Змеиный король

Глава 18

— Кто там? — стоя на пороге, спросил Papa. Ночной колпак был натянут до самых ушей. Поверх ночной рубашки капитан накинул старый сюртук, на ноги обул туфли с пряжками, из-под подола выглядывали жилистые лодыжки. — Уже десятый час. Порядочные люди давно спят, знаете ли.

Чтобы осветить гравийную дорожку у дома, капитан поднял фонарь высоко над головой. Позади хозяина, выглядывая из-за его плеча, стояла миссис Броуди в чепчике и шали.

Люси распахнула дверь кареты.

— Это я, Papa.

Отец прищурился, пытаясь разглядеть ее в темноте.

— Люси? Что там себе думает Иддесли — путешествовать так поздно? А? Он, верно, спятил. Здесь разбойники кругом. Или он запамятовал?

С помощью лакея Люси спустилась по ступенькам кареты.

— Я одна.

— Спятил, — повторил отец. — Он с ума сошел, раз позволил тебе путешествовать одной, неважно с лакеем или без. К тому же ночью. Разгильдяй!

Люси почувствовала, что не может не встать на защиту Саймона.

— Его никто и не спрашивал. Я оставила мужа.

Глаза миссис Броуди потрясенно распахнулись.

— Я сделаю вам чаю, хорошо?

Экономка развернулась и поспешила на кухню.

Отец только хмыкнул.

— После размолвки бежишь домой? Умница дочка. Держи мужчину в ежовых рукавицах, не позволяй догадаться, что сделаешь в следующий момент. Несомненно, ему это только на пользу. Можешь побыть здесь пару дней, а после Рождества вернешься домой.

Люси вздохнула. Она устала до мозга костей, устала до глубины души.

— Я не вернусь к нему. Я навсегда рассталась с Саймоном.

— Что? Что? — Вот теперь отец встревожился. — Подожди-ка…

— Божечки, неужели в этом доме никто не спит? — Из-за угла показался Хедж: ночная рубашка кое-как заправлена за пояс бриджей, седые волосы торчат из-под засаленной треуголки. Увидев Люси, он замер на месте. — Она, что, уже вернулась? Мы же ее только выпроводили.

— Мне тоже приятно вас видеть, мистер Хедж, — приветствовала его Люси. — Может быть, продолжим нашу беседу в доме, Papa?

— Вот так, — забормотал Хедж. — Я тридцать лет отдал этому дому — заметьте, лучшие годы своей жизни, — но разве кого-нибудь это волнует? Нет, нисколечки. По-прежнему ни на грош доверия.

— Займись лошадьми, Хедж, — приказал капитан, входя в дом.

Переступая порог, Люси услышала за спиной стон слуги.

— Четыре огромные зверюги. Моя спина этого не выдержит…

Дверь захлопнулась, прерывая стенания Хеджа.

Капитан направился в свой кабинет, комнату, где его дочь бывала нечасто. Это помещение считалось личным пространством хозяина, даже миссис Броуди не дозволялось здесь убирать. По крайней мере, без споров перед наведением порядка не обходилось. Огромный дубовый стол располагался под углом к камину, пожалуй, даже слишком близко к огню. Это становилось очевидно, стоило взглянуть на обгоревшую ножку. Стол был завален кипами разноцветных карт, придавленных латунным секстантом, разбитым компасом и куском каната. Сбоку стоял огромный глобус на подставке.

— Итак, — начал отец.

Экономка поспешно внесла поднос с чаем и булочками.

Капитан прочистил горло.

— Миссис Броуди, если вам не трудно, лучше посмотрите, не осталось ли у нас с ужина немного вашего прекраснейшего бифштекса и пирога с почками.

— Я не голодна, — начала было Люси.

— Ты бледна как снег, крошка. Бифштекс и пирог тебя подбодрят, а? — Отец кивнул экономке.

— Да, сэр. — Миссис Броуди поспешила удалиться.

— Итак, — снова начал капитан. — Что же произошло такого страшного, раз ты сбежала домой к отцу?

Люси, почувствовала, как вспыхнули щеки. В такой формулировке ее поступок выглядел ребячеством.

— Мы с Саймоном не сошлись во мнениях. — Она потупилась, осторожно, пальчик за пальчиком, снимая перчатки. Руки дрожали. — С некоторыми его поступками я никак не могу согласиться.

Отец хлопнул по столу, заставив подпрыгнуть и дочь, и лежавшие перед ним бумаги.

— Вот прохвост! Только женился и уже связался с женщинами скверной репутации. Ха! Вот доберусь я до этого наглеца, этого негодяя, этого… этого повесы, покажу ему, где раки зимуют…

— О, нет, нет. — Люси почувствовала, как в груди нарастает волна истерического смеха. — Все совсем не так.

Дверь открылась, и снова вошла миссис Броуди. Она внимательно посмотрела на отца с дочерью. Должно быть, экономка услышала их голоса в коридоре, но не сказала ни слова. Миссис Броуди поставила поднос рядом с Люси и кивнула гостье:

— Попробуйте немного, мисс. Вам сразу станет лучше. Я разведу огонь в вашей старой спальне, хорошо?

Не дожидаясь ответа, экономка поспешила удалиться.

Люси взглянула на поднос. Там был кусок холодного мясного пирога, миска с печеными фруктами, немного сыра и свежий хлеб. Желудок Люси заурчал. В гостинице по дороге домой она ужинать не стала и до сего момента не сознавала, насколько голодна. Люси взялась за вилку.

— А в чем тогда дело?

— Хм-м? — Набив рот нежнейшим пирогом, Люси вовсе не хотела думать о Саймоне, о грозящей ему опасности и собственном неудавшемся браке. Если бы она могла просто отправиться в постель…

Но отец, когда считал нужным, мог быть крайне упрям.

— С чего бы тебе убегать от мужа, если он не запятнал себя связями с падшими женщинами?

— Дуэли. — Люси сглотнула. — Саймон уже убил четверых. На поединках. Вызвал соперников и убил, и я не могу больше этого выносить, Papa. Даже побеждая, он медленно разрушает себя. Саймон не желает меня слушать и прекратить это, поэтому я ушла.

Люси посмотрела на истекающий бурым мясным соком пирог, и внезапно её замутило.

— Зачем?

— Что зачем?

Капитан нахмурился.

— Зачем он убивает этих людей? Мне не нравится твой супруг, никогда не нравился и скажу тебе начистоту, вероятнее всего, никогда и не понравится. Но он не показался мне сумасшедшим. Хлыщ — да, безумец — нет.

Люси чуть не улыбнулась.

— Он мстит людям, из-за которых погиб его брат Итан, и я знаю, что ты хочешь сказать, Papa, но как бы ни была благородна причина, дуэль — все равно убийство и библейский грех. Моя совесть не приемлет этого, и думаю, в конечном итоге и сам Саймон не сможет себя простить.

— Ха, — проворчал капитан. — Рад слышать, что моя дочь с такой легкостью читает мои мысли.

Люси прикусила губу. Вовсе не так представляла она себе возвращение домой. В висках начало стучать, а отец, очевидно, жаждал продолжить спор.

— Я не имела в виду…

— Я знаю, знаю, — отмахнулся от ее извинений капитан. — Ты вовсе не намеревалась обидеть своего старого отца. Но на деле обидела. Думаешь, все мужчины из одного теста сделаны…

— Нет, я…

— Вовсе нет. — Капитан подался вперед и, пытаясь подчеркнуть свою точку зрения, помахал пальцем у Люси перед носом. — Убивать из мести — не дело. Такое я оправдать не могу, слишком много на своем веку повидал дуралеев, отдававших жизнь ни за что.

Люси прикусила губу. Отец прав, она слишком поспешила с выводами на его счет.

— Прости…

— Хотя это не значит, что я не понимаю парня, — перебил ее капитан. Он откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

Люси поковыряла пирог. Начинка быстро остывала, белые лужицы жира затвердевали на поверхности подливы. Люси сморщила нос и отставила тарелку в сторону. Голова гудела все сильнее.

— Понимаю и даже сочувствую, — заставив дочь подпрыгнуть, внезапно продолжил отец. Он вскочил с кресла и принялся вышагивать взад-вперед. — Да, я сочувствую парню, будь он проклят. И это гораздо больше того, что даешь ему ты, дорогая.

Люси окаменела:

— Я понимаю причины, побудившие Саймона вызвать этих мужчин на дуэль. И могу посочувствовать потере близкого человека.

— Но можешь ли ты посочувствовать самому Иддесли? А?

— Я как-то не вижу разницы.

— Ха. — Какое-то мгновение капитан, нахмурив брови, смотрел на дочь.

У Люси возникло неприятное ощущение, что она каким-то образом разочаровала отца. К глазам внезапно подступили слезы. Она устала, так устала после поездки, ссоры с Саймоном и всех предшествовавших этому событий. Где-то в глубине души Люси была уверена, что из всех людей именно отец в этой ситуации примет ее сторону.

Капитан подошел к окну и посмотрел на улицу, несмотря на то, что ничего, кроме собственного отражения разглядеть там определенно не мог.

— Твоя мать была прекраснейшей из женщин, которых я когда-либо знал.

Люси нахмурилась. А это тут причем?

— Я встретил ее в двадцать два — совсем юный лейтенантик. Она была прелестной девчушкой, с темными кудрями и светло-карими глазами. — Капитан обернулся и через плечо посмотрел на дочь. — Точь-в-точь как у тебя, крошка.

— Так мне и рассказывали, — прошептала Люси. Она все еще скучала по маме — ее нежному голосу, смеху и неизменному свету, который та дарила своей семье. Люси опустила взгляд, глаза наполнились слезами. Должно быть, все дело в усталости.

— Хм, — проворчал отец. — Она могла выбрать любого из джентльменов. И честно говоря, была очень близка к тому, чтобы принять ухаживания одного драгунского капитана. — Он хмыкнул. — Алая форма. Все леди на него заглядывались — вдобавок ублюдок был выше ростом.

— Но мама выбрала тебя.

— Ага, она выбрала меня. — Отец медленно покачал головой. — Я в себя не мог прийти от изумления. Но мы поженились и осели здесь.

— И с тех пор жили долго и счастливо. — Люси вздохнула. В детстве она сотни раз слышала историю о знакомстве и свадьбе родителей. Это была ее любимая сказка на ночь. Почему же ее собственный брак не мог…

— А вот здесь ошибаешься.

— Что? — Люси нахмурилась. Ей даже показалось, что она неправильно расслышала. — Что ты имеешь в виду?

— Жизнь не похожа на волшебную сказку, девочка моя. — Отец полностью повернулся к ней. — В пятую годовщину нашей свадьбы я вернулся из плавания и обнаружил, что у твоей матери есть любовник.

— Любовник? — Люси изумленно выпрямилась. Ее мама была доброй, нежной, чудесной. Конечно же… — Должно быть, ты ошибаешься, Papa.

— Нет. — Отец поджал губы, хмуро рассматривая свои туфли. — Она едва ли не бросила мне это в лицо.

— Но… но… — Люси пыталась осмыслить услышанное, но у нее ничего не получалось. В это просто невозможно было поверить. — Мама была хорошей.

— Да. Самой замечательной женщиной в мире, как я уже и сказал. — Капитан смотрел на глобус так, словно видел перед собой нечто совсем иное. — Но я месяцами пропадал в море, и ей приходилось самой растить двух маленьких детей в этой маленькой деревне. — Он пожал плечами. — Она сказала, что была одинока. И сердилась на меня.

— И что ты сделал? — прошептала Люси.

— Пришел в ярость. Бушевал, кричал и бранил ее на чем свет стоит. Ты меня знаешь. — Отец покрутил глобус. — Но в конце концов простил. — Он вскинул голову. — И ни разу не пожалел о своем решении.

— Но… — Люси нахмурилась, подбирая слова. — Как ты смог простить такое оскорбление?

— Ха. Потому что любил ее, вот почему. — Капитан ткнул глобус, пронзая пальцем Африку. — А еще потому, что осознал: даже прекраснейшая женщина — всего лишь человек и может оступиться.

— Что?..

— Она была живым человеком, а не совершенством. — Отец вздохнул. Стоя здесь, в ночной рубахе и колпаке, капитан выглядел постаревшим, но, тем не менее, сохранял внушительный и непреклонный вид. — Совершенство не может ошибиться. Человек — может. Думаю, это первый урок, который нужно выучить в любом браке.

— Саймон убивал. — Люси глубоко и судорожно вздохнула. Неважно, что думает отец, их случаи совершенно разные. — И планирует сделать это снова. Мой муж хочет сразиться на дуэли с близким другом, человеком, который его боготворит, а Саймон, возможно, убьет несчастного. Я знаю, он не идеален, Papa, но как ты можешь ожидать, что я смирюсь с этим?

Как может отец думать, что его дочь будет жить с человеком, который сам же себя и губит?

— Я и не ожидаю. — Отец в последний раз крутанул глобус и тяжело зашагал к двери. — Тебе уже давно пора отдыхать, детка. И мне тоже. Пойдем спать.

Люси наблюдала за ним, неуверенная, уставшая и смущенная.

— Но вспомни вот что. — У двери капитан обернулся, пронзая дочь пристальным взглядом. — Я не жду от тебя прощения, а вот Господь ждет. Ровно так говорится в твоей Библии. Подумай над этим.

На самом деле, уход Люси был неизбежен, размышлял Саймон. Единственным сюрпризом стало то, как много ей потребовалось для этого времени. Ему следовало благодарить судьбу за те несколько недель их брака, которые они провели вместе, дни счастливой совместной жизни и сладкие ночи любви. Он осторожно налил себе бренди. Осторожно, потому что этот стакан был уже вторым, а может, и третьим, и руки Саймона начали дрожать, словно у беспомощного старика.

Кого он обманывает?

Его руки дрожали с тех пор, как вчера днем уехала Люси. Виконта трясло как в лихорадке, словно все демоны, жившие в его груди, решили разом дать о себе знать. Демоны гнева, демоны боли, демоны жалости к себе, демоны любви. Они сотрясали и колотили тело, требуя признания. Саймон оказался неспособен сдерживать их и дальше, и теперь они без помех терзали его душу.

Иддесли скорчил гримасу и залпом проглотил янтарную жидкость. Та обожгла горло. Возможно, в день дуэли он просто не сможет держать шпагу. Вот Флетчер удивится, увидев трясущегося противника с клинком, бессильно валяющимся у ног. Кристиану останется просто проткнуть виконта и отправиться домой завтракать. Если подумать, вся затея даже не стоит того, чтоб тратить на нее время. И Саймону было нечем — совершенно нечем — заняться до завтрашнего рассвета, когда состоится дуэль.

Виконт взял стакан и побрел из кабинета. Холл был темным и ледяным, хотя вечер еще не наступил. В доме что, некому растопить камин, чтобы Саймон мог согреться? У него так много слуг — в конце концов, виконту позор иметь меньше пятидесяти душ, — обязанных суетиться вокруг, исполняя каждый каприз хозяина днем и ночью. Иддесли хотел было позвать Ньютона, но вспомнил, что дворецкий весь день от него прячется. Трус. Саймон вышел из холла, его шаги эхом отдавались в большом опустевшем доме. Что заставило его хотя бы на секунду помыслить о том, будто он и его ангел смогут быть вместе? Будто ему удастся скрыть от Люси ярость в своем сердце и пятно на своей душе?

Безумие, чистое безумие.

Саймон дошел до дверей в оранжерею и остановился. Даже отсюда он мог чувствовать их аромат. Розы. Столь безмятежные, столь совершенные. Еще в детстве он был очарован завитками бархатных лепестков, уводивших к секретной сердцевинке, застенчиво таящейся в центре цветка. И прелесть роз крылась даже не в их цветении, а в том, что о них нужно все время заботиться. Листья следует постоянно проверять на предмет болезней, мучнистой росы и паразитов. За почвой — тщательно ухаживать, удобрять ее и уничтожать сорняки. Само растение осенью следует обрезать, порою почти под корень, чтобы весной оно снова могло зацвести. Роза — требовательное, эгоистичное создание, но если заботиться о ней, она вознаградит тебя своей необыкновенной красотой.

Иддесли вдруг вспомнил, как наивным юнцом незаметно ускользал в розарий, чтобы спрятаться от своего учителя. Садовник, Бернс, ухаживая за кустами, не замечал крадущегося позади мальчишку. Хотя нет, конечно же замечал. Саймон ухмыльнулся. Старик просто притворялся, будто не знает о госте. При таком положении дел они оба могли мирно сосуществовать в месте, которое любили больше всего, и никто не сумел бы упрекнуть их, если бы Саймона обнаружили.

Виконт положил руку на кедровую дверь оранжереи, ощущая под ладонью приятную шероховатость дерева. То специально привезли из-за границы, когда Саймон, уже взрослый, создавал для себя это убежище. Даже спустя годы его тянуло прятаться в розарий.

Саймон толкнул дверь, и влажный воздух пахнул в лицо. Делая глоток бренди, виконт почувствовал, как на лбу проступил пот. Ньютон позаботился о том, чтобы в считанные часы после отбытия Кристиана оранжерея была приведена в надлежащий вид. Никто никогда не догадался бы, что здесь произошла драка. Виконт двинулся дальше, надеясь, что запах земли и аромат роз вернут ему безмятежность. Вернут душевный покой и сделают целым — больше похожим на человека, а не на демона. Увы, этого не случилось.

Саймон уставился на длинный ряд скамей, на аккуратно расставленные горшки, на растения. Одни буйно цвели, другие же были еще черенками. От красок буквально рябило в глазах: все оттенки белого, розового, красного, все переходы между ними, какие только можно себе вообразить — телесно-розовые, снежно-белые, темно-малиновые — а еще цвета губ Люси. Впечатляющая коллекция, собранная за долгие годы, шедевр садоводства.

Виконт взглянул вверх, где стеклянный потолок образовывал идеальный угол, защищая нежные растения от холодного лондонского ветра. Посмотрел под ноги на ухоженную кирпичную дорожку, тщательно уложенную елочкой. Оранжерея была именно такой, какой Саймон рисовал ее в своем воображении десять лет назад, только начиная строительство. Каждой своей мельчайшей частичкой она являла предел его мечтаний об убежище и покое. Совершенство.

Вот только Люси здесь нет.

Никогда больше не найти ему покоя. Саймон осушил остатки бренди и с размаху швырнул стакан об кирпичи. Осколки разлетелись по дорожке.

Низко в небе, угрожая дождем, а может даже и снегом, нависли темные облака. Люси поежилась и потерла ладони друг о друга. Ей следовало бы надеть варежки. Этим утром иней нежно укутал сад, обрисовывая белым мехом каждый высохший листок, каждую замерзшую веточку. Люси дотронулась до сморщенного яблока и увидела, как тающая наледь образует идеальный кружок под теплым кончиком пальца. Но сам плод под ним оставался мертвым.

Снаружи было по-настоящему холодно, но Люси не находила себе места, дом казался ей тюрьмой. Она пыталась усидеть внутри, набрасывая кухонный натюрморт: большая глиняная миска, коричневые яйца и свежевыпеченный хлеб миссис Броуди. Яйца вышли кривыми, а угольный карандаш сломался прямо на бумаге, оставив некрасивое пятно.

Странно. Она рассталась с Саймоном, поскольку не смогла смириться с его выбором. Люси чувствовала себя не в своей тарелке, живя с мужем, пока тот убивал других или искал смерти себе. Она сдвинула брови. Может быть, отчасти причиной ее побега стал страх — постоянная изматывающая тревога, что на одной из своих дуэлей Саймон погибнет. Люси просто не сознавала этого раньше. К тому же здесь, под кровом отчего дома, давление в груди стало лишь сильнее. Тишина, абсолютная безмятежность деревеньки почти угнетали. По крайней мере, в Лондоне Люси могла выступить против мужа, оспорить его жажду мести. Могла заняться с ним любовью.

Здесь она была одна. Просто одна.

Люси скучала по Саймону. Покидая его, она ожидала, что немного потоскует, ощутит боль потери — все-таки он ей совсем не чужой. А вот чего не ожидала, так это того, что эта боль проделает огромную дыру в полотне ее жизни, дыру во всем ее существовании. Люси вовсе не была уверена, что сможет жить без Саймона. Печальная истина, как бы мелодраматично она ни звучала. Люси очень боялась, что вернется к мужу не благодаря здравым доводам отца о том, что грешника следует прощать, а попросту признав земную правду.

Без Саймона ей никак.

Не имело значения, что он сделал, что еще сделает, кто он. Люси все равно скучала по нему. Хотела быть с ним. Как это ужасно.

— Господи, ну и холод. Почему ты слоняешься по саду, словно призрак погубленной женщины?

Заслышав позади себя раздраженный голос, Люси обернулась.

Там, перепрыгивая с ноги на ногу, стояла Патрисия. На голову она набросила капюшон, а у носа держала меховую муфту, которая загораживала все лицо за исключением синих глаз.

— Пойдем в дом, пока ты не превратилась в ледышку.

Люси улыбнулась подруге.

— Хорошо.

Патрисия облегченно вздохнула и скрылась за задней дверью, не дожидаясь Люси.

Когда та вошла в дом, гостья уже избавилась от плаща и муфты.

— Снимай это, — указала она на капюшон Люси. — И пройдем в гостиную. Я уже попросила миссис Броуди принести нам чаю.

Вскоре обе дамы сидели в малой гостиной, и перед ними дымился чайник.

— А-ах. — Патрисия держала чашку перед лицом, почти ныряя носом в теплую жидкость. — Слава богу, миссис Броуди знает, до какой температуры следует нагревать воду.

Подруга сделала глоток чаю и с деловым видом отставила чашку.

— А сейчас расскажи мне о Лондоне и своей новой жизни.

— Он очень оживленный, — медленно начала Люси. — Лондон, я имею в виду. Там есть, чем заняться и куда пойти. Недавно мы ходили театр, я была в полном восторге.

— Счастливица, — вздохнула Патрисия. — Хотелось бы мне посмотреть на всю эту разодетую публику.

— М-м. — Люси улыбнулась. — Моя невестка, Розалинда, необыкновенно добра. Ходила со мной по магазинам и показывала мне свои любимые. Еще у меня есть племянница. Она играет с оловянными солдатиками.

— Очень необычно. А твой муж? — чересчур невинным тоном поинтересовалась Патрисия. — Как у него дела?

— У Саймона все хорошо.

— Но я заметила, что ты прибыла без него.

— Он занят…

— В Рождество. — Патрисия приподняла бровь. — Ваше первое Рождество вместе. И пусть я осведомлена, что ты — совершенно несентиментальная женщина, для меня, тем не менее, твой приезд без супруга выглядит подозрительно.

Люси помедлила, наливая себе вторую чашку чая.

— Не думаю, что это твое дело, Патрисия.

Подруга выглядела потрясенной.

— Конечно, нет, но если бы я сдерживала свое любопытство в рамках исключительно того, что меня касается, то никогда бы ничего не узнала. Кроме того, — более спокойно заметила Патрисия, — я тревожусь о тебе.

— А. — Люси отвела взгляд, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы. — Мы не сошлись во мнениях.

— Не сошлись во мнениях, — повторила Патрисия.

Подруги помолчали.

Потом Патрисия ударила кулаком по сиденью.

— Этот ублюдок уже завел любовницу?

— Нет, — испуганно нахмурилась Люси. — Почему все сразу начинают предполагать именно это?

— Все? — с интересом переспросила Патрисия. — Может, потому, что он так выглядит.

— Как?

— Понимаешь… — Патрисия неопределенно поводила рукой в воздухе. — Будто о женщинах он знает намного больше, чем ему следует.

Люси покраснела.

— Так оно и есть.

— Что и делает виконта почти неотразимым. — Патрисия отпила чай. — И тем тревожнее, что ты сочла возможным покинуть мужа. Особенно, как я уже и говорила, в Рождество.

Внезапная мысль поразила Люси. Она отставила чашку.

— Я не доделала его подарок.

— Что?

Люси уставилась на подругу.

— Я собиралась нарисовать для него книгу, но не закончила.

Патрисия выглядела довольной.

— Значит, завтра ты собираешься с ним увидеться…

Подруга продолжила что-то говорить, но Люси уже ее не слушала. Патрисия была права. В какой-то из прошедших нескольких минут момент Люси приняла решение: она вернется к Саймону, и вместе они как-нибудь уладят свои разногласия.

— Чуть не забыла, — спохватилась Патрисия, вытащила из кармана маленькую коробочку и протянула подруге.

— Но у меня нет для тебя ответного подарка. — Люси открыла коробочку. Внутри лежал женский носовой платок с вышитыми на нем ее новыми инициалами. Сказать по правде, буквы вышли кривовато, но, невзирая на это, были совершенно очаровательными. Как трогательно. — Спасибо, Патрисия.

— Надеюсь, тебе нравится. Боюсь, я протыкала собственные пальцы иголкой едва ли не чаще, чем саму ткань. — В доказательство подруга продемонстрировала Люси свою правую руку. — И знаешь ли, ты уже его сделала.

— Сделала что?

— Подарок мне. — Патрисия опустила кисть и принялась изучать свои ногти.

Люси озадаченно посмотрела на нее.

— Недавно мне поступило предложение руки и сердца, и раз уж ты в том же самом вопросе тому же самому джентльмену отказала и, более того, вышла за кое-кого другого…

— Патрисия! — Люси вскочила, чтобы стиснуть подругу в объятиях, и чуть не опрокинула поднос с чаем. — Ты хочешь сказать, что помолвлена?

— Именно.

— С Юстасом Пенуиблом?

— Ну…

— А что же случилось со старым мистером Беннингом и его девяноста акрами пахотной земли?

— Да, это так печально, правда? — Патрисия убрала на место выбившийся золотистый локон. — А еще его огромное поместье. Вот ведь на самом деле досада. Но, боюсь, мистер Пенуибл совершенно сокрушил мое благоразумие. Думаю, все дело в его росте. А может быть, ширине его плеч. — Подруга задумчиво отпила чай.

Люси едва не захихикала, но сумела удержаться в последний момент.

— Но как тебе удалось добиться столь быстрого результата? В моем случае ему понадобилось три года.

Патрисия приняла притворно застенчивый вид.

— Должно быть, всему виной моя пелерина.

— Твоя пелерина? — Люси взглянула на невинный кусочек кружева, что прикрывал декольте Патрисии.

— Да. Мистер Пенуибл пригласил меня покататься и каким-то образом, — Патрисия расширила глаза, — она выбилась из выреза. Сама я не сумела привести ее в порядок, так что попросила его.

— Попросила о чем?

— Как о чем, заправить мне ее обратно, разумеется.

— Патрисия, — ахнула Люси.

— По какой-то причине после этого он почувствовал необходимость сделать мне предложение. — Патрисия улыбнулась, точно кошка над горшочком сливок. — Мы празднуем помолвку на следующий день после Рождества. Ты ведь придёшь, правда?

Люси осторожно поставила чашку.

— Жаль, но я не смогу, дорогая. Я должна вернуться к Саймону. Ты права. Нам следует провести Рождество вместе.

Теперь, приняв решение, она испытывала настоятельную потребность отбыть тотчас же. Ей казалось важным вернуться к Саймону как можно скорее. Однако Люси усмирила порыв и сложила руки на коленях. Патрисия рассказывала о предстоящей свадьбе, и следовало выслушать подругу. Путешествие в Лондон в любом случае займет часы.

Так что парой минут раньше, парой позже — не имеет большого значения.