Антропогенезис (эволюция человечества)

МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ Размышление в свете ТАЙНОЙ ДОКТРИНЫ о молении Иисуса Христа в ночи Святого Четверга накануне казни

Когда думаешь о судьбе Светлого Учителя, воплотившегося почти 2 тысячи лет тому назад в личности Иисуса, Иисуса Назаретянина[529], то, пожалуй, самое большое напряжение эмоциональных, умственных и душевных сил вызывает День казни и Ночь накануне.

Молитва в Ночи накануне распятия, которая требовала чрезвычайного мужества от Учителя, — кульминационный момент жизни Христа, момент, который в христианстве известен как «Моление о Чаше».

Истинно верующие каждый год, когда приближается день, в который века назад Иисус Христос был предан и казнен, плачут искренними слезами и сопереживают, представляя тот ужас, ту боль, которые довелось испытать Учителю. Да и ни одно живое человеческое сердце не может оставаться равнодушным и безучастным, вообразив чудовищную расправу над высочайшим Духом, не только не виновным, но пришедшим к людям, чтобы отдать им всю свою любовь, послужить им своей мудростью и силой.

Драматизм приближающегося рокового дня достигает кульминации на Тайной Вечере. На этом тайном ритуальном ужине в канун еврейской Пасхи Учитель недвусмысленно дает понять ученикам, что это их последняя встреча в этой жизни, что один из них сегодня предаст его.

Нетрудно понять состояние любого человека, предчувствующего какую-нибудь надвигающуюся на него беду. Но мало кому доводилось так четко предчувствовать собственную казнь.

«Дети! недолго уже быть Мне с вами». (ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА, гл. 13, 33).

«Истинно Говорю вам: Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием». (ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАРКА, гл. 14, 25).

Тайная Вечеря[530] (когда Иисус уже знал имя предателя и выставил его прочь) завершается уходом Учителя в Гефсиманский сад и его горячей молитвой к Богу-Отцу, если возможно, изменить события надвигающегося трагического дня.

В ЕВАНГЕЛИИ ОТ МАТФЕЯ об этом повествуется так: «И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал (Иисус. — Л. Д.) скорбеть и тосковать.

Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною.

И, отошед немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…».

Тот же эпизод отражен в ЕВАНГЕЛИИ ОТ ЛУКИ: «Отче! если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня!» И в ЕВАНГЕЛИИ ОТ МАРКА:

«…и начал ужасаться и тосковать. И сказал им (ученикам. — Л. Д.): душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.

И, отошед немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей;

И говорил: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня».

Священники говорят: так как Иисус был Сын Человеческий, поэтому и человеческие чувства ему не были чужды. И, в частности, временная слабость духа. И именно поэтому Иисус Христос, мол, еще ближе и понятней становится человеку, что он тоже, как и любой смертный, испытывал страх перед болью, перед смертью.

Конечно, тот, кто живет в теле, боится и боли, и смерти, потому что эти чувства неотъемлемы от Материи.

И все же я придерживаюсь иного мнения, когда слышу о временной «слабости духа Христа». Я не согласна ни с одним предположением, ни с одним утверждением, которое так или иначе пытается объяснить эту «слабость».

Никакой слабости не было и в помине. И в этом я убеждена так же, как и в том, что Христос, обращаясь к Высшей Сущности, меньше всего думал о собственной боли, которую Ему предстоит завтра пережить. Если было бы иначе, Христос не был бы Христосом.

Я размышляла о молении Христа в ночи Святого Четверга в свете ТАЙНОЙ ДОКТРИНЫ и АГНИ ЙОГИ и пришла к иному заключению, чем та трактовка, которая существует многие века. Прося Бога о том, чтобы тот позволил Ему не пить горькой чаши смерти, Христос думал о другом!

Однажды увидев по телевидению, как в какой-то азиатской стране в первый день после Пасхи люди одного племени, дабы избавиться от греха, изъявляют желание быть распятыми на крестах (правда, временно) и добровольно подставляют свои ладони под гвозди, стоически перенося муки, я укрепилась в предположении, что Иисус Христос молился вовсе не о себе,[531] вовсе не о том, чтобы всемогущий Бог помог Ему избежать унижений, боли и смерти. Доказательств этому в Евангелиях много, но лучшее из них у Иоанна (гл. 1 3, 3): Иисус знал, что: «Отец все отдал в руки Его…»

У Матфея (гл. 26, 52, 53) Христос, уже арестованный, говорит ученику, обнажившему меч, чтобы защитить Учителя: «Возврати меч твой в его место…

Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?».

У Иоанна этот же эпизод отражен так (гл. 18, 11): «…Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?».

Нет, не унижений, не физической боли и даже не смерти боялся великий человек по имени Иисус, убеждавший учеников, что смерти нет и Он воскреснет уже на третий день. Иисус был мужественным человеком, сильным духом. Он был высочайшим Дхиан-Коганом, Земным Учителем, который достойно переносил человеческие тяжкие муки на кресте. Он, высочайший Духовный Владыка, был не просто мужественным человеком. Он не захотел расплескать ни единой капли чисто человеческих страданий. На кресте Его тело страдало, как тело любого человека, и даже больше, ведь в отличие от других истязаемых Он даже отказался принять обезболивающее средство: «И давали Ему пить вино со смирною, но Он не принял» (ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАРКА, гл. 15, 23).

Природа высочайшего Духа, который действовал через Иисуса, была «не от мира сего». И истинная сущность Его не могла быть измерена человеческими мерами. Все, что ни делал бы Христос, что бы Он ни говорил, как бы Его внешние поступки ни уподоблялись бы человеческим, будем помнить: всё это делал не обычный человек, но Космический Разум, Дхиан-Коган высшей ступени, воплощенный в существо, имеющее земной облик, облик человека. Это был Сын Человеческий — лучший из всех человеческих сынов — совершенный, богоподобный человек, связанный с… Самим Собой, пребывающим в Высших Мирах.

И человеку еще предстоит длиннейшая Эволюция в Вечности, прежде чем лучшие достигнут той ступени, на которой стоял Внутренний Христос внешнего Иисуса Христа. В ЕВАНГЕЛИИ ОТ МАТФЕЯ говорится именно об этом.

Помните (кто читает Евангелия), мать сыновей Зеведеевых попросила Христа, чтобы, когда ее сыны попадут в Царство Божие, они сели по обе стороны от Него? На это Христос сказал: «не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?» (Это был намек на высшие сферы Огненного Мира — ту высшую духовную сферу, где жило истинное естество этого таинственного Сына Света).

Слишком велик был Дух Этого Человека, чтобы дрогнуть перед казнью. Ведь Он знал: смерти нет. И Он именно это и собрался доказать тем немногим людям, которых взял Себе в ученики. Он докажет это, воскреснув на третий день. Тем более, что Иисус задолго до распятия уже знал, что убийство свершится. Знал в подробностях: и о том, что будет предан, и будет унижен, и убит. Он слишком хорошо изучил сей род лукавый, который не знает пророка в своем Отечестве, не умеет быть благодарным, не умеет любить ближнего. Невежество не может простить Мудрости, что она ЗНАЕТ, а оно, невежество, не может вместить знания, а потому и являет собой безумие.

О том, что Иисус знал, что Он предвидел что может сделать невежество с носителем знания, в Евангелиях упоминается не раз. В ЕВАНГЕЛИИ ОТ ЛУКИ (гл. 18, 31, 34) читаем: «вот, мы восходим в Иерусалим, и совершится все написанное чрез пророков о Сыне Человеческом:

Ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его,

И будут бить, и убьют Его; и в третий день воскреснет.

Но Они (ученики. — Л. Д.) ничего из этого не поняли; слова сии были для них сокровенны…».

В том же Евангелии Иисус говорит ученикам о том, что Он, Сын Человеческий, придет к ним второй раз, но прежде надлежит Ему много пострадать и быть отвержену родом сим.

Но, прозревая свою мученическую кончину, зная о своем последующем воскрешении, Иисус Христос все же обращался с неистовой мольбой, с ужасанием и тоской к Богу. Он просил пронести страшную чашу мимо. Почему?

Потому что Иисус, как Великий Посвященный, знал о перевоплощении людей, знал о законе Кармы и автоматически действующем обратном ударе, который обрушится на всех участников и соучастников преступления, на весь народ, на всех, кто так или иначе оказался сопричастным к тому, что может свершиться завтра, в роковую пятницу. Может. Но может ведь и не свершиться. Ведь всегда во всем всё решает свободная воля человека, объединенная свободная воля людей…

Раньше Иисус говорил народу и о личной, и о коллективной карме не раз: «Истинно Говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе»[532]. «Какою мерою мерите, такою же отмерится и вам»[533]. «Сын Человеческий идет по предназначению[534]; но горе тому человеку, которым Он предается»[535].

Он прозревал невероятные грядущие страдания. Он прозревал чудовищные следствия, если только завтра не произойдет чуда, и люди не опомнятся от безумия. Тогда истинно кровь будет и на них, и на внуках их, и правнуках.

Когда Он шел своим последним путем на Лысую Гору[536], где на древах позора[537] распинали лишь тяжких преступников да закапывали животных, некоторые женщины, жалея Его, плакали о Нем.

«Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших;

Ибо приходят дни, в которые скажут: «блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!»

Тогда начнут говорить горам: «падите на нас!» и холмам: «покройте нас!».[538]

Христос был само воплощенное милосердие. Будь на то Его Воля, Он никогда, ни за что на свете не наслал бы столько бед. Но Великий Посвященный знал об автоматически действующем универсальном всекосмическом законе Причин и Следствий. Знал, что кармические узлы завязываются туго и развязать их будет очень трудно — страданиями долгими и тяжкими.

«… взыщется от рода сего кровь всех пророков, пролитая от создания мира… Ей, говорю вам, взыщется от рода сего. Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали».[539]

Нет, не о себе думал Иисус в ночь перед распятием. Не мог (да еще на глазах учеников!) пугаться своих страданий Учитель, который учил их бесстрашию и терпению. Ведь даже в эту последнюю ночь (мы же это видим) Он не о себе думает, а ласково успокаивает и утешает приунывших учеников: «Да не смущается сердце ваше и да не устрашается… Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: я иду к Отцу»; ибо Отец Мой более Меня.

И вот Я сказал вам о том, прежде, нежели сбылось, дабы вы поверили, когда сбудется.

Уже немного Мне говорить с вами, ибо идет князь мира сего…»[540].

«Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить».[541]

Да, для Великого Учителя уход с земного плана, из тяжелого для него физического тела, поистине был освобождением и потому-то Он и сказал своим ученикам: возрадуйтесь.[542]

Но Христос мог это сделать и Сам, в любое время — добровольное оставление тела после завершения миссии практиковали многие Учителя.

(Великие Учителя вообще предпочитают работать в тонком теле, именно в том, в котором явился Христос вскоре после распятия.[543] Именно пребывая в тонком теле, — как утверждает АГНИ ЙОГА, — Он дал основную часть этого своего Огненного Учения о преображении души. Ведь разве не Он первым (ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛУКИ) сказал: Огонь пришел Я низвесть на Землю. И как бы хотел, чтобы он скорее возгорелся… И как Я томлюсь, пока сие свершится!

Получается, что Христу вообще незачем было взывать к Богу, который, как оказывается, все отдал в Его собственные руки, а потому Христос, и только Он, мог Сам решать пить или не пить чашу яда завтрашнего дня.

Незачем было Христу просить пронести горькую чашу мимо него. Это означало бы, что в самый последний момент у Учителя, задолго знавшего о своей участи и всему учившего личным примером, не хватило духовных сил показать ученикам и последний пример достойного испитая смертной чаши. То есть не хватило мужества. Но это исключается!

И все же моление было. (Хотя… если же ученики то и дело засыпали, то кто же мог знать, о чем молил Бога Христос?).

И все-таки Христос, действительно, мог просить Высшие Силы сделать все, чтобы завтра не свершилось казни, не совершилось бы чудовищного преступления.

Христос молился не о себе и ужасался, видя не завтрашнюю казнь свою, а то, что последует в будущем. Он видел страшную трагедию коллективной кармы народов и напрягал пространство вибрациями любви в надежде пробудить у людей совесть и сострадание.

Но Иерархия Света не могла, не имела права парализовать волю подстрекателей, судей и палачей. Иерархия Сынов Света НЕ ВМЕШИВАЕТСЯ в человеческую волю, в человеческую карму ни при каких обстоятельствах!

Но ИЕРАРХИЯ СВЕТА МОЖЕТ ПОМОЧЬ ЛЮДЯМ, незаметно, СЛАГАЯ… ОСОБЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, в которых скрыт выход из труднейшего положения.

В остальном люди были обязаны помочь себе сами.

Именно во имя облегчения решения этой судьбоносной задачи, имеющей чрезвычайные, далеко уходящие последствия, Иерархия Света (разумеется, заранее предвидя все возможные последствия воплощения Христа) создала в Иерусалиме ЕСТЕСТВЕННУЮ благоприятнейшую ситуацию.

Народ иудейский ПОЛУЧИЛ ШАНС нейтрализовать РЕЗУЛЬТАТ ПРЕДАТЕЛЬСТВА, который еще… не дошел до необратимости.

Что мы видим? Христос УЖЕ предан.

Но предатель… покончил с собой еще до расправы над Иисусом. И разве смерть подлого ученика, одержимого Сатаной, не стала, в глазах разумно размышляющих людей, свидетельством невиновности Учителя?

Но первый шанс не был использован. Сердце народа и его совесть оказались глухими к намеку судьбы. И мы получили первое свидетельство наличия в народе Иудеи предельно малого количества разрядителей черной энергии. Люди не поняли первого серьезного знака — не распознали наглядного урока, который показал, что именно ожидает каждого, кто поступит подобно Иуде, кто продолжит начатое им чудовищное дело и будет содействовать гибели невинного пророка. «Люди, державшие Иисуса, ругались над Ним и били Его;

И закрывши Его, ударяли Его по лицу и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя?

И много иных хулений произносили против Него».[544]

Мы видим, что разъяренная толпа продолжает расти и одержимо требовать казни Христа. Это, казалось бы, должно произвести силовое давление на тех, от кого зависит подписание приговора.

Но, несмотря на растущую ярость толпы, несмотря на, казалось бы, серьезные обвинения в адрес Иисуса, который, мол, является опасным преступником, так как сеет смуту в народе и тем «развращает» его, выводя из повиновения римскому кесарю, «называя Себя Христом Царем», несмотря на такие тяжкие обвинения ни иудейский царь Ирод, случайно оказавшийся именно в тот день в Иерусалиме, ни римский прокуратор Понтий Пилат не… находят никакой вины за обвиняемым и отпускают Его.

Появился второй шанс, более серьезный. Но он также не был принят иудеями. Они продолжали требовать суда и смертного приговора.

Тогда Понтий Пилат, которого никто бы не мог охарактеризовать как человека мудрого и тем более милосердного, вдруг почему-то фактически пытается… спасти Христа, решив… перехитрить иудеев. Он говорит им, чтобы они сами судили Христа. Но разве римский прокуратор не знал, что закон Римской Империи не позволяет суду колониальных народов выносить смертный приговор кому бы то ни было? Конечно же, знал. Пилат знал законы иудеев. Он знал, что они скажут ему именно то, что и сказали: «нам не позволено предавать смерти никого». Хотя «по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим».[545]

Сама судьба вышла навстречу народу Иудеи. Но, увы! И этот шанс был отвергнут иудеями, немедленно уличившими Понтия Пилата в его игре. С большей силой они требовали казни.

И тут начинает все туже стягиваться кармический узел двух древних народов, потомков одной из последних ветвей чистых атлантов — римлян и маленького народа, имевшего небольшую примесь арийской крови, — иудеев[546]. Понтий Пилат, похоже, никак не хочет отягчать свою и без того нелегкую совесть. Он не хочет казнить Иисуса, ибо действительно не видит за ним никаких нарушений общественного порядка.

И у римского прокуратора, и у саддукеев, и у фарисеев, и у толпы появился еще один шанс не идти против Самой Судьбы, которая, создавая действительно необычайную ситуацию, словно давала понять, что может совершиться нечто страшное не только для Учителя из Галилеи. Но у иудеев, которых их пророк Моисей, видно, не зря называл «жестоковыйными», дело с пробуждением интуиции так и не сдвинулось с места за полторы тысячи лет.

Но Понтий Пилат, похоже, был менее «жестоковыен». Может быть, он что-то предчувствовал. И потому он вдруг вспомнил, что все это невиданное насилие над его священной волей происходит в ОСОБЫЙ ДЕНЬ, И У НЕГО ЕСТЬ ШАНС НЕ СОТВОРИТЬ СУД… ВООБЩЕ! «…Итак, наказав Его, — думал Пилат, — отпущу. А ему и нужно было для праздника отпустить им одного узника». (ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛУКИ, гл. 23(16,17).

Это, действительно, был день праздника — особый день для еврейского народа. Много веков назад в этот день Моисей их вывел «из дома рабства» — из египетского государства, где они томились в нищете и бесправии. Этот день был настолько значимым для народа, что даже римские власти, играя в демократию, сделали ему царский подарок: каждый год евреи в этот день могли… «нарушить» римский закон и вызволить из тюрьмы любого преступника, даже осужденного Римом на смерть.

Та пятница была ЕДИНСТВЕННЫМ ДНЕМ, когда решал не синедрион, не официальный суд Рима, а НАРОД.

Это уже был не намек Судьбы. Каждому ЛИЧНО был предложен открытый выбор сказать во всеуслышание: «да» или «нет», «казнить» или «помиловать». Каждый выбирал свою будущую судьбу — свою и потомков.

Это был ПОСЛЕДНИЙ ШАНС.

И не только для иудеев. Для римлян — тоже. Ибо Понтий Пилат был фокусом энергии своего народа, спроецированной на землю, которая решала участь Великого Воплощенного — Сына Света, божественного Аватара. Пилат олицетворял власть Римской Империи, закон и совесть Вечного Рима. Он был звеном, кармически связывающим два народа. Одно мгновение — и узел судьбы мог затянуться настолько туго, что в будущем все участники трагедии, вновь воплощающиеся, и все, кто с ними так или иначе был связан, веками будут пытаться развязать его. Поначалу Пилат как человек, как представитель власти Рима, ведет себя так, что вызывает даже симпатию у нас, читающих Евангелия. Мало того, мы видим, что и Иисус, представ перед Пилатом, дает понять римскому прокуратору, что Он, Иисус, понимает, что Пилат выполняет свой служебный долг, который возложил на него кесарь. (Именно так нужно понимать слова Христа о власти, которая дана Пилату «свыше», что вовсе не должно быть смешиваемо с властью, «данной Богом» для вершения судеб. Такая власть — есть кармический Закон, и лишь Владыки Кармы приводят его в действие. Но, с другой стороны, власть Пилата дана ему… кармически. И в этом смысле она как бы дана свыше. Однако в этом аспекте власть, данную Пилату «свыше», следует понимать не более, чем власть любого судьи или любого начальника отдела, или бригадира, — ведь каждый человек, вновь воплотившись, оказывается кармически в той среде, в той должности, с теми проявленными способностями, которые позволят ему лучше всего выполнить собственную кармическую миссию или кармическую миссию группы людей. Вслушаемся в напряженный диалог Пилата и Иисуса. Пилат спрашивает арестованного Христа (ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА, гл. 19(10,1 1): «…не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?».

Иисус отвечал: «ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше, посему более греха на том, кто предал Меня тебе».

Я выделила слова затем, чтобы вы обратили внимание на то, что Иисус не говорит Пилату, что он вовсе не несет никакой кармической ответственности за свое решение — казнить или отпустить. Пилат ПОКА менее грешен, чем тот, кто предал Иисуса, кто предал Его судилищу, кто до суда уже требует его казни…

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС БЫЛ ДЛЯ НАРОДА ИУДЕИ ПОИСТИНЕ ФАНТАСТИЧЕСКИМ. В тот день в тюрьме Пилата случайно оказались лишь два человека. Да еще каких! Один был человек подлый, низменный — убийца. Другой — тот, чья мудрость была известна всему еврейскому народу, кто никому не отказывал ни в совете, ни в помощи, кто чудесным образом излечивал десятки тяжелобольных людей, а слушающих его учил любить друг друга, помогать друг другу, прощать, быть честными.

Может быть, Пилат и был уверен, что народ Иудеи окажется в безвыходном положении, — ведь только безумец может отдать предпочтение убийце! Может быть, Пилат думал так. А может быть, и не так. Но для него ЭТО УЖЕ не имело значения. Свой выбор Пилат уже сделал в своих мыслях. А действие и мысль (пусть даже сокрытая) не одно ли и то же?

Если бы римский наместник Понтий Пилат думал прежде всего о торжестве справедливости, об истинном правосудии, он ни за что бы не пошел на поводу у толпы. Если бы он искренне сочувствовал Иисусу и искренне хотел бы сохранить Ему жизнь. Пилат — а он был убежден в полной невиновности Иисуса — ПРОСТО ОБЯЗАН БЫЛ ПОСТУПИТЬ ПО-ИНОМУ. Но он, «вспомнив об особом» дне, думал прежде всего о себе, об облегчении своей совести. Эта мысль вскоре была проявлена. Вскоре Пилат прикажет принести воды и умоет руки, т. е. самоустранится, сказав сим ритуалом: «Видите, люди и Боги, я сделал все возможное! Теперь я здесь ни при чем! И руки мои чисты!».

Да, руки-то были чисты. Опять-таки здесь мы видим поклонение мертвой форме, внешним атрибутам. Если бы Понтий Пилат искренне хотел спасти Христа, он, зная иудеев и видя настроение толпы во главе со священниками, не изменявшей своего решения и кричавшей: «Распни Его!» — должен был хотя бы ДОПУСТИТЬ возможность вызволения из его тюрьмы не Иисуса, а убийцу Варавву. Для этого не требовалось большой мудрости.

Да, Пилат дал выбор толпе. Но надежда на чудо ее преображения была очень слаба. Поэтому римский прокуратор автоматически связывал свою судьбу с судьбой толпы.

Да и не игру ли с народом затеял представитель могущественного Рима? Не хотел ли он использовать этот день, который бывает лишь раз в году, чтобы лишний раз продемонстрировать демократизм своего правления, предоставляя вершить суд в этот день народу колонии? Власть наместника (как и любая власть) никогда еще не отвергала ни одну возможность своего укрепления. Она-то и «милость» такую придумала лишь ради укрепления влияния Рима.

Одержимая толпа, не колеблясь, не расколовшись, не поредев, единодушно выбрала: «весь народ стал кричать: «смерть Ему!» а отпусти нам Варавву».[547] «Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову…»[548]

«Пилат… взял воды и умыл руки пред народом, и сказал, невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы… Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие».[549]

И это называется «не виновен»?!

Предавший смерти невиновного, да еще сознающий это! Кто же о таком человеке скажет: «Он не виновен»?! А ведь властью, данной Пилату «свыше», он мог не только казнить, но и миловать, мог и должен был!!! отпустить невиновного. Тем самым представитель Рима так бы и остался менее грешным, чем те, кто привели к нему Иисуса Христа в надежде пресечь руками римского наместника жизнь Учителя. И Понтий Пилат выполнил волю иудейского народа.

Кто же скажет, что и народ иудейский был «не виновен» в своих будущих трагедиях, если он сам во всеуслышание, на все века прокричал: «Распни его!»? Он также осознавал, что говорит. И готов был платить за свою ненависть своими детьми, внуками и правнуками: «…весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших».[550]

Если бы народ в своих затаенных глубинах не был убийцей, он бы НЕ МОГ, не должен был ВЫБРАТЬ УБИЙЦУ. Но он выбрал. И тем самым обнажил свой истинный лик, свою скрытую сущность. Подобное притянуло подобное.

И потому в тот роковой день Христос оккультно становился не СПАСЕНИЕМ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, А ВОЗМЕЗДИЕМ.