Змеиный король

Глава 11

— Нервничаешь? — спросил де Рааф.

— Нет. — Саймон дошел до перил, развернулся и зашагал обратно.

— А вид такой, будто нервничаешь.

— Я не нервничаю. — Саймон изогнул шею, осматривая неф. «Где она, черт возьми?»

— Пожалуй, ты все-таки нервничаешь. — Теперь уже Пай подозрительно на него поглядывал.

Саймон вынудил себя остановиться и сделать глубокий вдох. Часы только-только пробили десять утра. Сегодня его свадьба, и он — облаченный в строгий парик, черный камзол из парчи, расшитый серебром жилет и туфли с красными каблуками — стоял в выбранной для сего события церкви. Его окружали друзья и любящие родственники — ну, по крайней мере, невестка и племянница. Кармашек пинала скамью перед собой, а Розалинда все пыталась угомонить дочь. Позади, в другом ряду, с потерянным лицом сидел Кристиан. Саймон нахмурился. Они не говорили с самой дуэли; не было времени. Посему позже следует непременно объясниться. Был тут и викарий, молодой мужчина, чье имя уже вылетело у Саймона из головы. Даже де Рааф и Гарри Пай явились. Первый, в заляпанных грязью сапогах, походил на провинциального сквайра, тогда как второго, одетого во все коричневое, легко было принять за церковного сторожа.

Не хватало лишь невесты.

Саймон подавил отчаянное желание кинуться по проходу и выглянуть из дверей, словно тот повар, которому не терпится купить угрей у торговки рыбой. «Боже, ну где она?» Они ни минуты не провели наедине с тех пор, как Люси застала его после дуэли с Джеймсом, почти неделю назад, и пусть невеста казалась довольной и улыбалась Саймону в присутствии других, он не мог избавиться от болезненного ощущения тревоги. Не передумала ли она? Не отвратил ли он ее, когда обрушился с ласками и поцелуями, а у самого было окровавлено плечо и на груди, точно эмблема бесчестия, алела кровь мертвеца? Саймон покачал головой. Ну разумеется, ей стало неприятно, этому чистому ангелу со строгой моралью. Должно быть, Люси пришла в ужас. А оттого не могла ли нарушить обещание? Однако она дала слово, поклялась памятью матери, что не оставит его.

Но достаточно ли этого?

Саймон прошел к гранитному столбу, что вздымался на пятьдесят футов вверх к полукруглому вытянутому потолку. Два ряда розовых гранитных колонн поддерживали свод, а в промежутках между ними виднелись расписные квадраты. Каждый обрамляла позолота, словно напоминание о благословенной жизни, каковая предположительно ожидала всех после смерти. Сбоку виднелся придел Святой Марии со статуей Пречистой Девы, невозмутимо стоящей очи долу. Прекрасная церковь, не хватало лишь одной прекрасной невесты.

— Он снова расхаживает, — заметил де Рааф тоном, который, по всей видимости, считал тихим.

— Нервничает, — ответил Пай.

— Я не нервничаю, — процедил сквозь зубы Саймон. Он потянулся покрутить кольцо на руке, запоздало вспомнив, что его нет. А когда повернулся пройтись обратно, заметил, как Пай и де Рааф обменялись многозначительными взглядами. Превосходно. Теперь друзья прикидывают, не пора ли сдавать его в Бедлам.

Со стороны входа донесся скрип — судя по всему, кто-то отворил большие дубовые двери.

Саймон развернулся. Вошла Люси в сопровождении отца. Она нарядилась в розовое платье, которое было присобранно так, что спереди открывалась бледно-зеленая нижняя юбка. Оттенок платья прибавлял лицу новобрачной свежести и идеально сочетался с ее темными глазами, бровями и волосами. Она напоминала розу в обрамлении темных листьев. Люси улыбнулась Саймону. Она выглядела… прекрасно.

Просто прекрасно.

Ему захотелось подбежать и тут же завладеть ее рукой. Но он выпрямился, встал рядом с де Раафом и принялся терпеливо ждать, пока невеста приблизится. Скоро. Скоро Люси станет его. Больше не придется бояться, что она сбежит, нарушит обещание. И когда Люси оперлась на предложенную Саймоном руку, тот едва не поддался порыву накрыть ее кисть своей ладонью. Капитан хмуро глянул на будущего зятя и медленно отпустил дочь. Старику происходящее явно не нравилось. Прося у него благословения, Саймон понимал, что, будь Люси моложе или менее любима, его бы вмиг схватили за ухо и выпроводили из дома. Однако ангел сумела победить даже открытое неодобрение отца. Саймон улыбнулся старику и наконец позволил себе в легком пожатии коснуться руки любимой. Теперь Люси принадлежала ему.

Сей жест не ускользнул от внимания капитана. Красноватое лицо его помрачнело.

— Вы пришли, — склонясь к Люси, произнес Саймон.

— Разумеется, — серьезно ответила она.

— После того памятного утра меня мучили сомнения.

— Правда? — Люси смотрела на него своими бездонными глазами.

— Да.

— Я дала слово.

— Да. — Саймон вгляделся в ее лицо, но более ничего не смог в нем прочесть. — Благодарю.

— Мы готовы? — неуверенно улыбнулся викарий.

Саймон выпрямился и кивнул.

— Возлюбленные дети мои, — начал юноша.

Саймон сосредоточился на словах, коим суждено было привязать к нему Люси. Теперь, вероятно, страх потерять ее наконец упокоится с миром. Неважно, что она о нем выяснит, или какие жуткие ошибки, какие тяжкие грехи совершит он в будущем, его ангелу придется остаться рядом.

Она его, отныне и навеки.

— Я пришлю вам в помощь служанку, миледи, — произнес нараспев Ньютон тем же вечером за спиной Люси.

Моргнув, она повернула голову:

— Ах да. Спасибо.

Дворецкий тихонько притворил за собой дверь, а Люси продолжила неверяще разглядывать комнату. Свою комнату. И ей еще казалось, что это в городском доме Розалинды спальни большие. Стены покрывала розовая камка — того теплого, успокаивающего оттенка, какой создавал ощущение, будто тебя заключили в объятия. Под ногами лежал узорчатый ковер, да такой толстый, что каблуки буквально тонули в нем. Потолок украшали то ли купидоны, то ли ангелы — в тусклом свете сумерек трудно распознать, — и кайма из позолоты. Как же иначе.

А между двумя длинными окнами стояла кровать.

Впрочем, назвать упомянутый предмет мебели кроватью — все равно, что назвать Собор Святого Петра простой церковью. То было самое вычурное, огромнейшее и роскошнейшее ложе, какое только доводилось видеть Люси. Матрасы возвышались на добрые три фута над полом, а сбоку имелись ступеньки — вероятно, чтобы взбираться на сию конструкцию. По углам вздымались массивные резные столбики; позолоченные, обернутые полосами бордового бархата. Золотые шнуры поддерживали бордовые же занавеси, из-за которых выглядывала розовая тюль. Простыни были атласные, цвета небеленого полотна. Люси осторожно потрогала их пальцем.

В комнату постучали.

Люси развернулась и настороженно уставилась на дверь. «Саймон? Стал бы он стучать?»

— Войдите.

Из-за двери показался чей-то чепец.

— Нас прислал мистер Ньютон, миледи. Помочь вам раздеться?

— Да, пожалуйста, — кивнула Люси, наблюдая как в комнату поспешно юркнула невысокая женщина, а за ней следом — девушка помоложе.

Старшая тут же принялась рыться в гардеробе.

— Желаете кружевную рубашку, не так ли, миледи? Для первой брачной ночи?

— О. Да. — Люси ощутила трепет в животе.

Принеся рубашку, служанка стала возиться с крючками платья на спине Люси.

— На кухне только и разговоров, что о свадебном завтраке, миледи. Как все было элегантно да красиво! Даже Генри, слуга милорда, впечатлился.

— Да, все было очень мило. — Люси попыталась расслабиться. За две недели ее пребывания в Лондоне она так и не привыкла к столь внимательному обращению. С пяти лет Люси одевалась исключительно самостоятельно. Розалинда же отрядила ей в помощь одну из своих служанок, но, похоже, отныне, как жене Саймона, Люси полагалось две.

— У лорда Иддесли просто изумительное чувство стиля. — Старшая служанка с кряхтением склонилась к последним крючкам. — Говорят, после свадебного стола он устроил дамам прогулку по столице. Вам понравилось?

— Да. — Люси вышла из платья. Почти весь день она провела с Саймоном, но им ни на миг не удалось остаться наедине. Возможно, теперь, когда свадьба наконец состоялась и со строгостями этикета покончено, они смогут больше бывать вместе, узнавать друг друга.

Служанка проворно подобрала наряд и протянула помощнице:

— Проверь все, да хорошенько. Чтобы никаких пятен.

— Да, мэм, — пискнула девушка. Она была лет четырнадцати, не более, и явно испытывала благоговейный страх перед старшей горничной, хотя существенно превосходила ее ростом.

Горничная распустила корсет, и Люси глубоко вздохнула. Ее быстро избавили от нижних юбок и сорочки и облачили в кружевную рубашку. После служанка так долго водила щеткой по волосам Люси, что та в конце концов потеряла терпение. Вся эта суета давала ей слишком много времени на раздумья и волнения о надвигающейся ночи и о том, что должно произойти.

— Спасибо, — твердо произнесла Люси. — Большего на сегодня не требуется.

Отвесив реверанс, горничные удалились, и внезапно она осталась сама по себе. Люси опустилась в одно из кресел у камина. На столике рядом обнаружился графин вина. Люси с минуту задумчиво его разглядывала. Вино, может статься, притупит ощущения, но нервы никоим образом не успокоит. Посему лучше она будет мучиться от тревоги, чем потеряет остроту чувств в такую ночь.

Раздался тихий стук — но не в ту дверь, что выходила в коридор, а в другую, по всей видимости, отделявшую покои Люси от соседних.

Она прочистила горло.

— Войдите.

Дверь открыл Саймон, замерев на пороге. Он по-прежнему был в бриджах, чулках и рубашке, но уже без камзола, сюртука и парика. Лишь спустя мгновение Люси определила, что же выражало лицо мужа. Неуверенность.

— Там ваша комната? — поинтересовалась она.

Саймон нахмурился и оглянулся.

— Нет, гостиная. Ваша, кстати говоря. Хотите взглянуть?

— Да, пожалуйста. — Люси встала, отчетливо сознавая, что под тонкой кружевной рубашкой она совершенно нага.

Саймон отступил назад, и ее взору открылась розово-белая комната с креслами и канапе. В дальней стене напротив виднелась дверь.

— Ваша комната там? — кивнула Люси в ту сторону.

— Нет, там моя гостиная. Боюсь, она довольно мрачная. Отделкой ее занимался один мой покойный предок, отличавшийся угрюмым душевным складом и нетерпимостью ко всем цветам, кроме коричневого. Ваша гораздо приятнее. — Саймон побарабанил пальцами по дверному косяку. — За гостиной моя гардеробная, столь же унылая, а далее — спальня, которую я, к счастью, переделал под свой вкус.

— Боже правый. — Люси вскинула брови. — Ну и путь вам пришлось преодолеть.

— Да, я… — Внезапно Саймон рассмеялся, прикрыв глаза рукой.

Люси робко улыбнулась, не понимая причины его смеха, не зная, как себя вести теперь, когда они наконец связаны узами брака и остались наедине в своих покоях. Как неловко.

— Что такое?

— Простите. — Он уронил руку, и Люси заметила, что щеки его покраснели. — Не такую беседу я представлял в нашу первую брачную ночь.

«Он нервничает», — догадалась Люси, и оттого собственная ее тревога немного отступила. Развернувшись, Люсинда проследовала обратно в спальню.

— И о чем бы вы желали поговорить?

Она услышала, как Саймон закрыл дверь.

— Я, разумеется, собирался впечатлить вас своим красноречием. Думал, прочесть философскую оду красоте вашего лба.

Люси моргнула.

— Моего лба?

— Мм. Говорил ли я, что ваш лоб внушает мне трепет? — Люси спиной ощутила тепло его тела, когда Саймон приблизился сзади, однако, не притрагиваясь. — Он такой гладкий, белый и широкий, а еще отмечен прямыми суровыми бровями, словно у выносящей приговор статуи Афины. Если богиня-воительница и впрямь обладала таким лбом, как у вас, стоит ли удивляться, что древние греки почитали ее и боялись?

— Вздор, — пробормотала Люси.

— Конечно, вздор. В конце концов, вздор — моя суть.

Люси нахмурилась и развернулась, дабы возразить, но Саймон двигался вместе с ней, и потому лица его она не увидала.

— Я герцог абсурда, — прошептал он ей на ухо. — Король фарса, император пустоты.

Неужели он и правда видел себя таким?

— Но…

— Пустая болтовня — мой главный талант, — не унимался Саймон, как и прежде, оставаясь невидимкой. — А теперь я желал бы поболтать о ваших золотых глазах и рубиновых устах.

— Саймон…

— Об идеальном изгибе вашей щеки, — пробормотал он ближе.

Люси ахнула, когда его дыхание овеяло волоски на шее. Саймон отвлекал ее флиртом, причем весьма успешно.

— Как много слов.

— Да, я много говорю, слишком много. Придется вам смириться с этим недостатком своего мужа, — заметил Саймон у самого ее уха. — Однако я намеревался отдельно остановиться на дивных линиях ваших губ, воспеть их мягкость и тепло.

Люси ощутила, как желудок сжался.

— И все? — И сама удивилась, как низко прозвучал голос.

— О нет. Затем я перешел бы к вашей шее. — Его ладонь погладила воздух в дюйме от горла Люси. — Какая она изящная, какая утонченная, как я мечтаю ее лизнуть.

Люси едва могла набрать воздуха в грудь. Саймон ласкал ее одним только голосом. Боже правый, выдержит ли она, когда в ход пойдут его руки?

А Саймон, тем временем, продолжал:

— Ваши плечи, такие белые и нежные. — Ладонь его парила над ее кожей.

— А потом?

— Я желал бы воспеть вашу грудь. — Голос Саймона стал глубже, грубее. — Но сперва мне нужно ее увидеть.

Люси судорожно вздохнула. Саймон шептал ей на ушко, окутывал теплом своего тела, но не делал попыток коснуться. Люси нащупала у горла завязки ночной рубашки и медленно потянула за одну. Шелест скользящего шелка прозвучал в тишине спальни невероятно интимно. Края рубашки разошлись, обнажая верх грудей Люси, и у Саймона перехватило дыхание от вида этих округлостей.

— Такая прекрасная, такая белоснежная, — пробормотал он.

Люси сглотнула и дрожащими пальцами стянула ткань с плеч. Ни разу в жизни она с такой охотой не обнажалась перед другим человеком, но ее подстегивало потяжелевшее дыхание Саймона.

— Я вижу мягкие холмики, тенистую ложбинку, но не сладкие вершины. Позвольте мне увидеть их, ангел мой. — Голос его дрогнул.

При мысли, что она способна заставить этого мужчину дрожать, нечто чисто женское, примитивное всколыхнулось в душе Люси. Ей захотелось открыться ему, своему супругу. Она зажмурилась и стянула вниз рубашку. От прохлады оголенные соски затвердели.

Саймон перестал дышать.

— Ах, боже, я помню их. Знаете, чего мне стоило уйти от вас той ночью?

Люси покачала головой. В горле сдавило. Она тоже помнила, сколь страстно взирал Саймон на ее обнаженную грудь, помнила свою распущенность и желание.

— Я тогда едва сдержал себя. — Руки Саймона зависли над ее грудью и, все так же паря, обвели очертания. — Мне столь отчаянно хотелось вас коснуться.

Ладони его были так близко, что Люси ощущала их жар. Однако Саймон к ней не притронулся. Пока нет. Люси поймала себя на том, что тянется к его рукам, предвкушает первое прикосновение. Она высвободилась из рукавов рубашки, но сжала ткань у талии, не давая соскользнуть на пол.

— Я помню, как вы себя ласкали. Здесь. — Ладони Саймона, готовые накрыть ее грудь, замерли у сосков. — Вы позволите?

— Я… — По коже пробежали мурашки. — Да. Пожалуйста.

Она наблюдала, как он опустил руки и осторожно прикоснулся к груди. Теплые пальцы обняли плоть. Люси выгнулась и буквально ткнулась ему ладони.

— Боже, — выдохнул Саймон. Затем обвел груди по кругу.

Люси смотрела вниз и видела на себе его большие, с длинными пальцами руки. Такие нестерпимо мужские. Такие нестерпимо собственнические. Саймон нежно и одновременно ощутимо сдавил ей соски. Люси потрясенно ахнула.

— Вам приятно? — спросил он, прижимаясь губами к ее волосам.

— Я… — Она сглотнула, не в силах подобрать слов. Ей было более чем приятно.

Похоже, Саймона устроил и такой ответ.

— Позвольте мне увидеть остальное. Пожалуйста. — Саймон, по-прежнему обнимая ладонями грудь, легко мазнул губами по щеке Люси: — Прошу вас, жена моя, покажитесь.

Она разжала кулаки, и рубашка упала на пол. Люси осталась нагой. Саймон провел рукой по ее животу, а затем притянул к себе, и Люси ягодицами коснулась ткани бриджей. Теплой от его тела, почти горячей. Саймон придвинулся ближе, и она ощутила его мужской орган, длинный и твердый. Не в силах сдержаться, Люси затрепетала.

Саймон тихонько хмыкнул ей на ухо.

— Я бы вам много чего еще поведал, но не могу. — Он снова прижался к ней и застонал. — Столь сильно хочу вас, что теряю дар речи.

Внезапно виконт подхватил ее на руки, и она увидела его сияющие серебристые глаза. И как дернулся мускул на щеке. Уложив Люси на кровать, Саймон оперся коленом на матрас, отчего тот прогнулся.

— В первый раз всегда больно, вы же знаете? — Заведя руки за спину, он стянул через голову рубашку.

Увлеченная видом голого мужского торса, Люси едва расслышала вопрос.

— Я буду двигаться по возможности медленно. — Саймон был худощавым; мышцы на его руках и плечах перекатывались, пока он забирался на кровать. Коричневые плоские соски — такие скандально обнаженные — ярко выделялись на светлой коже. В самом центре его груди ромбом росли белокурые волоски. — Не желаю, чтобы после вы меня ненавидели.

Люси дотронулась до его соска. Саймон застонал и закрыл глаза.

— Я не буду вас ненавидеть, — прошептала она.

И секунду спустя он уже яростно целовал ее, оказавшись сверху и заключив лицо в ладони. Люси вдруг стало смешно, и она бы впрямь захихикала, не будь у нее во рту его языка. Это же просто чудесно, что муж так ее желает! Люси обхватила его затылок, чувствуя, как колются короткие стриженые волоски. Затем Саймон прижался к ней бедрами, и все мысли вылетели прочь из ее головы. «Какой горячий». Его влажный от пота торс скользил по груди Люси. Твердые бедра, все еще в бриджах, проталкивались меж ног, раздвигая их. Она повиновалась, принимая вес его тела, принимая его самого. Саймон устроился у наиболее уязвимого ее местечка, и Люси на миг смутилась. Она была влажной, а влага наверняка оставит след на бриджах. Не рассердится ли муж? Но затем он прижался к ней своим мужским естеством, и она ощутила…

Изумление.

Просто потрясающе, даже лучше, чем когда она сама себя трогала. Неужели это всегда так приятно? Наверное, нет. Должно быть, дело в нем, в ее муже, и Люси возблагодарила небо, что вышла за такого человека. Он снова прижался, на этот раз плавно, и она охнула.

— Прости. — Саймон, прервав поцелуи, отстранился и посмотрел на нее. Лицо его было напряженным и совершенно серьезным.

Он просунул руку между их тел, и Люси поняла, что муж, видимо, решил высвободиться из бриджей. Она склонила голову набок, чтобы посмотреть, но он уже снова лег сверху.

— Прости, — повторил Саймон отрывисто. — Я все исправлю, обещаю. Только… — что-то уперлось в нее, — позже. Ах. — Он зажмурился, будто от боли.

А затем вторгся в ее тело. Протискиваясь толчками. Обжигая.

Люси застыла.

— Прости.

Она прикусила щеку, стараясь сдержать слезы. И все же извинение показалось ей до странного трогательным.

— Прости, — повторил Саймон.

Что-то явственно порвалось, Люси резко втянула воздух, но не издала ни звука.

Саймон открыл глаза. В них отражалась боль и дикое желание.

— Боже, милая. Обещаю, в следующий раз будет лучше. — Он нежно поцеловал ее в уголок губ. — Даю слово.

Люси сосредоточилась на дыхании и понадеялась, что вскоре муж закончит. Ей не хотелось ранить его чувства, но процесс более не приносил ей удовольствия.

Саймон приоткрыл рот и лизнул ее нижнюю губу:

— Прости.

Он снова просунул между ними руку и принялся легко ласкать Люси там, где их тела соединялись. Она напряглась, безотчетно ожидая боли, но неожиданно стало приятно. А далее и того лучше. По телу, поднимаясь изнутри, разлился жар. Постепенно она расслабилась и уже не выгибалась напряженной дугой, в которой застыла с самого момента проникновения.

— Прости, — низким голосом протянул Саймон.

Его большой палец потирал ее плоть. Люси закрыла глаза и вздохнула. Он обвел клитор пальцем.

— Прости.

Саймон медленно задвигался, плавно скользя в лоне. Было почти… хорошо.

— Прости. — Он проник языком к ней в рот, и Люси принялась его посасывать.

Чтобы мужу было удобнее, она шире развела ноги. Тот бессвязно что-то простонал, и внезапно все вновь стало прекрасно. Призывая ласкать сильнее, Люси выгнулась навстречу его руке и впилась пальцами в крепкие плечи. В ответ Саймон задвигался быстрее. Он оторвался от ее губ, и Люси увидела его серебряные глаза, умоляющие и в то же время требовательные. Она улыбнулась, обвивая ногами его бедра. Глаза Саймона расширились, и он застонал. Затем веки его с трепетом сомкнулись. Он изогнулся назад — жилы на руках и шее вздулись, словно в рывке к невидимой цели, — вскрикнул и тяжело упал на Люси. И она смотрела на него, этого крепкого, красноречивого мужчину, теперь бессильного и безмолвного от наслаждения. Наслаждения, каковое подарило ее тело. Подарила она.

Саймон скатился и рухнул рядом с ней. Грудь его тяжело вздымалась, глаза были закрыты. Он лежал так, пока не выровнялось дыхание. Затем, когда Люси уже подумала, что муж уснул, он притянул ее к себе.

— Прости. — Слово прозвучало так невнятно, что она и не разобрала бы, кабы Саймон не твердил его все это время.

— Шш. — Люси погладила влажный бок мужа и улыбнулась про себя. — Спи, любовь моя.

— Зачем вы меня сюда позвали? — Сэр Руперт с опаской оглядел парк.

Еще только-только светало, и воздух был холодным, что сердце дьявола. Вокруг же не наблюдалось ни души. Однако это не означало, что за Уолкером не следили или что какой-нибудь светский щеголь не вздумает проехаться верхом. Сэр Руперт на всякий случай пониже натянул шляпу.

— Нельзя ждать, пока он сделает следующий шаг. — Пар вырывался изо рта лорда Уолкера.

Он легко и уверенно держался в седле, словно вырос в нем. Собственно, так и оно было. Уже шесть поколений как Уолкеры считались главными охотниками в своих краях. А их конюшни славились вышедшими оттуда гунтерами. Вероятно, лорда усадили на лошадь раньше, чем пришло время учить его ходить, держа за помочи.

Сэр Руперт поерзал на своем мерине. Он-то овладел верховой ездой лишь в юношеском возрасте, что, безусловно, сказывалось. Добавьте сюда покалеченную ногу — и сразу поймете, как ему было чертовски неудобно.

— Что вы предлагаете?

— Убить его прежде, чем он убьет нас.

Сэр Руперт поморщился и снова огляделся. «Вот дурак». Если их подслушают, им по меньшей мере грозит шантаж. С другой стороны, если Уолкер решит это дело за него…

— Мы уже дважды пытались, и все зря.

— Попробуем в третий. Три — счастливое число. — Уолкер глупо таращился на него своими коровьими глазами. — Я не намерен ждать, пока мне свернут шею, точно петуху, и сварят в котелке на ужин.

Сэр Руперт вздохнул. Тонкая ситуация, однако. Насколько ему было известно, Саймон Иддесли по-прежнему не знал о его участии в заговоре. Скорее всего, виконт думает, что Уолкер — последний из заговорщиков. И если Саймон останется в неведении, если закончит свою неотвратимую кровавую месть на здоровяке, тем лучше. В конце концов, Уолкер не столь важная фигура в жизни сэра Руперта. Уж тосковать по нему он точно не станет. А нет Уолкера — нет и живой ниточки, которая связала бы его, сэра Руперта, имя с заговором, приведшим к смерти Итана Иддесли. Соблазнительная мысль. Можно будет уйти на покой — а Бог свидетель, ему пора, определенно пора.

Но если Уолкер откроет рот прежде, чем Иддесли до него доберется — или того хуже, когда Иддесли до него доберется, — все полетит к чертям. Ведь виконт, сам того не ведая, охотился именно за сэром Рупертом. Вот почему тот терпел мелодраматичность Уолкера и согласился на эту раннюю встречу в парке. Необходимо поддерживать в парне уверенность, что они заодно.

Рука сэра Руперта сама потянулась к карману жилета, где все еще лежало кольцо-печатка Иддесли. Давно следовало избавиться от улики. Уже дважды он едва не выбросил ее в воды Темзы, но каждый раз его что-то останавливало. Нелепость, конечно, но сэр Руперт воображал, будто кольцо дает ему власть над Иддесли.

— Он вчера женился.

— Что? — Сэр Руперт заставил себя сосредоточиться на беседе.

— Саймон Иддесли, — терпеливо повторил Уолкер, словно не он сам был тугодумом. — Женился на какой-то провинциальной девчонке. Ни денег, ни имени. Может, он сошел с ума?

— Не думаю. Иддесли — кто угодно, только не сумасшедший. — Сэр Руперт подавил желание помассировать бедро.

— Как скажете, — пожал печами Уолкер и достал табакерку. — В любом случае, она подходит.

Сэр Руперт озадаченно уставился на собеседника, а тот вдохнул щепотку табаку и от души чихнул. Затем, достав носовой платок, громко высморкался.

— Убьем ее. — Уолкер шмыгнул носом, вытер его и спрятал платок обратно.

— Вы в своем уме? — Сэр Руперт едва не рассмеялся дураку в лицо. — Вспомните, именно смерть брата вывела Саймона Иддесли из себя. Вряд ли гибель молодой жены его остановит, вам не кажется?

— Да, но мы можем пригрозить, сказать, что если он не прекратит, то она погибнет… — Уолкер снова пожал плечами. — Думаю, он остановится. Так или иначе, стоит попробовать.

— Ну да. — Сэр Руперт ощутил, как невольно оскалился. — Это будет все равно, что поджечь бочку с порохом. Он найдет вас еще быстрее.

— Но не вас, да?

— О чем вы?

Лорд Уолкер смахнул с кружевной манжеты крошку табака.

— Не вас. Хотите остаться в стороне, да, Флетчер?

— Моя анонимность хорошо послужила нашему делу. — Сэр Руперт твердо встретил взгляд молодого человека.

— Правда? — Уолкер, не мигая, взирал из-под тяжелых век.

Сэр Руперт всегда считал, что глаза у Уолкера глупые, как у коровы, но в том-то и подвох, верно? Так легко не заметить ум в большом медлительном звере. По спине пробрал холодок.

Уолкер опустил взгляд:

— Как бы там ни было, таков мой план… и я рассчитываю, что в случае надобности, вы прикроете мне спину.

— Разумеется, — невозмутимо ответил сэр Руперт. — Мы же партнеры.

— Хорошо. — Румяные щеки Уолкера разъехались в довольной ухмылке. — Скоро захватим ублюдка врасплох. А теперь мне пора. Оставил одну голубку в уютном гнездышке, не хочу, чтобы она упорхнула до моего возвращения. — Он похотливо подмигнул и пустил лошадь рысью.

Сэр Руперт смотрел вслед Уолкеру, пока того не поглотил туман, затем развернул своего мерина и поехал домой, к семье. Нога болела адски; придется мучиться весь день — вот она, расплата за поездку. Уолкер, Иддесли. Да какая ему сейчас разница?

Главное, чтобы один из них умер.