27

Сегодня Михаил Александрович гладко выбрит, на шее повязан тончайший фуляровый платок, а ботинки блестят так, что если бы солнце светило ярче, как вчера, то глаза бы не вынесли блеска.

Они сидели в кабинете Игнатова.

– Какая неожиданность, – повторил хозяин дома сегодня то, что сказал вчера.

– Надеюсь, я не помешал вашему празднику? – спросил Галактионов.

– Напротив, город только и говорит о том, как замечательно все подстроил городской голова. – Игнатов засмеялся. – Я столько раз об этом слышал, что готов сам поверить. Может, он тайно послал тебе особое приглашение? Сюрпризец этакий преподнести пожелал, а? Признайся. – Игнатов испытующе смотрел на друга.

Но Галактионов понимал: его призывают признаться кое в чем ином.

Он рассмеялся:

– Ничуть не бывало.

– Тогда какими судьбами? – спросил Игнатов. Лицо его слегка напряглось. Он хорошо помнил, как целовал друг его любимую дочь. Конечно, то была игра, но игра игрой, а все-таки…

Михаил Александрович вздохнул:

– Я приехал следом за племянницей.

– Но разве не ты ее отпустил с моей Варей? – Игнатов вскинул брови.

– Да, но что-то я не вижу ее здесь, – насмешливо сказал Михаил Александрович.

– Конечно, не видишь, – подтвердил Игнатов.

– Так где же она? Варя здесь, а ее нет?

– А ты как думаешь?

– От того, как я думаю, мне становится страшно, – признался Михаил Александрович.

– Да неужели? Дядюшка ты наш бесценный! Я дал ей проводника и отпустил с Богом.

– Но почему?

– Потому что иначе она уехала бы одна. – Игнатов усмехнулся. – Когда такая девушка, как твоя Шурочка, что-то решила, ее можно остановить одним способом – заковать в кандалы. Но, я думаю, она все равно или охрану подкупит, или кандалы вырвет да с ними убежит. – Михаил Александрович молчал. – А ты не знал? Надо же. – Игнатов покачал головой. – Если моя жена говорит, что я ребячлив для своих лет, то ты…

– Понимаю… – Галактионов вздохнул. – Это далеко?

– Нет, три дня езды. Человек с ней надежный. Отец родной так не позаботится, как он.

– А что она сказала? Зачем едет, она призналась?

– Отдать, говорит, кое-что надо, – сказал Игнатов.

– Отдать! – Михаил Александрович подскочил на стуле.

– Не тревожься, ты не о том подумал. Передать, будет точнее. Она ему везет что-то важное. По делу. Говорит, что ему это нужно к сроку.

Галактионов озадаченно смотрел на друга. Почему он ничего не знает? Но не признаваться же в том.

– Ну да, я понимаю, о чем речь.

– Вот и хорошо. Я знаком с Алексеем. Замечательный малый. Приглашал его на праздник, но он отказался. Тоже о сроке волновался.

– Как у него дела? – наконец спросил Михаил Александрович. – Он нашел что-нибудь? Нет, конечно, иначе мы бы уже знали. А найдет?

– Да кто ж про это, кроме Бога, знает? Как Он распорядится… – Игнатов вздохнул. – Мне повезло. Нашел. Получил свою… награду. – Игнатов усмехнулся. – Но ты хорош. К Варе моей кинулся, а?

– Но мне было разрешено выбирать. Рыцарь всегда выбирает самое лучшее, – уклончиво ответил Галактионов.

– Не стану спорить, хороша дочь.

– Уже есть жених на примете? – осторожно спросил Михаил Александрович.

– Биглей я присмотрел в Лондоне, – начал Игнатов, потом махнул рукой. – Ну не биглей, а их хозяина. Но что-то она нос воротит. А я против ее воли не пойду. Англия – хорошо, но жить надо в России. – Он хлопнул рукой по столу. – А ты как решился поехать? Почему усомнился – что-то не так?

– Моя домоправительница Арина вернулась от Белой Холуницы.

– Да ты что! – ахнул Игнатов.

– Заболела. Но когда я задал несколько вопросов, по ответам быстро понял – Шурочка расстаралась. Она с самого начала отказывалась от чипероне. Значит, что-то задумала. Когда я все соединил, на глобус посмотрел, подхватился и помчался. Наверняка, думаю, она уже скачет к своему Алеше.

Игнатов расхохотался.

– Вот девушки! Хороши! Держали бы их в Смольном, другие бы выросли.

– Возможно, – согласился Михаил Александрович.

Если честно спросить его сейчас, что бы он хотел, то он бы ответил – видеть Варю. Но ее не было дома. Она уехала с утра на прогулку.

– Не прокатиться ли мне верхом? – как бы между прочим заметил он. – Посмотреть окрестности. Я не был здесь так давно.

– Отчего же. Переодевайся, лошадь, уверен, понравится.

Галактионов поднялся в свою комнату наверху, быстро переменил одежду.

Конюх уже держал гривастого коня возле крыльца.

Он сел в седло и покатил. Как будто знал, куда уехала Варя. Ему казалось, что ее ранняя утренняя прогулка – знак ему: догони!

Дом Вариных родителей стоял на высоком берегу Оби. Галактионов остановил коня и посмотрел – ему казалось, он увидит отсюда не только весь Алтай, но и то, что дальше, – Маньчжурию и Китай.

Но сколько ни напрягал он зрение, не увидел. Потом повернул коня в долину и… замер.

Картина, которая открылась, перевернула ему сердце. Варя стояла подле лошади, а рядом, положив ей голову на плечо, замер жеребенок. Она ласкала рукой его гриву, а ему казалось, что его собственные волосы шевелятся под ее тонкими пальцами. Которые он сжимал вчера… Они отвечали ему.

Галактионов тихо тронул коня, направляя его к ним. Ему хотелось встать рядом и тоже… Что? Положить ей голову на плечо? Как другой жеребенок? – посмеялся он над собой. Нет-нет. Чтобы она положила свою голову ему на плечо.

Ему захотелось защитить ее. Внезапно он испугался мысли, ворвавшейся словно из ниоткуда. Он… готов отдать за нее жизнь? Так было с ним только однажды… Он почувствовал, как сердце болезненно сжалось. Было, да. Когда умирала сестра.

Говорят, вера в загробную жизнь спасает от отчаяния. Он не размышлял об этом. Но теперь, когда попытался вникнуть в смысл этих слов, он подумал, что от отчаяния надо спасаться иначе. Достижением той цели, мысль о которой вызывает отчаяние и заставляет уповать на радости загробной жизни…

Варя была одета в амазонку, она плотно облегала ее. Темные волосы убраны под шапочку. Галактионов разглядел в ее руке хлыст, он слегка подрагивал. Значит, она чем-то взволнована. Может ли такое быть, что она думает сейчас о нем? Она уехала из дома сюда, чтобы подумать о нем?

Михаил Александрович поправил ногу в стременах и подлетел к ней.

– Простите, Варенька, могу ли нарушить ваше одиночество?

Она медленно повернулась к нему. Как будто не удивилась.

– Вы уже его нарушили, Михаил Александрович, – тихо проговорила она.

– Как бы я хотел, – выпалил он не думая, – чтоб это навсегда!

На ее лице вспыхнул румянец. Она улыбнулась:

– Мы с Шурочкой однолюбы, сэр Майкл. Вы понимаете, что это значит?

Она обняла жеребенка за шею. Тот слегка захрипел, открыл рот, выставил зубы, стараясь ухватить ее за перчатку.

Михаил Александрович быстро спешился, обнял жеребенка с другой стороны. Его рука коснулась Вариной руки.

Они заметили оба, что непроизвольно являют собой скульптурную группу.

– Значит, навсегда? Ты слышал это? – Он потрепал животное за шею.

Жеребенок чихнул.

– Не нравится запах трубочного табака? Этого или вообще? Но не важно, ты, мой друг, подтвердил, что это правда.

Варя засмеялась.

– А я люблю запах хорошего трубочного табака. Видите, не чихаю. Поехали!

Они понеслись по просторным полям. Они летели отдельно, каждый на своей лошади. Но этот полет, знал каждый из них, предвестник скорого совместного полета. Он вознесет их в такие дали, о которых Варя мечтала всегда, а Михаил Александрович отчаялся надеяться, что когда-то они ему откроются. Так может быть, его жизнь земная закончится раем? А после, на небесах, он встретит любимую сестру. Он отчитается перед ней…

Он недодумал, в чем ему предстоит отчитаться. Он видел только Варю, которая сидела в дамском седле и была самой прекрасной всадницей на свете.

Загрузка...