Зов смерти

Глава 8

Остаток для Виолет провела в тяжелых раздумьях, злилась все сильнее и сильнее и чувствовала себя все отвратительней. Она надеялась, что уроки помогут хоть немного отвлечься и не думать о том, как ее взбесил Джей. Но и этого было слишком мало. Казалось, ни одно домашнее задание в мире не в силах отвлечь ее надолго. Она думала о Джее, решая примеры по тригонометрии, думала, когда писала сочинение по английскому и даже когда читала об экспедиции Льюиса и Кларка. Мысли были не из приятных.

Виолет видела, что родители обеспокоены ее состоянием, они спрашивали, все ли с ней в порядке и как у нее дела в школе — в общем, пытались ненавязчиво вытянуть из нее причину внезапной депрессии. Она чувствовала себя немного виноватой в том, что не хочет ничего говорить им, особенно после того, как заставила их волноваться, когда нашла мертвую девочку в озере Тэппс. Но ничего не могла поделать с собой, и поэтому сразу после ужина (пицца и салат «Цезарь» — доставка на дом) поспешила уединиться в своей комнате.

Виолет включила музыку и попыталась доделать задание по математике. Но вместо этого рисовала закорючки в уголках тетради и снова прокручивала в голове произошедшее сегодня. Уже в который раз она пожалела, что как дура дожидалась Джея в машине, а не поехала спокойно домой.

Жалела, что согласилась пойти с Грэйди на бал. Она бы и не сделала этого, если бы Джей так не разозлил ее, и в этом виновен только он.

Виолет растянулась на животе поперек кровати и попыталась сосредоточиться на следующем уравнении, как вдруг услышала стук в дверь. Она была не готова к очередной маминой лекции о вредности запертых в себе эмоций и о закупорке чакр, поэтому притворилась, что не слышит стука. Но мама, похоже, не хотела отступать и постучала уже громче.

Виолет прижала ладони ко лбу, словно стараясь избавиться от пульсирующей в глазных яблоках боли — наверняка это болели забитые чакры. Она тихо выдохнула в ответ «Заходи» — надеясь, что мама не услышит.

Виолет почувствовала, как открывается дверь, но не могла заставить себя обернуться. Сейчас у нее совершенно не было сил на разговоры, и она решила солгать матери.

— У меня сегодня много уроков, — сказала она, не дожидаясь расспросов типа «что опять случилось?». — Со мной все нормально. Правда. И мне действительно нужно учить уроки.

Мама ничего не ответила, и Виолет с радостью решила что та поверила и теперь оставит ее в покое. Она ждала хлопка закрывающейся двери. Но вместо этого раздался голос Джея:

— Ты правда в порядке? Я вот нет, например.

Виолет потрясенно обернулась. Кого-кого, а Джея она никак не рассчитывала увидеть у себя в комнате сегодня вечером.

Она молчала, он виновато улыбнулся:

— Ты ведь не вышвырнешь меня вон?

Виолет не знала, как на это реагировать. Она очень хотела еще позлиться на него — это было легче, нежели признаться (пусть даже самой себе), что он причинил ей боль.

Но почему-то при виде его, собственной персоной явившегося к ней в комнату, гнев странным образом начал исчезать. Внезапно очень захотелось узнать, что же он чувствует.

Виолет взяла себя в руки, стараясь не обнаруживать остатки злости. Пожала плечами.

— Нет, — ответила она, садясь на кровати, и пытливо посмотрела на него, стараясь понять, зачем же он явился.

Джей уселся на край кровати, и Виолет почувствовала, что сползает ближе к нему, потому что матрас прогнулся под тяжестью его тела.

— Послушай, Виолет. Мне очень стыдно за сегодня. Я не должен был уезжать без тебя. Ты ничего плохого не сделала.

Виолет смотрела на него, слушала его объяснения и чувствовала, как глупое сердце снова начинает колотиться в груди.

Он помолчал пару мгновений и продолжил:

— Дело совсем не в том, что я злюсь из-за того, что ты идешь на бал. Я надеялся, что ты туда пойдешь.

Он скривился. Виолет поняла, что он очень тщательно подбирает слова, и пыталась понять, чего же он избегает.

Он выдохнул и сознался:

— Я просто не ожидал, что ты пойдешь с Грэйди.

Так это все из-за Грэйди? Виолет уже открыла рот, собираясь сказать, что сначала не собиралась принимать приглашение Грэйди, но не успела — его прорвало.

— Это глупо, я понимаю, и вообще не мое дело, но мы все вместе столько времени были друзьями, и… даже не знаю, Виолет… наверно, я разозлился из-за того, что вы собираетесь встречаться и, значит, начнете мешать дружбу с чем-то другим…

Виолет едва сдерживала себя и мучилась от невозможности сказать, что на самом деле чувствует. А он все продолжал говорить:

— Я понимаю, я не имею никакого права беситься по этому поводу. Я вел себя как дурак, когда уехал и ничего тебе не сказал. Но, наверно, я просто не хотел наткнуться на вас, ведь вы договорились встретиться после уроков.

Виолет теребила ниточку, вытянутую из одеяла. Сейчас она сильнее всего жалела, что согласилась пойти на встречу выпускников с Грэйди.

— Да ладно, все нормально. И мы с Грэйди вовсе не встречаемся, ты не подумай. Мы просто идем на бал — это всего один вечер, и это ничего не значит! Обещаю, это никак не повлияет на нашу общую дружбу. Особенно на нашу с тобой.

— Я знаю. Просто не понимаю, что на меня нашло. Наверно, это я просто от неожиданности повел себя как последний идиот. Мне правда очень жаль, Виолет.

Она наслаждалась его голосом, ласковым, искренним.

— Да, ты уже говорил… — Виолет тронула его ногой. — Я прощаю твой идиотизм, — с усмешкой проговорила она.

Джей ухватил ее за ногу и потянул на себя так, что она свалилась на спину. И легонько засмеялась. Ей определенно стало лучше, хотя бы оттого, что больше не нужно на него обижаться.

Она решила, что сейчас самое время сказать ему то, что собиралась сказать столько времени и все не могла решиться.

— Ну если уж у нас сегодня вечер извинений, — начала она, посерьезнев, — то мне тоже надо кое-что тебе сказать.

Джей улегся рядом. Виолет ожидала, что его присутствие, как всегда, подарит покой и уверенность, но ничего подобного не произошло. Он был так близко, его дыхание касалось ее лица. Она с трудом могла сосредоточиться.

Ей показалось, что Джей, как обычно, читает ее мысли. Виолет задумалась, действительно ли это настолько хорошо видно по ней. И очень надеялась, что если это и так, то он видит не все.

— Давай, Ви. Можешь сказать мне все что угодно.

Его легкая улыбка завораживала, Виолет поймала себя на том, что неотрывно смотрит на его губы.

— Все что угодно, — повторил он, ласково подбодряя ее, она же в этот момент представила, как их губы соприкасаются.

Сейчас или никогда, решила Виолет — и заморгала, чтобы рассеять это видение.

— Я… я извиняюсь за тот день… на озере. Я совсем не хотела, чтобы ты увидел это…

И она замолчала, не закончив фразы, не в силах найти подходящих слов. Решительно не знала, как выразить то, что пыталась сказать. Про себя она много раз повторяла это, четко и уверенно, а теперь слова не шли с языка, превращаясь в невнятное бормотание.

— …я не должна была туда ходить, ведь я была уверена, что там… ну… что-то есть.

Джей покачал головой и приподнялся на локте, пристально глядя на нее:

— Не надо за это просить прощения. Я же знаю — ты не специально находишь такие вещи.

Он протянул руку и смахнул ворсинку со щеки Виолет. Его голос был мягким, задумчивым и искренним — как его прикосновение.

— И кстати, если бы ты меня предупредила, что что-то ощущаешь там, впереди, я бы все равно пошел вместе с тобой. Ты же не виновата, что там оказалась мертвая девочка, а не какое-нибудь животное. И я совсем не хочу, чтобы ты отталкивала меня, когда чувствуешь что-то подобное. Мы слишком долго дружим, чтобы так со мной поступать. Я хочу, чтобы ты сразу говорила мне, как только почувствуешь что-то странное.

Он убрал руку от ее лица, и Виолет едва удержалась, чтобы не вздрогнуть, — его прикосновение напоминало маленький электрический разряд. Кожу покалывало там, где коснулись его пальцы. Она решила умолчать об этом странном чувстве.

— Знаю, что не виновата, но я могла бы по крайней мере предупредить тебя. — Виолет хотела, чтобы он понял, как ее мучает понимание того, что ему пришлось увидеть. — Все равно, мне очень жаль.

— Кажется, ты это уже говорила, — ответил он, повторяя ее слова.

Она улыбнулась, отчаянно желая, чтобы он снова прикоснулся к ней. И надеясь, что это не заметно по ее лицу.

— Я просто не хочу, чтобы мы ссорились, — объяснила она.

— Я знаю. — Он протянул руку и взял ее ладонь. И переплел ее пальцы со своими.

Виолет облокотилась на него, и долгожданный покой внезапно вернулся, накрывая ее мягкой пеленой.

А потом Джей поцеловал ее. Нежно. Осторожно. Не в губы, как она много раз себе представляла, а в лоб. Ласково и немного властно.

У Виолет появилась надежда, что это может стать началом.

Адреналин

Каждая охота неповторима. Как и каждая девочка.

Лучше всего, если девочки добываются по-разному. В разных местах.

Но последнее становилось все труднее и труднее, поскольку отлучки с работы становились подозрительными. И теперь он был вынужден охотиться ближе к дому, а это означало, что нужно быть осторожнее, чем обычно. Нужно быть предельно внимательным. Даже щепетильным.

Это не значит, что раньше он был небрежным. Небрежность шла вразрез с его убеждениями.

Он провел пальцем по лезвию своего охотничьего ножа Ка-Бар, острому как бритва, — нож — часть его тактики. Он знал, что использовать его по назначению не придется, — одного вида этого оружия было достаточно, чтобы вызвать у девушек обессиливающий ужас и полное подчинение. Поглаживание острого лезвия возбуждало его так, как не возбудила бы ни одна женщина.

Он уложил свой нож в невзрачную спортивную сумку, с которой всегда выходил на охоту, — рядом со скотчем и пластиковыми ремешками.

Дополнительные предосторожности никогда не помешают. Напротив, даже добавят азарта: выбрать жертву, живущую поблизости от него и от места его работы, — как будто помочиться возле входа в собственный дом. Гадкое нарушение всех правил. И оно ему нравилось.

Он в последний раз оглядел себя в зеркале и вышел из дома.

Охота началась.

К четверти первого ночи настроение у него было дерьмовое.

Все плохо. После наступления темноты на улицах не осталось ничего заслуживающего внимания. Он давно опасался этого. Не столько возможности остаться без добычи, сколько того, что он будет ограничен в выборе, что ему придется использовать менее привлекательные объекты. Да. Он предпочитал хорошеньких.

Он знал, что вести о пропавших девушках распространились далеко и родители теперь более тщательно оберегают своих дочерей. Но из каждого правила есть исключения. Глупые и слабые всегда рано или поздно отбиваются от стада.

Все девушки, которых он видел сегодня, либо были не одни, либо не заслуживали внимания.

Он уже почти решил, что сегодня поиски бесполезны, как вдруг увидел ее. Она переходила темную улицу. Одинокая. Прелестная.

Он не стал терять времени.

— Подвезти? — выглянул в открытое окно, притормозив, чтобы поравняться с ней.

— Не надо, — ответила она, бросая на него взгляд — достаточно долгий, чтобы он убедился в своем выборе. — Я тут недалеко живу, на этой улице.

— Мне совсем не сложно. По правде говоря, мне будет спокойнее, если я подвезу тебя.

Она замедлила шаг, но не остановилась. Он видел, что она колеблется, и добавил:

— А то сейчас такое творится… девочек находят мертвыми. — Он не закончил предложения, рассчитывая, что она испугается и согласится поехать с ним. Но похоже, недооценил ее.

Она действительно испугалась, но совсем не так, как он предполагал. Он увидел, как страх исказил ее лицо, и подумал, что же такого она заметила в нем, чего не замечали другие.

Она ускорила шаг, нервно пытаясь нащупать что-то в кармане. И когда вынула оттуда руку, он понял, что она искала. Мобильник.

Она собиралась позвать помощь.

Он не мог этого допустить, и надо было действовать быстро, чтобы помешать ей.

Он нажал на тормоз и остановился. Девочка бросилась бежать еще до того, как он вышел из машины.

Маленькая сучка быстро бегает!

Он бросился за ней, его тяжелые ботинки громко стучали по тротуару. Расстояние, которое она выиграла, быстро сокращалось. Преследовать всегда легче, чем быть жертвой. Паника обессиливает жертву.

Он ударил ее сзади, выбивая воздух из легких; она закричала, падая, он навалился сверху. Телефон покатился по асфальту.

Она не успела набрать в грудь воздуха, чтобы закричать — он закрыл ей рот ладонью. Достаточно уже того, что она бросилась бежать, он не хотел, чтобы она еще и завизжала.

Он перекатился на спину, не выпуская ее, и огляделся в поисках возможных свидетелей. Все могло закончиться полным провалом, он совершил ошибку, которой не совершал уже очень давно.

Вокруг по-прежнему не было ни души. Они одни.

Девочка боролась, изо всех сил пытаясь вырваться, хотя понимала, что он сильнее. И он знал, что она это понимает. Она беспомощно дергалась в его руках, как тряпичная кукла. Он сжал ее еще крепче, борясь с желанием зажать ей рот так, чтобы она задохнулась.

Одним резким движением он поднялся на ноги, увлекая ее за собой. Машина работала, и ее горящие фары были слишком заметны на темной улице.

Девочка разозлила его. Ей не нужно было убегать, она не должна была этого делать, ни одна из них вообще никогда не должна этого делать.

Она испортила ему охоту, испортила настроение.

Он распахнул дверцу машины и открыл багажник. Не стал осторожничать с этой… этой девочкой — она не заслуживает ни участия, ни утешения.

Увидев, куда он собирается ее запихнуть, девочка начала сопротивляться. Перед тем как засунуть внутрь, он схватил ее за волосы и ударил головой об острый край багажника. На какую-то долю секунды ее рот оказался свободен, и она попыталась закричать, но удар кулака был быстрее. Он ударил ее в лицо и вместо крика услышал жалобный стон.

Его настроение немного улучшилось.

Он действовал быстро — достал из сумки скотч и отмотал сколько нужно. Она отшатнулась от поблескивающей клейкой ленты, но он схватил ее за волосы и дернул обратно. И запечатал ей рот раз и навсегда.

Пластиковые ремешки сделали свое дело, обездвижив ее руки и ноги. Теперь она была больше похожа на покорную жертву — такую, какие ему нравились. Он наблюдал, как воля к сопротивлению постепенно затухает в ее взгляде. Теперь она глядела на него умоляюще.

Ему стало почти хорошо.

В порыве сострадания он погладил ее по щеке, но как только прикоснулся, она снова в ужасе принялась вырываться, стремясь освободить руки и ноги из ремешков.

Сучка, выругался он про себя. Маленькая глупая сучка!

Он с размаху захлопнул крышку багажника, радуясь, что закончил с этим. Ему надоело смотреть на нее. И ему было все равно, страшно ли ей или больно.

Одно он знал наверняка — когда он снова увидит ее, она уже не будет сопротивляться.