28

Наверное, я могла бы снова «включить» минигравы, спрыгнуть со спины дракона и лететь самостоятельно. Но над нами кружили еще два диких зверя и, если они меня раньше игнорировали, то теперь оба зверя агрессивно рычали и скалились, пролетая над самой головой и стараясь сковырнуть меня когтями. Мой дракон вяло отрыкивался, но попытки сбросить меня не делал.

Стоит мне оказаться в одиночестве — точно сожрут или покалечат. Потому я изо всех сил цеплялась за скользкие от крови роговые отросты на хребте Чароита, как окрестила я своего спасителя по цвету его чешуи. Пока я с ним, я в безопасности.

Но минигравы я все-таки активировала на доли процента, чтобы облегчить ношу раненого, которому и без того пришлось тяжко. Из его глотки с хрипом вырывалось тяжелое дыхание, по телу изредка пробегала дрожь, и тогда меня оглушал противный костяной скрежет.

Мы снижались широкими кругами, словно дракон искал какое-то определенное место. Аррадора и пилота я давно потеряла из виду, но они упали где-то неподалеку, судя по тому, где кружила остальная стая. Надеюсь, моего аль-тара они сожрали! Тогда наша клятва оказалась бы аннулирована, какое счастье.

Фиолетовый дракон совсем потерял силы и завалился на крыло. А два сопровождавших нас его собрата пронзительно закричали. Похоже, он падал. А до растопыренных навстречу нам острых каменных шипов, судя по вмонтированному в шлем навигатору, было не меньше полумили.

Я уже готовилась врубить минигравы и спасаться самостоятельно, но внезапно меня накрыло и смело с драконьей спины. Непонятной и чудовищной силой. И невероятной болью.

Казалось, взорвалась каждая клеточка моего тела. В голове вспыхнула ослепительная звезда, и последней мыслью было: «Прощай, Габриэль. Драконы все-таки напали и выжгли мне мозг».

* * *

Очнулась я от ощущения небывалой, сосущей пустоты и чувства безвозвратной потери чего-то настолько важного, что не хотелось жить.

Наверное, еще немного, и я потеряла бы саму себя, потому организм спешно позвал сознание обратно в тело. Бред какой.

Следующей мысль была уже вполне разумной: «Раз я рефлексирую, значит, мозг уцелел!».

А еще через миг я сообразила, что дышу настоящим воздухом. Свежим, одуряюще пахнущим горячей смолой, раскаленным камнем и железом воздухом. А значит, шлема на мне нет, а с ним и обеззараживающих фильтров.

Не все ли равно, если вместо сердца у меня внутри зияющая пустота и равнодушие. И тоска. Такой всеобъемлющей тоски я не испытывала даже в момент, когда поняла, что нахожусь за тридевять солнц от Земли и потеряла и родину, и семью, и… Габриэля.

Только сейчас даже мысль о синеглазом и чешуйчатом не заполнила пустоту.

Что же со мной случилось?

Что ж, я жива. Теперь остается только найти, для чего. И понять, что я потеряла, если мне сейчас так плохо не из-за слегка помятых ребер (видимо, я все-таки рухнула на скалы вместе с драконом), а из-за какой-то утраты, которую я пока не могу осознать.

Может быть, что-то произошло с семьей, а я как-то смогла почувствовать?

Я осторожно открыла глаза. Небо было такого фиолетового оттенка, какого не увидишь на Земле, и оно темнело с каждым мгновением. В горах темнеет рано и резко, а базальтовая (или похожая на этот минерал) стена в нескольких метрах не оставляла сомнений, что дракон упал в скалы.

Кстати, где он?

Дракон вздымался с другой стороны, между мной и обрывом. Его невероятные черные когти ушли в камень наполовину, удерживая, как якори, мощное фиолетовое тело на горном склоне. Он был потрясающе огромен и красив. Его чешуя отливала металлом, а полупрозрачная трехрогая корона и такой же хрустальный хребет слегка светились, отражая последние лучи заходящего солнца.

Но он не дышал. Его слегка приоткрытые веки не двигались, ноздри не шевелились. Лишь ветер трепал лохмотья порванных, сломанных и неестественно вывернутых крыльев.

Других зверей поблизости не наблюдалось, и это обрадовало. Дикие бросили своего мертвого собрата и улетели. Может быть, закусывать Аррадором.

Вот еще странность. Вспомнив золотоглазого, я не ощутила ни привычного приступа восторга, ни наступавшей следом, стирающей мое внушенное восхищение вспышки благоприобретенной злости, переходящей в ненависть. Ничего. Хотя, пожалуй, какое-то легкое сожаление. Я уже привыкла к шквалу эмоций при виде аль-тара или воспоминании о нем, и теперь мне не хватало этого будоражащего коктейля. Что же случилось, что я перестала кидаться на этот раздражитель? Слишком сильно ударилась головой?

Я села, отстегнула толстые перчатки с массой встроенных в них приспособлений. Даже рация была, но я не собиралась ею пользоваться, как и аварийным сигналом. Ощупала голову, заплела растрепавшуюся косу, с трудом разодрав волосы пятерней. Потерла шею и пластины ожерелья. Показалось, они стали горячими, но жжения я пока не чувствовала.

Шлема я поблизости не увидела, но в остальном скафандр был цел, и, наверное, я могла бы воспользоваться минигравами, чтобы спуститься с горы в долину. Но мертвый дракон, защищавший меня от падения в пропасть даже после смерти… и его изодранные крылья… Я не могла его вот так бросить.

Да и какой смысл лететь в долину, где могут водиться неизвестные хищники и змеи, на ночь глядя?

Прихрамывая на правую ногу, я подошла к голове поверженного дракона. Какой же он все-таки огромный! Я дотянулась до носа и поднесла ладонь к ноздре. Может, он все-таки дышит? Минута… Вторая… Я перестала считать на десятой и сдалась.

В скафандр встроена аптечка первой помощи, пригодная для людей. И, наверное, драконидов. Но вряд ли для драконов.

Я обняла его голову, насколько смогла, и прижалась щекой к холодной чешуе. Великая Мать, когда-то я ненавидела чешуйчатых. Но сколько раз они меня спасали? Во мне было слишком много ненависти для ведуньи. Прости меня. Прости, дракон.

В планетарном скафандре еще есть компактный набор выживания, и там есть многофункциональный нож (все-таки я не совсем безоружна), фонарик и тонкий, но невероятно прочный трос или подобие лески.

Появившиеся в темнеющем небе чужие звезды удивленно моргали и перемигивались, глядя на сумасшедшую инопланетянку, зашивающую крылья мертвого дракона. Зачем? Не могла сказать. Но упрямо складывала, насколько хватало сил, переломанные трубчатые кости, скрепляла и зашивала гладкую и твердую, как железо, кожу, прокалывая ее короткими лазерными импульсами ножа.

Раны на драконьей шее от оружия Аррадора я не могла зашить — они были нанесены чем-то тонким как шпага, вонзившимся между плотных и сверхтвердых чешуек. На них я распылила клей из аптечки. Ушли все три тюбика. Теперь мне лучше не обзаводиться ранами и ссадинами.

Обломок оружия торчал в одной из ран, и чешуя вокруг нее почернела и обуглилась. Наверное, сталь отравлена. Подлое оружие, как и сами дракониды, все до единого. Надев перчатки, я вырезала обугленную плоть вместе с обломком и выбросила в пропасть.

Зачем я, подсвечивая себе фонариком, приводила мертвое тело в порядок? По древней русской традиции. Чтобы душа дракона могла легко улететь к своим чешуйчатым богам, если они есть.

Я уснула под утро, забравшись под крыло, сложенное и подвязанное, чтобы не парусило, и ветер не скинул в пропасть ни дракона, ни меня вслед за ним.

Уже засыпая, я вспомнила, что Аррадор обещал меня инициировать, но, как всегда, соврал. И почему-то у меня это вызвало не прилив гнева, а лишь презрительно-насмешливое фырканье. А потом я осознала… Связи аль-дэй и аль-тара больше нет! И меня накрыло невероятное ощущение полной свободы. И плевать, что я одна на чужой незнакомой планете, полной диких огнедышащих и крылатых ящеров и прочей незнакомой нечисти. Я свободна, и это счастье!

Загрузка...