Я потом посмотрела, на каком же камне пыталась задремать. Он оказался весь усеян подозрительно похожими на письмена щербинами и царапинами. Наверняка что-то подобное ключ-камню, какие использовались и в наших ведических ритуалах. Иначе мне не понять, как могло случиться то, что случилось.
Итак, я попыталась задремать у выхода из пещеры, устроившись в сторонке так, чтобы меня скрывали валявшиеся у стен валуны.
Но уснуть не получилось.
Вместо этого я оказалась парящей в космосе. Над головой пылала яркая желтая звезда, похожая на солнце, а под брюхом медленно и лениво поворачивалась огромная золотисто-зеленая планета, и очертания ее материков-океанов были абсолютно не похожи на земные.
Что это? Где я?
«В космосе, вестимо. Точнее, в моем сердце, ирри-дэй. А это планета Ир-ри-той, — просветил меня голос в голове, по-мужски низкий, с рычащими нотками. — Приветствую тебя, идущая по пути богов!».
«А кто ты?» — вырвалось.
«Я — императорский иолр по имени Шип. Золотой Шип».
«Ну кто бы сомневался, что золотой!».
«Благодарю. При жизни я был желтым песчаным драконом, а сейчас я — личная космическая яхта императора Зараэра. Служить его прихотям — мое посмертное наказание за то, что я был так неразумен, что согласился отдать душу драконидам вместо того, чтобы уйти в вечность, как величайшие из моих предков. Ты пришла забрать меня с собой, ирри-дэй? Наконец-то!».
«Прости, Шип, но нет, я пришла к тебе случайно. Я сейчас на планете, которую называют Детинец».
«Понял, ирри-дэй. Меняю курс».
Я и мяукнуть не успела, как золотисто-зеленая планета исчезла из видения, а вместо нее с правого появился сине-белый полосатый гигант, опоясанный кольцом астероидов. И рисунок созвездий был совсем другим — не земным, и не таким как над Ир-ри-тоем!
«Приветствую тебя, ирри-дэй, летящая среди звезд!» — коснулся разума юный восторженный голос иолра. Надо же, у драконов тоже бывает подростковая ломка голосов, сохраненная даже в посмертном существовании.
И через пару секунд единения наших душ я уже знала, что молодой дракончик по имени Вулкан сломал крыло во время землетрясения, попался драконидам и вместо лечения был умерщвлен в обмен на знания и вечный полет среди звезд. «Но я получил вечное рабство, — поведал он мне горькое прозрение. И пожаловался: — И уже тысячу лет вместо полетов я курсирую как туристический лайнер, вожу богатых драконидов на экзотическую ледяную планету. Тут и смотреть не на что и поговорить не с кем, моя ди-дэй такая тупая!».
А на периферии сознания я заметила еще одну незнакомую планету, одновременно с четким осознанием того факта, что это малонаселенная планета-рудник, и вижу я ее душой старой драконицы по имени Роса.
И вдруг, еще одним скачком, мое сознание стало огромным веером крыльев, оперением, где каждое перо было соединено с душой иолра — драконом в оболочке звездолета. Я стала птицей, чувствующей малейшее движение перьев, парящей в огромном космосе, раскинувшей крылья на всю Галактику, — везде, где находился хотя бы один иолр. Я растворилась в них. И они все соединились во мне в единое невероятное существо, в одну душу, в одно сердце. И это был чистый восторг.
Так вот что такое полная инициация! — вспыхнула мысль как ослепительное солнце.
И как звездная спираль начало разворачиваться полотно знаний. Прошлое, настоящее и призрачное будущее сосуществовали одновременно. Их нити сплетались и расплетались, образовывая узоры событий, и я видела и то, что было, и то, что могло быть…
Могло быть совсем иначе. Зарождающаяся мощь драконьей цивилизации опаздывала лишь на несколько тысячелетий от ир-ри-тойцев. Их роли могли поменяться, и я видела, как идут на невольничий рынок двуногие рабы, а драконы выбирают себе развлечение и пищу, как драконы охотятся на людей по всему космосу, оценив ловкость их пальцев и гибкость разума.
И я видела, как всё будет. Понимала, что столь разные виды могут стать симбионтами и быть взаимно полезными. Что одни без других не смогут понять тайны мира. Что только объединившись, мы можем выполнить предназначение — одухотворить мертвый Космос.
Та самая безумная идея, которой был одержим Аррадор. Единение двух рас. Человеческий разум и драконий дух. Человеческое сердце и драконьи крылья.
«Что ж, Аррадор, похоже, ты окончательно заразил меня своим безумием», — подумала я.
Забытый мир резко напомнил о себе. Кольцо запульсировало и едва не откусило мне палец!
«Не смей, слышишь? — ворвался в сознание вопль Габриэля. — Одуванчик! Лиса! Василиса! Откликнись! Вернись! Девочка моя любимая, не смей уходить! Не отпущу!».
Я очнулась, всё еще чувствуя адский холод космоса и жар звезд, тысячи горячих драконьих сердец в груди и даже, каким-то чудом, неукротимую душу Аррадора. И его бесконечную, всепоглощающую любовь. Не к женщине — к звездам.
«Василиса! Мы с Чароитом его убьем, прямо сейчас», — кровожадный драконий рык окончательно привел меня в чувство.
Вот этого я не учла: все иолры и даже все драконы Детинца и близлежащих планет, до которых дотянулась моя душа, резонировали в унисон со мной, видели, чувствовали и познавали то же, что и я. Мы были едины.
Я нехотя соорудила тонкий щит. Отгородилась.
«Не надо!» — рассмеялась я, все еще наполненная невероятной, божественной энергией. Казалось, мне сейчас всё по плечу.
«Осторожно, Золотко, ты сейчас очень легко можешь перегореть. Потерять себя, раствориться. Не пропускай через свою душу слишком много чужих», — как оказалось, Габриэль все еще слышал все мои мысли. Почему-то это подействовало как холодный отрезвляющий душ.
«Откуда ты знаешь, Гэб? Разве ты ведун?».
«Нет, но примерно могу представить, что ты чувствуешь. Когда я первый раз попал в родовой Мемориз и на меня обрушилась память всех ушедших предков, они едва не разнесли меня в клочья».
Зря он напомнил о предках. Меня захлестнула тоска. Видела бы меня сейчас отец с матерью, брат, прабабушка…
А ведь я могу вернуться хоть сейчас! У меня была такая эйфория, что подумалось — захочу, и не сходя с места окажусь прямо в родном имении Пасных. Вот только… Гэб… Он теперь стал драконом. Огромным, совсем чешуйчатым и бесконечно чужим. В чужом теле Чароита. И ни в один звездолет такой зверь не влезет.
«Поплачь еще! — фыркнул Гэб. — Я всегда был чешуйчатым м чужим. Я репти, если ты забыла».
Но я чувствовала за его бравадой тщательно скрытую тоску.
Гэб не дал мне как следует покопаться в его душе, срочно перевел разговор на другую тему:
«Ты лучше скажи, что нам с пленниками делать?».
«С какими пленниками?».