Золотко в космосе, или #держи_ведьму

30

Я пятилась от угольно-черной громады, вползавшей в пещеру, и понимала, что шансов никаких. Вздернутая верхняя губа зверя, ощерившаяся пасть, жуткие, ослепительно белые на черном фоне клыки, величиной с мою руку. И кошмарные глаза, в которых клубилось рваное черно-оранжевое пламя. С пасти тоже срывались клубы удушающего дыма. Я закашлялась и второй раз пожалела о потерянном шлеме. Надо будет сказать Аррадору, если когда-нибудь увижу, что в конструкции скафандра явная лажа.

Дракон утробно зарычал.

Я уткнулась ногами в твердое препятствие. Камень-жертвенник. Сейчас он меня тут и сожрет на тарелочке. Может, драконы тут совсем не дикари, и добычу предпочитают кушать с тарелки, хорошо прожаренную.

Эх… а я даже инициацию еще не прошла, не узнала, каково это — чувствовать в своем сердце целый мир, и в то же время быть его дыханием, его пальцами, его глазами. Видеть его тайные струны, трогать их душой, и быть такой струной, вплетая свою мелодию в звучание Вселенной. Открывать тайные тропы, мгновенно пронзающие пространство. Или даже время…

О, тогда бы я не отвергла Габриэля. Тогда я сама поцеловала бы его, назвала своим дыханием, сердцем, душой. И пусть он чешуйчатый в истинном теле, разве это важно, если мы в человеческих телах совместимы? И разве не любовь ведьмы дает им крылья?

Я отползала от дракона, пока огромная лапа с грохотом не опустилась на жертвенник, взяв меня в клетку из черных когтей. Не раздавила. Но мое сердце так сильно билось, а ребра ходили ходуном, что я чувствовала грудью холодную и твердую как сталь кожу на лапе зверя.

Он склонил морду, принюхиваясь. Оранжевые отблески из глаз медленно исчезали, и на меня смотрела первозданная кромешная тьма.

Так пристально, словно хотела что-то сказать, так пронзительно, будто пыталась проникнуть в мою душу.

«Пожалуйста, не надо, не ешь меня! Я несъедобная! Ядовитая! Фу! Поди прочь!» — мысленно сказала я.

Зверь моргнул и, не выпуская меня из клетки когтей, грузно опустился рядом с жертвенным камнем и обвернул его собой и хвостом, уложив голову на вторую лапу и отвернув ее так, чтобы дымок из ноздрей сочился в сторону.

Я осторожно выдохнула. Значит, он не голоден. Решил приберечь пищу на обед. Да я тут сама скоро умру от жажды и голода! Попробую подождать, когда зверь уснет. У меня есть лазерный нож, и я отлично знаю уязвимые места у животных, похожих строением на земных. Нужно бить в глаза, чтобы выжечь мозг.

Дракон тяжко вздохнул и так отвернул голову, что мне стал виден загривок. На нем что-то блеснуло золотом. Ожерелье? Это чудовище обокрало мертвого Чароита?

И тут наполовину развернулось прижатое к телу крыло.

Нет, все-таки иногда я бываю непроходимо… заторможенной, — обругала я сама себя, заметив мной же наложенные швы на коже крыла и фиолетовые искры, мерцавшие на черной чешуе.

— Чароит, миленький! Живой! — прошептала я, едва не заплакав от облегчения.

Аррадор освоился с новым состоянием не слишком быстро: как оказалось, при отсутствии тела разум терял ориентацию не только в пространстве, но и во времени. И лишь побратимы по триумию не дали ему потеряться в самопогружении.

«Аль-ар, ты что, уснул? — забеспокоился Сариан. — Аррадор!».

«Тут я».

«Где именно тут? — вклинился в беседу Кайрен. — Тебе необходимо создать себе астральное тело, Ар. Иначе ты можешь и не заметить, как лишишься всяческого существования. Если ты не мыслишь, то и не существуешь. Чувства, или воспоминания о них, дадут тебе якорь».

Последними воспоминаниями была чудовищная боль от рвущихся связей и тоска по аль-дэй, но это не те чувства, которые Аррадор хотел бы испытать снова.

Впрочем, долго ему искать якорь не пришлось, потому как в ближайший час его основным якорем стало чувство небывалого изумления.

А все началось с того, что аль-тар решил рискнуть и отлепиться от сознания побратимов, застрявших вместе с телами в заблокированных кем-то (вероятно, взбесившимся или заболевшим иолром) помещениях. Только так можно было исследовать корабль и найти причину болезни. А там уже по обстоятельствам.

Дежурная команда оказалась заперта по отсекам. Такое ощущение, что замки заклинило разом по всему кораблю, словно где-то был пробой, и сработал механизм, обеспечивающий герметичность. Больше всего повезло Кайрену: он и почти вся дежурная команда, за исключением одного механика, оказались в кубрике, рядом с едой. Хуже пришлось капитану и его ди-дэй — в рубке, как и во всех изолированных помещениях, был небольшой аварийный запас сухарей и воды, но никто не мог сказать, сколько продлится заключение.

Но больше всего опасений вызывали камеры стазиса с землянами и основным экипажем, спавшим во время гиперпрыжка. И судьба механика, следившего в момент непонятной аварии за состоянием двигателей — он мог рассчитывать только на аварийный запас скафандра. На розыски механика и отправился Аррадор, решив заглянуть по пути и в медотсек.

Картина его поначалу порадовала: все саркофаги работали, красных огоньков сбоя нигде не мерцало… кроме одного отсека. Стекло анабиозной камеры почернело, и Аррадор не мог с первого взгляда определить, есть кто под треснувшей крышкой или нет. Впрочем, возможности его ментального тела позволяли проникнуть вглубь камеры. И понять, что она пуста.

Если бы у аль-тара было сердце, оно бы болезненно сжалось в тот миг, когда он увидел руны на прикрепленной к камере бирке. Там значилось «Ярослав Пасный, планета Земля».

Но куда делось тело?

Аррадор удвоил внимание. Жаль, что его созданное наспех астрально-ментальное тело не могло разом охватить весь корабль, потому что драконид опирался только на собственные воспоминания о самом себе, и сейчас представлял собой какое-то подобие светящейся субстанции, имеющей очертания человека в скафандре и передвигался он с той же небольшой скоростью. Правда, в отличие от физического тела, перемещаться он мог свободно сквозь любые препятствия.

Потерянного пассажира он обнаружил на механико-технологическом ярусе, куда доступ чужакам был категорически запрещен.

Но сначала Аррадор уловил мощную вибрацию, потрясавшую корабельные перегородки и с трудом опознанную им как голоса, принадлежавшие трем особям мужского пола.

Особенно зычно орал один оглушительный баритон, на чистом русском языке:

— Это неправильная песня, — оборвал его второй голос, звучавший на чистом драконидском. — Терпеть не могу женские слёзы!

— Да что ты понимаешь в наших песнях? — возмутился первый, и Аррадор опознал какой-то искаженный, заплетающийся голос Ярослава Пасного.

— Всё, что переводит синхронизатор.

— Ну тогда ладно. Вот тебе еще одна наша древняя песня о драконах…

И жалобно заголосил:

— Дракон, не гони лошадей! Мне некуда больше спеши-и-ить. И некого больше люби-и-ить. Дракон, жги моих лошадей!

— Вот это добрая песня, брат! — в третьем голосе Аррадор узнал иолра командирского корабля по имени «Тень». — Но очень уж тоскливая. Нам бы что-нибудь пободрее, а то я так и уснуть могу. Во время гиперпрыжка это не рекомендуется техникой безопасности. Мало-ли куда рухнем…

— Есть и пободрее, — радостно отозвался Ярослав. И запел во всю богатырскую мощь: — Не кочегары мы не плотники, но сожалений горьких нет, как нет! А мы драконы-беспилотники и с высоты вам шлем привет!

— За это надо выпить! — пьяно пробормотал второй голос, оставшийся неопознанным.

Ему ответил стеклянный дребезг, бульканье, и новая громогласная песнь, Аррадор едва не оглох:

— Вот это по-нашему! — восхищенно воскликнул иолр Тень. — Ухнем! За Васечку! Прыскай, братец, не жалей! Я еще одну командирскую заначку спирта знаю, братиша Тримег сбегает. Ведь сбегаешь? Даром, что драконид, а свой мужик оказался.

Изумленный Аррадор разобрался, наконец, где звучит гулкое эхо, а где — его источник и подобрался к эпицентру звукового шторма, потрясающего корабль до печенок и просунул призрачную голову сквозь перегородку.

Перед ним предстала картина маслом. Машинным. В самом сердце, точнее, разуме иолра — в секретном отсеке, хранившем живое сознание мертвого дракона, полулежали, опершись на выдвинутые из стенок ячейки, два в усмерть пьяных тела — голое человеческое и драконидское в комбезе с эмблемой механика. Причем, отстегнутая от комбеза перчатка целомудренно прикрывала стратегически важное место на теле обнаженного Ярослава.

На полу между ними была расстелена невесть как сюда попавшая рекламная брошюра спутниковой связи, судя по фото с видом на Землю из космоса. На Тихом океане стояла бутылка медицинского спирта, о чем сообщали руны на этикетке, а на месте материка, затонувшего пару веков назад после взрыва супервулкана, аппетитно поблескивали золотистыми боками шпроты в круглой открытой банке. Земного производства. Контрабанда почему-то взбесила Аррадора больше всего остального.

Пока аль-тар давил в себе гнев и соображал, как он, бестелесный, может взгреть пьянствующих нарушителей, механик в комбезе взял бутыль, налил из нее прозрачную жидкость в красный колпачок, отвинченный от аварийной осветительной лампы, и, чокнувшись с таким же колпачком в руке Ярослава, опрокинул в себя содержимое, выловил из банки шпротину и закинул в рот.

— Эх, хорошо! — прожевав, выдохнул механик.

— А я как же? — ворчливо спросил голос иолра. — Эгоисты! Мне не налили!

И к великому изумлению аль-тара над выдвинутыми в хаотичном порядке блоками и проводами забрезжили электрические контуры драконьей головы.

— Пжалста! — механик вытащил из-за пазухи пульверизатор, взболтнул, долил из бутыли спирт в резервуар и попрыскал в разинутую пасть. Дракон смачно облизнулся и с шумом принюхался к шпротам. — Хорошо пошла! А спой еще, брат Яр. Лирическое…

— З-запросто. Ой, дракон, дракон, не драконь меня, не драконь меня-а, моего коня… — гулко разнеслось по кораблю. — Хотя нет, — певец неожиданно оборвал песню. — Лучше эту…

И грянул зычно:

Тут иолр возмутился:

— Стоп-стоп! Как это не мой? Мы же теперь с тобой на веки вечные побратимы, Ярик! Никогда не думал, что у людей столько песен о драконах! Только грустные они все. Особенно эта…

И дракон завыл жалобно:

— Не мужик, а дракон! — поправил механик.

— Фиг вам, не дождетесь! — в воздухе появилась призрачная драконья лапа и умудрилась скрутить дулю из трех пальцев. — Не перебивайте, гады голокожие!

Дракон прервал вой и всхлипнул:

— На обручальное кольцо вся наша надежда, Ярик… Ухнем! За надежду!

— Ухнем!

Ярослав глотнул из своей мензурки и остатки вылил на пульт, еще и тряпочкой заботливо втер в углубления клавиш. Не удивительно теперь, что автоматика заблокировала все, что можно и нельзя. Это куда хуже прямого попадания метеорита.

А иолр Тень снова завыл, явно уже разученную в совместной попойке трех рас песню:

— Зеленые, — поправил Яр.

— Пофиг, не перебивай маэстро, — рыкнул иолр и продолжил:

— Зачем? Я тебя спрашиваю! — вдруг рявкнул иолр Тень, и его призрачная морда возникла прямо перед Аррадором, а в разинутой пасти роем засверкали искры. Дракон дунул ими в такое же призрачное лицо аль-тара, и того вынесло с яруса, как ураганом.

Он пришел в себя в рубке, распластанным во весь обзорный экран. Его полупрозрачное светящееся «тело» ручейком стекло на пульт, а потом на пол, как выплеснутая вода, и с трудом приняло человеческие очертания.

«Что с тобой, аль-тар? — с тревогой спросил Сариан. — Ты нашел неисправность?».

«Нашел, друг мой. Нашел. Но боюсь, нам придется ждать, когда закончатся запасы спирта на звездолете и твой иолр протрезвеет. Кто бы мог подумать, что драконы способны напиться даже в мертвом состоянии? Ясно одно: Ярослав не мог сам выйти из анабиоза, выбраться из камеры, найти спирт и самое уязвимое место корабля. Это диверсия со стороны моих братьев, завербовавших механика Тримега. И как мне их остановить?!».

«Возвращайся в родное тело, Аррадор, пока не поздно, — предложил Кайрен. — Только извне ты сможешь нам помочь».