Звезда заводской многотиражки 4

Глава двадцать первая Трещина в раю

— У меня, знаешь ли, свои источники, — многозначительно ухмыльнулся Эдик.

— Вань, ну хоть ты расскажи, что там случилось, а то Эдик только интригует! — почти взмолилась Даша.

— ЭсЭс взял слово и начал нести полнейшую чушь, — сказал я. — Графин разбил. Буянил. Мишке нос разбил, меня отшвырнул, как котенка… Еле скрутили.

— Ого, ничего себе! — удивился Эдик. — Мне мой дружбан сказал, что он будет просто как пьяный…

— Ты ему что-то подсыпал? — резко спросил Мишка.

— Ой, да чего вы такие сразу серьезные стали? — Эдик с довольным видом рассмеялся. — Он же вам всем был поперек горла! А после такого его выступления вряд ли он останется у нас главным редактором…

— Какой ты подонок оказывается… — тихо проговорил Мишка.

— А тебе-то что? — окрысился Эдик. — Ты что ли тут целыми днями его рожу терпел? Ничего с ним не будет, очухается через час. Или даже раньше…

— В психушке, ага… — шепотом добавила Даша. — Эдик, как-то это… слишком.

— Ну и пожалуйста! — Эдик резко вскочил, спинка его стула грохнула по стене. — Я для всех старался, а вы… Придурки.

И он широким шагом вышел из редакции.

А мы все четверо молча переглянулись. Во рту появился кислый какой-то привкус. Дряньство.

— Интересно, что Эдик ему такое подсыпал? — спросил Семен.

— Да какая разница? — я пожал плечами. — Может наркотик какой, а может тарен из военной аптечки… Для здорового человека обошлось бы без последствий. А вот для ЭсЭса…

— Мне он казался вполне здоровым, — удивленно протянул Семен.

— Только казался… — хмыкнул я.

— Я думала, что Эдик лучше нас всех к ЭсЭсу приспособился, а он, оказывается, только в доверие втирался, — Даша встала из-за стола и подошла к окну. — Теперь у нас, наверное, новый редактор будет, да?

— Может, Антонину вернут? — жалобно сказал Семен. — Хорошо же с ней было, зачем уволили?

— Слушайте, я пойду, наверное… — сказал Мишка, все еще придерживая разбитый нос. — У вас тут свои дела, как я посмотрю…

— Нет, стой! — я удержал его за рукав. — Ребят, а вы случайно не хотите пойти пообедать или еще куда-нибудь прогуляться?

Я посмотрел на Семена и Дашу. Даша слегка обиженно сверкнула на меня глазами и ткнула Семена в плечо.

— Пойдем, Сеня, видишь, мальчики посекретничать хотят!

Мишка явно остыл, все обдумал и пришел к выводу, что Аня врет. Так что рассказывал про разговор с ней уже безо всяких эмоций. С легкой тоской в глазах, разве что. Кажется, он до сих пор был в нее влюблен.

Аня явилась к нему вечером. С зареванным лицом и опухшим носом. И прямо на порога принялась, захлебываясь от страха и обиды, рассказывать о том, как я ее преследую. Что сначала я достал Аллу, ее сестру. Угрожал ей, требовал, чтобы она рассказала, куда бедная Анечка скрылась. Потом в Закорске за ней гнался, что она еле отбилась, милицию пришлось звать. А потом она в больнице навещала подругу с аппендицитом в хирургии, а я ее выследил и набросился. И потом подловил уже вечером и избил. И ей пришлось в разорванной одежде гаражами-огородами пробираться к Мишке. Потому что она уже просто не знала, к кому пойти.

По ее словам, я помешался на влюбленности к ней еще в Москве. Что она много раз говорила, что никогда со мной не будет, чтобы я никаких надежд не питал на этот счет. И я даже на какое-то время стал почти нормальным. Но когда она рассталась с Мишкой, меня снова переклинило. И вот…

— Она же все врет, правда? — спросил Мишка, когда закончил.

— Ага… — задумчиво покивал я. — Только я понятия не имею, зачем… Она все еще у тебя?

— Неа, — Мишка покачал головой. — Когда она пришла, я даже подумал, что у нас все будет как раньше… Но потом… В общем, ты извини, ладно?

— Проехали, — я хлопнул Мишку по плечу. — Это ты меня прости, я же тебя с ней свел, получается. Втянул в какие-то ее непонятные дела. Выговор теперь нам еще объявят.

— Давай по пивку вечером? — предложил Мишка.

— Заметано! — с энтузиазмом согласился я.

Эдик вернулся в редакцию через часа полтора. Вид он имел мрачный и решительный. И очень такой, многозначительный. Причина такого выражения лица появилась через минут десять после него. В редакцию вплыла Галина Михайловна, второй замдиректора. Дама суровая, ветеран войны, и до этого дня нашу редакцию своими визитами она как-то не баловала.

— Значит так, ребятишки, — сказала она, усаживаясь на место главного редактора. — С Сергеем Семеновичем приключилось несчастье, так что придется вам какое-то время справляться самим. Вы же понимаете, да?

Мы вразнобой покивали, ожидая продолжения.

— Мы уже ищем замену, но найти подходящего человека — это не просто, — сказала она.

— А может просто вернуть Антонину Иосифовну? — подал голос Семен.

— Это даже не обсуждается, молодой человек, — отрезала она. — Пока место главного редактора вакантно, исполнять его обязанности будет один из вас. Эдуард предложил свою кандидатуру, и я думаю, что он подходит. Он из вас всех самый опытный, так что…

Даша резко выпрямила спину и бросила на Эдика злой взгляд. Набрала в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но я успел первым.

— Я не согласен, Галина Михайловна! — произнес я.

— А твоего мнения никто не спрашивал! — огрызнулся Эдик.

— Я тоже не согласна! — воскликнула Даша. — Какой из него главный редактор?!

— Устраивать склоки будете во внерабочее время! — повысила голос Галина Михайловна. — Речь идет о временном исполнении обязанностей главного редактора.

— Нет ничего более постоянного, чем временные конструкции, — пробормотал я и расправил плечи. Черта с два я позволю сейчас Эдику вот так просто сесть в управляющее кресло! Победитель нашелся, сука… Игру престолов тут устроил, с отравлениями и интригами.

— Галина Михайловна, я, конечно, всего лишь молодой специалист, и опыта у меня без году неделя, но высказать свое мнение же я имею право, верно? — сказал я подчеркнуто спокойным тоном.

— Ну что ж, говорите, Иван, а мы послушаем, — Галина Михайловна скрестила на груди руки.

— Если не идти вперед, то обязательно начинается деградация, — веско сказал я, призывая на помощь все свои способности к демагогии. — Я очень хорошо отношусь к Эдуарду, как журналисту. Он добился неплохих результатов, и все такое. Вот только он не развивается. Сколько времени ты работаешь в «Новокиневском шиннике», Эдик? Восемь? Десять?

— Это и называется «опытом работы», — хмыкнула Галина Михайловна.

— Все верно, — кивнул я. — Только в творческих профессиях имеет значение прежде всего не количество, а качество. Я работаю недолго, но даже мне понятно, что Эдик склонен просто плыть по течению. Сидит на удобном стуле, получает неплохую зарплату. И никуда не стремится. Он и сейчас захотел стать главным редактором…

— Исполняющим обязанности главного редактора, — поправила меня Галина Михайловна.

— Ну да, исполняющим обязанности, конечно, — согласился я. — Но ведь на время исполнения обязанностей он получит надбавку к зарплате, верно? Впрочем, это неважно. Я на самом деле хотел не это сказать. Просто объяснил, почему против кандидатуры приспособленца Эдика на месте главного редактора даже временно. Я хотел сказать про другое. Очень жаль, что у нас в газете происходят всякие неприятные вещи. Надеюсь, что с Сергеем Семеновичем все будет в порядке… Но в любом случае, что бы ни происходило, каждое потрясение нужно воспринимать как возможность. Возможность сделать выводы, стать лучше, попробовать что-то новое. Использовать это для развития и роста. У нас временно нет главного редактора. Это факт. Но ведь это обалденный повод попробовать новые подходы! Поэкспериментировать, понимаете? Дать нашей газете новые смыслы. Выйти на новый уровень, может быть… Ну, то есть, сделать шаг к новому уровню. Понимаете, о чем я говорю?

Я внимательно посмотрел на суровое лицо Галины Михайловны. Она была серьезная, и слушала меня очень внимательно. И кажется даже начала проникаться словами. Во всяком случае, прохладной иронии в ее лице больше не было.

— Я не призываю вас прямо сейчас принимать решение, — сказал я. — Только отложить его на один день. Просто выслушайте наши мнения и обдумайте их… В общем-то, все. Может быть, Даша хочет что-то добавить?

— Приспособленец, да, — Даша снова бросила злой взгляд на Эдика. — Ваня очень правильно сказал. Эдик никогда сам не принимает никаких решений. А это очень плохое качество для главного редактора.

— Ой, да кто бы говорил вообще! — взорвался Эдик. — А кто у нас тут главный специалист по принятию решений, ты что ли? Спелись, да? Думаете, я не вижу, что между вами происходит? Устроили тут разврат на рабочем месте!

— А это тут еще при чем? — тихо проговорила Даша.

— А при том, что не тебе метить в кресло редактора, Дашенька! — Эдик встал и оперся кулаками на стол. — Слабовата на передок для редактора!

— Да как ты смеешь вообще!.. — Даша возмущенно задохнулась.

— Думаю, мы зря отнимаем время Галины Михайловны, — вмешался я. — Она абсолютно права, если нам хочется поссориться, давайте делать это во внерабочее время.

Даша и Эдик замолчали, прожигая друг друга взглядами. Семен благоразумно молчал.

— Я вас услышала, — сказала Галина Михайловна и поднялась. — Мы еще обсудим этот вопрос, и завтра я сообщу о своем решении.

Каблуки второго зама процокали через редакцию. Дверь открылась, скрипнув. Потом закрылась за прямой спиной Галины Михайловны. А в редакции повисло тяжелое молчание. «Мой маленький рай дал трещину…» — подумал я, слушая, как под потолком жужжат лампы дневного света, а за окном деловито гудит электропогрузчик и двое рабочих о чем-то переговариваются. Семен беспомощно посмотрел на меня. Я пожал плечами.

— Ничего личного, Эдик, — усмехнулся я. — Но ты и правда думал, что я просто подниму лапки и позволю тебе занять кресло человека, которого ты отравил?

— Да пошшшел ты! — выплюнул Эдик и с шумом выпустил воздух. — Харю бы тебе начистить за такое…

— Если что, я ни слова не сказал о том, что это ты подсыпал ЭсЭсу какую-то отраву, — усмехнулся я.

— А как бы ты это доказал?! — заорал он. — Умный сильно, да? Только тебе никто точно не даст занять пост главного, понял?! Новые смыслы у него… Демагогию тут развел!

— Кто угодно на посту главного лучше, чем ты, Эдик, — сказал я, прямо глядя ему в лицо. — Ну давай, что ты кулаки так просто сжимаешь? Кто-то говорил про «начистить харю», может попробуешь?

Ничем не кончилось, разумеется. Эдик снова пулей выскочил из редакции, полыхая праведным гневом.

— Как-то… неприятно все это, да? — нарушила молчание Даша. — Раньше он не был такой сволочью…

— А ведь еще работать надо… — хмыкнул я. Подошел к столу главного редактора и взял с него пачку писем. — Почту хотя бы разобрать. Вон сколько опять написали…

— Да, ты прав, — сказала Даша. — Надо работать. Чай только поставлю…

«Интересно, могут меня вот так просто назначит исполняющим обязанности главного редактора, или все-таки стоит еще что-нибудь предпринять?» — думал я, перебирая письма. Я, конечно, постарался быть убедительным, но все-таки мне по всем параметрам кресло начальника занимать еще рановато. Разве что чуть-чуть подтолкнуть решение… Я отложил в сторону пространный рассказ поварихи о тревожности своей семейной жизни и переживаниях о судьбе дочери-подростка, которая вбила себе в голову, что хочет ехать поступать чуть ли не в МГИМО, и накрутил на диске номер Феликса Борисовича.

— О, Иван, а я как раз о вас только что думал! — бодро отозвалась телефонная трубка. — Надеюсь, вы мне звоните, чтобы договориться о новой встрече, потому что у меня к вам очень важный разговор!

— Как раз по этому поводу и звоню, потому что у меня тоже… гм… разговор, — сказал я. — Если я сегодня вечером забегу, это будет удобно?

— Ну разумеется! — обрадовался Феликс. — В любое время удобно. Очень жду! До встречи!

Я положил трубку и вернулся к почте. Противоречивое было настроение, вот что. С одной стороны, меня ужасно радовали письма, которые я читал. Кто-то продолжал рассказывать свои истории, кто-то просил вернуть обратно рубрику, кто-то возмущался коллегами по цеху и их поведением и спешил довести до сведения общественности этот факт. Но главное — это были неравнодушные читатели. Не пресытившиеся такие. Болели душой за газету в частности и за завод в целом. С другой… А с другой стороны были карьерные игры. Которые я никогда не любил. И никогда в них не играл. Всю сознательную жизнь работал журналистом. Писал, брал интервью, проводил расследования, копался в белье, разной степени грязности, снова писал. Никогда не стремился возглавить газету.

«Вот в результате и пришел в никуда», — ехидно прокомментировал внутренний голос.

Я грустно ему покивал, соглашаясь. Слова, которые я сегодня говорил про Эдика, можно сказать, в полной мере применимы ко мне самому. Сколько раз мне предлагали взять на себя побольше ответственности, а? И что я отвечал?

А сейчас, получается, я полез грудью на амбразуру, чтобы… чтобы что? Чтобы не позволить мудаку-Эдику занять это кресло или мне вдруг действительно захотелось сделать что-то большее, чем просто писать статейки, фельетоны и формировать рубрику с письмами?

В голове закрутились идеи о том, как можно было бы реорганизовать газету, сделать ее чуть более интерактивной, вовлечь побольше народа, вызвать его на обратную связь… Чтобы «Новокиневский шинник» ждали и расхватывали в тот же момент, как только он появляется. И не только затем, чтобы почистить на нем селедку…

Я правда хочу стать редактором?

Я прислушался к себе, своими мыслям. И понял, что да. Хочу.

Это ведь только на вид я желторотый молодой специалист, у которого профессионального опыта всего-то месяца три. А на самом деле я уже прошел этот путь единожды. И только теперь по-настоящему ощутил, что надо двигаться дальше. Мне ведь и правда есть, что предложить…

Легонько царапнула совесть от того, что я собирался попросить у Феликса. С другой стороны, это же не вредить кому-нибудь. Это просто чуть ускорить свое карьерное продвижение. Воспользоваться бонусом, который я честно заработал. Так что…

— Ну что, мы сегодня идем домой, или ты еще работаешь? — спросила Даша.

— Уже шесть? — встрепенулся я. — Ничего себе… Да, конечно пойдем. Задумался что-то.

Я сложил разобранные письма аккуратными стопочками, но в стол убирать не стал. Завтра закончу с ними.

— Мне сегодня надо съездить к Феликсу Борисовичу, — сказал я, открывая дверь в квартиру. — Так что сейчас какой-нибудь бутерброд перехвачу и побежал… Что это?

— Письмо какое-то… — сказала Даша и подняла с пола белый конверт. — Наверное, кто-то под дверь сунул… Духами благоухает. Сирень от дзинтарс… Ивану. Надо же, и поцелуйчик.

Даша сунула мне в руки письмо и вошла в комнату. Я покрутил конверт в руках. «Ивану» было написано красной ручкой, обведено всякими завитушками и сердечками, а рядом — отпечаток красной помады в форме губ. Влюбленные старшеклассницы так делают. Губы намазюкать густо и приложить к бумаге. Принюхался… И правда, имеется отчетливый запах сирени.

— Понятия не имею, от кого это может быть, — хмыкнул я.

— Конечно, так я тебе и поверила, — саркастично проговорила Даша.

Я пожал плечами и мысленно попытался прикинуть, кто это мне мог написать. Анна? Очень вряд ли, она даже моего точного адреса не знает. Аня опять затеяла какие-то свои сложные игры? А кто еще-то?

Я осторожно вскрыл конверт и достал изнутри свернутый вчетверо плотный листок с тиснеными розочками на краях. Запах сирени усилился. Кажется, девушка полфлакона на бумагу вылила…