Анна открыла не сразу. Я услышал ее шаги, потом глазок потемнел, потом за дверью воцарилось молчание. Я постучал еще раз. Тишина.
— Давай хотя бы просто поговорим, — тихо сказал я, приблизив лицо к двери.
Секунд десять была тишина. Потом скрежетнул замок. В двери приоткрылась узкая щель.
— Зачем ты пришел? — грустно спросила Анна. Лица ее мне видно не было. В комнате было темно, из освещения горел только ночник.
— Соскучился, — честно ответил я.
На лестнице раздался гомон веселых голосов. Какая-то компашка поднималась наверх. Анна быстро открыла дверь, схватила меня за руку и втащила в свою комнату.
— Как ты сюда попал? — всхлипнув, спросила она. — Я же сказала Льву Ильичу, чтобы он…
— Ну, милая, так просто от меня не избавиться, — я тихо засмеялся и обнял ее. Она не отстранилась. Прильнула ко мне. Уф… Значит, это не Мишка чего-то там наговорил. А что-то другое случилось. Чертовски не хотелось оправдываться в идиотских обвинениях, что я избил несчастную девушку… Тот самый случай, когда все, что я могу сказать на эту тему, это: «Что за ерунда?! Я бы никогда ее не ударил!»
— Горе ты мое… — проговорила Анна.
— Давай, рассказывай, что такое у тебя случилось? — не размыкая объятий, я подвел ее к дивану и сел рядом с ней. Цветные лучи ночника упали на ее лицо. Глаза были красные, опухшие. Она плакала…
Ога говорила. Иногда всхлипывала. Я слушал.
Да уж. Все оказалось, с одной стороны, куда проще и банальнее, чем я опасался. С другой… Хотелось бы мне сказать, что это все глупости, и чтобы она не выдумывала себе проблем, но, ах, если бы!
Есть в общежитии такая баба Зина. Заслуженный ветеран войны и труда, несколько лет уже на пенсии, оба ее сына работают на заводе, и живут здесь же. Оба женаты, у обоих по паре детей гоняют по коридорам на велосипедах и самокатах. В общем — она мать семейства, ум, честь и совесть всея общаги. Женщина суровая и высокоморальная. И вот до этой самой дамы докатились слухи о том, что к Анне бегает молодой полюбовник. Ну, то есть я. Мы, конечно, старались не афишировать, но разве в общежитии что-то скроешь? В общем, на днях баба Зина заявилась к Анне. Развела ее на чай с печеньем. И пару часов делала ей внушение. Что-де, мало того, что она не замужем, что само по себе ужасно и стыдно в ее возрасте. Так еще и имеет наглость водить полюбовников! А в общежитии, между прочим, люди живут. Люди все слышат, люди все знают. И как вообще такое возможно, что сама комендант позволяет себе такие ужасы?!
В общем, баба Зина пригрозила, что напишет куда надо, если Анна немедленно все не прекратит. И не пошевелит жопой, чтобы выйти замуж. И стать примером для жильцов, а не проституткой какой.
Вот ерунда же, казалось бы! Анна — взрослая женщина, имеет право сама решать, когда и с кем ей встречаться! Ну да. В двадцать первом веке. А здесь, если баба Зина действительно воплотить свою угрозу в реальность, то ее уволят со свистом. И еще и мозг предварительно промоют так, что жить не захочется. Всем коллективом будут стыдить.
Я снова обнял Анну и погладил ее по спине. Черт, безысходность какая-то…
Хотя…
Почему безысходность-то?
— А кто твоей бабе Зине про меня напел? — спросил я, заглянув Анне в лицо.
— Да это Светка, наверное, — подумав несколько секунд, ответила она.
— Ху из Светка? — я вопросительно склонил голову.
— Ее сноха, жена старшего сына, — Анна скривилась. — Она вторым беременная. Работает на меланжевом.
— На твое место метит? — усмехнулся я.
Анна промлчала.
— Вот что, милая, так не годится, — я решительно встал и потянул ее за собой. — Если будешь вот так сидеть и бояться, то в конце концов эта баба Зина со свитой тебя сожрет.
— А что я могу сделать? — Анна всхлипнула.
— Ты может и ничего, — я чмокнул ее в щеку. — А вот я могу. Пойдем к твоей мегере-ветерану.
— Что ты ей скажешь? — глаза Анны испуганно расширились.
— Навру что-нибудь, — я подмигнул. — Не переживай, милая, хуже точно не сделаю!
Баба Зина меня не разочаровала. Она была типичной иллюстрацией того, что пенсионный возраст в Советском Союзе как-то рановато вступает в свои права. Настоящая бой-баба, у которой все родственники и знакомые ходят строем, чтобы не получить по голове сковородой ненароком. За то, что носок без энтузиазма тянули.
Вся ее огромная семья жила в одной комнате, типа той, в которую Анна в самом начале поселила меня. Но если та комната смотрелась пустоватой, то эта была заставлена множеством мебели и каких-то вещей, среди которых приходилось протискиваться.
— Вот такая история, Зинаида Андреевна, — закончил я и виновато развел руками. — Если кого и казнить в этой истории, то только меня, а не тетю Аню.
— Так чего же она сама не сказала? — баба Зина грозно подалась вперед и зыркнула в сторону Анны. Та от ее взгляда сжалась, будто это был не просто взгляд, а удар плетки, не меньше.
— Ну Зинаида Андреевна, вы сами подумайте… — я наивно похлопал глазами. При моей внешности — совершенно убийственное выражение лица. Я видел себя в отражении зеркала в серванте. Прямо-таки со всех сторон положительный мальчик. — У меня в Новокиневске только она из родни. Жилплощадь у нас дают сами знаете как… — я обвел комнату многозначительным взглядом. — Как она могла отказать родственнику?
Баба Зина пожевала губами, потом поджала их. Глаза ее забегали. Слезливая история, которую я тут наплел с самым виноватым видом, кажется, тронула-таки ее железное сердце. Ну да, сын сестры, с которой они с Анной в давней ссоре, потому что та увела у нее мужа. Что я однажды узнал правду, ушел из дома из-за этого, поступил в Москву, но потом, вместо того, чтобы вернуться домой, приехал работать в Новокиневск. Ну и пришел к тете Ане. Отказать в помощи она мне не могла, потому что родная кровь же. Но и афишировать такие вещи тоже не могла. Потому что она же комендант. Так что я, как благородный юноша, решил свою жилищную проблему и немедленно освободил койко-место. Но в гости заходить не перестал. Потому что… Ну, сами понимаете.
Дурацкая история, но, кажется, проктило. На лице бабы Зины появилось промежуточное выражение между сомнением и сочувствием.
— А чего тогда прятались-то, раз родственники? — подозрительно прищурилась она.
— Так разве мы прятались? — я снова удивленно похлопал глазами. — Я просто заходил в гости, когда было время. Я же не виноват, что нашлись люди, которые подумали черт знает что. Не транспарант же мне было над головой носить, как на демонстрации… С крупными буквами на красном фоне: «Я племянник Анны Аркадьевны, не подумайте чего!»
Баба Зина не выдержала и засмеялась. Смех у нее был жутковатый, как ворона каркает. Я поежился. Да уж, понимаю, почему Анна перед этой мегерой спасовала и растерялась.
Никаких извинений мы, конечно же, не дождались. Но было достаточно и того, что она поверила, что я ответственный комсомолец, правдоруб и активист.
Но вслух признавать свою неправоту и просить прощения такие женщины не умеют, конечно. Да и не очень-то и хотелось. Главное, чтобы она от Анны отстала. И Светке своей внушение сделала за чрезмерную фантазию и болтливость. Хотя последнее вряд ли поможет.
Почти забыл ведь про фотографии! Из-за этой дурацкой бабы Зины и сплетен, вспомнил только когда на пороге стоял.
— Кстати, Анна, а Мишка отдал тебе фотографии? — спросил я, держась за ручку двери.
— Ох… — лицо Анны залилось краской. — Я надеялась, что ты не вспомнишь…
— Ну вот еще! — я снова расстегнул пальто. — Немедленно показывай!
Анна встала. Медленно подошла к стенке и открыла дверцу. Достала из-под стопки постельного белья простой коричневый конверт. Отвернув лицо, протянула мне.
Это было… восхитительно! На фотографиях Анна смотрелась звездой старого Голливуда, только гораздо красивее. Она и в жизни была потрясающе красивой, но Мишка исхитрился сделать из нее настоящую богиню. Каждый кадр хотелось многократно увеличить и повесить на стену. Я даже забыл, что я все еще в пальто. Вот только…
— А где остальные? — спросил я, закончив листать стопку. На всех этих фото она была в одежде. Но я-то точно помнил, что Мишка на фотосессии уговорил ее эту самую одежду снять. Не может же быть, чтобы ни один из этих кадров не получился?!
— Мне ужасно стыдно… — Анна стояла ко мне спиной и смотрела в окно.
— Только не говори, что ты их порвала и выкинула! — возмутился я.
— Нет, не выкинула… — она низко наклонила голову. — Хотя надо бы, наверное. Это такие неприличные фотографии…
— Так это же отлично! — воскликнул я. — Ну давай уже, показывай! Я никуда не уйду, пока ты мне не покажешь.
Анна обняла себя руками и смущенно посмотрела на меня. Потом снова подошла к стенке и открыла другую дверцу. Этот конверт был спрятан между книгами. Он был тоньше первого.
— Понимаю, почему тебе хочется их спрятать… — медленно проговорил я, убирая фотокарточки обратно в конверт. Кровь от их просмотра забурлила совершенно бешено.
— Это так ужасно? — спросила она.
— О нет… — я поднялся и стянул внезапно начавшее мешать пальто. — Иди ко мне…
Я выскользнул из общаги в половину шестого. До утреннего аншлага, когда обитатели всей толпой потянутся на работу. Часть пути до дома я прошел пешком, потому что ждать троллейбуса на морозе — это было такое себе решение. Тихонько пробрался в квартиру. Открыл дверь, мысленно придумывая, что я скажу Даше. Снял в темноте пальто, потом замер, держа его в руках. И включил свет. Комната была пуста, постель заправлена. Даша дома не ночевала.
С минуту я постоял в неподвижности. Что-то случилось? Ее подловили подручные Игоря? Нужно срочно бежать в милицию и писать заявление?
Так, стоп. Не гони лошадей, Жан Михалыч! Она же предупредила, что может не прийти ночевать и останется у родителей.
«У родителей ли?» — ехидно спросил внутренний голос. В общем-то, Даша из девушек не особенно строгих правил. Может у нее еще кто-то есть. Как-то она вчера излишне волновалась, когда отпрашивалась…
А с другой стороны — ну и что? Даже если и так… Она свободная девушка, кроме того, должна же она как-то устраивать свою личную жизнь. Я же не предложил ей руку и сердце. Обдумывал этот вариант вполне серьезно, но промолчал ведь. А Даше уже двадцать три. Для Советского Союза этих лет она практически старая дева. И наверняка этот факт в кулуарах уже активно обсуждают…
Я тряхнул головой, отгоняя весь этот набор идиотских мыслей пополам с подозрениями и опасениями.
Завтрак, в общем. Позавтракать и на работу. И панику буду разводить, если Даши там не окажется.
Я провел ревизию среди своих продуктовых запасов. Подсохшая половинка батона, яйца, сливочное масло, полпачки черного чая. Жутко хотелось кофе, но достать нормальный мне никак не удавалось. Попробовал индийский растворимый кофе недавно, но он оказался жуткой гадостью. Похоже, придется устроить забег по гастрономам Новокиневска, может мне повезет, и получится найти зерновой, как в прошлый раз. Или на рынок съездить, там больше шансов.
Я порезал батон, взбил в тарелке пару яиц, и включил свою термоядерную спиральную плитку. Сливочное масло зашкворчало и растеклось по сковородке желто-белой лужицей. Я обмакнул первый кусок батона в яичной массе… Потом второй… Приготовление завтрака — это была моя медитация. Выбор продуктов, из которых его можно готовить, был невелик, но что уж есть. В конце концов, французские гренки — это в любом случае здорово вкусно. Тем более, что советские батоны даже в своем подсохшем виде были ну никак не похожи на поролон. Когда-то давно, в своем родном двадцать первом веке, я довольно довольно иронично относился к утверждению всяких ностальгирующих пенсионеров о том, что в СССР еда была вкуснее. Но вот сейчас…
Я подхватил лопаточкой подрумянившуюся гренку и перевернул. Вторую. Третью… Черт его знает. Может это такие игры подсознания. Человек же — скотина такая. Ему хочется быть счастливым в любое время. И вот сейчас, втягивая носом аппетитный запах поджаренного батона с яйцами, я ощущал, как возмущенно бурлит мой желудок, требуя, чтобы я немедленно, прямо со сковороды, схватил эту божественную пищу и сунул себе в рот. Обжигаясь, но при этом разве что не похрюкивая от удовольствия…
Чуть не опоздал на работу. Как-то расслабился, открыл вчерашнюю «Комсомолку», подумал, что времени у меня еще много. А когда спохватился, было уже без пятнадцати девять, так что до завода пришлось бегом бежать. Бросив немытую тарелку и кружку в раковину.
— Мельников, девять-ноль-ноль, — насмешливо сказала Даша, делая пометку в журнале учета. Ах да, точно… Она же на этой неделе дежурная по редакции! Однако самого главного редактора на месте не было. И Эдика не было. Зато был Семен.
— О, здорово, Сеня! — я обрадовался ему, как родному. Не снимая пальто подошел и крепко пожал ему руку. — А не боишься, что ЭсЭс тебя тут застанет и устроит сцену?
— Не застанет! — Семер помотал головой. — Я его только что видел, он в служебной машине директора куда-то уехал.
— Без директора? — хмыкнул я.
— Да нет, с ним… — насупился Семен. — И с Эдиком… Слушайте, что он с ним сделал? Я его тут на днях встретил, хотел посочувствовать, что он, ну… это… ходит теперь стриженный. А он мне нотацию прочитал. Мол, в моем возрасте уже пора понимать, когда надо взрослеть и переставть быть обалдуем. Это я что ли обалдуй, да? Я, между прочим, сегодня по делу зашел. В субботу наша команда по баскетболу с командой моторного играет. Мишку я уже позвал, надо еще чтобы кто-то из вас тоже пришел.
— Так вроде ты же спортивные статьи пишешь, зачем кому-то из нас твои строчки отбирать? — Даша усмехнулась и подмигнула.
— Так поболеть же! — обиделся Семен. — Это вообще-то городское первенство!
Снова болезненно захотелось, чтобы все стало «как раньше». Когда редактором была Антонина Иосифовна. Кстати, надо не забыть ей позвонить в четверг…
Я сел на свой стул и записал эту фразу на листе бумаги. Помедитировал на нее немножко и понял, что мне нужен ежедневник. А то я обязательно начну пропускать какие-то свои важные дела, в голове всего не удержишь.
— Иван, ты меня вообще слышишь? — громко сказала Даша.
— Прости, задумался, — встрепенулся я. — Что такое?
— Я в субботу не могу, — повторила она. — У меня семейное торжество. Сходишь?
— Да, разумеется… — рассеянно ответил я. Потом задумчиво посмотрел на Дашу. Одета она была в то же самое, во что и вчера — бордовое трикотажное платье. Пора подозревать ее в неверности или пока еще нет?
Я мысленно представил себя черномазым мавром и фыркнул. Ну да. Дома не ночевала, в субботу у нее какое-то семейное торжество, на которое она меня не приглашает…
В этот момент дверь распахнулась и в редакцию влетела запыхавшаяся Галя. Прямо образц энтузиазма, глаза горят, щеки ракраснелись…
— Сергей Семенович, я собрала подписи по списку, и теперь у нас с вами… — тут она заметила, что редакторский стол пуст. И сразу как-то сникла. — Ой… Простите. Я думала, что… Я потом зайду…
— Нет-нет, почему же потом! — я бодро вскочил со своего места, бросился ей наперерез и перекрыл выход. — Мы же тоже комсомольцы! И я даже в каком-то месте активист. Можешь нам все рассказать, а когда Сергей Семенович придет, мы ему все дословно передадим. Правда же, ребята?
Я посмотрел на Дашу и Семеном. Те согласно кивнули. Семен с всегдашним простоватым выражением лица. Даша — с иронией.
— Галя, ну что ты так испугалась? — я с некоторым удивлением разглядывал ее побледневшее лицо. — Как будто шпионка какая в злобном фашистском плену. Давай, выкладывай уже! Или мы тут от любопытства умрем!