Торжествующая победу мачеха имела наглость зайти к юноше вечером и предложить ему замолвить словечко перед отцом — вымолить прощение. Но в ответ тот должен перестать строить из себя недотрогу. Увидев отвращение на лице Сэвиенда, рыжая бесстыдница зло рассмеялась и пообещала приложить все усилия, чтобы отец больше не вспомнил о старшем сыне.
— Ничего, нищая жизнь научит тебя покорности, — усмехнулась она напоследок.
По всей видимости, женщина не знала, что всё приданное и драгоценности почившей матери уже вернулись к деду юноши на сохранение, как его будущее наследство, что будет передано Сэву после двадцать пятого дня рождения. Да и обширные земли деда тоже в будущем перейдут к внуку, единственному родственнику пожилого мужчины, схоронившего и жену, и единственную дочь — мать Сэвиенда.
Но тогда юноше было лишь девятнадцать, до получения наследства оставалось шесть лет. К счастью, обучение в Академии отец оплатил ещё до второй женитьбы, а ежегодно вручаемые дедом бархатные мешочки с золотыми и серебряными монетами регулярно пополняли личный счёт юноши в банке. Так что мачеха зря надеялась запугать Сэва нищетой, та ему точно не грозила. Странно только, что отец будто позабыл обо всём. Но кто знает, чем его продолжала опаивать молодая жена, и как это повлияло на память старшего лорда Винханс.
В общем, особой надобности сразу после окончания Академии пополнять ряды приграничного гарнизона у молодого человека не было. Ему оставалось подождать лишь пару лет, чтобы получить доступ к довольно внушительным суммам. Но Сэвиенд, каждое лето заезжавший к деду, узнавал новые подробности из развесёлой жизни Элодисы, что в очередной раз убеждало его в злокозненной природе всех женщин… Это отношение к слабому полу не затрагивало лишь светлого образа давно умершей матери. А потому молодой человек предпочел скрываться от многочисленных дочек соседских лордов и лойров, осаждавших юношу, стоило ему навестить родственника. Да и сам дед не прочь был устроить судьбу внука, чтобы успеть порадоваться правнукам…
Проще говоря, служба показалась Сэву наилучшим выходом. При некотором старании можно было максимально оградить себя от женского общества, несущего только беды. Вот только новое окружение быстро заметило, насколько явно юноша избегает любых контактов с дамами. И начались шуточки, по мнению большинства вояк вполне добродушные и безобидные, но казавшиеся вспыльчивому Сэвиенду жутко оскорбительными.
Тогда он и приобрёл репутацию бешеного малого, готового по любому поводу вызвать кого угодно на поединок. И вполне возможно, нарвался бы в итоге на такого же безрассудного соперника, сложив голову почём зря. Но тут ненавязчиво вмешался Браскинус, чей авторитет остужал самых отъявленных дебоширов. А потом Сэв незаметно для себя влился в число друзей генерала Арвендуса. К тому времени он уже немного пообтёрся, начал привыкать к грубоватым солдатским манерам, отличать намеренные оскорбления от обыденных солёных мужских острот.
Только неприязнь к женщинам, в каждой из которых он видел отголоски бесстыдной мачехи, так и осталась при молодом человеке. Если бы Сэвиенд оставался девственником, как в шутку называл его Браск, возможно, было бы легче. Но за первые два года в Академии он успел вкусить и этот плод, показавшийся горьким после домогательств мачехи. Мужская натура, хоть и смиряемая твёрдым характером, требовала своего. Изредка Сэв позволял себе воспользоваться одной из девиц тётушки Ирэнисы, но каждый раз потом ощущал себя испачкавшимся, предавшим собственные принципы.
Старшие товарищи надеялись, что со временем неприятные воспоминания станут менее яркими, а то и вовсе позабудутся, и старались лишний раз не ворошить прошлое Сэвиенда. Потому и Арвендус до последнего не упоминал мачеху друга из своего сна.
Пару лет назад, когда Сэв принимал наследство, что досталось ему после матери, друзья решили составить компанию молодому лорду. А если быть честными, то просто проконтролировать, чтобы злокозненная родственница не устроила ещё какую-нибудь пакость.
Немногочисленные вещи, оставшиеся от первой жены лорда Дазленда, давно перекочевали на чердак, а фамильные драгоценности сразу после похорон забрал дед Сэвиенда, как и врученную когда-то зятю кругленькую сумму, составлявшую приданное. Счёт, к которому молодой человек недавно получил доступ, за годы хранения в банке лишь прирастал процентами. И вот теперь осталось забрать лишь разные безделушки и платья, хранившиеся в ставшем чужим доме.
Элодиса попыталась было заявить, что лишенный благосклонности отца Сэв не получит ничего, но замокла, едва ей озвучили условия брачного контракта Дазленда Винханса, заключенного с первой женой. Подозревая подобные затруднения, Арвендус разыскал нотариуса, у которого хранился третий экземпляр документа. И теперь этот живой свидетель не позволил зарвавшейся дамочке в очередной раз подпортить жизнь пасынку.
Задерживаться в негостеприимном доме не стали, благо до владений дедушки Сэвиенда можно было добраться засветло. Но на всех произвел гнетущее впечатление потерянный вид старшего лорда Винханса, вряд ли осознававшего в полной мере, что происходит. Он видел и слышал лишь Элодису.
Вернувшись из той поездки, Венд хотел написать королю о своих подозрениях, но сперва пришлось отражать участившиеся набеги с юга, потом разбираться с докладами и документами… А потом подумалось, что если кто и должен сообщить правителю о творящемся безобразии, так это сам Сэвиенд.
Генерал не взял в расчет обиду, когда-то нанесенную подростку, и пустившую глубокие корни. Эта обида мешала Сэву взглянуть на отца беспристрастно, попытаться помочь попавшему в беду родителю. А дед молодого человека до сих пор не мог простить, что любимую дочь когда-то не уберег бестолковый муж. И что с того, что та, слишком любившая лошадей, неудачно упала, ударившись виском о камень. Любящий мужчина должен был предусмотреть всё.
Вот так и получилось, что множество людей видело явные признаки одурманивания Дазленда Винханса, но никто не доложил в королевский сыск.
Возможно, именно созвучие двух женских имен — Элодиса и Эноиса — и заставило Арвендуса напрячься больше года назад на торжестве, устроенном в честь его старшего брата. Кто знает, как бы повернулось дело, если бы он не отслеживал так внимательно поведение девушки. Венд ощутил тогда нечто вроде странного удовлетворения, почти радость, обнаружив, что его подозрения не беспочвенны. К счастью, небольшой эпизод не стал препятствием для приятного общения с другими дамами, как это случилось с Сэвиендом, но прибавило мужчине осмотрительности. Даже у вдовушек может возникнуть мысль о новом браке, а рисковать свободой Венд пока был не готов.
К тому же, не знавший матери и примера обычной семейной жизни, он с детства привык видеть рядом лишь отца и старшего брата. Другой уклад ему был незнаком, а потому и не манил в свои сети. Король Эрленд, женившийся почти двенадцать лет назад в юном возрасте, едва отпраздновав двадцатилетие, пытался расписать другу все прелести брака, но не очень преуспел. Всё-таки жизнь во дворце накладывает свой отпечаток. Многочисленные советники и помощники вокруг короля, фрейлины рядом с королевой не позволяли рассмотреть восхваляемого Эрлендом единения супругов. Возможно, оставаясь наедине, монаршая пара и вела себя иначе, не скованная придворным этикетом и высоким статусом. Но в такие моменты Арвендус их не видел, а потому не слишком верил радужным перспективам семейной жизни, что рисовал для него правитель, давно пытаясь женить и лучшего друга.
И вот теперь король, похоже, окончательно потерял терпение и взялся за дело серьезно. Венд и сам понимал, что рано или поздно придётся попрощаться с вольной холостяцкой жизнью, что выбранная невеста наверняка хороша и добродетельна, вряд ли Его Величество упустил этот важный аспект. Да и титул лорда, который принесёт ему женитьба, — тоже неплохой бонус, способный подсластить и не такую пилюлю. Но как же раздражало, что всё решили за него! Боевой генерал, привыкший распоряжаться войсками, вдруг снова ощутил себя мальчишкой, обязанным подчиняться чужой воле.
“Оттого и сны дурацкие снятся!” — Арвендус был не склонен к мистике и другой недостойной воина чуши, а потому всегда искал разумное объяснение любому, даже самому странному, событию. Вот и сейчас он решил, что недовольство самоуправством друга наложилось на несколько неприятных женских образов, а в результате всё вылилось в преследующие его странные сны. Даже шипящий голос, озвучивавший оставшиеся до помолвки дни, генерал отнёс на счёт своего нежелания участвовать в задуманном королём действе. Ему будто напоминали: хочешь ты того или не хочешь, а придётся прибыть на торжество и выполнить все предписанные традициями действия.
Дурное настроение хорошо бы потратить на бой, да вот только по случаю приближающегося праздника на границе установилось временное затишье. В обеих странах Серединолетье отмечали с размахом. Самый длинный день в году любили все от мала до велика.
Днём для ребятни устанавливали многочисленные и огромные лохани с водой, а малыши и рады плескаться. Особенно, если поблизости нет речек или ручьев. Считалось, что вода смывает старые беды и будущие болезни, а потому взрослые не слишком возмущались, когда летящие со всех сторон брызги достигали и их, мало кому удавалось остаться сухим. Даже лорды и леди одевались в день Серединолетья так, чтобы не жалеть об испорченных шелках и бархате. Это будто стирало различия между знатными и простыми, между детьми и взрослыми.
В общем, праздник любили за ощущение лёгкости и свободы от забот. А к ночи на лугах зажигались костры, лилась весёлая музыка, под которую пускались в пляс не только обладатели молодых и сильных ног, но и старики, ненадолго позабывшие о своих болячках. Знатная публика устраивала балы, тоже не упуская возможности порадоваться и повеселиться.
И только Арвендус хмурился в ожидании праздника. Ему предстояло позаботиться о безопасности гуляний. Желающих провести эту ночь в дозоре было слишком мало. Сотники отобрали самых сознательных, а генерал провёл с ними беседу, напомнив о коварстве врага.
Узнав, что его привлекли ещё и в совет по организации бала, Венд лишь поморщился. Уж эти сугубо гражданские дела могли решить и без его участия. Но делать нечего, король возложил на него не только командование войском, но и управление всеми приграничными землями, с помощью многочисленных старост селений и мэров городков, конечно. Так что хотя бы номинально поприсутствовать и не допустить откровенной чуши Арвендус был обязан.
Вот и сейчас кто-то загорелся идеей устроить фейерверки, почти как в столице. Пришлось напоминать про дозоры, которым эти шумные и яркие взрывы помешают вовремя заметить врага, если тот вдруг решится напасть. Некоторые из членов городского совета недовольно бурчали себе под нос, что в последние годы во время празднеств никаких сражений не было.
— Всё когда-то случается впервые, — генерал устал выслушивать возражения и воспользовался своим правом вето, положив конец прениям.
В остальном ничего опасного не предлагали, и заскучавший Арвендус терпеливо ожидал, пока запишут все пункты программы празднования, разберутся, кто за что будет отвечать, решат, сколько средств выделят из общего фонда… Он бы с удовольствием покинул собрание, но не мог допустить, чтобы в его отсутствие кто-нибудь “случайно” вспомнил ещё какую-нибудь безумную затею, способную поставить под угрозу безопасность города.
Но всему когда-нибудь приходит конец, особенно этому способствует обеденное время и начавшие урчать животы некоторых очень серьезных и весьма объемистых членов совета. Даже самые отъявленные спорщики уже более покладисто голосовали почти по всем пунктам, а вскоре участники собрания бодрым шагом разошлись по домам или по ближайшим трактирам.
“Хороший способ ускорить эту тягомотину!” — подумал Арвендус, решивший назначать все подобные совещания незадолго до обеда.