Месяцем раньше в знакомом читателю кабинете канцлера Империи происходил разговор между ним и Ланским.
Сидевший в кресле у приставного стола министр выглядел расстроенным, но Лобанов и вовсе не находил себе места. Он мерил кабинет широкими шагами и повторял лишь одно:
— Все пропало! Все пропало! Все проворонили! Все прос…ли! Кругом одни косорукие идиоты!
Со стены на него неодобрительно взирали голограммы его чопорных предшественников, и иногда создавалось впечатление, что некоторые из них даже осуждающе покачивают головой, мол, недостойно державному мужу позволять себе такие выражения, более приличествующие сельскому мужлану.
Ланской некоторое время молча смотрел на бегающего по кабинету князя, затем твердо сказал:
— Аристарх! Успокойся и возьми себя в руки. Никто не мог предвидеть, что на колонию будет совершено нападение. Тем более, кто мог предположить, что эти отчаянные парни захватят имперский линейный крейсер. Я отправил за ними звездолет, как ты и говорил, но он опоздал и прибыл уже после бегства экипажа «Стремительного. Главный киборг колонии докладывает, что имел возможность сбить «Жана Вальжана» на взлете, но, повинуясь моему приказу, не стал этого делать. О случившемся он прислал сообщение по гиперсвязи, но ты же знаешь, оно идет долго, да и из нем отсутствуют важные для нас детали происшедшего.
— А что Арбенин? — постепенно успокаиваясь, спросил канцлер. — Есть от него, какая-либо информация. Ведь он отвечает за их безопасность.
— От Арбенина тоже нет известий. Боюсь, что он погиб при нападении на колонию. У него был при себе портативный Г-фазный передатчик, но на таком расстоянии сигнал может и не дойти. Если бы он остался жив, то вышел бы на связь через Г-фазное радио колонии.
— Час от часу не легче!
— Жив Арбенин или погиб, — заметил Ланской, — это сейчас не важно. Важно то, что экипаж «Стремительного» цел, невредим и находится в безопасности.
— Да, но они за это время могли уже улететь черт знает куда, хоть к галактике Андромеды! Где их теперь искать? А самое главное, теперь, когда они обладают таким могучим звездолетом, как с ними вести разговор? Разве поверят они, что твой суд был спектаклем? Нет, конечно. Да о чем я говорю, они к себе не подпустят ни один имперский корабль! Какие уж тут переговоры!
— Давай мыслить логически, — рассудительно произнес Ланской, откинувшись в кресле. — У них есть неограниченный запас продовольствия. Терранита у них хватит еще на две эскадры… Они расконсервируют вооружение крейсера и смогут дать отпор любому противнику. Но у них есть серьезная проблема — нехватка людей для обслуживания звездолета. Появись они в любом из галактических содружеств, у них там мгновенно отнимут крейсер, а самих отправят в тюрьму, как лазутчиков. Им это надо? Нет.
— А кто им помешает присоединиться к пиратам? — прервал его канцлер.
— К пиратам они не присоединятся по той же причине, те у них отберут звездолет еще быстрее. Возвращаться на Терру им нельзя, и они не рискнут зайти во владения Империи. Более того, они уверены, что на их розыск уже отправлены корабли ВКС. Что остается делать в такой ситуации?
— Что? — хмурясь, спросил канцлер. — Прекращай говорить загадками!
— Это был риторический вопрос, — усмехнулся Ланской. — ответ очевиден. Им следует затаиться и ждать, пока улягутся страсти вокруг их побега.
— Но они могут затаиться, где угодно! А у нас нет времени разыскивать их по всему Космосу. Здоровье Императора ухудшается с каждым днем.
— Нет, не где угодно, — покачал головой министр, — там поблизости нет звездных систем, где можно было бы найти подходящую необитаемую планету. Да и зачем им что-то искать, перелетели на обратную сторону Обливиона и сиди там, сколько хочешь. Туда с момента открытия этой планеты не ступала нога человека.
— Ну, да, — оживился канцлер, — припоминаю, что та сторона действительно больше подходит для жизни. Но, допустим, ты прав. Как их убедить вернуться обратно?
— Сказать правду, — пожал плечами министр. — Правду о том, кто такой Любомир, объяснить, зачем он сейчас нужен Империи, рассказать, почему был устроен этот спектакль с судом.
— Но это означает, что тайна известная лишь нам, станет достоянием многих!
— Давай посмотрим на это с другой стороны, — терпеливо сказал Ланской. — Тайна — это то, что знает один человек, да и то забыл до поры. Тайна, которая известна десятку лиц уже не тайна, а секрет Полишинеля. Какое значение будет иметь то, что в нее будет посвящено еще шесть или семь человек? Ну, сделаем их всех приближенными Императора, будут постоянно находиться при нем во избежание утечки информации…А вот придумал, они станут экипажем его прогулочной яхты!
— Допустим, — вынужден был согласиться канцлер. — Но как ты их посвятишь в эту тайну? Они тебя и слушать не захотят. Ни тебя, ни меня, ни кого другого.
— Меня да, — с нажимом сказал министр, — а вот ты совсем другое дело, тебе они поверят. Ты не учитываешь их психологии. Все они заключенные. При этом, в их понимании, невинно осужденные. Поверь мне, нет ни одного заключенного, особенно, если он невинно осужден, который не хотел бы восстановить свое доброе имя и снова стать членом общества, которое его отвергло. Даже самый закоренелый маньяк — убийца желает оказаться на свободе, а не гнить в тюрьме. А они вполне законопослушные граждане, офицеры Космофлота. Есть у меня одна мысль на сей счет, только тут без тебя не обойтись. Но для начала надо будет посвятить в нашу тайну моего заместителя. Это даже лучше, мало ли что может со мной случиться. Так вот, что я мыслю…
Лобанов слушал его очень внимательно, молча, только иногда чуть изгибал бровь, как бы не соглашаясь с теми или иными доводами Ланского. Но, в конце концов, он тяжело вздохнул и сказал:
— Не знаю, удастся ли твой план воплотить в жизнь, но другого, более разумного, варианта сам я предложить не могу. Если даже твой план не сработает, то хуже не будет. Но, полагаю, твоему заместителю не обязательно знать, кто из них брат-близнец Императора. Все же до конца открывать все карты не стоит.
— Хорошо, он будет лишь знать, что один из них великий князь, родной брат Императора, — признал правоту канцлера Ланской. — Ладно, с этой проблемой мы определились. Но меня тревожит сам факт нападения на Обливион. В донесении главного киборга есть упоминание, что, судя по обводам звездолета, это мог быть фрегат Соединенного Королевства. Неужели англосаксы уже настолько обнаглели, что решились вступить с нами в открытую войну? Да и откуда они моги узнать о том, что мы на Обливионе добываем терранит? Мои агентурные разведчики в Соединенном Королевстве ни о чем подобном не информировали.
— Да какая там война! — пренебрежительно махнул рукой канцлер. — Я, конечно, попробую осторожно прозондировать об этом инциденте по дипломатическим каналам, но заранее могу сказать, что янки здесь, скорее всего, ни при чем.
— Но кто тогда?
— Бастард! — уверенно заявил Лобанов. — Он каким-то образом узнал, что Любомира отправили на Обливион и решил его захватить. Видимо, не располагал сведениями о том, что колония оснащена мощными средствами ПКО. Вот потому и послал только один звездолет. Это в духе Бастарда! Ведь в глазах Любомира, да и всех других заключенных он выглядел бы их освободителем. Как после этого ему не доверять? Но в этот раз его план не сработал, значит, он внесет в него изменения и сделает вторую попытку его осуществить. А звездолет действительно мог быть фрегатом из Королевства, ведь он в свое время у англосаксов приобрел большую часть своего флота.
— Ты полагаешь, — насторожился Ланской, — что нападение на колонию повторится?
— И к гадалке не ходи!
— Но при массированном налете на колонию могут быть большие разрушения и человеческие жертвы. В том числе может погибнуть и Любомир.
— За последние недели ситуация в корне изменилась, — мрачно заметил канцлер. — У Бастарда во дворце есть свои глаза и уши. По всей видимости, информация о катастрофически ухудшающемся здоровье Императора перестала быть для него тайной. Поэтому сейчас Любомир не только ему больше не нужен, но и представляет серьезную опасность его планам. Если он погибнет при налете на колонию, то Бастарду это только на руку. Но нам этого допустить нельзя, я немедленно отдам приказ Боханевичу отправить для охраны колонии три-четыре боевых звездолета.
— А вот этого делать не надо, — твердо сказал министр, — сам справлюсь, своими силами. А то скоро наша тайна станет достоянием всей Империи. Но я до сих пор не могу понять, как Бастард мог стать обладателем информации об отправке Любомира на Обливион.
— Скажи, Василий, — вдруг сменил тему князь, — а как поживают твои сотрудники, которые рубят руду на кольцах Сатурна?
— А никак, — замялся Ланской, — пока никто на них не выходил, но…
— И не выйдет, — жестко прервал его канцлер. — Бастард разгадал твою игру. Вот потому он и нанес удар по Обливиону!
— Но, черт возьми, — воскликнул министр, — от кого он мог узнать, что Любомир отправлен на Обливион! Я уже говорил, что об этом знал только я один.
— И еще диспетчеры «Клавдия Птолемея», — добавил канцлер, — наблюдая за реакцией приятеля.
— Нет, это не возможно, — вскочил тот на ноги, — они ведь не покидают станцию никогда!
— Но в их распоряжении несколько мощных Г-фазных передатчиков и сообщить Бастарду интересующую его информацию не составляет труда. Я ведь предупреждал, что у Бастарда везде свои люди. Зря ты не придал ему должного значения и очень серьезно недооценивал.
Министр рухнул обратно в кресло и обхватил голову руками. Он так просидел так несколько секунд, затем поднял голову и посмотрел в глаза Лобанову:
— Ладно, Бастард обыграл меня в дебюте, но игра далеко еще не окончена. Он еще будет ползать здесь в этом кабинете на коленях, умоляя нас о пощаде!
— Мне нравится твой настрой, — впервые за это время улыбнулся канцлер, — но предупреждаю, Бастард игрок опытный, умелый и рисковый. Его голыми руками не возьмешь!
— Там посмотрим, — Ланской поднялся из кресла. — Значит, как только голограмма с твоим обращением к экипажу «Стремительного» будет готова, мой заместитель и с ним три, нет, пожалуй, четыре или пять звездолетов отправятся на Обливион.
— Удачи нам всем! — пожал ему руку канцлер. — Удача нам сейчас нужна, как воздух!