Затаившаяся змея

Глава 7

Криспин закрыл дверь и приблизился к кровати. Легко коснулся Венца, а затем подошел к выходившему на соседние крыши окну. Посмотрел на задний двор, на множество крыш, но не увидел никого, кроме голубей, осторожно переступавших по черепице. Криспин медленно закрыл ставни и задвинул засов. Снова посмотрел на Венец, и в душу закралась тревога.

Позади внезапно распахнулась дверь. Сыщик развернулся и увидел пошатывающегося в полутемном дверном проеме Джека.

— Джек? Где ты был? Ты трогал это?

Криспин указал на Венец, и Джек вытаращился на него.

— Я выпал из окна, — сказал он.

Криспин схватил Джека за плечи, торопливо ощупывая, нет ли переломов.

— Ты пьян?

— Нет. Я выпал из окна. Потрогав это!

Он резко выбросил вперед руку, обвиняя Венец. Криспин отстранил Джека, чтобы осмотреть его.

— Но на тебе нет ни единой царапины.

— Я не лгу, хозяин. Я надел это себе на голову. И как странно… Я почувствовал, будто… — Он взглянул на затянутые паутиной балки. — Я почувствовал, будто могу сделать что угодно. Я снял его, встал на вон тот подоконник, а потом выпал из окна. Я не помню, как падал. Я просто… оказался на земле. Он заколдованный, точно вам говорю.

— Чепуха.

Но Криспин кривил душой. Он тоже вспомнил ощущение неестественного восторга, охватившего его, когда он надел Венец, восторга, едва не приведшего его к поединку. Да, в том состоянии вполне можно вообразить, будто способен вылететь из окна. Гест уставился на Венец. Это, наверное, просто совпадение.

— Да ладно, Джек, — начал он, успокаивая себя легко срывающимися с языка словами, — тебе все это могло почудиться. Немножко вина…

— Я говорю вам правду, мастер Криспин. Не пил я вина!

Оставив Джека, Криспин повернулся к Венцу, взял его и провел большим пальцем по гладкому боку одного из шипов.

— В нем точно что-то есть…

Венец казался весомой вещью. Не особенно тяжелый, но плотный из-за плетеного тростника и острых шипов, которые не ранили — по крайней мере не так сильно, как должны были. Криспин глянул на Джека, а затем осторожно положил Венец в украшенный драгоценными камнями ларчик. Закрыл, задержав ладонь на опущенной крышке, и покачал головой:

— Нет, я не верю, что Божья сила может обитать в земной вещи. Это бессмыслица.

— Но Бог же и сам сделался человеком. Иисусом. Разве нет?

— Ты что, занялся теологией?

— Я не знаю, что это такое, но знаю, что произошло со мной. Я выпал из этого дурацкого окна и ничего не почувствовал.

Криспин поставил сверкающий драгоценными камнями ларец в деревянный ящик и огляделся в поисках места, куда бы его спрятать. В его жилище практически не было укромных мест — одна комната, и никакой ниши. И в его сундучок он не поместится. Разве что ворох соломы в углу, служивший Джеку постелью… Криспин отнес туда ящик и поглубже зарыл в солому.

— В мою постель? — воскликнул Джек. — Я не буду спать с этой штукой. Одному Богу известно, что взбредет мне в голову в следующий раз. Может, с крыши полечу.

— Мне больше негде его спрятать.

— Ну так отдайте его во дворец, ежели вам так хочется, чтобы король вас простил.

Криспин завалил желтыми клоками соломы ящик и отступил, чтобы посмотреть на дело рук своих. Солома вызвала в памяти постель, на которой он спал в камере Ньюгейтской тюрьмы, — чуть лучше этой охапки, а в самой камере было гораздо холоднее, чем в нынешней комнате. Там стояла полная тишина и почти полная темнота, пока ему не позволили иметь свечу. Лучше всего было одиночество, ибо он знал, что, когда дверь камеры откроется, возобновятся допрос и пытки. Он привык бояться визга петель и бренчания ключей. Всякий раз, когда дверь распахивалась, он надеялся, что стража отведет его к палачу. Но этого облегчения он не получил. Только в последний раз. В последний раз при дворе.

Он подумал о Майлзе. Какую комфортную жизнь вел он, должно быть, последние семь лет. Все товарищи Криспина казнены, и все оказались слишком мужественными, чтобы выдать Майлза Алейна. Даже Криспин ничего не сказал. Но теперь-то он скажет. Ничто не заставит его держать язык за зубами. Но он должен соблюдать осторожность. Нужно собрать достаточно доказательств. Оставался еще один, неизвестный заговорщик. Кто-то достаточно могущественный, чтобы нанять Майлза и желать смерти либо Ланкастеру, либо Ричарду. Кто при дворе осмелится на такое деяние? Он доставит Венец ко двору не раньше, чем сможет пригвоздить к позорному столбу Майлза и того, другого человека. Вот это будет награда.

Он посмотрел на Джека.

— Еще рано, — ответил он, с его губ не сходила презрительная усмешка. — Мне нужно еще много сделать, прежде чем я смогу.

— Я бы от такой вещи избавился. Что вы о ней знаете? В смысле… — Джек уставился на груду соломы, где был спрятан ящик. — Это взаправду Терновый венец, который был на голове нашего Господа?

— Так говорят. Но я знаю, к кому нам лучше всего обратиться, чтобы получить все ответы. Бери плащ.

Они отправились на западную окраину Лондона. Криспин был благодарен Джеку, что тот не расспрашивает о Майлзе. Слишком сильная злоба клокотала внутри. Говорить об этом человеке было невозможно. Криспин не понимал, почему он не убил Майлза на месте. Разумеется, тогда сидеть бы ему сейчас в камере, уже без шуток ожидая палача. На сей раз никаких топоров, а смерть от удушения на виселице.

Мысль эта не слишком его заботила.

— Куда мы идем, хозяин? — спросил Джек, когда они миновали Чариит-Кросс.

— Туда, — указал на большую церковь Криспин.

Ее круглая апсида была обращена к Темзе, как и длинные стены монастырского двора, примкнувшего к церкви со стороны южного трансепта, уютно, как прижавшийся к матери котенок. Обращенная к северу большая квадратная башня с окном-розой вздымалась над стенами двора и над крышей храма. Вестминстерское аббатство.

За плечом Криспина, дальше к востоку, возвышался Вестминстер-Холл. Королевский двор. Но сегодня он туда не пойдет. Нет. Его пока еще не ждут там с распростертыми объятиями. Несколько попыток пройти туда закончились печально. В следующий раз он появится при дворе не как триумфатор, возможно, но как спаситель.

— Почему туда? — поинтересовался Джек, стягивая на шее воротник.

— В аббатстве у меня есть старый друг. Если кто и может рассказать нам о Венце, так это он.

Вошли они не через главный вход, а через боковую дверь, которая вела в крытую галерею. Человека несведущего запертые ворота обескуражили бы, но Криспин ожидал этого и несколько раз дернул за цепочку колокольчика, уверенный, что на звон кто-нибудь да придет. И вскоре так и случилось. Из-за угла показался монах в рясе, черноволосый, с блестевшей на макушке тонзурой. Он подошел, опустив глаза, и негромко произнес: «Мир вам», — а потом поднял голову. Его бледное лицо с застывшим на нем выражением повиновения просияло.

— Криспин Гест! Как я рад тебя видеть!

— Брат Эрик. И я рад тебя видеть. Аббат не занят? Мне бы надо переговорить с ним.

— Конечно, Криспин. Для тебя всегда найдется время.

Криспин спиной чувствовал взгляд Джека, когда входил в открытые ворота. Парнишка следовал за ним нерешительно, глазея на монаха, который, в свою очередь, тоже весьма внимательно его разглядывал.

Они пошли по галерее, их шаги эхом отзывались под каменными сводами. Холодный воздух был еще холоднее в тени, как будто застаивался у застекленных арок. Через каждые несколько футов стояли жаровни, в них горели, потрескивая, поленья, и дым поднимался к закопченным сводам потолка.

Все трое наконец подошли к большим дубовым дверям на фигурных петлях. Брат Эрик постучал, но открыл дверь, не дожидаясь ответа.

За высоким столом у окна сидел молодой монах. Он поднял глаза, не выпуская из рук пера. Другой монах был постарше, остатки седых волос топорщились вокруг естественной теперь уже тонзуры. Он стоял перед большой Библией, раскрытой на аналое, и размышлял над текстом, прижав к губам указательный палец, над которым нависал похожий на клюв нос. Седые брови кустились над глазами с тяжелыми веками, и хотя седина и говорила о его преклонном возрасте, лицо оказалось не таким морщинистым, как можно было ожидать. Высокие, четко очерченные скулы отбрасывали тень на волевой подбородок. Лицо это подходило скорее рыцарскому шлему, чем монашескому капюшону.

Монах обернулся на звук шагов. Ему потребовалось мгновение, чтобы узнать вошедших, и тогда его лицо осветилось улыбкой.

— Криспин Гест! — Раскинув руки, он шагнул вперед и крепко обнял Криспина. Тот выдержал объятие. Монах отстранил гостя, держа его за руки. — Как же давно мы не виделись. Вы только на него поглядите. Вид у тебя здоровый. — Он кивнул. — Я доволен.

— А вы все не стареете, господин аббат.

Аббат махнул рукой и отступил.

— Господин аббат? Для тебя я Николас. — Повернув голову, он посмотрел сверху вниз на съежившегося Джека. — А это кто такой?

Криспин положил руку Джеку на плечо. Оно не расслабилось.

— Это Джек Такер. Он настаивает на звании моего слуги. — Криспин улыбнулся в сторону. — Джек, это аббат Вестминстерского аббатства Николас де Литлингтон.

Взгляд расширившихся глаз Джека судорожно перебегал с аббата на комнату, скользил по манускриптам в золотых футлярах, по серебряным подсвечникам. Мальчик неловко поклонился.

— Милорд!

Криспин улыбнулся:

— Несколько лет назад я оказал аббату небольшую услугу…

— Небольшую услугу! — Николас захохотал и от души похлопал Криспина по спине. — Меня обвинили в убийстве, и Криспин докопался до истины, восстановил мою честь. Небольшая услуга, что и говорить!

— Боже милостивый! — ахнул Джек и зажал рот рукой, когда оба монаха уставились на него.

Николас усмехнулся и, взяв Криспина за плечи, подвел к огню. Брат Эрик поклонился аббату, еще раз взглянул на Джека и удалился.

Криспин позволил аббату заботливо устроить его у очага. Он знал, что таковы его привычки. У огня было хорошо, от него даже запах шел приятный, лучше, чем от жалких щепок и торфа, которые обычно горели в очаге Криспина.

— Брат Майкл, — обратился аббат к сидевшему за столом монаху, — принеси нам, пожалуйста, вина.

Комната аббата была удобной, даже уютной. Высокие арочные окна с искусными витражами отбрасывали цветные пятна на стол аббата и на каменный пол. У огня лежала на полу гладкошерстная борзая с проступающими под шкурой ребрами, не обращавшая ровным счетом никакого внимания на все передвижения людей.

Брат Майкл предложил бокал вина Криспину, а Джека обошел. Вино было не просто хорошее. Густое, душистое. Криспин прикинул, что оно скорее всего из запасов лучших испанских вин аббата.

Криспин сделал глоток и осознал, что в последний раз виделся с аббатом год назад. Он бросил взгляд в дальний угол — между книжным шкафом и скамеечкой для молитвы — и улыбнулся, увидев там шахматную доску. Прищурившись, он двинулся к ней. Если он не ошибается, со времени их последней встречи ни одна фигура не покинула своего места.

Криспин взглянул на Николаса.

— Наша партия?

— Да, — ответил тот. — И, по-моему, твой ход.

Криспин прикинул диспозицию. Он уже забрал у Николаса королеву и несколько других фигур. Криспин двинул вперед черного рыцаря[14].

— Мой рыцарь угрожает твоему королю.

Николас, хмурясь, принялся рассматривать фигуры. Хмыкнул, поднес палец к губам. Посмотрел на Криспина.

— Да, в самом деле. Прошло столько месяцев; я надеялся, что ты не заметишь. Но от твоего внимания мало что ускользает, а, Криспин? — Аббат потянулся к фигуре, замер, а затем убрал руку. — Придется мне обдумать это положение. А пока…

Он указал на кресла у огня. Аббат сел в то, на которое было накинуто покрывало из лисьих шкур, а Криспину предложил другое, стоявшее рядом. Джек встал позади хозяина и вцепился в спинку кресла так, что пальцы побелели. Наклонившись, Николас почесал собаке голову. Она вяло стукнула хвостом по полу.

— Расскажи мне, почему ты здесь. Сомневаюсь, что это просто визит вежливости, хотя он и доставил мне большую радость.

— Нет, к сожалению. Мне интересно, можешь ли ты рассказать кое-что об одной особенной реликвии.

— Вот не ожидал. — Аббат улыбнулся и повернулся к брату Майклу. — Что касается реликвий, я обладаю богатейшими сведениями. Мой священник, брат Майкл, сопровождал меня во время многочисленных паломничеств.

— Тогда тебе нетрудно будет рассказать мне о Терновом венце.

— О Терновом венце? — Улыбка сошла с лица аббата, оно посерьезнело. — Почему ты желаешь узнать именно об этой реликвии?

Криспин рассеянно провел пальцем по краю бокала. Он внимательно рассматривал янтарное вино, которое, поблескивая, колыхалось в бокале.

— В последнее время она очень меня занимает.

Николас глубоко вздохнул.

— Терновый венец, — медленно, задумчиво произнес он. — Конечно, тот самый, который окаянные римляне надели на голову нашему Господу. Ранней его истории мы не знаем — кто унес его с места славной смерти Спасителя и сберег. Но я знаю из записей одного монаха… кто же это был?

Он поднялся, подошел к книжной полке и вытащил большой том. Положил его на аналой поверх Библии и принялся листать страницы.

— Ага! — Наклонившись над книгой, он стал читать: — Некий брат Бернард. Лет пятьсот назад. Он говорит, что Венец пребывал в храме на горе Сион в Иерусалиме. А через двести лет после этого Венец перенесли в Византию.

Он поднял глаза. Сначала Криспин подумал, что аббат ищет другую книгу, но монах смотрел значительно дальше. Он извлек из памяти нужные сведения и процитировал:

— «Устреми свой взор на Терновый венец, который затем лишь был возложен на голову нашего Искупителя, чтобы можно было собрать и сломать все тернии мира». — Из-под полуопущенных век он посмотрел на Криспина. — Императоры Восточной Римской империи дарили отдельные шипы разным христианским монархам. Я знаю, что один такой шип был послан нашему древнему королю Этельстану[15] — в давние времена, — пояснил он для Джека, который, похоже, не понимал, о чем говорит аббат, — и шип этот до сих пор находится в Малмсберийском аббатстве.

Он закрыл книгу, вернул ее на полку и снова сел. Сделал глоток вина и задумчиво наклонил голову набок, но следующие свои слова он обратил к Криспину:

— Как ты наверняка знаешь, сто лет назад или чуть больше империя Константинополя начала рушиться, и в отчаянной попытке заполучить поддержку — и деньги — император Болдуин Второй стал искать дружбы французского короля Людовика. Он предложил ему Терновый венец, хотя это стоило дорого — нужно было выкупить реликвию у нечестивой Венеции. Они держали Венец у себя в качестве гарантии займа. Итальянцы! — пробормотал он. — Уж кто-кто, а они в ростовщичестве толк знают. Какой позор! В любом случае Терновый венец был вскоре выкуплен и отправлен во Францию, где Людовик выстроил для него изумительную церковь Сент-Шапель. Там он находится и поныне.

— А как выглядит Венец? Можешь описать?

— О да, я видел его своими глазами. Как ты можешь догадаться, после того как многие десятилетия шипы раздавали императорам и королям, их осталось мало. Сейчас он представляет собой венок, сплетенный из тростника. Те, кто создавал узор, действовали очень осторожно, ведь оставшиеся шипы вплетены в тростниковый ободок.

Криспин залпом допил вино и не успел отказаться, как брат Майкл снова наполнил его бокал. Криспин решил, что от вина, в конце концов, большого вреда не будет, и сделал глоток.

— А что… — Он глотнул еще вина. Николас не сводил с него вопросительного взгляда. — А он… А он передает свои свойства… тому, кто… к нему прикоснется?

— Свойства? О, ты имеешь в виду силу реликвии? О да! Он действительно обладает силой. Эти шипы пронзали лоб Господа, пролили Его драгоценную кровь. Разумеется, они насыщены силой. Более мощной, чем другие реликвии, можешь быть уверен.

— Но что это за сила?

Николас поднялся. Прошелся по комнате, вертя бокал за ножку.

— Я спрашиваю себя, почему ты так любопытствуешь, друг мой. Похоже, у тебя здесь какой-то личный интерес.

И он пристально посмотрел на Криспина.

Криспин тоже встал и подошел к старому монаху. Поставил бокал на небольшой столик.

— У меня действительно к нему личный интерес. Но больше я ничего не могу сказать.

Николас еще мгновение испытующе смотрел на сыщика, потом пожал плечами.

— Воля твоя. Надеюсь, тобой движут благие побуждения. Я тебе доверяю, — сказал аббат без особой, впрочем, убежденности. Он его предостерегает? — Сила этой реликвии — как говорят — делает того, кто к ней прикасался, а особенно того, кто ее надевал, неуязвимым.

— Неуязвимым? Для чего?

— Для всего. Для страха, опасности. Даже для смерти.

Джек бросился к Криспину и схватил его за руку.

— Хозяин! Именно это и случилось со м…

— Помолчи, Джек. — Криспин, извиняясь, улыбнулся аббату, насторожившемуся при этом обмене репликами. — Думаю, милорд Николас хочет сказать, — произнес он, наклоняясь к мальчику, но глядя на аббата, — что человек может почувствовать себя неуязвимым.

— Нет, я не это сказал. — Николас внимательно смотрел на Криспина. — Неуязвимость настоящая. Возможно, ее сопровождает чувство восторга, но человек действительно неуязвим, пока носит Венец. Так говорят.

Джек потянул Криспина за руку.

— Хозяин!

— Постой спокойно, Бога ради! — Он серьезно смотрел на Николаса. — Король Франции на время передал Венец королю Ричарду в знак мирных намерений.

Николас поджал губы и кивнул:

— Я слышал об этом.

Криспин отступил.

— Да?

— Как ты знаешь, Криспин, я вхож во дворец. У меня есть родня среди высокопоставленных лиц.

— Да, — рассеянно отозвался Криспин. — Почему же король Франции желает отдать такую могущественную реликвию своему заклятому врагу?

Усмешка Николаса сменилась гортанным смехом. Аббат взглянул на брата Майкла, который шутки не понял, положил руку на напряженное плечо Криспина и тихо сказал:

— Потому, мой дорогой друг, что сила эта передается только тем, у кого чистое сердце.

Криспин захлопал глазами.

— Чистое сердце?

— Да. Люди, которые не замышляют зла против невинных. Люди, которые любят Бога. Люди, которым не побоится довериться самый простой человек. — Он похлопал Криспина по спине. — Чистые сердцем.

Криспин едва не улыбнулся.

— Стало быть, король не в состоянии получить эту силу?

Николас как бы невзначай оглянулся. Рядом не было никого, кроме брата Майкла.

— Я бы не стал так говорить. Это может быть расценено даже как измена. — Брат Майкл поднял брови, но ничего не сказал. — Та сторона, французская, точно так же на это не способна. — Аббат пожал плечами. — Правда есть правда.

Криспин улыбнулся Джеку и подмигнул.

— Чистые сердцем, Джек.

— Чтоб я ослеп, — прошептал мальчишка и зажал рот грязной ладонью.

— Еще я слышал, — сказал Николас, — что Венец будто бы пропал. Его величество полагает, что это французский заговор с целью поставить его в неловкое положение. Ты, случаем, ничего об этом не знаешь, а?

— До меня тоже доходят разные слухи, милорд аббат. И я Следопыт. Если он пропал, будьте уверены, я его найду.

— О, в этом я уверен. Если он пропал.

Криспин прищурился в ответ на многозначительную усмешку аббата, но ничего не сказал.

Криспин и Джек успели в Шамблз как раз до сумерек. Они шли молча, пока не свернули на свою улицу и в нос им не ударила скопившаяся задень вонь скотобоен и сожженной требухи.

— Мастер Криспин. — Сыщик посмотрел на мальчика, который казался необычно серьезным. Джек грыз ноготь. — Я знаю, что у вас какие-то свои мысли, но, может, лучше избавиться от Венца? Может, отдадим его аббату Николасу на сохранение? Не стоит шутить с Божьей силой. Очень возможно, что мы попадем в скверную историю. Может, даже отправимся за это в ад.

— Гораздо больше неприятностей, Джек, тебе принесет твое воровство.

Но Джек казался по-настоящему встревоженным. И Криспин признался себе, что и сам испытывает беспокойство, владея Венцом. «Чистые сердцем». Как далек он от этого. Особенно когда хотел убить Майлза Алейна. Однако же не убил. А возможностей было предостаточно. И не в страже дело. Он знал, что мог бы сунуть нож Майлзу между ребер и скрыться, прежде чем стража спохватилась бы, но не сделал этого. Он просто не мог убить человека таким образом. О, он знал, что Майлз-то был способен на такой бесчестный поступок, но не он, Криспин. Чистые сердцем.

— Вот беда-то, — пробормотал он.

— То же самое и я говорил, сэр, — подхватил Джек. — Мы должны побыстрее избавиться от Венца.

— Не болтай глупостей, Джек, — вздохнул Криспин. — Несколько стеблей тростника и несколько старых шипов не таят в себе никакой опасности…

Криспин услышал свист, а затем ощутил резкую вспышку боли. Он сильно ударился плечом о стену. Джек вскрикнул.

Мгновение Криспин недоумевал, что случилось. Но потом очнулся и посмотрел на свое плечо. Его одежда была пригвождена к стене стрелой, прошедшей на волосок выше плеча. Стрелой с ястребиным оперением.