Зарубежная музыка XVIII и начала XIX века

ВВЕДЕНИЕ

Музыка — искусство звукового высказывания, особого рода мышление звуковыми образами. Подобно другим видам искусства, например живописи, скульптуре, хореографии, музыка воспроизводит душевные переживания людей и окружающую их действительность в живой, образной форме. Как и всякое истинное искусство, музыка с большой силой выражает то, чем живут люди: их горе и радости, их жизненную борьбу, заветные думы, стремления, мечты о счастье. В музыкальном творчестве великих композиторов, таких, как Глинка, Чайковский, Мусоргский, Бетховен, нас привлекает широта их взглядов на мир, глубокий интерес к жизни народа, к большим социальным и психологическим конфликтам, внутреннему миру человека, а также к природе родной страны, ее истории, обычаям, песням, танцам.

Воздействуя на сознание и чувства людей, музыка, подобно литературе, театру и живописи, способна оказывать активное влияние на общественную жизнь, участвовать в ее перестройке. Это хорошо сознавали многие великие композиторы, усматривая в музыке могущественное средство общения людей. «Искусство есть сродство для беседы с людьми, а не цель». «Жизнь, где бы пи сказалась; правда, как бы ни была солона, смелая искренняя речь к людям ... вот моя закваска, вот чего я хочу»,— так определил свое credo М. П. Мусоргский, непреклонный борец за правдивость и жизненную содержательность музыкального искусства.

Эти принципы народности, реализма лежат в основе творчества советских композиторов. «Я придерживаюсь того убеждения,— писал С. Прокофьев,— что композитор, как и поэт, ваятель, живописец, призван служить человеку и народу. Он должен украшать человеческую жизнь и защищать ее. Он прежде всего должен быть человеком в своем искусстве, воспевать человеческую жизнь и вести человека к светлому будущему».

В беседах с молодежью, в своих письмах к ней И. О. Дунаевский утверждал: «...искусство... воинственный участник жизни, вторгающийся в нее всей своей мощью... Великие деяния человеческого гения призваны улучшать жизнь, совершенствовать человечество, открывать ему путь в будущее — лучезарное и прекрасное, как само искусство...»

В сравнении с другими видами искусства музыка воссоздает разнообразные стороны действительности прежде всего посредством раскрытия внутреннего, духовного мира человека, его чувств.

Каждая историческая эпоха оставляла в развитии музыки глубокий след: Каждый крупный композитор обогащал музыкальное искусство новыми идеями и чувствами, волнующими его современников, еще более совершенствовал выразительные средства музыкального языка.

Могучая сила большого музыкального искусства — в его способности разбудить в человеке дремлющие, еще неясные ему самому стремления, волевые порывы, приобщить его к миру идей и чувств, помочь познать до времени скрытые в его собственной душе эмоции и творческие возможности.

Например, при исполнении «Интернационала» или «Бухенвальдского набата» люди с искренним душевным волнением ощущают свою солидарность с миллионными массами борцов против капиталистического гнета, против поджигателей войны.

Произведения великих композиторов зовут к борьбе за лучшее будущее, пробуждают благородные душевные порывы и стремления. В нашей стране сотни тысяч, даже миллионы трудящихся постоянно испытывают благотворное воздействие великих произведений музыкального творчества, а в коллективах самодеятельности и сами приобщаются к активной художественной деятельности.

Концерты серьезной инструментальной музыки и оперные спектакли постоянно привлекают огромную аудиторию слушателей. Все это убедительно свидетельствует об искреннем увлечении музыкальным искусством широкого круга слушателей. Нередко бывает так, что первое исполнение — премьера крупных симфонических произведений и опер, например Первой, Пятой и Седьмой симфоний Д. Шостаковича, Концертов для фортепиано и для скрипки с оркестром А. Хачатуряна, опер «Война и мир», «Семен Котко», Седьмой симфонии С. Прокофьева и многих других, приобретает характер большого общественного события.

Однако и в наши дни встречается немало людей, которые бездумную музыку предпочитают опере и симфонии. Порой приходится слышать жалобы, что классическая музыка скучна и непонятна.

В борьбе за воспитание культурного, разносторонне развитого человека нового, социалистического общества мы не вправе мириться с равнодушием к сокровищам музыкальной классики, с распространенными ошибочными взглядами на музыку как на источник только легкого и бездумного развлечения.

Глубокое понимание классических произведений искусства даётся не сразу. Когда юноша приступает к чтению романов Тургенева и Льва Толстого, поэмы «Демон» или драмы «Маскарад» Лермонтова, когда он впервые обращается к «Фаусту» Гете или драме «Пер Гюнт» Ибсена, ему, как правило, еще не по силам постигнуть всю глубину идейного содержания этих произведений, оценить их художественное совершенство. Лишь с течением времени, когда человек накапливает определенные знания в области истории и литературы, овладевает навыками восприятия художественных произведений, приобретает собственный жизненный опыт, он подходит к знакомым уже произведениям литературы по-новому, в полной мере постигая значительность их замысла и красоту художественных образов.

То же происходит и с произведениями классической музыки, великие шедевры которой не сразу становятся понятны каждому, кто их лишь раз услышал.

В известном романе Джека Лондона описано, как рабочий парень Мартин Иден, впервые услышав исполнение произведений классической фортепианной музыки, был обескуражен. Он не мог понять и осмыслить того, что для него играла Руфь. «Это было совсем не похоже на звуки разбитого пианино, которое он (Мартин Иден.— Т. П.) слышал на матросских танцульках, или на оглушительную медь духового оркестра». Затруднение было и в том, что Мартин «не находил в игре девушки того простого и четкого ритма, к которому привыкло его ухо. Иногда ему казалось, что он поймал ритмический рисунок, и он уже готов был подчинить ему строй образов, встававших перед ним, но тотчас же снова терялся в хаосе звуков».

Игра Руфи «ошеломила Мартина, подействовала на него, как жестокий удар по голове, но, ошеломив и сокрушив, в то же время всколыхнула его душу». Мартин Иден ставит перед собой нелегкую задачу: постигнуть идейное содержание и красоту великих произведений искусства. Он внимательно вслушивается в игру Руфи, посещает иногда и симфонические концерты. Проходит время, и вот теперь, когда Руфь играла ему, «музыка проникала в глубины его существа, которых ей было не измерить. Он весь раскрывался навстречу звукам музыки, как цветок раскрывается навстречу солнечным лучам; он очень скоро позабыл дробные ритмы и резкие созвучия музыки матросских танцулек и научился ценить излюбленный Руфью классический репертуар... Увертюра к «Тангейзеру» [Вагнера] ему нравилась больше всего».

Подобным образом протекает процесс приобщения к прекрасному миру музыки и у многих наших современников.

Способность музыки с большой впечатляющей силой передавать тончайшие оттенки чувства в движении, в процессе непрерывного развития составляет одну из наиболее могущественных и привлекательных ее сторон.

Сравнивая художественные возможности поэтического слова и музыки, известный русский композитор и критик А. Н. Серов писал: «...музыка... дополняет поэзию, досказывает то, что слонами нельзя или почти нельзя выразить. Это свойство музыки составляет ее главную прелесть, главную чарующую силу... Она — непосредственный язык души».

О могущественном воздействии музыкального языка, порой более эмоционально убедительного по сравнению с языком слов, писал П. И. Чайковский (в письме от 9 февраля 1878 г.), отстаивая свою точку зрения в споре о том, способна ли музыка передать всеобъемлющие чувства любви: «Вы говорите, что тут нужны слова. О, нет, тут именно слов-то и не нужно, и там, где они бессильны, является во всеоружии своем более красноречивый язык, т. е. музыка».

Характеризуя музыку как область в первую очередь эмоциональных переживаний, мы, однако, вовсе не хотим сказать, что содержание всякого музыкального произведения целиком ограничено кругом глубоко личных настроений и чувств. Посредством выражения чувства в музыкальных произведениях с большой художественной силой воспроизводится все многообразие окружающей действительности. Знакомясь с лучшими произведениями музыкального творчества, вы увидите, что содержание их составляют не только душевные переживания и настроения, но также и серьезное раздумье, изображение разнообразных человеческих характеров в их взаимных столкновениях и жизненной борьбе, даже в обрисовке общественных движений широких народных масс, больших социальных конфликтов. Справедливо говорил Мусоргский, что «художник не может убежать из внешнего мира, и даже в оттенках субъективного творчества отражаются впечатления внешнего мира».

Используя богатые возможности симфонического оркестра в разнообразных красочных сочетаниях звуков, композитор способен вызвать у слушателей ощущение света или тьмы, зноя жаркого дня или ночной прохлады. Многие музыкальные произведения живо воссоздают картины осеннего ненастья, зимнего оцепенения, весеннего расцвета природы. Прибегая к звукозаписи, некоторые композиторы воспроизводят в музыке голоса природы: завывание ветра, раскаты грома, морской прибой, шелест листвы, пение птиц. Одним из выдающихся «живописцев» в музыке был Н. А. Римский-Корсаков.

Вступление к опере «Садко» — «Океан — море синее», картины спокойного или бушующего моря в сюите «Шехеразада», «Полет шмеля» из оперы «Сказка о царе Салтане», изображение зимней вьюги в опере «Снегурочка» — все это непревзойденные картины природы, переданные музыкой. Так что порой музыка как бы приобретает свойства живописи, только пишет она не красками, а звуками.

Как и во всяком искусстве, содержание музыкального произведения претворено в художественный образ, а нередко и в целую систему образов. Образы музыкального искусства воспринимаются слухом. Вот почему никакое, даже самое яркое словесно-литературное описание музыкального произведения не может дать настоящего представления о его непосредственном звучании, в особенности если речь идет о пьесе лирического характера.

И во всяком музыкальном образе — будь то простой напев народной песни, лирический романс на слова Пушкина или Гейне, музыкальная характеристика оперного героя или основная мысль (тема) инструментального произведения — явления действительности воспроизведены специфическими выразительными средствами музыкального языка.

Трио. XVIII в. Старинная гравюра.

Понятие музыкальный язык охватывает разнообразные составные элементы и выразительные средства музыкального искусства. Сюда относятся интонационно-мелодическая природа музыки, ритм, ладовая организованность звуков музыкальной речи, многоголосное изложение (аккордово-гармонический, или полифонический склад), темп исполнения (медленный, умеренный или быстрый), высокие или низкие регистры звучания, звуковая окраска (тембр), динамика развертывания музыкального звучания и многое другое.

Ведущее значение в этой системе выразительных средств принадлежит мелодическому началу, интонационно-мелодической стороне музыкального произведения. В лучших произведениях народной и классической музыки выразительная сущность наиболее ярких музыкальных образов сосредоточена именно в напеве, в мелодии.

Мелодия — это музыкальная мысль, исполняемая одним голосом, будь то пение человека или звучание инструмента — дудки, рожка, флейты, скрипки. В народном творчестве мелодия нередко представляет собой художественно законченное одноголосное произведение — песенный напев, а также песенный или плясовой наигрыш на инструменте. В музыке композиторов мелодия звучит обычно в главном голосе (или в одном из главных голосов) многоголосного изложения.

О ведущем значении мелодического начала в системе разнообразных средств музыкальной выразительности писали многие выдающиеся музыканты.

«Мелодия — это существо произведения, его альфа и омега, его кровь и плоть, его образ,— говорил И. О. Дунаевский.— Тогда только можно сказать, что это произведение мелодично или, лучше сказать, мелодийно. Вот именно в таком произведении на мелодию падает основная авторская задача — увлечь слушателя, довести до его чувств и сознания авторский замысел.

Конечно, мелодия может быть рассудочной, умной, корректной. Но я — за горячую, эмоционально-насыщенную мелодию, мелодию говорящую, я — за почти физиологическое воздействие мелодии, вызывающее смех, улыбку, слезы, грусть, радость, горе, скорбь, надежду, мрак, просветление. Когда такое воздействие мелодии является всеобщим, значит цель произведения полностью достигнута».

По своему происхождению мелодическое начало тесно связано со звучанием живой человеческой речи, с ее интонациями.

Великие композиторы-классики не раз говорили о существовании глубокой, органической связи между словесной речью и музыкальном языком, Мусоргский был искренне убежден, что «речь человеческая регулируется строго музыкальными законами». Он смотрел «на задачу музыкального искусства как на воспроизведение в музыкальных звуках не одного только настроения чувств, но и главным образом речи человеческой».

Связующее звено между разговорной речью и музыкальной — интонация. Живые интонации человеческого голоса, народного говора составляют неисчерпаемый источник музыкального творчества. Многие передовые композиторы хорошо сознавали это.

«Хочу, чтобы звук прямо выражал слово. Хочу правды»,— писал А. С. Даргомыжский, убежденный поборник реалистического направления в музыкальном искусстве.

Интонирование — одно из важных свойств как живой человеческой речи, так и пения. Речевые интонации — это выразительно осмысленные повышения и понижения, с какими в живой речи произносится слово. Если прислушаться к разговору на незнакомом языке или к отдаленно звучащей речи (например, за стеной), то, несмотря на непонимание слов, можно определить, горячий ли это спор, спокойный или возбужденный рассказ, упреки с ответными репликами, оправдания, сожаления. Не понимая слов, можно уловить в звучащей речи интонации гнева, возмущения, удивления, недоумения, вопроса. Спрашивая, человек повышает голос. Напротив, ответ или утверждение сопровождается обычно понижением голоса, интонацией успокоения. Даже одно и то же слово можно произнести по-разному: с вопросительной, с утвердительной или восклицательной интонацией, как например: «Пришел?», «Пришел», «Пришел!».

Интонация же музыкальная — это эмоционально осмысленное произнесение музыкальных звуков. Каждая отдельная музыкальная интонация (обычно из двух-трех звуков) — это небольшая звуковая ячейка, имеющая выразительное значение. Характер музыкальных интонаций в значительной степени определяется качественным значением составляющих их звуков. Так, интонации вопроса, просьбы, недоумения, удивления, носящие характер неопределенности, обычно даются на неустойчивых звуках лада, с присущей им напряженностью звучания; ответ, утверждение, приказание — на устойчивых, более спокойных и завершенных.

Устойчивые и неустойчивые интонации, составляющие любой напев, всегда связаны между собой в какую-либо звуковую систему лад. Всякий лад (слово «лад» равнозначно понятиям «порядок», «слаженность») представляет собой особую организацию устойчивых и неустойчивых звуков. Ясная и четкая ладовая организация сообщает каждому звуку напева новое качество: устойчивость, способность служить опорой или, напротив, неустойчивость — напряженность, вызывающую чувство незавершенности (если на этом звуке кончается музыкальная фраза). В развитии мелодической мысли устойчивые и неустойчивые звуки беспрестанно сменяются, способствуя внутренней динамичности музыкального высказывания. Таким образом, лад вытекает из логической связанности отдельных звуков и способствует ощущению цельности музыкального произведения.

На протяжении веков и тысячелетий разные народы создали немало разнохарактерных ладов. В музыке европейских (а отчасти и азиатских) стран наибольшее распространение получили два лада: мажорный и минорный. Причем и тот и другой существуют в целом ряде своеобразных разновидностей. Их объединяет общность «наклонения»: устойчивые звуки мажорного лада образуют большое, или мажорное, трезвучие[1]; звуки минорного лада — малое, или минорное, трезвучие. Оба трезвучия могут входить в мелодию. Так, например, мажорным трезвучием начинается «Марш веселых ребят» Дунаевского; минорным — русская песня «Как пойду я на быструю речку» и «Подмосковные вечера» В. Соловьева-Седого.

Среди различных ладовых образований мажор и минор оказались самыми распространенными, так сказать, универсальными. Область их применения чрезвычайно широка и в песенном творчестве разных стран, и в бытовой музыке прикладного значения, и в творчестве композиторов-классиков.

С мажорным ладом связывается представление о светлом жизнерадостном звучании, уверенности и твердости, величавой торжественности, праздничности. Диапазон его использования чрезвычайно широк: от мягкой, задушевной колыбельной, настроений задумчивости, светлых мечтаний до грандиозных победноликующих звучаний.

Минор часто определяют как грустный лад. Однако это верно лишь отчасти. Выражение грусти возможно и в мажорных мелодиях (ария Орфея «Потерял я Эвридику» Глюка; русская песня «Степь да степь кругом»), веселья — в минорных.

Очень часто, например, минорный лад используется и в танцевальной музыке. И притом не только в танцевальных пьесах классических композиторов с характерной для них глубиной и серьезностью содержания («Вальс-фантазия» Глинки), но и в бытовых танцах. Минорные песни и пьесы ритмически оживленного характера также могут быть веселыми и жизнерадостными, только характер «красок» в них иной: более мягкий и приглушенный.

Диапазон эмоциональных состояний и переживаний в произведениях минорного характера весьма разнообразен: от тихой грусти, меланхолических настроений до глубоко трагических переживаний, воспроизведений драматических конфликтов, героических порывов и стремлений. Не случайно в миноре изложены не только похоронные марши, но и активно устремленные, призывные революционные песни, как «Варшавянка», «Беснуйтесь, тираны», «По долинам, по загорьям», «Песня о тревожной молодости» А. Пахмутовой, «Бухенвальдский набат» В. Мурадели.

В заключение следует упомянуть, что каждый лад может звучать выше или ниже и что звуковой состав его в зависимости от этого существенно не меняется. Высотное положение мажорного и минорного лада образует его тональность [2].

Нетрудно заметить, что мелодическая речь, как и словесная, всегда членораздельна. В живом звучании мелодии ясно выделяются законченные музыкальные предложения, фразы, а иногда и отдельные возгласы, восклицания.

Каждый звук музыкального произведения имеет свою продолжительность. Поэтому столь важную выразительную роль выполняет ритм музыкального произведения — соотношение звуков на их временной продолжительности. Вне ритма не может существовать даже самый простой народный напев. Особенно велико значение ритма в произведениях, связанных с движением или пляской — в танцевальной музыке, маршах.

Всякая народная пляска, всякий танец или же марш — походный, торжественный, траурный — имеют свои характерные ритмические особенности. Если оркестр играет марш, мы всегда безошибочно определим, что это именно марш и ничто другое, хотя бы эту пьесу и слышали в первый раз. Всякий марш легко распознается по его ритмическому складу, воссоздающему мерный шаг, величавую, торжественную или более оживленную и бодрую поступь. Столь же легко можно уловить различные виды русской пляски («Камаринская», «Барыня», «Трепак»), кавказскую лезгинку, плавно скользящий, как бы «кружащийся» вальс, прихотливые и резкие акценты мазурки, легкую и оживленную («вприпрыжку») поступь польки.

Ритмическое начало в танце столь важно, что у некоторых народов сопровождение к танцу ограничивается одним лишь ритмом, который выбивается на каких-либо ударных инструментах. Многие африканские народы пляшут под звуки одних лишь барабанов. Узбекские танцовщицы движутся в танце под звуки бубна, на котором музыкант исполняет затейливые ритмические фигуры.

Виды музыкального ритма разнообразны. Ритм может быть четким, с яркими динамическими (силовыми) акцептами. Такая ритмическая организованность в первую очередь присуща музыке, воссоздающей движение, например маршам и танцам. В песнях лирического характера мелодии отличаются мягкостью и плавностью; акцепты в них располагаются свободно (иногда и вообще отсутствуют). В эпических сказах ритм порою очень сложен и прихотлив, он всецело подчинен своеобразной ритмике речи.

Наиболее проста ритмика музыки моторной, связанной с движением, с организованным шагом, танцем, пляской. Таким произведениям присуще закономерное последование «сильных», или акцентных долей и слабых, неакцентных. Подобный вид музыкально-ритмической организованности имеет немало общего со стихотворным ритмом.

Правильное чередование ударных и безударных слогов в стихе образует, как известно, различные виды двухдольных или трех-дольных размеров. Двухдольный размер присущ стихотворениям Пушкина «Бесы» и «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»). Трехдольный размер живо ощутим в стихотворении Лермонтова «Тучки небесные, вечные странники».

Ритмический строй вокальной музыки во многом зависит от связанного с ним стихотворного текста. Один из многочисленных примеров тому — песня Б. Мокроусова «Одинокая гармонь» на слова М. Исаковского. Для ее стихотворного склада характерны трехдольные акценты (анапест):

Припомним выразительную мелодию этой песни. Она исполняется спокойно, не спеша. Мелодия словно бы движется неторопливым шагом, в ней отчетливо ощутима ритмическая трехдольность стихотворного текста. Ритмически растянут лишь заключительный слог каждой стихотворной строчки. Но этот долгий звук удлинен ровно в три раза (ого-о-онь; гармо-о-онь). Благодаря этому трехдольное движение мелодии не нарушается.

Но далеко не каждая мелодия состоит из звуков равной длительности. Так, в словах песни «Школьный вальс» И. Дунаевского на слова М. Матусовского стихотворный размер двухдольный (ямб); в напеве равномерно чередуются более короткие и вдвое более долгие длительности. Такое чередование, характерное для вальса, также дает трехдольное движение, или, как говорят, трехдольный музыкальный размер. Напойте задушевную мелодию «Школьного вальса» — и вы легко убедитесь, что каждый акцентный слог стиха в напеве растянут вдвое:

В музыке употребительны весьма разнообразные размеры: двухдольные, трехдольные, четырехдольные, пятидольные и др. Так в четных размерах (двух- и четырехдольных) излагаются марши. В трехдольных — вальсы, мазурки и полонезы. В пятидольном — многие мелодии хороводных и величальных русских песен, болгарские народные танцы. Наряду с этим старинные народные песни (равно как и произведения русских классиков) порой могут и не иметь ясно выраженного размера. Ударения в них нередко располагаются весьма свободно (или же вовсе отсутствуют), ритмика их сложна и изменчива.

Ритмическая организованность — важная сторона музыки. Выразительными средствами музыкального ритма воссоздаются различные стороны действительности. Развитию музыкально-ритмического чувства у людей способствовали разнообразные проявления ритмической периодичности, начиная от жизнедеятельности самого человеческого организма: равномерного дыхания и ударов сердца, пульса, размеренности естественного шага при ходьбе, упорядоченности рабочих движений при ударах мотыги, лопаты, топора, взмаха весел, серпа, косы. Не случайно одним из древнейших по происхождению видов песен были так называемые трудовые припевки, которые способствовали установлению размеренного трудового ритма рабочего коллектива (артели строителей, лесорубов, плотогонов, гребцов). Припевные возгласы таких песен («Еще раз!», «Взяли!», «Двинем!», «Ух!») служили как бы сигналами к совершению совместного трудового усилия.

Хоровая капелла. XVIII в. Рис. В. Хогарта.

Советский музыкант профессор Г. Нейгауз писал, что «...ритм музыкального произведения часто и не без основания сравнивают с пульсом живого организма. Не с качанием маятника, не с тиканием часов или стучанием метронома (все это метр, а не ритм), а с такими явлениями, как пульс, дыхание, волны моря, колыхание ржаного поля... Пульс здорового человека бьется ровно, но ускоряется или замедляется в связи с переживаниями (физическими или психическими). Так же и музыка».

Виды многоголосия. Уже говорилось, что мелодическое начало составляет первооснову музыкального искусства. Сущность наиболее ярких и выразительных музыкальных образов чаще всего сосредоточена в мелодии. Чем выразительней мелодия, тем более доступно музыкальное произведение, тем лучше оно запоминается. Напротив, произведения, не содержащие ярких мелодий, воспринимаются не так хорошо и хуже запоминаются, чем напевные.

В устном музыкальном творчестве (фольклоре) многих народов преобладает одноголосное, или унисонное, пение. Группа певцов, даже большой хор, поет одну и ту же мелодию. Традиция одноголосного пения присуща, например, многим народам Средней Азии и Дальнего Востока.

Вместе с тем во многих странах наряду с одноголосием издавна развивалось и многоголосное пение. У многих народов мелодия песни или наигрыша звучала на фоне длительно тянущегося басового звука — бурдона[3]. Сходным образом в старину играли и на многих инструментах: гуслях, скрипке, домре, балалайке. Мелодия исполнялась в сопровождении одного и того же басового звука. Такое двухголосие называлось бурдонным.

Постепенно в музыкальной практике многих европейских народов развилась полифония — многоголосный склад, основанный на одновременном сочетании нескольких (не менее двух) самостоятельных и равноправных мелодий.

Развитый полифонический склад присущ старинной русской народной песне. Очень часто к основной мелодии запевалы, подхваченной группой низких голосов, присоединялся высокий подголосок, свободно видоизменяющий (варьирующий) песенный напев. При этом верхний подголосок нередко оказывается мелодически богаче и сложнее, чем основной голос («Ой да ты, калинушка»). Оба голоса красиво сплетаются.

Иногда к запевале присоединяются подголоски и сверху, и снизу. По временам они сливаются с основным голосом в унисон, но потом снова отделяются от него и свободно «ветвятся», своеобразно сочетаясь друг с другом.

Широкое распространение получило полифоническое искусство в странах Западной Европы в эпоху Возрождения — Ренессанса (XIV—XVI вв.). В Италии, Франции, Нидерландах и других странах создались самостоятельные полифонические школы со своими особыми национальными чертами. Наиболее высокого совершенства достигло искусство полифонии в творениях великого немецкого композитора И. С. Баха.

Наряду с развитием полифонии в XVI—XVII веках выдвигается другая форма музыкального мышления — гомофония. В гомофонном стиле один из голосов (часто верхний) играет главную роль. Остальные голоса составляют гармоническое (аккордовое) сопровождение, или аккомпанемент, и звучат несколько тише. Общеизвестный вид гомофонно-гармонического изложения в наши дни — пение под гитару.

Примеры гомофонного изложения в классической музыке многочисленны: ноктюрны Шопена, его же прелюдии (№ 4, 6, 15), «Баркарола» и «Подснежник» Чайковского, многие пьесы из его «Детского альбома».

Во многих произведениях композиторов конца XVIII и XIX века полифонический и гомофонный склады своеобразно сливаются воедино.

Все, о чем говорилось в нашем небольшом рассказе, составляет самую основу музыкального искусства. Как в простейших народных песнях, так и в самых сложных творениях классических композиторов, мелодия всегда складывается из типических звуковых сочетаний (интервалов), образующих выразительные интонации. Всякой по-настоящему выразительной мелодии присущи ладовая организованность, а также определенный ритм. В одних произведениях мелодически выразительные голоса красиво сплетаются одни с другими. Это произведения полифонического склада.

В других произведениях один главный голос выделяется на первый план, другие же образуют сопровождение и порой (хотя и но всегда) отодвигаются на второй план, звучат несколько тише. Это — гомофонные произведения.

Разлагая произведения на составные элементы, мы находим в них звуки различной высоты, объединенные какой-либо ладовой системой, простой или весьма сложный ритм, одноголосное или многоголосное изложение, наконец, тембровую окраску, зависящую от источника звука: какого-либо человеческого голоса или музыкального инструмента.