Зов смерти

Глава 19

Этой ночью Виолет опять не спалось, и на сей раз Джей был ни при чем. Не то чтобы совсем, но кое-что все-таки беспокоило ее. Появились какая-то тревога и смутный страх. Интуиция подсказывала — что-то случилось. Виолет пока не понимала, что именно произошло на этот раз, но шестое чувство никогда не обманывало ее.

Она долго ворочалась с боку на бок, то погружаясь в тяжелую дрему, то выпадая из нее. На несколько мгновений ей удавалось заснуть — она это помнила, потому что видела сны. Неясные, отрывочные, тревожные, они обрывались, едва начавшись, но все-таки это были сны.

В семь зазвонил будильник — слишком рано для Виолет. Она еще некоторое время лежала в постели, пока не поняла, что проснулась, полностью проснулась, и дальнейшие попытки уснуть бессмысленны. Она поднялась.

Эйфория должна заполнять ее сегодня, ведь все закончилось прекрасно, как в сказке, — несколько месяцев назад она могла об этом только мечтать. Виолет не только остановила убийцу при помощи своего уникального дара, недоступного больше никому. И Джей теперь с ней, только с ней. Ей больше не нужно делить его со всеми остальными девчонками школы.

Но вместо восторга она ощущала какую-то странную грусть. От предстоящей встречи с Джеем не захватывало дух, что было по меньшей мере странно. Возможно, она просто немного устала. И от него тоже.

Вчера он уехал уже около полуночи, после долгих часов, проведенных в познании друг друга заново. Виолет осталась совершенно обессиленной и чувствовала себя как выжатый лимон.

Это совсем не значит, что сегодня она не хочет встречаться с Джеем, совсем наоборот. Просто она устала, очень устала.

Виолет приняла душ, в надежде, что он взбодрит ее, — это немного помогло. Спускаясь по лестнице, она уже чувствовала себя почти нормально.

В кухне за столом сидели родители. И дядя Стивен.

Если Виолет считала себя измотанной, то это ни в какое сравнение не шло с тем, как выглядел дядя Стивен. У него были воспалены веки, глаза покрыты сеточкой лопнувших сосудов. При виде него навернулись слезы.

Он обеими ладонями держал дорожную кружку. Виолет догадывалась, что там скорее всего кофе, омерзительно крепкий и густой, такой, что его с трудом можно было назвать жидкостью. Именно такой кофе любил ее дядя — черный, как полицейская форма.

— Привет, дядя Стивен, — сказала Виолет и придвинула себе стул.

Она с любопытством смотрела на него — ее мучил миллион вопросов. Но у него был такой вид, что Виолет не решилась их задавать — пусть сам расскажет, зачем он здесь. Она сомневалась, что он просто заехал их навестить: единственное место, которое стоит навещать в это время суток, — собственная кровать.

Он молча кивнул ей и, подняв брови, перевел взгляд на ее отца. Было понятно — он просит брата объяснить его ранний визит.

И тут шестое чувство, мучившее Виолет всю ночь, с новой силой вонзило в нее свои когти и не желало отпускать.

Что-то было не так.

Виолет тоже перевела взгляд на отца, а потом на маму, которая, без сомнения, все еще злилась, что дочь ее обманула. Ложь она ненавидела больше всего на свете — особенно ложь своего ребенка. Встретив взгляд Виолет, она покачала головой. Ее усталые глаза говорили, что на этот раз Виолет не стоит рассчитывать на ее помощь.

Она снова повернулась к отцу. Напряжение, повисшее в воздухе, ощущалось теперь почти физически.

Наконец папа заговорил. Его обычно спокойный голос звучал напряженно и жестко.

— Твой дядя всю ночь провел в участке. Они со вчерашнего дня собирали информацию и теперь пытаются связать все воедино. Им нельзя допускать ошибок, поэтому они работают очень скрупулезно.

— Ну да, — сказала Виолет. Ей не терпелось, чтобы папа скорее перешел к самому главному. — А что насчет признания, — спросила она напрямую у дяди. — Он уже в чем-нибудь признался?

Он кивнул. Глаза у него были мутные.

— Во всем. Он признался, что совершил все эти ужасные вещи с несчастными девочками. Он рассказал даже больше, чем мы спрашивали. Похоже, он занимался этим в течение многих лет по всему штату…

Стивен взглянул на брата, словно прося разрешения продолжить. И когда тот согласно кивнул, обрушил на Виолет самое страшное:

— Он даже признался в убийстве девочки, которую ты нашла.

Виолет не поняла, что он имеет в виду. Конечно, именно он убил ту девочку — она поняла это, увидев вчера маслянистое сияние, обволакивавшее его. Видимо, по ее лицу было понятно, о чем она подумала. И дядя Стивен пояснил:

— Нет, Виолет, не ту, которую ты нашла в озере. Другую девочку. Ту, которую ты нашла в лесу у реки, когда тебе было восемь лет. Она была его первой жертвой. Он сказал, что встревожился, когда ее нашли так быстро. Он был уверен, что сработал чисто. Скорее всего, так оно и было. Просто он не мог предвидеть, что поблизости окажется восьмилетняя девочка, которая ощущает зов мертвых тел. И найдет ее. Он сказал, что, когда ее нашли, он решил искать себе жертвы подальше от дома. И с тех пор охотился на девочек во всех районах, кроме нашего.

Виолет не могла решить, какой вопрос задать первым. И задала самый важный, тот, который тревожил ее больше всего:

— Так где он живет?

Виолет заметила, как вздрогнула мама у другого края стола. Вцепилась в рукава халата и плотнее завернулась в него, словно пытаясь отгородиться от непонятного холода. Виолет снова посмотрела на дядю.

— Он живет здесь, в Бакли. Точнее, за городом. Ему принадлежат двадцать акров земли между Бакли и Энумклоу. Он большую часть жизни прожил здесь, — сказал дядя Стивен. И добавил с досадой, словно ставил себе в вину, что убийцу не обнаружили раньше: — Прямо у нас под носом.

Виолет поняла, почему у мамы такой потрясенный вид. Близко. Слишком близко.

Но, посмотрев вчера на этого человека, увидев его вблизи, Виолет поняла, почему у него не было необходимости переезжать с места на место, почему он не боялся подозрений. Он мог жить где угодно. Он был невидимкой. Или все равно что невидимкой. Обычный. Незаметный. Нормальный… по крайней мере, на вид. Ничем не выделяющаяся, посредственная внешность, спокойное лицо. Ничего, что могло бы вызвать подозрения или тревогу.

— Но если он во всем признался, почему ты здесь? — спросила Виолет. Это был второй по важности вопрос.

Снова безмолвный обмен взглядами поверх ее головы. Виолет хотелось, чтобы они перестали ее мучить и поскорее рассказали, в чем дело. Но когда они это сделали, ей страшно захотелось, чтобы эти слова никогда не были произнесены.

На этот раз заговорил папа:

— Ты снова нужна им, Ви. Дядя Стивен приехал просить тебя о помощи.

— Зачем? Вы же арестовали его. Он во всем признался. По-моему, теперь все ясно. — Она оглядела всех собравшихся за столом. — Так в чем же дело?

Дядя сделал большой глоток густого черного пойла, который он называл кофе. Запрокинул голову и несколько секунд глядел в потолок. И только потом ответил.

— Дело в девочке, — сказал он, опустив голову и протирая глаза. Теперь они покраснели так сильно, что казались заполненными кровью. — Мы извлекли тело из-под земли, точно в том месте, которое ты указала. И уже успели его опознать.

— Это девочка с вечеринки? Маккензи Шервин, да? — спросила Виолет. Ей казалось, что она начинает понимать, к чему они клонят.

— Нет, Ви. — Мама, кажется, впервые обратилась к ней после того, как она вернулась домой вчера днем. Она протянула руку и сжала ладонь Виолет. Ее глаза наполнялись слезами. — Это Хэйли Макдоналд, — сказала она сорвавшимся голосом.

Виолет словно ударили под дых. Дело не в том, что она не думала, что Хэйли мертва, но было слишком страшно слышать эти слова и знать, что она стояла так близко от тела убитой девочки. Девочки, с которой была знакома.

— А… — с трудом проговорила Виолет, — я все равно не понимаю. Если он признался, зачем тогда нужна я?

— Потому что он признался, что убил их всех, и даже больше, чем мы думали, но не Маккензи Шервин, — устало пояснил дядя. — Он отказывается признавать, что причастен к ее исчезновению.

— А может, он действительно непричастен к нему? — спросила Виолет, как будто эта мысль до нее не приходила никому в голову. — Вдруг она действительно заблудилась в лесу и потерялась? Может, она жива?

Дядя покачал головой:

— Он лжет. Не знаю, почему мне так кажется, но он лжет. Я думаю, он точно знает, где она, и не хочет, чтобы мы ее нашли. Я чувствую, что мы что-то упустили, что-то важное, но не могу понять что именно. Мы уже провели у него обыск и пытались предложить ему сделку в обмен на указание ее местонахождения. Однако он утверждает, что не знает, где она. Врет, засранец. Извини, Ви.

В другой ситуации она бы непременно хихикнула, услышав, как дядя ругается, — это казалось таким странным и неестественным. Единственным человеком, которому ругаться шло еще меньше, был ее собственный отец. А вот мама, напротив, ругалась как портовый грузчик и не пыталась скрывать свою слабость к крепким словечкам. Но сейчас было не до смеха.

— Может быть, он еще не успел спрятать ее. Мы бы хотели, чтобы ты отправилась с нами в его дом. Может быть, ты… ну… почувствуешь там что-нибудь. Может быть, поможешь нам найти Маккензи.

Виолет смотрела на него, не мигая, широко открытыми глазами. А потом сказала то, что было и так ясно всем собравшимся:

— Ты же знаешь, я смогу ее обнаружить, только если она мертва.

Они не составляли никакого плана перед тем, как идти в дом убийцы, но Виолет четко знала, что от нее требуется. Она должна уловить отголосок.

Виолет успела за много лет привыкнуть к своей способности. Она обнаруживала трупы людей, и ей все время удавалось как-то справиться с этим. Трижды, считая Хэйли Макдоналд. И решив, что может помочь найти убийцу, не отступила и не испугалась.

Но это…

Это было совсем другое. Это вселяло ужас.

Она целенаправленно искала труп девочки. Не наобум, не случайно.

На месте присутствовало всего несколько полицейских, и все они занимались своими делами: искали улики, собирали доказательства. И не обращали на нее внимания.

Виолет не отставала от дяди, он повел ее сначала в дом, маленький, темный и грязный, а потом по обширному лугу, разделенному заборами на несколько участков.

Было жутко находиться здесь, знать, что она стоит на том самом месте, где стоял он, видеть, где он ел, спал — где жил.

Несколько раз она останавливалась, ощущая старые, поблекшие от времени отголоски. Виолет была уверена, что они не имеют значения, по крайней мере, не представляют интереса для полиции. Она могла только предполагать, откуда они — кошки охотились на крыс, койоты ловили кур, люди резали скот. Только это приходило ей в голову, когда она ощущала отголоски там, на территории фермы.

Но дядя отмечал маленькими оранжевыми флажками все места, которые она указывала. И пока она здесь, они не станут копать. Это было одним из условий, которые поставил ее отец. Она должна все осмотреть как можно быстрее и сразу же уйти, чтобы как можно меньше людей заметили ее, включая полицейских. Но еще до того, как они все обошли, Виолет поняла — Маккензи Шервин здесь нет. Она бы почувствовала ее так же четко, как услышала колокола Брук, как увидела радужное сияние маслянистого пятна, — отголосок был бы свежим и мощным. Если Маккензи мертва, ее тело где-то в другом месте…

Преследуемый

С того места, где он стоял, был виден облупившийся фасад старого дома. Дома, который он видел сотни раз. Но сегодня — сегодня он смотрел на него совсем другими глазами.

Он оставался незамеченным, глядя, как полицейские заходят внутрь и выходят обратно, фотографируют, собирают улики. Выносят из дома рифленые коробки и складывают в свои машины. Этот дом, где он бывал сотни раз, стал теперь местом преступления. По крайней мере, местом, где проходит расследование преступления.

Он до сих пор не мог понять, где же они просчитались и каким образом на них вышла полиция. И хотя он оставался на свободе, случившееся было для него равносильно аресту.

Их остановили. Серии идеальных убийств пришел конец.

Теперь он наблюдал и ждал — он хотел быть уверенным, что никак не может попасть под подозрение.

Он не удивился, увидев, как шеф полиции приехал на обычном автомобиле без каких-либо знаков отличия. Его прибытие так же бросалось бы в глаза, как если бы у него на машине было написано «КОП».

Но его внимание привлекло нечто другое. Ничем не примечательный старенький седан, который ехал вслед за автомобилем начальника полиции. А точнее, его водитель.

Он видел ее раньше — эту прелестную девушку, — вчера во время поисковой операции она была в лесу.

Он увидел ее там и залюбовался ею, ее юностью, невинностью… В то время как все остальные искали другую девушку, которую никто никогда не найдет. Во всяком случае, живой.

Вот если бы там не было всех этих спасателей и добровольцев, а только он и эта девочка, все закончилось бы совсем иначе.

Он неподвижно застыл на месте, наблюдая за ней, — многолетняя привычка, выработанная годами военных тренировок, исследования, анализа поля предстоящей деятельности.

Вскоре после случайной встречи в лесу он узнал, что эта девочка — племянница начальника полиции. Но до сегодняшнего дня он не задавался вопросом, почему она оказалась там именно в тот момент, когда арестовали его партнера. Он стоял там, где ему было велено стоять, и никуда не двигался, чтобы никто не подошел к этому самому месту слишком близко.

А сегодня она опять здесь. Странное совпадение.

Он видел, как она бродит по участку вместе со своими отцом и дядей. Все трое негромко переговаривались. Шеф Эмброуз отмечал флажками места, которые она указывала.

Это было неправильно. Что-то совсем неправильное было в ее присутствии здесь. А вчера, в лесу, было ли это просто совпадением?

Она что-то знает. Но откуда? Знает… и пока жива, может рассказать.

Он не был уверен в этом, но рисковать нельзя. Они уже поймали его партнера, и он не мог допустить, чтобы вышли и на него. Он знал, что должен сделать.

Он собирался остановить ее. Заставить замолчать. Раз и навсегда.

Это единственный способ обезопасить себя. И остаться на свободе, чтобы снова выйти на охоту.

Племянница начальника полиции должна умереть.