Знание-сила, 1997 № 01 (835)

Михаил Семенович Цвет(1872-1919)

Когда говорят о создании интеллектуального потенциала в России до 1917 года, потенциала, который при нормальном, «эволюционном» развитии мог бы привести к процветанию страны в XX веке, важно избегать идеализации истории. Российские условия для интеллектуальной жизни были далеки от совершенства. Необходима была коренная реорганизация школьного и высшего образования, совсем иные организации и обеспечение научных исследований. Необходимо было формирование принципов и традиций жизни научных школ. Все это только начало налаживаться перед первой мировой войной. Именно эта война явилась катастрофой, погубившей Россию, она сделала возможной Октябрьскую революцию.

Иллюстрацией условий этого последнего предреволюционного этапа истории науки в России может быть биография выдающегося ученого М. С. Цвета. Его жизнь пришлась на трудные годы становления науки на рубеже веков. Он получил наиболее важные результаты незадолго перед началом мировой войны. Но вместо славы и общего признания — смерть от болезней и голода во время послереволюционной разрухи и террора. А если бы... Так много в XX веке обязано открытому Цветом методу хроматографического анализа. Так много выдающихся исследователей обязаны ему своими успехами. Так часто эти успехи отмечались нобелевскими премиями... Трагична биография Цвета — она отражает трагическую судьбу России нашего времени.

В самом деле, использование принципа хроматографического разделения веществ — основа многих достижений в науке и технике XX века. Анализы аминокислотной и нуклеотидной последовательности в белках и нуклеиновых кислотах, выделение и очистка антибиотиков и множества других веществ. Разделение изотопов и, следовательно, создание ядерного оружия и атомных электростанций. Разнообразные методы хроматографического и электрофоретического анализа. У всех этих методов есть авторы, часто весьма знаменитые, отмеченные наградами и премиями.

Однако все это множество основано на общей идее. Эта идея проста: использовать ничтожные различия двух очень близких по своим свойствам веществ путем многократного их растворения и осаждения. Эго, в сущности, идея геометрической прогрессии — многократной «переадсорбции». Эта идея давно получила физическое и математическое обоснование.

Где ее истоки?

Помнит ли кто-нибудь сейчас протекающие крыши? Чтобы дождевая вода, протекая сквозь ржавую железную крышу, просачивалась через слой известковой штукатурки потолка и чтобы потолок был до побелки обработай медным купоросом? Кто не помнит, пусть вообразит себя в довольно большой комнате с железной кроватью в углу. Осень. Холодно. Сумрачно. Не первый день идет дождь. Крыша течет. И в противоположном от кровати углу на потолке медленно расплывается мокрое пятно. Жаловаться квартирной хозяйке нельзя: какой месяц нет денег на уплату долга! Остается разглядывать странные узоры, образуемые на потолке дождевой водой. А если внимательно разглядывать, видны замечательные вещи: узоры состоят из красивых, довольно ярких колец — сине-зеленого (купорос?), коричневого (ржавчина с крыши?), розового (старая краска?). Полосы разной окраски четко отделены друг от друга и образуют причудливые фигуры... Кто первый увидел эти хроматограммы? Кто их не видел!

Но научные истоки хроматографии отмечены лишь в XIX веке. В том веке . чрезвычайное интеллектуальное удовлетворение доставлял поиск смысла зеленой окраски растений. «Оказывается, растения поглощают свет и поглощенную энергию используют для синтеза питательных веществ!» (так издевался Г. Гейне над обывателями, полагающими, что растения зеленые для или потому, что зеленый цвет полезен для глаз). Нужно было выделить и очистить пигменты зеленого листа — хлорофиллы. А они так близки по свойствам, что разделить их не удавалось. Кроме того, в листьях есть и другие, яркие пигменты — каротиноиды. Каротиноиды создают краски осени — желтые, оранжевые, багровые. Но до осени, пока хлорофиллы не разрушатся, отделить их от каротиноидов также было трудно.

Цвет бился над задачей разделения пигментов зеленого листа. Он взял стеклянную трубку, наполнил ее порошком мела и на верхний слой налил немного сииртового экстракта листьев. Экстракт был бурозеленого цвета, и такого же цвета стал верхний слой меловой колонки. А затем Михаил Семенович начал по каплям лить сверху в трубку с мелом чистый .спирт. Капля за каплей очередная порция растворителя элюировала пигменты с крупинок мела, передвигаясь вниз по трубке. Там свежие крупинки мела адсорбировали пигменты и в свою очередь отдавали их новым порциям растворителя. В силу несколько разной прочности адсорбции разные пигменты, увлекаемые подвижным растворителем, двигались по меловой колонке с разной скоростью и образовывали однородно окрашенные полосы чистых веществ в столбике мела. Это было прекрасно. Ярко-зеленая полоса, полоса чуть желтее зеленого — это два вида хлорофиллов и яркая желто-оранжевая полоса каротиноидов. Цвет назвал эту картину хроматограммой.

(Трудно удержаться от улыбки: Цвет — хромое — хроматограмма — цветограмма.)

Была решена ранее казавшаяся неразрешимой задача. Метод был так странно прост, так не похож на громоздкие, требовавшие большого числа реактивов процедуры, применяемые его предшественниками и современниками. Большая часть современников не восприняла это удивительное открытие или, что еще печальнее, резко восстала против его автора.

Молчание длилось почти двадцать лет. И не языковой барьер тому причиной — Цвет публиковал свои основные работы на русском, французском и немецком языках.

Почему так произошло? Совсем ли остались незамеченными работы Цвета? Не совсем. В таинственной жизни науки часто новые идеи надолго уходят «под поверхность» и живут подспудно. За это время они проникают в головы разных людей и вдруг в разных обличьях появляются «одновременно и независимо» в публикациях разных авторов.

М. С. Цвет родился в Италии. Детство и юность его прошли в безмятежной Швейцарии. Окончив там университет, вернулся «на родину отцов» — в Россию. Слово «вернулся» применено здесь скорее символически. Зачем он сменил Швейцарию на Россию? Рационального ответа на этот вопрос нет.

Он прожил две разные жизни: одну — легкую (светлую?), первые двадцать четыре года в Швейцарии, другую — трудную (темную?), оставшиеся двадцать три года в России. Но именно в России он сделал свое выдающееся открытие.

Первое впечатление от России у М. С. Цвета: «Я пришел к выводу, очень печальному и обескураживающему. В течение тех шести с лишним месяцев, что я в России, я тщетно пытаюсь заставить себя почувствовать, что в моей груди бьется русское сердце! Я пересек всю Россию. Я посетил Москву, святой город, и мои глаза и уши были широко открыты... Ничто не дрогнуло, ничто не отозвалось во мне. На своей родине я чувствовал себя иностранцем. И это чувство меня глубоко и отчаянно удручает... Теперь мне жаль, что я покинул Европу...» (Он называет Россию родиной!)

Потом настроение Михаила Семеновича изменилось. Он познакомится с замечательными людьми и выдающимися исследователями. Он был вдохновлен научными исследованиями и полученными результатами. Но он всю оставшуюся жизнь прожил в стесненных материально и морально условиях. Он умер от болезней и голода непризнанный современниками во время послевоенной и послереволюционной разрухи в 1919 году в Воронеже, и могила его неизвестна.

• М. Цвет, Лозанна, 1876 год

Не прав ли он был в своем первом впечатлении? Сколько бы он успел сделать, если бы остался работать в Швейцарии... Или в самом деле есть «нечто неподвластное уму» в российской жизни?

М. С. Цвет родился в 1872 году в городе Асти в Италии. Его отец, Семей Николаевич Цвет, сын купца, был видным деятелем своего времени, писал труды на литературные и экономические темы, был близко знаком с И. С. Тургеневым, П. В. Анненковым, К. Д. Кавелиным, а также Виктором Гюго, А. И. Герценом. Мать Михаила Семеновича, Мария де Дороцца, — итальянка. Она умерла вскоре после рождения сына. Детство и юность Цвета прошли в Швейцарии, в Лозанне. Он окончил Женевскую гимназию в 1891 году и в том же году поступил на физико- математический факультет Женевского университета.

В 1893 году Цвет — бакалавр физических и естественных наук. Решил посвятить себя изучению растений. Решение понятное: женевская ботаническая школа известна во всем мире. Ее славу составляют имена выдающихся исследователей Ш. Бонне, Ж Сеиебье, Г. Н. Сосюра. На весь мир прославилась династия швейцарских ботаников Декандолей.

Докторская диссертация Цвета называлась «Исследование физиологии клетки. Материалы к познанию движения протоплазмы, плазматических мембран и хлоропластов».

Отец, С. Н. Цвет, в декабре 1895 года был назначен управляющим Таврической (Симферопольской) казенной палатой. Михаил Семенович оставался в Швейцарии до весны 1896 года. 18 июля 1896 года он отослал в Женеву окончательный вариант своей диссертации. Он знал, что без ученой степени не может претендовать на должность преподавателя, но не знал, что ученая степень Женевского университета не будет признана в России.

В октябре 1896 года Михаил Семенович получил диплом доктора естественных наук Женевского университета в связи с выходом из печати его диссертации. А в декабре был уже в Петербурге. Здесь он познакомился с выдающимися ботаниками — физиологами растений И. П. Бородиным, А. С. Фаминцыным, М. С. Ворониным, А. Н. Бекетовым.

• Мария де Дороцца, мать ученого, 1870 год

Какой была организация науки в России в то время? Академик Фаминцыи имел лабораторию анатомии и физиологии растений, где было всего два (!) сотрудника — он сам и один лаборант-ассистент. Кроме штатных сотрудников, в лаборатории работали (не получая зарплаты!) многие замечательные люди. Так, ассистентом был Дмитрий Иосифович Ивановский — возможно, читатели знают, что именно он открыл вирусы. Работал прикомандированный В. В. Лепешкин, исследователь общих свойств протоплазмы, В. В. Половцев изучал дыхание растений. Сам Фаминцын исследовал природу хлоропластов, биологию лишайников, занимался проблемами симбиоза. Это было блестящее общество оригинальных исследователей, богатых идеями, и умелых экспериментаторов. Михаил Семенович продолжил в этой лаборатории изучение хлоропластов, начатое в Женеве.

Большое значение для него имели собрания общества «Маленьких ботаников» каждую неделю в доме у Бекетова, Воронина или в лаборатории Фаминцына. Такие собрания — обсуждение научных проблем за дружеским ужином — в непринужденной обстановке создавали и до сих пор создают в России тот особый климат, то особое состояние души, которые помогают преодолевать «холод жизни» и остаются на всю жизнь как бесценные воспоминания.

• Гимназия в Женеве, которую окончил М. Цвет в 1891 году

Однако нужно было найти оплачиваемое место работы. А тут оказалось, что степень доктора Женевского университета в России не признается. Ее не приравнивают даже к степени магистра. Для получения преподавательской работы и тем самым возможности вести научные занятия стало необходимым защитить в России магистерскую диссертацию. Долгие месяцы поисков работы — многим знакомо это тягостное состояние. Цвету оно временами казалось беспросветным, и он думал о возвращении в Европу. Ему чрезвычайно повезло. Он познакомился с еще одним выдающимся человеком — Петром Францевичем Лесгафтом.

Мне очень хочется, чтобы читатель правильно принял большое число имей в моих очерках. Мне это нужно, чтобы показать богатство российского общества того времени выдающимися людьми.

Лесгафт, как и все, в сущности, современники Цвета — Фаминцын, Воронин, Ивановский и другие, — сформировался в особой атмосфере России после отмены крепостного права, в годы особого отношения к просвещению и науке. Лесгафт был одним из символов этого времени.

• Семен Николаевич Цвет — отец М. С. Цвета, 1862 год

Интеллектуальное влияние Лесгафта на Цвета, по-видимому, было сильным. На деньги Иннокентия Михайловича Сибирякова, крупного сибирского промышленника и мецената, для Лесгафта была создана Биологическая лаборатория (и М. С. был приглашен в нее) для проведения занятий ботаникой со слушательницами и слушателями лесгафтовских курсов и для руководства исследованиями прикомандированных к лаборатории лиц.

Здесь и в лаборатории Фаминцына Цвет продолжил свои исследования хлоропластов. Одновременно ему пришлось готовиться к магистерским экзаменам и защите магистерской диссертации. Экзамены он сдал в 1899 году, а магистерскую диссертацию защитил в Казанском университете в сентябре 1901 года.

Почти налаживалась жизнь. Но 4 марта 1901 года на площади перед Казанским собором в Петербурге прошла бурная демонстрация студентов — они выступили против взятия в солдаты студентов в Киеве и других городах в наказание за участие «в беспорядках». Полиция и казаки, как обычно в то время, зверски расправились со студентами. Лесгафт был свидетелем этой расправы и, как позднее, в 1905 году, Н. К. Кольцов, выступил с протестом: организовал подписи под протестом девяносто девяти профессоров и литераторов. После ряда обысков Лесгафта выслали в Финляндию на года, а Биологическая лаборатория почти прекратила работу.

Цвет вынужден был искать место для работы и продолжения исследований. Он прошел но конкурсу на должность ассистента кафедры анатомии и физиологии растении в Варшавском университете. (Эту кафедру возглавлял упомянутый выше Д. И. Ивановский.) Но прежде чем уехать в Варшаву, на XI съезде естествоиспытателей и врачей в Петербурге 30 декабря 1901 года Цвет сделал доклад, в котором впервые сообщил о методе адсорбционной хроматографии.

Таким образом, метод хроматографии был открыт и применен Цветом в период его работы в лабораториях Фамннцына и Лесгафта, в период интенсивного дружеского общения с выдающимися деятелями российской науки и просвещения.

• Женевский университет М. С. Цвет окончил в 1895 году.

В 1901 году в Казанском университете М. Цвет защити диссертацию на степень магистра ботаники.

• Варшавский политехнический институт где М С. Цвет преподавал с 1908 года.

• Титульный лист докторской диссертации М С. Цвета, с дарственной надписью К. А. Тимирязеву «С уважением от автора, 1910 год»

Исследовательница жизни и деятельности М. С. Цвета Е. М. Сенченкова озаглавила раздел его биографии, посвященный жизни и работе в Варшаве, «Вершина творчества». И это верно. С января 1902 года до июня 1915 года — интенсивная и плодотворная жизнь в Варшаве. Мне только важно отметить, что восхождение на вершины зависит от множества условий. Восхождение Цвета было обусловлено годами в Швейцарии и общением с ботаниками Женевского университета, общением с петербургскими ботаниками, с Ивановским, Бородиным, Бекетовым, Фаминцыным, Лесгафтом — это (неполное!) перечисление имен лишь иллюстрация потенциала российской науки того времени.

В Варшаве основные усилия Цвета направлены на совершенствование хроматографического метода и его примелете для разделения пигментов зеленого листа. В марте 1903 года — доклад на заседании ботанического отделения Варшавского общества естествоиспытателей, где впервые он обстоятельно изложил принцип своего метода адсорбционного анализа.

Польша — это уже Европа. Почти каждое лето Цвет бывает в разных университетах Германии. Летом 1902 года он был командирован туда для ознакомления с постановкой преподавания ботаники в немецких университетах. Избран действительным членом Немецкого ботанического общества. Принципиальное значение имели опубликованные в 1906 году в немецком ботаническом журнале две статьи, где впервые был введен термин «хроматография».

В 1907 году выступил на заседании Немецкого ботанического общества с сообщением об открытии хроматографии, где демонстрировал первый хроматограф и принцип его действия. Позже он посетил Берлин, Париж, Амстердам, Лейден и Дельфт, где имел возможность общаться со многими иностранными коллегами. Все это свидетельства полной доступности работ М. С. Цвета для европейских исследователей.

Не забывает он и Россию. На XII съезде русских естествоиспытателей и врачей (1909 год) он сделал доклад о своем методе исследования хлорофилла и демонстрировал действие хроматографической установки. Активно участвовал М. С. Цвет и в работе XIII съезда русских естествоиспытателей и врачей, состоявшегося в 1913 году в Тифлисе.

• Участники петербургского кружка «Маленькие ботаники», март 1896 года. Сидят слева направо: В. А. Траншелъ, И. П. Бородин, М. С. Воронин, А. С. Фамипцын, А. А. Рихтер; стоят слева направо: университетский служитель Николай, Д. И. Ивановский, Н. П. Шульц, А. А. Потебня, Б. Л. Исаченко, Р. Э. Регель, А. А. Антонов, Д. И Нелюбов, И. И. Пуринг, Г. И. Танфшьев, А. Г. Генкель, В. В. Половцов

Мне важно подчеркнуть особое значение в жизни российской науки этих замечательных съездов. Как рассказывалось в очерке о Н. К. Кольцове, на IX съезде был доклад А. А. Колли, давший импульс к открытию матричного принципа в биологии. На XII — доклад Цвета. На каждом съезде были события такого ранга.

Из важнейших событий варшавского периода его жизни нужно отметить два: в 1907 году Цвет женился на Елене Александровне Трусевич (1074—1922) и в 1910 году защитил в Варшавском университете диссертацию па степень доктора ботаники. Теперь он мог претендовать на звание и должность профессора.

Однако он, доктор ботаники Женевского и Варшавского университетов, магистр ботаники Казанского университета, — всего лишь ассистент-лаборант Варшавского университета. Не часто бывает такое изобилие степеней при столь невысокой должности и зарплате. Ему приходится искать дополнительные заработки.

Одна из причин опять, как и в 1901 году» — студенческие волнения. Зарплата лаборанта и приват-доцента Цвета зависела от числа занятий и лекций студентам. Но с 1908 года занятия в Варшавском университете почти прекращаются. Цвет работает по совместительству преподавателем ботаники и сельского хозяйства в Варшавском ветеринарном институте и преподавателем ботаники на химическом и горном отделениях Варшавского политехнического института.

• М. С. Цвет в 1911 году, Варшава

Началась первая мировая война. Трудно было осознать связанные с ней изменения жизни. Занятия со студентами почти прекратились. Научные связи были прерваны. Цвет явно не вполне понимал ситуацию и в июле 1915 года выехал с семьей из Варшавы на летний отпуск в Одессу. В это время германские войска заняли Варшаву. Цвет оказался отрезанным от своей лаборатории, лабораторных журналов, оборудования, библиотеки. Все имущество, книги, рукописи, научные дневники Цвета остались в Варшаве и полагались погибшими.

В самом ли деле они погибли, к этому мы еще вернемся. Начался последний, самый печальный и трудный период жизни М. С. Цвета. В книге Е. М. Сенчеиковой подробно рассказывается о том, как он искал работу после Варшавы. Наиболее привлекательной была вакансия заведующего кафедрой анатомии и физиологии растений Новороссийского (в Одессе) университета. Очень интересны не только отзывы на кандидатов на вакантную должность, но и то, сколь много незаурядных претендентов выявил объявленный конкурс и как авторитетны и многочисленны рецензенты — ботаники, физиологи растений в России тех лет. Обращает на себя внимание отсутствие среди имен рецензентов одного из наиболее известных — К. А. Тимирязева. Зато в отзыве А. С. Фаминцына сказано: «...Самым достойным кандидатом является доктор ботаники Михаил Семенович Цвет, ученый с европейским именем, исследования которого над хлорофиллом составляют гордость русской науки и были уже отмечены Императорской Академией наук присуждением Большой ахматовской премии в 1911 году... Ныне с эвакуацией Варшавского политехнического института этот выдающийся ученый превратился в беженца и за отсутствием лаборатории должен был прекратить свою плодотворную научную деятельность... Университет исполнил бы лишь долг перед русской наукой, дав возможность столь выдающемуся ученому занять подобающее ему место и продолжить свою научную деятельность». Однако Цвета не избрали.

• М. С. Цвет с женой — Еленой Цвет. Варшава

Цвет читал лекции по ботанике для студентов разных специальностей, занимался общественной деятельностью, но для научной работы условий не было. Его здоровье в это время значительно ухудшилось. Он нуждался в серьезном лечении.

В марте 1917 года Цвет был избран профессором знаменитого Юрьевского (Дерптского, Тартуского) университета. В сентябре 1917 года он приехал в Юрьев и начал работу в университете. Между тем шла война. Немецкие войска наступали. Было принято решение эвакуировать Юрьевский университет в центр России, в Воронеж. Но 23 февраля немецкие войска заняли город. Это произошло так быстро, что эвакуация оказалась невозможной. Немецкое оккупационное руководство приказало прекратить преподавание на русском языке и перейти на немецкий, а ректору и русским профессорам предлагалось «добровольно покинуть Лифляндию».

Семья Цветов эвакуировалась из Юрьева и в начале сентября 1918 года прибыла в Воронеж. Дорога в Воронеж была трудной. Квартира Цвета в Воронеже оказалась далеко от университета. У Михаила Семеновича развивалась все более сильная сердечная недостаточность. Он пытался думать о будущем, составил докладную записку об организации ботанической кафедры в организуемом Воронежском университете. В апреле 1919 года Цвет начал чтение лекций. Стоять он не мог и читал лекции сидя, тяжело дыша.

26 июня 1919 года он умер и похоронен в Воронеже. Могила его неизвестна.

В мае 1922 года умерла его жена.

Имевшиеся в Воронеже бумаги и архив Цвета были утрачены во время Великой Отечественной войны.

Началась посмертная жизнь его трудов.

Хроматографический метод Цвета «вышел на поверхность» через десять лет после смерти его авторе. В нескольких лабораториях мира проводили исследования химии и биохимии каротиноидов. В значительной степени это объяснялось открытием витамина А и его особой роли в физиологии животных.

Выдающихся успехов в исследованиях каротиноидов — в том числе при помощи хроматографического метода — достигли химическая лаборатория Цюрихского университета, руководимая Каррером, лаборатория Куна в Гейдельберге и ряд других.

Четыре нобелевские премии — П. Каррер в 1937 году, Р. Кун в 1938 году, Л. Ружичка и А. Бутенандт в 1939 году — получены авторами, успехи которых были в значительной степени обусловлены применением хроматографического анализа.

Итак, за пределами России, СССР метод Цвета вовсе не был забыт. Заслуги Цвета как автора метода хроматографии отмечали, получая нобелевские премии, Кун, Каррер, Бутенацдт.

В Россию метод и имя Цвета вернулись драматическим образом. Мне рассказал об этом профессор Семен Евстафьевич Манойлов. В середине тридцатых годов он был аспирантом академика А. Н. Баха» в Институте биохимии АН СССР. (Замечательно: при живом Бахе институт был назван его именем — уж очень нравился партийному руководству А. Н. Бах!)

Рассказ С. Е. Манойлова, безответственно расцвеченный мною, вполне годится в качестве сценария, как говорят, «остросюжетного» детективного фильма.

Однажды (так всегда начинаются сказки) в институт приехал из Франции Э. Ледерер. Он был убежденным коммунистом и приехал в страну «победившего социализма» с высокоидейной целью — вернуть имя и труды Цвета его Родине. До прихода к власти фашистов Ледерер работал в Гейдельбергском университете в биохимической лаборатории Куна. Там с успехом применяли хроматографический метод в исследованиях каротиноидов. Метод восхищал Ледерера, и он, будто бы еще в конце двадцатых годов, поехал в Варшаву, где будто бы в архивах университета нашел рабочие тетради Цвета — его архивы и материалы, которые тот не сумел вывезти в 1915 году.

В Германии надвигался фашизм. Ледерер был не только коммунистом, но и евреем. Его близкий друг и школьный товарищ был сторонником Гитлера и активным членом нацистской партии, состоял в отряде штурмовиков. (Можете сами сочинить сцены дискуссии двух друзей, если хотите...)

Однажды в университетскую лабораторию к Ледереру пришел этот его друг и сказал: «В ближайшие дин мы будем громить университет. Предупреждаю тебя: спасайся!» Но Ледерер ему не поверил: «Не может быть такого в Германии».

Спустя некоторое время — несколько дней? — университет оцепили вооруженные штурмовики с немецкими овчарками. В лабораторию вбежал перетянутый ремнями бывший друг Ледерера и сказал: «Я тебя предупреждал! А теперь ни с места!» Запер дверь снаружи, считая Ледерера арестованным. А Ледерер сумел бежать (по крышам?) и оказался в Швейцарии, а потом во Франции. При этом он спас самое ценное — тетради Цвета...

Академик Бах поручил Манойлову освоить хроматографический метод, и тот провел первые после смерти Цвета хроматографические исследования каротиноидов в России (СССР). Манойлов выделил из арбуза семь различных каротиноидов и исследовал превращение каротина в витамин А.

Куда делись тетради, привезенные Ледерером, мне не известно. Красочные подробности киносценария тоже не очень существенны. А сам Ледерер в 1936 году опубликовал на русском языке в «Журнале общей химии» статью «Хроматографическая адсорбция и ее применение», и хроматографический метод увлек многих отечественных исследователей. Уже в 1939 году Н. А. Измайлов и М. С. Шрайбер в Харьковском университете разработали важное усовершенствование хроматографии — создали метод тонкослойной хроматографии.

Однако началась вторая мировая война, затем — отечественная. Наука в СССР испытывала серьезные трудности. А тем временем в мире хроматографический метод развивался. Дэвидсон и Э. Чаргафф усовершенствовали его, используя в качестве адсорбента ионообменные смолы для анализа состава нуклеиновых кислот, А. Мартин и Р. Синг предложили высокосовершенный и чрезвычайно простой метод хроматографического анализа на фильтровальной бумаге.

Два этих направления имели революционные следствия: они проложили путь к установлению структуры ДНК и расшифровке первичной структуры — последовательности аминокислот в белках. (Не говоря уже о таких вещах, как поиск и выделение антибиотиков, анализ продуктов обмена веществ, и прочем.) После войны нобелевские премии за работы, основанные на хроматографическом методе, получили Мартин и Синг (1952) и Сэнгер (1958 и 1980). А на самом деле, из-за отмеченной универсальности метода его использование — условие успеха многих других работ, удостоенных нобелевских премий.

Жизнь М. С. Цвета представляется иллюстрацией важного для мена вывода: в существенной степени причины трагических судеб выдающихся исследователей — пионеров Нового знания — лежат внутри научного сообщества, обусловлены, если говорить резко, безнравственностью, отсутствием высоких этических норм взаимоотношений между исследователями разных поколений и разного общественного положения.

Такая этическая ущербность отнюдь не является специфическим свойством российского научного сообщества. Во всех странах ситуация не только была, но и остается аналогичной. Достаточно вспомнить реакцию на работы Питера Митчелла, автора хемиосмотической теории окислительного фосфорилирования (Нобелевская премия 1978 года), вынужденного многие годы заниматься «самиздатом»: его статьи не принимали научные журналы.

Проблемы научной этики — важнейшая тема.

Если бы О. Ю. Шмидт не запретил публикацию книги Чижевского и М. М. Завидовский не поделился с НКВД своим (искренним) отрицательным отношением к работам Чижевского...

Если бы А. С. Фаминцыиу удалось преодолеть резко отрицательные отзывы К. А. Тимирязева и поддержать М. С. Цвета... У меня нет документальных подтверждений устойчивой легенды, сохранявшейся в воспоминаниях старых сотрудников Московского университета. Они рассказывали о резко и активно отрицательном отношении великого К. А. Тимирязева к работам М. С. Цвета.

• Дом на Калитинской улице в Воронеже, где М. С. Цвет жил в последние свои годы.

Тимирязев был выдающимся исследователем, но в еще большей степени выдающимся пропагандистом и популяризатором науки. Его книги и очерки, посвященные жизни растений, природе фотосинтеза, биографиям великих биологов, эволюционной теории Дарвина, оказали чрезвычайно сильное и положительное влияние на несколько поколений жителей России. Ему поставлен памятник в центре Москвы. Его именем названы улицы и учебные заведения («Тимирязевская сельскохозяйственная академия»).

Правда, эти почести в значительной степени вызваны его безоговорочной поддержкой власти большевиков. он был «канонизирован» после того, как послал Ленину с дарственной надписью свою книгу «Наука и демократия» и получил в ответ письмо с благодарностью «за... кишу и добрые слова. Я был прямо в восторге, читая Ваши замечания против буржуазии и за Советскую власть» (письмо Ленина пришло 27 апреля 1920 года, а 28 апреля Тимирязев умер).

Почти нет документов. Но вместе с тем... Тимирязев всю жизнь занимался хлорофиллом. Но когда в 1910 году в Варшаве вышла книга Цвета о результатах исследовании хлорофиллов при помощи хроматографического метода, Тимирязев откликнулся на нее лишь злой филиппикой, где содержались упреки Цвету по частному, мелкому поводу, но совершенно игнорировалось главное направление его исследований и его результаты.

После войн и революций наступила разруха. Начался голод. Не было дров. Печи топили мебелью и книгами. По инициативе М. Горького для спасения интеллектуальной элиты страны была создана Центральная комиссия по улучшению быта ученых. Комиссия определяла, кому следует выделить продовольственный паек и дрова. В упомянутой легенде утверждалось, что против выдачи пайка М. С. Цвету возразил Тимирязев: Цвет не был сочтен важным для государства. В Воронеже, тяжело больной, без пайка... Так ли все было?

По возрасту Цвет вполне мог дожить до времени триумфа хроматографии. В 1942 году ему было бы всего семьдесят лет! Россия упустила возможность иметь еще одного нобелевского лауреата. •

В следующем номере рассказ о Э. С Бауэре.