накажешь его за то, что он назвал тебя сукой?
— Боже, Марк, иногда меня это просто вообще не трогает. В конце концов, я и есть сука.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь.
— Да, пожалуй.
Наступает долгая пауза, которую нарушает Саманта:
— О чем задумался, Марк?
— Да все о том же.
При этих словах Саманта кладет руку на плечо Марка Пенджелли. В этом жесте скорее нежность, чем сексуальность.
— Она вернется.
[Примечание автора: По словам Саманты, жена Марка Пенджелли Катрина ушла из дома вскоре после рождения сына. Она оставила записку, где сообщала, что совершила ошибку и жалеет об этом. С тех пор Марк Пенджелли ничего о ней не слышал.]
— [Смеется.] Я не хочу, чтоб она возвращалась.
— Ну конечно — хотя бы ради Тео.
— Никому не интересно жить в семье, которая не работает.
— В любой семье случаются проблемы. Даже в нашей.
— Да ладно, Саманта. У вас-то все более-менее в порядке.
— Да уж конечно.
— Что бы это значило?
— Да так, ничего. Знаешь, каково оно с маленькими детьми.
— Да. Но тебе же помогают.
— Да только одно название. Разве это нужно?
— Да. Конечно.
— Есть червонный интерес на горизонте?
— А то. Я же лакомый кусочек. Одинокий отец, безработный с семимесячным младенцем. Как мухи на варенье.
— Марк, я не сомневаюсь, что за тобой ходят толпы женщин. К тому же я слышала, что ребенок для них — это как магнит.
— Я чего-то не заметил. Да и не слишком мне это интересно пока.
— Все еще мучаешься из-за Катрины?
— Все еще не простил ее, если ты это имеешь в виду.
— Ты все еще любишь ее?
— Нет. Я надеюсь, что больше никогда ее не увижу.
— Очень сурово, Марк.
— Но это так! Как можно быть таким дураком, чтоб с ней связаться?
— Все мы ошибаемся.
— Только не ты.
— Не я?
— Разве нет?
На несколько секунд наступает тишина, потом один из младенцев начинает орать, Саманта убирает свою ладонь с плеча Марка и берет на руки Полли.
— Чаю хочешь?
— Конечно, грех отказываться.
— МЕЙСИ! ВИКТОРИЯ! Будете чай с печеньем?
Ответа не слышно, но Саманта отвечает:
— Хорошо. Через пять минут будет готово. Затем они с Марком Пенджелли выходят из комнаты.
Камера выключается.
Сцена вторая: понедельник, 30 апреля, тайм-код 08.45
Нам известно, что дело происходит через несколько минут после того, как доктор Сеймур уехал с детьми в школу, потом на работу. Мы видим, как Саманта Сеймур рыщет по гостиной, очевидно, она что-то потеряла. Через несколько минут она начинает шарить по верхней полке с книгами и достает оттуда пачку «Силк-кат ультра». Берет сигарету, зажигает и скуривает до фильтра. Потом открывает все окна и снова прячет сигареты над книжками. Выходит из комнаты и забирает с собой пепельницу.
Сцена третья: вторник, 1 мая, тайм-код 16.16
Виктория врывается в гостиную, она явно чем-то сильно расстроена. Из-за двери слышен голос Гая, слов не разобрать, но голос сердитый. Очевидно, брат и сестра только что поссорились.
На полу плюшевая зверушка, розовая горилла, это игрушка Полли. Виктория в бешенстве пинает ее в другой конец комнаты. Она выглядит старше своих лет даже в школьной форме. У нее напряженное, хмурое лицо. Тем более удивителен взгляд, который она бросает на дверь, как будто боится, что ее поймают, подбирает гориллу, прижимает ее к плечу и начинает тихо, но сокрушенно плакать. Как будто скорлупа взрослости раскололась, раскрыв под собою ранимую, напуганную девочку. Это продолжается несколько минут, пока Виктория не слышит приближающиеся к двери шаги. Она бросает игрушку, вытирает слезы рукавом, собирается, делает невыразительное лицо. Ее мать входит в комнату с Полли на руках.
— С тобой все в порядке, Виктория?
— Все в порядке.
— Ты плакала?
— Не смеши меня. Когда ты поймешь, что я больше не твоя маленькая девочка?
— Наверное, никогда. Тебе что-нибудь принести?
— Нет.
— Хорошо. Слушай, мне нужно покормить Полли.
— О, Полли, как всегда Полли.
— Нет, не как всегда.
— Ты только о ней и заботишься.
— Это не так, Виктория.
Тут маска снова слетает, и Виктория принимается рыдать. Саманта делает шаг к ней, но дочь, сжавшись, отскакивает.
— Хочу к папе.
— Ты знаешь, что он на работе. Ты знаешь, как много ему приходится работать.
— Конечно.
— Виктория…
— Ладно, иди уже, корми Полли.
— Хорошо. Хорошо.
И вот Саманта скрепя сердце выходит с Полли на руках. С минуту Виктория ждет, борясь со слезами. Потом берет трубку и набирает номер.
— Алло? Доктор Сеймур на месте?.. Понятно… нет, ничего не передать… Да, все в порядке… Хорошо, спасибо.
Она вешает трубку. В комнату входит Гай.
— Ну что, бедняжечка, ревешь?
Она с мольбой смотрит на брата:
— Пожалуйста, оставь меня в покое!
— Если Мейси тебя прокинул, это не значит, что вымещать нужно на мне.
— Никто меня не прокинул.
— Чего ж ты тогда плачешь?
— Я не плачу.
— А зачем ты папе звонила?
— Не звонила я папе… О боже, ну сколько можно!..
Виктория выходит из комнаты. Практически сразу звонит телефон, Гай берет трубку.
— Привет, па… Хочешь поговорить с Викторией?.. Пап, а можно тебе задать вопрос? Почему ты только с Викторией всегда хочешь говорить?.. Нет, она тебе не звонила… Она только что сказала мне, что не звонила… Нет, не буду я ей ничего передавать… Нет, не буду я ей говорить, что папочка ее целует.
Гай раздраженно вешает трубку.
Снова появляется Виктория.
— Это папа?
— Нет, ошиблись номером.
Расстроенная Виктория выходит. Гай садится и несколько минут смотрит в окно, не двигаясь. Потом встает и выходит из комнаты.
Сцена четвертая: пятница, 4 мая, тайм-код 19.30
Виктория и Гай играют с Полли, малышка хохочет. Виктория держит ее на руках, а Гай щекочет. Старшие тем громче смеются, чем чаще и искренней малышка хихикает в ответ на щекотку. Потом Гай берет малышку на руки, а Виктория начинает строить ей рожицы. Еще больше смеха. В итоге все трое уже на полу, старшие передают младенца из рук в руки. Потом Полли оказывается на полу, а Виктория и Гай щекочут друг друга. Смех перерастает в какофонию, когда Полли присоединяется к старшим.
Тут их зовет мать. Виктория, продолжая смеяться, берет малышку на руки и выходит из комнаты. Гай идет за ней, во все горло распевая «Мишки на пикнике».
На этом записи первой недели заканчиваются.