Звездные войны

Глава 10

Пока Йода читал отчет, Оби-Ван сидел рядом с Мейсом Винду, наблюдая за реакцией престарелого магистра. Здесь, в скромном жилище Йоды внутри Храма, каждое антигравитационное кресло, каждый выпуклый органиформный столик излучали мягкую, уютную силу: ту теплую силу, которую Оби-Ван помнил еще с детства. Эти комнаты служили Йоде домом более восьмисот лет, и все в них лучилось гармонией тихой мудрости, которую каждая вещь здесь впитала за прошедшие столетия. Пребывание этих комнатах приносило светлый покой; в эти смутные, бурные дни для Оби-Вана покой был роскошным подарком. Но когда Йода посмотрел на мастеров сквозь полупрозрачное мерцание голографического отчета, описывающего последнюю поправку к «Закону о безопасности», на его лице не было и намека на покой: глаза сузились, взгляд стал холодным и жестким, длинные уши оказались прижатыми к голове.

— Этот отчет, откуда получен он?

— У джедаев еще есть друзья в Сенате, — угрюмо ответил Мейс Винду. — Пока что есть.

— Вынесенная на голосование, поправка эта пройдет?

Мейс кивнул.

— Мой источник считает, что поправка пройдет на ура. Возможно, уже сегодня днем.

— Цель канцлера в этом… не ясна она мне, — задумчиво проговорил Йода.Хоть номинально и может Сенат дать власть над Советом ему, джедаев контролировать не сможет он. Духовна власть наша всегда была. Гораздо больше чем просто формальная она. Не бездумно джедаи приказам следуют!

— Не думаю, что он намерен контролировать джедаев, — возразил Мейс.Подчинив Совет Ордена Верховному канцлеру, эта поправка даст ему конституционно узаконенные полномочия вообще распустить Орден.

— Не может быть, что он хочет сделать такое.

— Хочет? — мрачно сказал Мейс. — Может быть и нет. Но его намерения не имеют ровным счетом никакого значения; важны лишь намерения повелителя ситхов, который дергает наше правительство за ниточки. И Орден может оказаться единственным, что стоит между ним и господством над Галактикой. Что вы думаете он сделает?

— Никогда полномочий джедаев распустить Сенат не даст, — возразил Йода.

— Сенат будет голосовать именно по этому вопросу. Сегодня.

— Последствий не понимают они!

— уже не важно, что они понимают. Они безошибочно чувствуют, у кого власть.

— Но даже распущенные, даже без официальных полномочий останутся джедаи. Рыцари джедая служили Великой силе задолго до Галактической Республики, служить Силе мы будем и тогда, когда эта республика станет лишь словами на скрижалях истории.

— Мастер Йода, этот день может настать скорее, чем мы думаем. Он может настать даже сегодня, — Мейс бросил расстроенный взгляд на Оби-Вана, который, уловив знак, вступил в беседу.

— Мы не знаем, какие планы вынашивает ситх, но с уверенностью можно сказать, что Палпатину доверять больше нельзя. Этот проект резолюции подготовлен не каким-нибудь чересчур рьяным сенатором. Уверен, Палпатин собственноручно написал его и передал кому-то, кого он может контролировать, чтобы выглядело, будто Сенат снова «принуждает его против желания принять особые полномочия во имя безопасности». Боюсь, это будет продолжаться до тех пор, пока однажды ему не «придется с неохотой принять» пожизненное диктаторство.

— Я убежден, что эта поправка — следующий шаг в кознях против джедаев,вставил Мейс. — Это шаг к нашему уничтожению. Канцлера окружает Тьма.

— Так же как она окружала и скрывала Сепаратистов с тех пор, как началась война, — добавил Оби-Ван. — Если на канцлера воздействуют с помощью темной Силы, с самого начала вся эта война могла быть интригой ситха, призванной уничтожить Орден.

— Домыслы! — Йода стукнул посохом о пол с такой силой, что антигравитационное кресло закачалось. — На теории, этим подобные, полагаться не можем мы. Доказательства нужны нам. Доказательства!

— Доказательства могут оказаться непозволительной роскошью, — в глазах Винду загорелся опасный огонек. — Мы должны быть готовы действовать.

— Действовать? — спокойно спросил Оби-Ван.

— Нельзя допускать, чтобы он пошел в поход против Ордена. Нельзя допускать бессмысленного и ненужного продолжения войны. Слишком много джедаев уже погибло. Он разрушает саму Республику! Я видел жизнь вне Республики. Ты тоже видел, Оби-Ван. Рабство. Мучения. Бесконечная война.

На лицо Мейса снова легла порожденная мукой тень, которую Оби-Ван видел на нем вчера.

— Я видел это на Нар Шаддаа, я видел это на Харуун Кэл. Я видел, что война сделала с Депой и с Сорой Бальком. Как бы ни была несовершенна Республика, она наша единственная надежда на справедливость и мир. Она наша единственная защита против тьмы. Палпатин, возможно, стоит на пороге свершения того, что не сумели Сепаратисты: обрушить Республику. Если он попытается это сделать, его необходимо убрать с должности.

— Убрать? — уточнил Оби-Ван. — То есть арестовать?

Йода покачал головой:

— К тьме приведут нас мысли такие. С осторожностью поступать должны мы.

— Республика — средоточие цивилизованности в Галактике, и ничего другого у нас нет, — Мейс пристально посмотрел Йоде в глаза, потом переместил взгляд на Оби-Вана, и Кеноби увидел в глазах его яростную убежденность. — Мы должны быть готовы к радикальным действиям. Это наша обязанность.

— Но, — беспомощно запротестовал Оби-Ван, — вы говорите об измене…

— Не надо думать, будто я боюсь слов, Оби-Ван! Если это измена, пусть так. Если бы я был уверен в поддержке Совета, я сделал бы это прямо сейчас. Если мы ничего не предпримем, вот это будет настоящая измена.

— Разрушить Орден такие действия могут, — заметил Йода. — Доверие общественности уже потеряли мы…

— Со всем должным уважением, мастер Йода, — перебил его Мейс, — но это довод политика. Нельзя дозволять, чтобы общественное мнение мешало нам делать то, что правильно.

— В правильности этого я не убежден, — резко ответил Йода. — Действовать за кулисами должны мы, чтобы Дарта Сидиуса разоблачить! Но против Палпатина выступить, пока ситх еще существует — частью задуманного ситхом быть это может. Так сможет он повернуть против джедаев Сенат и общество! И будем мы не только распущены, но вне закона объявлены.

Мейс в запале вскочил.

— Если бы будем ждать, ситхи получат преимущество…

— Преимущество у ситхов уже есть! — Йода ткнул посохом в сторону Мейса. — Лишь увеличим их преимущество, если действовать поспешно будем!

— Магистры, пожалуйста, — попытался утихомирить разошедшихся джедаев Оби-Ван. Он посмотрел на одного, потом на другого и почтительно склонил голову. — Возможно, есть путь, который лежит между этими двумя крайностями.

— Ну да, конечно, Кеноби — великий парламентер, — съязвил Мейс, усаживаясь обратно в кресло. — Надо думать, ты поэтому попросил об этой встрече? Хочешь сгладить наши разногласия. Если получится.

— Так уверен в своих силах ты? — Йода облокотился на свой посох.Нелегкое это дело.

Оби-Ван не поднимал головы.

— Мне кажется, — медленно начал он, — что Палпатин сам открыл перед нами некоторую возможность. И вам, магистр Винду, и в выступлении по Голографической сети сразу после своего спасения он сказал, что генерал Гривус — истинное препятствие на пути к достижению мира. Давайте на время забудем об остальных лидерах Сепаратистов, пусть Нуте Гунрай и Сан Хилл с остальными бегут. А мы поставим перед всеми свободными джедаями и всеми нашими агентами — даже перед всей разведкой Республики, если получится,задачу найти Гривуса. Помощник повелителя ситхов поймет, что Гривус не сможет долго избегать нас, если мы бросим все силы на его поиски. Это выманит Сидиуса, где бы он ни прятался. Ему придется что-то сделать, если он хочет продолжения войны.

— Если? — уточнил Мейс. — Война с самого начала была спланирована ситхами. Это был заговор Дуку и Сидиуса, нацеленный против нас. Против джедаев. Война призвана вырвать из наших рядов самых молодых, самых лучших, превратить нас в нечто, чем мы никогда не хотели быть.

В его голосе сквозила горечь.

— Правда была прямо у меня перед носом годы назад — там, на Харуун Кэл, в первые месяцы войны. А я и не знал, насколько прав.

— Все мы кусочки этой правды видели, — печально сказал Йода.Высокомерие наше мешало нам видеть.

— До сих пор, — мягко сказал Оби-Ван. — Теперь мы знаем цель повелителя ситхов, мы знаем его тактику и знаем, где его искать. Он будет действовать, и тем самым выдаст себя. Он не сможет уйти от нас — и он не уйдет.

Йода и Мейс обменялись хмурыми взглядами, потом оба одновременно повернулись к Оби-Вану и в почтении склонили головы.

— В суть вещей проник молодой Кеноби. Мейс кивнул.

— Мы с Йодой останемся на Корусканте, будем следить за советниками и прихлебателями Палпатина и выступим против Сидиуса, как только он выдаст себя. Но кто займется Гривусом? Я сражался с ним и могу сказать, что он более чем достойный противник для большинства джедаев.

— Об этом будем беспокоиться, когда найдем его, — ответил Оби-Ван, на лице которого вдруг появилась легкая, чуть мечтательная улыбка. — Если прислушаться, я почти слышу, как Куай-Гон напоминает мне, что возможное, пока оно не станет реальным, лишь отвлекает.

Генерал Гривус стоял у армированного окна, широко расставив ноги, сложив руки за спиной, и разглядывал громаду геонозианского дредноута. По сравнению с ямой, широкой и глубокой, в которой находился корабль, он казался крошечным.

Такова планета Утапау, окраинный мир, на самом краю Внешних территорий. На поверхности — далеко вверху от того места, где стоял Гривус, — планета казалась ничем не примечательным куском камня, отшлифованным бесконечными ураганными ветрами. Но с орбиты можно было увидеть города, заводы, космопорты, расположенные в ямах величиной с гору. Планета вращалась, и ямы одна за другой вплывали в поле зрения, открывая взору внутренние стенки, плотно покрытые постройками.

А каждый квадратный метр каждого города находится под прицелом боевых дроидов Сепаратистов. Это позволяет верить, что население Утапау ведет себя как следует. У планеты не было интересов в Войнах клонов: она никогда не входила в Республику и тщательно соблюдала нейтралитет.

До тех самых пор, пока Гривус не завоевал ее.

Сейчас нейтралитет воспринимается как шутка, не более; планета может оставаться нейтральной только если не нужна ни Республике, ни Конфедерации. Гривус засмеялся бы — если б умел.

Лидеры движения Сепаратистов, похожие на уличных крыс, торопливо семенили по пермакритовой посадочной площадке к кораблю, чтобы тот отвез их в только что построенную, безопасную базу на Мустафаре.

Но одной крысы в стае не хватало.

Гривус чуть переместил взгляд и уловил на транспаристиле отражение Нуте Гунрая. Неймодианец стоял в дверях контрольного центра в явном смущении. Гривус несколько секунд разглядывал отражение выпуклых красных хладнокровных глаз и высокого остроконечного гребня.

— Гунрай. Почему вы еще здесь?

— Н'екоторые вещ'и нужно говор'ить с глазу на глаз, г'енерал,отражение наместника нервно оглядело оба конца коридора за своей спиной.Меня б'еспокоит этот новый переезд. Вы говорил'и, что на Утапау безопасн'о. Почему же теп'ерь мы переезжаем на Мустафар?

Гривус вздохнул. Времени на долгие разъяснения не было: вот-вот должно было прийти сообщение от самого Сидиуса. Не мог Гривус принять сообщение пока Гунрай в комнате, но и последовать естественному желанию и пнуть неймодианского наместника так, чтобы тот вылетел за пределы атмосферы, генерал тоже не мог. В душе он надеялся, что когда-нибудь Дарт Сидиус позволит ему расквасить череп Гунраю и его подхалиму Руне Хаако. Отвратительная, хнычущая, жадная до грязи шваль, оба. Да и остальные лидеры Сепаратистов не менее омерзительны.

Но пока что придется держать эти мысли при себе и притворяться дружелюбным.

— Утапау, — начал Гривус медленно, как будто разговаривая с несмышленым ребенком, — враждебная планета, находящаяся под военной оккупацией. Эта база была задумана лишь как временное прибежище, пока возводятся оборонительные сооружения базы на Мустафаре. Теперь там все готово, и Мустафар стала самой безопасной планетой в Галактике. Крепость, выстроенная для вас, способна выдержать нападение всего республиканского флота.

— Д'олжна бы, — пробормотал Гунрай. — Стро'и-тельство чуть не обанкротило Торговую фед'ерацию!

— Не жалуйтесь на нехватку денег, наместник. Мне нет до них дела.

— Л'учше бы вам было до них д'ело, г'енерал. На мои д'еньги финанс'ируется вся эта война! На мои д'еньги куплено т'ело, которое вы носите, и эти ваши нем'ыслимо дорогие МагнаСтражи! На мои д'еньги…

В мгновение ока движением, таким быстрым, что его невозможно было заметить, Гривус оказался в полуметре от Гунрая.

— Ну и чем помогут вам ваши деньги против этого? — спросил он, тыча неймодианцу в лицо рукой из дюрания.

Гунрай вздрогнул и попятился.

— Я только… У меня лишь б'ыли некоторые со-мн'ения в вашей способн'ости обесп'ечить нашу безопасн'ость, г'енерал. Нич'его больше. Я… мы… Торговая фед'ерация не может работать в атмосфе-р'е стр'аха. Что вы скаж'ете о джедаях?

— Забудьте о джедаях. Они не входят в это уравнение.

— Но они ск'оро войдут на базу!

— База безопасна. Она выдержит напор тысячи джедаев. Десяти тысяч.

— Вы сами с'ебя сл'ышите? Вы с ума с'ошли!

— Я не привык, — спокойно, не повышая голоса, ответил Гривус, — чтобы мои приказы оспаривались.

— Мы — Руководящий Сов'ет! Вы не мож'ете приказывать нам\ Здесь мы отдаем пр'иказы!

— Вы в этом уверены? Готовы побиться об заклад? — Гривус наклонился так близко к неймодианцу, что смог разглядеть отражение своей маски в красных глазах. — Скажем, поставить на это свою жизнь?

Гунрай отступал мелкими шажками.

— Вы говор'ите, что мы буд'ем в безопасности на Мустафаре. Но еще вы сказ'али, что достав'ите нам Палпатина в кач'естве заложника, а он смог ул'изнуть от вас!

— Благодарите судьбу, наместник, — сказал Гривус, пристально, словно в восхищении, рассматривая, как плавно, безупречно сгибаются суставы пальцев, как будто рука его была неким экзотичным хищником, — что вы сами не оказались в моих руках.

Генерал вернулся к иллюминатору и снова принял позу, в которой его застал наместник: ноги широко расставлены, руки сцеплены за спиной. Если бы ему пришлось смотреть на этот болезненно-розовый цвет на зеленых, словно плесень, щеках Гунрая хоть секунду дольше, он мог не сдержаться, забыть о приказе и размазать мозги наместника по всему пути отсюда до Орд Мантелл.

— Ваш корабль ждет.

Аудиосенсоры Гривуса явственно зарегистрировали удаляющееся по коридору шарканье сандалий Гунрая, и как раз вовремя: в комнате отчетливо раздалось тихое гудение разогревающегося голографического коммуникатора. Гривус повернулся к диску коммуникатора, звякнуло оповещение о входящем сообщении, он нажал кнопку «Принять» и преклонил колени.

С опущенной головой он мог видеть лишь сканированное изображение подола одеяния великого повелителя, но больше ему ничего и не полагается видеть.

— Да, господин.

— Ты перевел Совет Сепаратистов на Мустафар?

— Да, повелитель, — он рискнул кинуть взгляд в окно. Большая часть совета собралась у звездолета. Гунрай должен появиться там с минуты на минуту; Гривус уже видел, как быстро может бегать наместник, если ему дать правильную мотивацию. — Корабль вот-вот взлетит.

— Отлично, мой генерал. Теперь ты должен заняться подготовкой ловушки там, на Утапау. Джедаи, наконец-то, стали охотиться лично за тобой. Ты должен приготовиться к их нападению.

— Да, повелитель.

— Я устраиваю все таким образом, чтобы у тебя был второй шанс исполнить мою волю, Гривус. Будь готов к тому, что за тобой послали Оби-Вана Кеноби.

— Кеноби? — Гривус так сильно сжал кулаки, что сервомоторы его кистей издали протестующий скрип. — А Скайуокер?

— Полагаю, Скайуокер будет… занят другим. Гривус еще ниже склонил голову.

— Я не подведу вас снова, повелитель. Кеноби умрет.

— Проследи за этим.

— Повелитель? Если мне дозволительно беспокоить вас моей дерзостью… почему вы не позволили мне убить канцлера Палпатина? У нас может не оказаться лучшего шанса.

— Время еще не пришло. Терпение, мой генерал. Конец войны близок, и победа несомненна.

— Даже с потерей графа Дуку?

— Дуку не был потерян, он был принесен в жертву — стратегическая жертва, как можно пожертвовать фигурой в дежарике, чтобы привести оппонента к фатальной ошибке.

— Я никогда не увлекался дежариком, мой повелитель. Я предпочитаю настоящую войну.

— И ты получишь ее, обещаю.

— Эта фатальная ошибка, о которой вы говорите, если я могу еще раз побеспокоить вас своей дерзостью…

— Ты поймешь, скоро.

В голосе Сидиуса проскользнула улыбка.

— Все станет ясно, когда ты встретишь моего нового ученика.

Анакин пропустил сквозь волосы пятерню и быстро пошел по узкой посадочной площадке, расположенной на самом верху зиккурата Храма, рядом с Башней Совета. Вдалеке, на другом конце длинной платформы, стоял челнок Верховного канцлера. Анакин бросил беглый взгляд на него и двух одетых в красные плащи охранников, стоявших по сторонам опущенного трапа.

А со стороны челнока, прикрывая глаза и борясь с утренним ветром, что беспрепятственно метался по незащищенной платформе, шел… неужели Оби-Ван?

— Ну наконец-то, — пробормотал Анакин.

Он прочесал Храм снизу доверху в поисках своего бывшего учителя; уже почти потерял всякую надежду его найти, когда проходивший мимо падаван упомянул, что видел Оби-Вана идущим к посадочной площадке, чтобы встретить челнок Палпатина. Анакин надеялся: Оби-Ван не заметит, что Анакин не переодевался. Это было бы трудно объяснить.

Хотя все это не могло долго оставаться в тайне, Анакин еще не был готов к тому, чтобы все выплыло наружу. Вчера вечером они с Падме договорились, что будут держать все в секрете так долго, как только смогут. Он не был готов уйти из Ордена. Он не мог это сделать, пока Падме в опасности.

Падме сказала, что его кошмар, наверняка, всего лишь метафора, но он-то знал, что это не так. Ему было известно, что предсказание Силы не безусловно, — но его предсказания никогда не оказывались ложными. Они были правдивы вплоть до мельчайших деталей. Мальчиком он знал, что его возьмут в джедаи. Он знал, что приключения проведут его по всей Галактике. Будучи всего лишь девятилетним мальчишкой, задолго до того, как пришло понимание любви, он посмотрел на безупречное лицо Падме Амидалы и увидел в нем, что она полюбит его, что однажды они поженятся.

Его сон о матери не был метафорой. Сон, в котором она кричала от боли. Сон, в котором она умирала от пыток.

Я знала, ты придешь ко мне, Эни… Мне так тебя не хватало.

Он мог спасти ее.

Возможно.

Ему всегда казалось настолько очевидным, что возвратись он на Татуин днем раньше, часом раньше он мог найти ее и мама все еще была бы жива. И все же…

И все же великие пророки из числа джедаев всегда учили, что самая большая опасность в попытках предотвратить предсказанное лежит в том, что джедай может на самом деле привести к тому, что предсказанное случится. Как будто, если бы Анакин сбежал вовремя, чтобы спасти свою маму, он каким-то образом оказался бы в ответе за ее смерть. Как будто, если он попытается спасти Падме, он может — хотя это абсолютно невозможно — в конце концов убить ее собственноручно…

Но не делать ничего… просто ждать, когда Падме умрет…

Может ли что-то быть более чем невозможным?

Когда у джедая возникал вопрос по поводу глубочайших тонкостей Великой силы, было только одно существо, к которому всегда можно было обратиться. И вот этим утром первым делом, даже не зайдя к себе, чтобы переодеться, Анакин направился за советом к Йоде.

Его удивило то, как благосклонно древний магистр пригласил рыцаря в свое жилище, как терпеливо Йода выслушал путаный вопрос Анакина, который запинался и заминался, пытаясь объяснить, что ему нужно, не выдавая свой секрет. Йода никогда не делал и попытки скрыть то, что казалось Анакину грубым неодобрением самого существования Скайуокера.

Даже Анакин, у которого восприятие Силы не отличалось утонченностью, уловил в комнатах магистра отголоски конфликтующих эмоций и тревог. Но этим утром, несмотря на то что у него явно были другие заботы, Йода попросту предложил Анакину сесть на одно из округлых сидений и помедитировать вместе.

Он даже не спрашивал о подробностях.

Анакин был настолько благодарен, что почувствовал облегчение, и ему вдруг показалось, что надежда есть. На глазах его выступили слезы, и понадобилось несколько минут, чтобы собраться.

Через некоторое время Йода медленно открыл глаза, и глубокие морщины у него на лбу стали еще глубже.

— Предчувствия… предчувствия… тонкий вопрос это. Видеть будущее когда-то все джедаи могли. Теперь лишь немногие таким умением обладают. Видения… подарки Силы — и проклятия. Путеводные нити и ловушки. Видения твои…

— Они говорят о боли, о страдании, — Анакин едва сумел заставить себя выговорить это, — и о смерти.

— В эти смутные времена, неудивительно это. Себя видишь ты или кого-то знакомого?

Анакин не решился ответить.

— Кто-то близкий тебе? — мягко подтолкнул его Йода.

— Да.

Анакин отвернулся от Йоды, чтобы не видеть этого слишком мудрого взгляда. Пусть думает, что он говорит об Оби-Ване. Это достаточно близко к правде.

— Страх потери к темной стороне ведет, юный рыцарь, — голос Йоды звучал мягко и понимающе.

— Я не допущу, чтобы мои видения воплотились в жизнь, учитель. Я не допущу.

— Радуйся за тех, кто в Силу уходит. Оплакивать не надо их. Скучать не надо по ним.

— Тогда зачем мы вообще сражаемся, учитель? Зачем спасать вообще кого-то?

— Не о ком-то говорим мы, — строго сказал Йода. — Говорим о тебе и твоем видении и твоем страхе. Тенью жадности привязанность является. Что боишься потерять, должен научиться отказываться от этого ты. Из головы страх выкинь, и потеря не причинит вреда тебе.

Тогда-то Анакин и понял, что Йода ему не помощник. Величайший мудрец Ордена только и мог, что разводить ханжескую болтовню о том, чтобы Позволить Всему Уйти Из Его Жизни.

Как будто он не слышал этого уже миллион раз.

Это ему легко — кого Йода когда-нибудь любил? По-настоящему любил? В одном Анакин был уверен: древний магистр никогда не влюблялся. Иначе он бы не стал ожидать от Анакина, что тот сядет, сложит руки, закроет глаза и станет медитировать в то время, как жизнь Падме улетучится, как призрачный туман росы зимнего рассвета на Татуине…

Итак, все, что ему оставалось, это с как можно большим уважением убраться от Йоды.

А потом пойти поискать Оби-Вана.

Он не собирался сдаваться. Не в этом тысячелетии.

Храм — величайший проводник энергии Силы в Республике. Построенный в виде зиккурата, он концентрирует Силу так же, как фокусирующий камень в световом мече концентрирует поток энергии. Храм всегда был источником света: тысячи джедаев и падаванов проводили здесь каждый день в размышлениях о мире, в поисках знания, медитациях о справедливости и подчинении воле Силы.

Просто находясь на посадочной платформе на самом верху Храма, Анакин почувствовал, как энергия струится сквозь его тело мощным потоком. Если Сила собиралась когда-нибудь показать ему, как изменить темное будущее, виденное им в ночных кошмарах, она сделала бы это здесь.

В Храме также хранились архивы — обширнейшая библиотека, охватывающая всю 25-тысячелетнюю историю существования Ордена. На любые темы, начиная с космографических исследований до личных дневников миллиардов рыцарей-джедаев. Именно там Анакин надеялся найти все, что было известно о пророческих снах, — и все о том, как предотвращают эти пророчества.

Но здесь крылась одна трудность: секреты величайших мастеров Силы хранились в холокронах, доступ к которым был строго ограничен; со времени той истории с Лорианом Нодом, что произошла около семидесяти стандартных лет назад, доступ к холокронам был закрыт для всех, кроме магистров. А было бы довольно сложно объяснить мастеру, ведающему архивами, зачем Анакину понадобились эти холокроны.

Но с Оби-Ваном все гораздо легче — Оби-Ван поможет, Анакин знал, что поможет. Если только Анакин правильно попросит…

Пока он подбирал слова, Оби-Ван подошел совсем близко.

— Ты пропустил доклад о блокадах во Внешних территориях.

— Я… меня задержали. У меня нет оправдания, — сказал Анакин. Это, по крайней мере, было правдой. — Палпатин здесь? Что-то случилось? — удобный предлог, чтобы сменить тему.

— Напротив, — ответил Оби-Ван. — Этот челнок не привез канцлера, он ждет, чтобы отвезти тебя к нему.

— Ждет меня? — нахмурился Анакин. В голове плавал туман, вызванный беспокойством и недостатком сна, не давая разобраться в происходящем. Он рассеянно похлопал руками по плащу. — Но… мой маячок работает. Если я нужен Совету, почему они не…

— С Советом консультироваться не стали, — перебил Оби-Ван.

— Я не понимаю.

— Я тоже.

Оби-Ван сделал шаг к Анакину, тихонько кивнул в сторону челнока:

— Они попросту прилетели некоторое время назад. Когда дежурящий на платформе падаван спросил их, они сказали, что канцлеру требуется твое присутствие.

— Но почему он не запросил Совет?

— Возможно, — осторожно начал Оби-Ван, — у него были некоторые причины полагать, что Совет не захотел бы послать тебя. Возможно, он не хотел раскрывать причину, по которой вызвал тебя. Между Советом и канцлером сейчас сложились несколько… натянутые отношения.

Желудок Анакина начал скручиваться в тугой болезненный узел.

— Оби-Ван, что происходит? Что-то не так, верно? Я вижу, вы что-то знаете.

— Знаю? Да нет, только предполагаю. А это совсем другое дело.

Анакин вспомнил, что говорил Падме именно об этом прошлой ночью. Узел в животе стал еще туже.

— И?

— И поэтому я нахожусь тут, Анакин. Чтобы поговорить с тобой. Наедине. Не как член Совета Ордена. Если честно, узнай Совет об этом разговоре… скажем так, я бы предпочел, чтобы этого не случилось.

— Какой разговор? Я до сих пор не знаю, что происходит!

— И никто из нас не знает. Не до конца, по крайней мере.

Оби-Ван положил руку на плечо Анакина и заглянул ему в глаза. На лице мастера было мрачное выражение.

— Анакин, ты знаешь, что я твой друг.

— Разумеется…

— Нет. Никаких «разумеется», Анакин. Ничто уже более не «разумеется». Я твой друг и, как друг, я прошу: берегись Палпатина.

— Что вы имеете в виду?

— Я знаю, что ты его друг. И я беспокоюсь, друг ли он тебе. Остерегайся его, Анакин. И остерегайся своих чувств.

— Остерегаться? Вы имеете в виду: держи под контролем?

Оби-Ван сдвинул брови еще сильнее.

— Нет, я не это имел в виду. Сила вокруг нас становится все темнее, и мы все подвержены ее влиянию, даже когда мы влияем на нее. Сейчас опасное для джедаев время. Пожалуйста, Анакин… пожалуйста, будь осторожен.

Анакин попытался изобразить давно освоенную небрежную улыбку.

— Вы слишком сильно волнуетесь.

— Я должен…

— … потому что я совсем не волнуюсь, да? — закончил за него Анакин.

Сквозь хмурость на лицо Оби-Вана пробилась улыбка.

— И как ты догадался, что я собирался это сказать?

— Вы не правы.

Анакин устремил взгляд сквозь утренний туман к челноку, мимо него… Туда, где находилось здание Пятисотлетия Республики, туда, где жила Падме.

Он сказал:

— Я очень даже сильно волнуюсь.

Поездка в палаты Палпатина оказалась довольно напряженной. Анакин пытался было заговорить с двоими облаченными в красное, чьи лица скрывали шлемы, но те оказались не слишком разговорчивыми.

По прибытии в кабинет Палпатина неуютное чувство лишь усилилось. Анакин бывал здесь так часто, что почти не видел это место по-настоящему: темно красная ковровая дорожка, похожего цвета стены с закруглениями вместо углов, длинные удобные диваны, громадное окно позади широкого рабочего стола — все эти предметы были так знакомы, что обычно ускользали от внимания, но сегодня…

Но сегодня в дальнем уголке сознания голос Оби-Вана нашептывал: остерегайся Палпатина, и все выглядело по-другому. По-новому, измененным. Не в лучшую сторону.

Все покрывал неопределенный сумрак, как будто орбитальные зеркала, фокусирующие свет далекого корускантского солнца, создавая видимость яркого дневного света, вдруг потрескались или замутились от бурого пожарного дыма, что все еще заволакивал город. Свет ламп-дисков в кабинете казался ярче обычного, почти резким, но каким-то необъяснимым образом он лишь усиливал мрак. В сознании всплыло странное, незваное эхо воспоминания, принесшее новый гармоничный резонанс в мысли Анакина, когда он взглянул на обширный полукруг окна, на фоне которого единственное в комнате высокое кресло канцлера выступало темным силуэтом.

Кабинет Палпатина напомнил ему генеральские апартаменты на крейсере «Незримая длань».

И он с неожиданной остротой почувствовал зловещий смысл того, что плащи канцлерских телохранителей в точности повторяли цвет ковра в кабинете.

Сам Палпатин стоял у окна, сцепив руки за спиной, устремив задумчивый взгляд в дымную завесу снаружи.

— Анакин, — он не двинулся, должно быть, увидел отражение юноши в транспаристиле окна, — подойди ко мне.

Анакин встал рядом, скопировав позу. Безграничный город расстилался перед ними. Кое-где все еще дымились разрушенные здания. Движение городского транспорта потихоньку начинало возвращаться к обычному состоянию, и потоки похожих на мошкару флаеров, воздушных такси и репульсорных автобусов перечертили небо над городом. Неподалеку на Площади Республики, как гигантский серый гриб, выросший из дюракрита, возвышался купол Галактического Сената. Чуть дальше, прикрытая бурой завесой, возвышалась пятерка башен, венчавших зиккурат Храма.

— Анакин, ты видишь? — тихий голос Палпатина от эмоций стал хриплым.Ты видишь, что они сделали с нашим великолепным городом? Эта война должна закончиться. Нельзя позволить такому… такому…

Он не договорил, лишь покачал головой. Анакин осторожно положил руку на плечо Палпатина. Под одеждой плоть и кости казались такими хрупкими, что Анакин непроизвольно нахмурился.

— Вы знаете, что я сделаю все, чтобы помочь вам. Как и любой джедай Ордена.

Канцлер кивнул и опустил голову.

— Я уверен в тебе, Анакин. Что касается остальных джедаев… — вздох. Палпатин выглядел еще более усталым, чем вчера. Вероятно, он тоже провел бессонную ночь.

— Я позвал тебя сюда, потому что мне нужна твоя помощь в очень щекотливом деле. Надеюсь, я могу рассчитывать на твое молчание, Анакин.

Юный джедай застыл на мгновение, потом очень медленно убрал руку с плеча канцлера. Остерегайся Палпатина.

— Я джедай, и существуют… пределы… моему молчанию, канцлер.

— О, конечно. Не беспокойся, мой мальчик, — такая знакомая отеческая улыбка осветила глаза Палпатина. — Анакин, за все годы, что мы были друзьями, разве просил я хоть раз сделать что-то против твоей совести?

— Ну…

— И я никогда этого не сделаю. Я горжусь тем, что ты достиг в качестве джедая. Ты выиграл множество сражений, о которых Совет говорил, что они уже проиграны, — и ты спас мне жизнь. Меня откровенно удручает то, что они еще не сделали тебя членом Совета.

— Мое время придет… когда я стану старше. И, я думаю, мудрее.

Ему не хотелось говорить об этом с Палпатином; такой разговор с канцлером — серьезный, как мужчина с мужчиной, — нравился Анакину, позволял ощущать себя сильным, несмотря на предостережение Оби-Вана. Он уж точно не собирался начинать ныть о том, что его никак не возводят в ранг магистра, как какого-нибудь падавана, еще не достигшего подросткового возраста, которого не выбрали в команду для игры в мяч.

— Нонсенс. Возраст не является мерилом мудрости. Они не пускают тебя в Совет, потому что это их последнее средство контролировать тебя, Анакин. Когда ты станешь магистром, как ты того заслуживаешь, как они станут принуждать тебя выполнять их волю?

— Ну… — Анакин выдал полузастенчивую улыбку. — У них и сейчас не слишком получается принуждать меня.

— Я знаю, мой мальчик. Я знаю. В том-то и суть. Ты не такой, как они. Ты моложе. Сильнее. Лучше. Если они не могут контролировать тебя сейчас, что будет, когда ты станешь магистром со всеми вытекающими последствиями? Как они заставят тебя придерживаться их политики? Ты можешь стать могущественнее, чем все они, вместе взятые. Именно поэтому они сдерживают тебя. Они боятся твоей силы. Они боятся тебя.

Анакин уставился на собственные ботинки. Сказанное было слишком близко к правде.

— Я чувствовал… что-то в этом роде.

— Я позвал тебя сегодня сюда, Анакин, потому что у меня есть собственные страхи, — он подождал, пока Анакин посмотрит ему в глаза. На лице Палпатина было выражение, граничащее с беспросветным отчаянием. — Я начинаю бояться самих джедаев.

— Ну, канцлер… — от неожиданности Скайуокер недоверчиво улыбнулся.Нет никого более верного вам, чем джедаи, сэр… после всего, что…

Но Палпатин уже отвернулся. Он тяжело опустился в кресло за столом, не поднимая головы, будто стыдился сказать это Анакину в лицо.

— Совет продолжает добиваться все большего контроля. Большей автономности. Они потеряли всякое уважение к закону. Они больше беспокоятся о том, чтобы избежать надзора со стороны Сената, чем о победе в войне.

— При всем уважении, многие в Совете могут сказать то же о вас.

Анакин подумал об Оби-Ване и едва сдержал дрожь. Он что, только что обманул доверие? Или Оби-Ван все же действовал по наущению Совета?… Остерегайся Палпатина, сказал он тогда, и остерегайся своих чувств… Было ли это чистосердечное предупреждение, продиктованное беспокойством? Или оно было просчитано: семена сомнения, посеянные, чтобы отдалить Анакина от единственного человека, который понимает его?

Единственного, кому он может по-настоящему доверять…

— О, я не сомневаюсь, — говорил в это время Палпатин. — Многие джедаи в Совете предпочли бы, чтобы я оставил эту должность, — потому что они знают: я противостою им. Они балуются таинственностью, они одержимы тайными действиями против таинственного безликого врага…

— Вообще-то ситхов вряд ли можно назвать безликими. Вот, например, Дуку…

— А был ли он в самом деле повелителем ситхов? Или же он просто еще один из ваших павших джедаев, размахивающий красным мечом, чтобы запугать вас?

— Я… — Анакин сдвинул брови. Как можно быть уверенным? — Но Сидиус…

— Ах, да, таинственный Дарт Сидиус. «Лазутчик ситхов в высших эшелонах власти». Не кажется ли тебе, Анакин, что это звучит слишком уж знакомо? Слишком удобно? Откуда ты знаешь, что этот Сидиус вообще существует? Откуда ты знаешь, что он не выдумка, созданная Советом Ордена, чтобы дать им возможность извести политических врагов?

— Джедаи не занимаются политикой…

— При демократии все является политикой, Анакин. И все ей занимаются. Этот их воображаемый повелитель ситхов… даже если он существует, нужно ли его бояться? Правильно ли затравить его и уничтожить без суда и следствия?

— Ситхи — воплощение зла…

— Да, да, именно этому тебя научили. Я несколько лет занимался историей ситхов, Анакин. С тех самых пор, как они наконец посчитали возможным раскрыть мне их… суждение… что эти колдуны, погибшие тысячу лет назад, вернулись к жизни. Не все рассказы о них заключены в ваших таких удобных секретных храмовых архивах. Из того, что я прочитал, видно, что они не так уж отличались от джедаев. Да, они жаждали власти, но то же самое делает ваш Совет.

— Темная сторона…

— Да, да, конечно, темная сторона. Послушай меня: если бы этот «Дарт Сидиус» вошел сейчас в эту дверь — и мне каким-то образом удалось бы не дать тебе убить его в ту же секунду, — знаешь, что я сделал бы? — Палпатин поднялся, и голос его стал громче. — Я попросил бы его сесть и спросил бы, обладает ли он возможностью прекратить эту войну

— Вы бы… вы бы… — Анакин никак не мог поверить своим ушам.

Кроваво-красный ковер под ногами, казалось, начал двигаться, голова закружилась.

— И если бы он сказал, что такая возможность у него имеется, я предложил бы ему выпить и побеседовал бы с ним!

— Вы… Канцлер, вы серьезно?…

— Не совсем, — вздохнул Палпатин, передернул плечами и снова опустился в кресло. — Это всего лишь к примеру, Анакин. Я сделаю что угодно, чтобы вернуть мир в Галактику, понимаешь? Вот что я имел в виду. В конце концов… — на губах появилась усталая, полная горькой иронии усмешка,какова вероятность, что настоящий повелитель ситхов когда-нибудь войдет через эту дверь?

— Откуда мне знать? — сказал Анакин с чувством. — Но я знаю, что вам не стоит использовать такой… пример… в присутствии Совета Ордена.

— О да, — усмехнулся Палпатин. — Ты, конечно же, прав. Они могут воспользоваться этим как поводом обвинить меня.

— Уверен, они никогда не сделают такого…

— А я не уверен. Я больше не уверен, что их остановит хоть что-нибудь, Анакин. Поэтому-то я тебя и позвал сегодня.

Канцлер наклонился вперед, опираясь локтями на стол.

— Возможно, ты слышал, что сегодня Сенат передаст моей должности прямой контроль над Советом Ордена.

Анакин нахмурился еще сильнее. — Джедаи больше не будут отвечать перед Сенатом?

— Они будут отвечать передо мной. Лично. Сенат слишком рассредоточен, чтобы вести эту войну, это идет уже годами. Теперь же, когда моя должность будет иметь единоличный контроль над ведением войны, мы сможем быстро положить ей конец.

— Я понимаю, что так будет лучше, сэр, — кивнул Анакин. — Но боюсь, Совет этого не поймет. Им придутся не по душе новые конституционные поправки.

— Да, это так, мой друг. Но в этом случае у меня нет выбора: войну необходимо выиграть.

— С этим все согласятся.

— Очень надеюсь, мой мальчик. Очень надеюсь. В памяти всплыли слова Оби-Вана: «Отношения между Советом и канцлером… напряженные». Что же происходит здесь, в столице? Разве они все не на одной стороне?

— Уверяю вас, что джедаи абсолютно преданы основным ценностям Республики, — сказал Анакин твердо.

Палпатин приподнял бровь.

— Их действия говорят громче их слов — до тех пор, пока кто-нибудь приглядывает за ними. И это, мой мальчик, как раз то, что я вынужденпросить у тебя.

— Я не понимаю.

— Анакин, я прошу тебя — окажи мне услугу, как давний друг — будь моим личным представителем в Совете Ордена.

Анакин моргнул. Еще раз моргнул.

— Я?

— А кто еще? — Палпатин печально развел руки. — Ты единственный джедай, которого я знаю, действительно знаю, кому я могу доверять. Ты нужен мне, мой мальчик. Больше никто не сможет этого сделать: быть глазами, и ушами, и голосом Республики в Совете.

— В Совете… — пробормотал Анакин.

Он уже воображал себя сидящим в одном из низких округлых кресел напротив Мейса Винду. Напротив Йоды. Он сможет сидеть рядом с Ки-Ади-Мунди, или Пло Кооном, или даже около Оби-Вана! И тихий голос, идущий из той печи, которой было его сердце, шепнул, что он вот-вот станет самым молодым магистром за всю 25-тысячелетнюю историю Ордена…

Но, в самом деле, это все было не важно.

Палпатин каким-то образом узнал его тайное желание и теперь предлагал ему то, что он желал больше всего в Галактике. Анакину наплевать на Совет, по правде говоря — это всего лишь детская мечта. Ему не нужен Совет. Ему не нужно признание, не нужно уважение. Ему нужен лишь сам ранг.

Важно лишь то, что он станет магистром.

Важна лишь Падме.

Это дар из даров: будучи магистром, он сможет получить доступ к тем запретным холокронам в закрытом хранилище.

Он найдет способ спасти ее от этого сна…

Усилием воли он вернул внимание к настоящему.

— Я… просто не знаю, что сказать, сэр. Но ведь Совет сам избирает своих членов. Они никогда не примут этого.

— Примут, я обещаю тебе, — невозмутимо ответил Палпатин; он повернул кресло так, чтобы видеть в окно далекие шпили Храма. — Ты им нужен больше, чем они думают. Все, что нужно, чтобы кто-нибудь должным образом… — он многозначительно махнул рукой, — объяснил им это.