Змеи Тора

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ: МЭТТ — СУДЬБА

Дедушка был мертв.

Мертв.

Мэтт вскочил на ноги. Он едва видел дракона сквозь дождь и сквозь ярость. Он бросился на него и запустил Мьелльнир и пустил в ход свою силу Молота, но оба промахнулись, Мьелльнир летел хаотично, Молот шипел. Даже дождь, казалось, замедлился, накатывая порывами, словно катаясь на американских горках его эмоций — ярости, горя, страха и смятения.

Новый прилив гнева, и он снова швырнул Мьелльнир. Дракон легко уклонился и полетел на него, заставив Мэтта карабкаться, чтобы спрятаться за скалой, когда пламя вырвалось наружу. Огонь потух, но теперь уже медленнее, искры все еще сыпались на лицо и руки Мэтта.

Мьелльнир вернулся, и Мэтт приготовился бросить его снова. Затем он остановился. Он услышал слова Хильдар — с гневом приходит ярость, а с яростью приходит слабость — и повторил свои последние движения. Они были неуклюжими и слепыми.

— Да, она права. Я мог бы чувствовать себя лучше, швыряя этот молот в убийцу деда, но что я делаю, кроме того, что утомляю себя? И даю дракону время прийти в себя?

А что еще она сказала? Самый лучший воин — преданный и страстный, но с ясной головой. Речь шла не о мести или победе. Речь шла о чести.

Честь. Прекрасное слово. Но действительно ли речь шла о чести? Нет. Борьба за честь — это борьба за защиту некоего туманного идеала. Ставки здесь вовсе не были туманными. Мэтт снова вспомнил кошмар, который послала ему мара, и вздрогнул, будто его снова бросили в эту ледяную пустошь. Он вспомнил пропасть, голоса, крики, людей, застрявших во льдах, падающих в Хель, и все это из-за того, что он провалил эту битву.

Честь — прекрасное слово, но это была битва за жизнь. Если он проиграет..? Он взглянул на звезды, на колесницу Тора, да, но в основном на звезды позади нее, миллиарды звезд, миллиарды жизней.

Мэтт поднял Мьелльнир. Он снова посмотрел в небо и сосредоточился, с ясной головой, как сказала Хильдар. Простой и чистый фокус. Он должен был знать, чего хочет, а потом сделать так, чтобы это произошло.

Поднялся ветер, и это мог быть дракон, бьющий крыльями, но Мэтт не поверил бы в это. Он бы этого не принял. Впервые в жизни он не будет сомневаться и осуждать свои способности и силы. Этот ветер принадлежал ему. Он взял себя в руки. Все принадлежало ему.

Брызжущий дождь начал падать прямо и верно. Затем ветер подхватил его, обдувая, как ледяные пули, и Мэтт вспомнил о том, что было раньше, когда бьющиеся крылья дракона, казалось, превращали дождь в град, и это то, о чем он просил. Нет, именно этого он и требовал.

И он упал. Сначала медленный, слякотный дождь, который промочил его до костей. Затем дождь усилился, и он поднял щит над головой, выходя из укрытия. Град падал, как мячи для гольфа, ударяясь о его деревянный щит, звук был оглушительным, но Мэтт продолжал идти. Он вышел прямо на середину открытого участка земли. Дракон летел прямо над ним. Он не слышал его, но его очертания отбрасывали тень, перекрывая тот слабый свет, который пропускала буря.

Затем он увидел зверя, который нырял прямо на него, вытянув когти. Он развернулся в сторону и запустил Мьелльнир. Тот попал в одну из зияющих ран на груди дракона, и дракон издал рев, который разнесся над грохочущим градом.

Мэтт схватил молот. Зверь снова нырнул. Мэтт развернулся… и заскользил по покрытой мокрым снегом земле. Одна нога метнулась влево, другая вправо, и он начал падать. Дракон издал пронзительный крик торжества. Гигантские когти обвились вокруг Мэтта. Его щит упал. Он отчаянно отбивался, бешено размахивая молот, но когти сомкнулись, и дракон поднял его в воздух.

Мэтт повернулся и посмотрел вверх, но увидел только темноту. Небо бесконечной ночи. Он знал, что это совсем не то, что видел… это было брюхо дракона, загораживающее все остальное… но в своем сознании он видел это кошмарное небо, каждую потухшую звезду, и он подумал ясное, спокойное, обдуманное «нет».

Я не позволю этим звездам погаснуть.

Он опустил Мьелльнир, проверяя вес, словно это была бейсбольная бита. Затем замахнулся им на тонкую, похожую на птичью ногу дракона. Зверь завизжал. Он ударил его снова, в то же самое место, и когти раскрылись.

Мэтт упал. Он даже не посмотрел вниз, чтобы понять, как высоко забрался. Даже не позволил себе посмотреть. Закрыл глаза и сосредоточился на ветре, порыв которого поднял его, замедляя падение. Он все еще ударился достаточно сильно, чтобы задохнуться от боли, когда его колени поняли на себя удар. Но приземлился на ноги.

Он увидел щит и оставил его там, где он лежал. Теперь град падал вниз, как мягкие мячи, и с каждым ударом он чувствовал будущий синяк и думал: «Значит, у меня будут синяки. Я доживу до того, чтобы увидеть эти синяки, и это все, что имеет значение».

Дракон приземлился. Град был слишком сильным, покрывая его спину ледяным мокрым снегом. Он приземлился прямо перед парнем и встретился с ним взглядом, один его глаз был полузакрыт, морда разбита сбоку, боль и ярость пылали в его здоровом глазу. Он посмотрел на Мэтта, стоявшего там, и издал звук, глубокий рокочущий звук, и это не было рычанием или рыком. Это был просто смех.

Дракон посмотрел на него сверху вниз — смертный мальчик, не больше его головы, держащий в руках хилый молот, этот мальчик, стоящий на открытом месте, вдали от любого укрытия. И он засмеялся.

Затем он зарычал, раскрывая пасть так широко, как только мог, сверкнув гигантскими клыками… и Мэтт швырнул Мьелльнир. Он бросил его прямо в глотку зверя.

Дракон резко остановился, его поврежденный глаз расширился. Потом он начал задыхаться. Мэтт отступил назад, посмотрел на небо и остановил град.

Голова дракона дико раскачивалась, челюсти все еще были широко раскрыты. Мэтт отпрыгнул назад и снова заскользил по льду. Когда он повернулся, чтобы поймать равновесие, клыки змея впились в его джинсы. Когда Мэтт почувствовал, что ткань разорвалась, его мысли вернулись к фреске в зале Блэквелла — Тор против Змея Мидгарда при Рагнарёке. Бог побеждает зверя только, когда отворачивается и заставляет его, с предсмертным дыханием, укусить самого себя своими отравленными клыками, убив.

Мэтт отскочил в сторону, его мозг кричал: «Нет!» Но змей только порвал его джинсы. Он снова обрушился на него, все еще задыхаясь, все еще умирая, но сражаясь изо всех сил.

Мэтт посмотрел на небо, на звезды и обратился с последним требованием к Богу бури и грома. В ответ разверзлись небеса. Одна совершенная молния выстрелила вниз, поразив дракона. Он загорелся, вспыхнув красным на фоне темноты. Гигантское тело содрогнулось. А потом он упал.

Змей упал на землю, разбрызгивая грязь и воду. Он продолжал биться в конвульсиях, сама земля под ним дрожала. Мэтт напрягся, держа молот наготове. Но затем, в последний раз содрогнувшись, зверь затих. Из его клыков капал яд, а из горла вырывался клуб дыма. Затем Мьелльнир метнулся обратно и ударил парня по руке.

Мэтт посмотрел на молот, с которого капала жидкость.

— Змеиная слюна, — сказал он. — Отлично.

Затем он рассмеялся, запрокинул голову назад и рассмеялся.

Было мгновение, когда он держал Мьелльнир над мертвым Змеем Мидгарда, и все, о чем он мог думать, это о том, что победил. Он победил змея. Он бросил вызов этому мифу.

А потом он вспомнил остальных и их драки. Когда к нему подкрался страх, он вспомнил кое-что еще. Его дедушка. Лежит мертвый в скалах.

Мэтт стиснул ладонь вокруг Мьелльнира, и последние следы этого победного смеха замерли у него в горле. Он поднял щит и направился к телу дедушки. Как только его нога коснулась земли, ее пронзила жгучая боль. Он посмотрел вниз и увидел штанину, которую разорвал змей. Из-под нее по ноге стекала кровь. Кровь и яд, выжигающие след вплоть до его кроссовки.

— Нет, — прошептал он, упал на одно колено, выронив щит и молот. Он разорвал ткань. Вот оно, наконец. Единственная колотая рана, вздувшаяся сейчас, когда яд пробирался через его тело.

Неужели ты думал, что сможешь обмануть судьбу, Мэтти? Неужели?

На него нахлынуло изнеможение. Он сильно моргнул и почувствовал, что падает. Он попытался удержаться на ногах, но темнота уже сгустилась, и он мог поклясться, что слышит смех змея.