Братья по крови

Наташа не верила, что Боря уехал надолго. Нет, он не мог ее бросить. Он — ее самый любимый и дорогой, единственный на всем белом свете. Потом очень неприятный разговор состоялся у нее с Бориной мамой, этой холодной строгой женщиной.　

— Боря уехал на пять лет в Англию. И понимаете, он вам все не мог сказать, но у него есть другая девушка, можно считать, его невеста. Вы, Наташа, не подумайте, я тоже не одобряла такое поведение сына. Но, к сожалению, большинство мужчин таковы. Забудьте его и не звоните больше.　

Каждое слово этой женщины больно ранило сердце.　

Встретилась мама Бори и с мамой Наташи. Даже деньги предложила, чтобы не искали ее сына, не навязывались, но мама Наташи с презрением отказалась. Не нужны ей ее деньги, и, вообще, пусть катится к себе вместе со своим сыночком! А вечером, дыша на дочь перегаром и обнимая ее в порыве пьяной материнской любви, говорила заплетающимся языком:　

— Наташенька, родненькая моя, все эти мужики — сволочи, кобелины вонючие. Говорила я тебе! Не слушала мать! А им, сама знаешь, что от нас, от баб, надо. Трахнугь — и к другой поскорее бежать, помоложе. Этот твой Боря тоже кот шелудивый с яйцами до земли. Да и вся их семейка зажравшаяся! Кто ты для них — шлюха! Нищенка из рабоче-крестьянской семьи. Без образования, без денег, без знакомств. Ясно? А если бы не дала ему в свое время, то была бы порядочной. Говорила тебе мать!..　

Мать было не остановить, ее несло. Наташа не могла слышать эти безжалостные и обжигающие своей правдой слова. Да, она бедная, без образования, да, она спала с ним. Но ведь они же любили друг друга, и Боря сам, первый поклялся ей в вечной преданности. Верить во всю эту мерзость и гадость не хотелось. Боря не такой. Никакой он не шелудивый кот с волочащимися до земли яйцами. Он хороший. Он ее любит, и он скоро вернется. И она дождется его. По-другому и быть не может. 　

Наташа сдавала выпускные экзамены в школе, когда обнаружила, что беременна. Сначала она подумала, что это какая-то физиологическая задержка в организме, но то, что она прочитала в медицинском справочнике в библиотеке,　ее не порадовало. Все признаки налицо. Она пошла к участковому врачу. Беременность восемь недель. Еще немного — и аборт уже будет поздно делать. Да и никто ей не будет делать аборт, она же несовершеннолетняя.　

Три ночи подряд Наташа мучилась бессонницей, думала, решала, что делать. Рожать или все-таки сделать аборт? Как жаль, что рядом нет Бори, не с кем посоветоваться. Да и как он воспримет этого ребенка? Вдруг решит, что не его. И она вновь отчетливо услышала истеричные выкрики матери — ты для них шлюха, потаскуха! Неужели он может не поверить ей, своей любимой! А если не поверит?..　

Она решила сделать аборт. Твердо решила. Матери говорить ничего не стала. Ее участковый врач-гинеколог покачала головой категорически и отказала в аборте, отправила к заведующему.　

Пожилой еврей невысокого роста, полненький, с лысеющей головой, внимательно смотрел на нее из-под толстых стекол своих очков и молча слушал ее сбивчивый рассказ. Он отнесся к ней по-доброму, с пониманием.　

— Да, девочка моя, не повезло тебе. И с мамой не посоветоваться, и молодого человека нет. Да, дела. Даже не знаю, что делать. Ведь ты же несовершеннолетняя, понимаешь? Ведь этого красавчика можно запросто за решетку упрятать. Совращение малолетних.　

— Что вы, доктор, ведь мы же любим друг друга!　

— Любим! А теперь что, тебе одной все это расхлебывать?　

— Помогите, прошу вас, — ее голос звучал по-детски, тихо и покорно.　

— Ладно, что-нибудь придумаем. Конечно, в таком возрасте рожать, да еще без отца! Лучше уж аборт. Да и ты вся такая красивая, цветущая, небось погулять еще хочется?　

Наташа, смущенно уставившись в пол, молчала.　

— Ладно, раздевайся, посмотрим тебя.　

Этот пожилой врач излучал какую-то добрую силу, уверенность. Она решила полностью отдаться в его власть…　

Аборт назначили через неделю, когда закончится последний экзамен в школе. Она принесла в поликлинику все, что велел доктор — полотенце, простыню, сорочку, тапочки.　

— Ну, как самочувствие, девочка моя? — спросил врач, когда Наташа прошла в его кабинет.　

— Ничего.

Народу уже не было, был конец рабочего дня. Сестра тоже ушла.　

— Ты понимаешь, девочка моя, подобные услуги не бесплатны.　

— Да, я знаю. Я готова с вами рассчитаться, я копила деньги. Сколько я вам должна?　

— Ладно уж. Откуда у тебя деньги? Я тебе так помогу. И вообще, всегда обращайся ко мне по любым вопросам.　

— Спасибо.　

— У меня знакомых много. Мы, гинекологи, всем нужны. Если надо, я тебя на хорошую работу устрою.　

— Спасибо, вы очень добры ко мне.　

— Ну, давай, раздевайся и проходи в соседнюю комнату.　

Наташа молча прошла за ширму, быстро разделась. Одела длинную сорочку, гольфы. В соседней комнате рядом с гинекологическим креслом за столиком колдовал доктор, готовил инструменты, лекарства.　

— Ты уже все? Забирайся смелее. Сейчас пойду дверь закрою, чтобы нам не мешали.　

Он на минуту вышел, было слышно, как щелкнул замок. Вернулся. Достал из кармана халата платок, вытер им вспотевшую лысину, улыбнулся:　

— Жарко-то как сегодня, да?　

— Да.　

— Расслабься, девочка моя, не волнуйся, все будет хорошо. Никакой боли не почувствуешь.　

Он все еще возился у своего медицинского столика с инструментами. А Наташа лежала, ждала — ноги расставлены широко в стороны, на специальных подставках, рубашка до живота задрана.　

— Да, твой молодой человек полный идиот! Как можно уезжать куда-то от такой красавицы? Какое тело, какие ноги, какая грация, просто загляденье! Ну вот, у меня все готово, — он подошел к ней со шприцем. — Это для улучшения твоего общего состояния, девочка моя, чтобы боли не чувствовать… Вот так, молодец, умница… Лежи, отдыхай.　

Он снова что-то взял. Наташа почувствовала, как какие-то ремешки крепко сдавили ее ноги, намертво приковав к подставкам, на которых лежали.　

— Вот так. И руки тоже надо, на всякий случай, мало ли, во время операции всякое бывает.　

Сейчас, скованная по рукам и ногам, Наташа чувствовала себя полностью беспомощной. Лекарство уже начало действовать, приятной дремой давя на веки, тело окутывала сонливость. И вдруг она почувствовала нечто странное и ужасное. Она резко открыла глаза, даже дернулась всем телом и увидела то, во что никак не могла поверить.　

— Не надо! Прошу вас!..　

— Расслабься, не волнуйся.　

— Отпустите меня!.. Я сейчас буду кричать!　

— Тебя никто не услышит. Да и здесь все кричат, вещь привычная. Но лучше не надо.　

— Отпустите меня!　

— Ты что, дорогая, забыла наш уговор? Это моя первая просьба. И не надо так дергаться, не надо, я дольше не кончу.　

Наташа бессильно опустилась, закрыла глаза, крупная слеза медленно скатилась по ее щеке.　

Мужчина, сладострастно шаря пальцами по ее обнаженному телу, насиловал ее. Он не торопился, экспериментировал — то замирал, сонно двигая бедрами со спущенными брюками, то вдруг работал словно разогнавшийся со всей скоростью курьерский поезд.　

Сейчас с этой молоденькой и такой хорошенькой девочкой, можно сказать почти девственницей, Марк Аронович получал истинное наслаждение. Особенно он испытывал неимоверный кайф, когда его жертва была скована ремнями и лишена всякой возможности сопротивляться.　

К своим сорока восьми годам он испробовал в сексе все, что можно. Там, в постели, почти уже ничего не нравилось. А вот здесь, в гинекологическом кресле, да еще с несовершеннолетней девочкой — это был божественный кайф! За такое и в тюрьму сесть не жалко. Но пока, слава Всевышнему, Бог миловал..　

Каждая жертва вела себя по-разному. Одни сначала возмущались, затем плакали и только в самой середине его забавной игры успокаивались и с закрытыми глазами терпели дальше, дожидаясь конца. Другие сразу же все понимали — дергаться и кричать бесполезно и молча, покорно принимали правила игры.　

Еще, помимо этих малолетних девочек, ему нравились чужие жены, но не старше двадцати пяти. По разным причинам супруги не хотят иметь первого ребенка. Ну что ж, Марк Аронович сделает все с обезболиванием и с любой задержкой. Только одно условие — супруг должен быть рядом, в коридоре, за стеной, ну и, конечно, деньги вперед.

Ему всегда нравилась реакция этих женщин, когда ее супруг тут, рядом, а она занимается сексом с другим…　

Такие эксперименты заведующий гинекологическим отделением проводил, конечно, не с каждой пациенткой. Выбирал ту, которая потом никому, разумеется кроме подруг, ничего не скажет. В психологии женщин за свои сорок восемь лет Марк Аронович научился разбираться. Мог отличить свою потенциальную жертву от той, с которой лучше не связываться. И этого своего железного правила Марк Аронович всегда точно придерживался.　

Наташу он отнес к той категории пациенток, опасность связи с которой можно было расценить как пятьдесят на пятьдесят. Малолетка, из неблагополучной семьи, жених исчез. А с другой стороны, в ее глазах было столько силы и уверенности в себе, что такая могла потом запросто отомстить. Но ее девичья красота и очарование полностью покорили Марка Ароновича, напрочь отключив все тормозные центры. Он готов был пойти на все, лишь бы овладеть ею.　

После аборта Наташа долго лежала в его кабинете, отходила от наркоза. Доктор снова преобразился, снова стал добрым, заботливым, ласковым.　

— Как самочувствие, девочка моя, на, попей соку. Как температура? — его рука заботливо, по-отечески гладила ее лоб, волосы.　

А может, это ей все причудилось, может, он ничего этого и не делал перед абортом? Сейчас его просто не узнать, словно папа родной. Вот мразь, сволочь! В ее девичьей груди клокотала и рвалась наружу ничем не сдерживаемая ненависть.　

— Отдохни, моя хорошая, отдохни. Я тебя потом до дома на машине отвезу. А хочешь, на дачу ко мне поехали, недельку поживешь, отдохнешь, сил наберешься?　

— Нет, только домой.　

Ее голос прозвучал глухо и жестко, и Марк Аронович понял, что спорить сейчас с ней бесполезно. Все иллюзии и мечты этой девочки разбились, мир перевернулся. И Марк Аронович прекрасно понимал ее. Понимал, жалел, но сделать с собой ничего не мог. Себя ему не переделать.　

— У тебя такое красивое тело, такое чудное личико, такие волосы! Ты бы могла большие деньги зарабатывать. Любой мужик за тебя, знаешь бы, сколько дал! У меня есть один знакомый, могу устроить. Королевой станешь.　

Вот, значит, какая у него работа для нее. Вот, значит, что он хотел ей предложить, старый, вонючий козел. Скотина, мерзкая тварь!　

Она заплакала.　

— Ну что ты, девочка моя, успокойся, на, попей лимонадику. Все будет хорошо, не беспокойся. Обращайся ко мне по любому поводу, я тебе всегда помогу, денег, если надо, дам. Ты мне, как дочь родная.　

— Родных дочерей вот так не трахают и в проститутки не зовут! — сквозь слезы, с болью произнесла Наташа.　

— Ну-ну, успокойся. Зачем ты так? Ведь я к тебе с любовью, по отечески, а ты…　

Прошел месяц, другой. Наташа пошла учиться на курсы портних. Все ее планы, которые они строили с Борей по поводу института, провалились. Какой институт, если деньги зарабатывать надо! Да и когда он сам вернется? Если бы он знал, как ей тяжело без него! Что ей пришлось пережить. Про аборт и мерзавца-врача она решила ему ничего не говорить. Обратно ничего не вернешь, а любимого человека зачем травмировать.　

Единственная ниточка, которая как-то связывала ее с Борей, — это старый институтский товарищ. Он иногда звонил Бориным родителям, спрашивал, как там поживает его друг в далеком Лондоне. Других контактов у Наташи не было. Однажды этот молодой человек пригласил Наташу в ресторан.　

— Давай сходим, поужинаем вместе.　

— Зачем?　

Молодой человек смутился:　

— Ну, как зачем… Ну, пообщаемся, потанцуем, что ты одна киснешь?　

— Да? А как же твой друг? Или ты ему об этом говорить не собираешься?　

— Нет, но… Просто ты мне нравишься… Ты такая красивая. А у Бори наверняка там есть девчонка, его мать прямо об этом говорит.　

— Никого у него нет. Он любит меня, а я его. И ни с кем другим я не буду, так что извини, если не оправдала твоих ожиданий.　

— Да нет, что ты, Наташ! Ты меня извини. Я просто… Это самое… Ну ладно, я пойду.　

Смущенный молодой человек с чувством неловкости удалился. А Наташа уже в который раз со вздохом подумала: «Эх вы, мужики, где же ваша хваленая дружба!»

Незаметно прошел год. Наташа честно ждала Борю и верила ему. Закончила курсы портних, пошла работать в пошивочное ателье, расположенное совсем рядом с домом.　

Телефонный звонок в ее квартире раздался неожиданно. Он сразу чем-то насторожил ее, выделяясь из тясячи других. Предчувствие не обмануло, звонил тот самый Борин друг. Боря вернулся из Лондона, и не один… с женой. Сердце у Наташи замерло. Нет, она не верит в это, хотя на душе уже тревожно заныло. Если приехал, то почему сразу не позвонил ей?..　

В тот же вечер она побежала к нему, но у самого подъезда вдруг резко остановилась. А если это правда? Она села у соседней парадной на лавочке и стала ждать. Она увидит его здесь, на улице, без родителей и обо всем лично спросит. Обманывать ее он не будет.　

Она просидела почти до часу ночи, но так никого и не дождалась. На следующий день она не пошла на работу, снова помчалась к Бориному дому.　

Он вышел из парадной не один. Под руку с темноволосой молодой женщиной, явно беременной. Наташа хотела подняться, подойти к ним, но силы оставили ее. Она сидела, глядя, как они удаляются от нее в другую сторону, а по щекам безостановочно катились слезы. Это было выше ее сил, она уткнулась лицом в ладони и, уже не сдерживая себя, заплакала навзрыд.　

В этот день для Наташи прежний мир перестал существовать. Ее мать права — все мужики кобели и сволочи. Что Боря, что этот хренов гинеколог, — все одинаковы. Теперь ей стало ясно, почему он так долго был в Англии и даже ничего не сообщил о себе. Кобелина! Если жену обрюхатил, значит, уже давно…　

Наташе стало больно, очень больно. Ее хрупкая девичья душа, не привыкшая к таким испытаниям, разламывалась от боли. Жить не хотелось. Она пролежала дома неделю. Почти ничего не ела, не умывалась, целыми днями лежала в постели и смотрела в потолок.　

С того дня все без исключения мужчины стали для Наташи врагами. Нужно было время, чтобы залечить эту глубоко кровоточащую рану. Она погибала от горя и отчаяния.　

В понедельник утром она все-таки заставила себя встать, умыться, одеться. Потом через силу выпила чай с булкой и принялась наводить марафет. Волосы укладывать было не　надо, только аккуратно расчесать — они волнами красиво ложились на плечи и грудь. Нарумяниться надо — слишком бледная, ресницы подкрасить, чтобы еще длиннее казались, глаза подвести, губную помаду наложить. Вот, теперь порядок. Она удовлетворенно посмотрела на себя в зеркало. В чем-то мальчишки действительно правы — вылитая Анжелика.　

Когда она шла в районную поликлинику, она уже приняла решение и знала, что от него не отступит. Она будет мстить им всем, всему миру. Они еще прольют из-за нее много слез. Они — это мужчины. Она получит от жизни все — деньги, власть, связи! Все! И они, эти мерзкие жалкие твари, будут ползать у ее ног и жалобно скулить. Она будет повелевать ими, вить из них веревки и дурачить. Конечно, ей надо получить образование, чтобы хоть на шаг приблизиться к этому надутому великосветскому обществу, вроде Бориной семейки. Ничего, получит, она упорная.　

А сейчас ей необходимы деньги и нужные знакомства. Ей надо, чтобы она выглядела богато, модно, красиво. Красотой ее Бог не обидел, значит, всего остального она добьется сама. И ничья помощь ей не нужна. Свое собственное счастье она вырвет у судьбы сама, своими собственными руками. В этом она ни на секунду не сомневалась.　

Марк Аронович опешил, когда увидел ее. Она заняла очередь и через час вошла к нему в кабинет.　

— Это ты… вы…　

Марк Аронович был потрясен ее красотой и свежестью, как и самим ее появлением. Тогда, почти год назад, она приходила к нему в обычном платье, ненакрашенная, взволнованная и подавленная свалившейся на нее женской проблемой. Теперь это была настоящая королева красоты, хоть сейчас на конкурс посылай. Просто умом тронуться можно, какая красавица.　

Марк Аронович бормотал что-то невнятное и невольно любовался ею. Медсестра недовольно смотрела то на эту смазливую девчонку в нарядном платье, то на своего патрона. Что он, в самом деле, совсем голову потерял, старый дурак?!　

Марк Аронович действительно потерял голову. В свои сорок восемь лет он никак не чувствовал себя на этот возраст. Все его ровесники-приятели жалуются на какие-то хвори, боли в пояснице. Он ни на что не жалуется, ему бы какую-нибудь девочку, да помоложе. С потенцией у него тоже все нормально, еще тридцатилетнему может дать фору!　

— Проходите, садитесь, вас что-то беспокоит?　

— Нет, доктор, я хотела поговорить с вами, вы в свое время мне сказали…　

— А, да-да, помню. Сейчас, одну минуту. Галенька, — Марк Аронович обратил к сестре очень строгий взгляд, стекла очков заиграли в отражении ламп дневного света (Галя сегодня, как всегда, опоздала на работу, и заведующий устроил ей хорошую выволочку) — на сегодня у меня прием окончен.　

— Но, Марк Аронович, а как же больные?　

— Скажи, пусть Маркова их примет. Все, иди.　

Сестра поджала губы, и, ничего не сказав, удалилась. Наташа, довольная собой, спокойно наблюдала эту сцену — один старый козел уже у нее в руках.　

— Я рад, что ты пришла ко мне, девочка моя, я действительно искренне рад. Хотел сам к тебе зайти, но неудобно было. После того раза… Да, нехорошо получилось.　

Он говорил много, оживленно.　

— Что нехорошо? Вам разве со мной не понравилось?　

Марк Аронович уставился на посетительницу своими маслеными жадными глазами.　

— Что не понравилось? Ах это, — он смутился, — нет, что ты! Наоборот. Я просто с ума сошел, со мной такое впервые. Ты не подумай ничего плохого, девочка моя. Просто я не удержался, ты пленила меня, ты очаровала меня, я плохо понимал, что делаю. Хочешь, я женюсь на тебе?　

— Что?　

Марк Аронович на миг сам обалдел от того, что ляпнул.　

— Я… э-э… понимаешь, я не просто в тебя влюбился, я…　

— Вы разве не женаты?　

— Нет, но… мы могли бы быть вместе.　

— Я признаю только официальные отношения, и я бы охотно вышла за вас замуж.　

Марк Аронович чувствовал себя сейчас полным идиотом. Эта девчонка вскружила ему голову. Почему-то сейчас ему в мельчайших подробностях вспомнилось, как тогда, в кресле, он занимался с ней любовью. Неповторимое ощущение. И как ему хочется ее снова! Еще сильнее, еще больше закипает в груди, да и в штанах тоже, — страсть, желание! Он хочет ее, он безумно хочет ее!　

— Так вы готовы развестись ради меня?　

— …Готов, — сдавленным голосом прохрипел доктор.　

— Тогда разводитесь, я буду ждать. Мне тогда тоже с вами очень понравилось. Вы мой тип мужчины, я тоже в вас влюбилась.　

Его рука потянулась к ее ноге, жадно сдавила нежную девичью ножку.　

— Не надо, не здесь.　

— Почему, дорогая моя… Наташенька, я хочу тебя!　

— Нет, только у вас дома и в спальне. И только после свадьбы.　

— Жестокая, зачем ты так мучаешь меня?　

Наташа. весело рассмеялась:　

— Я разве вас мучаю? Не хотите — не женитесь, я не навязываюсь. Но секс у нас будет только после штампа в паспорте.　

— Но… Я не смогу сейчас так быстро развестись.　

— Ничего, я подожду. И мы оба потерпим, от этого, говорят, только крепнут чувства.　

Он понимал, что она издевается над ним. Ни хрена она его не любит и не пойдет за него замуж. Ну, поругалась со своим любимым, помирится или другого найдет. Уж с ее-то красотой у этой девчонки проблем с женихами не будет.　

— Ты напрасно так. Я понимаю, что старый дурак. Но действительно без ума от тебя. Хочешь какое-то время пожить у меня на даче, жена туда не ездит.　

— А потом меня выкинут оттуда, как собачонку, за ненадобностью?　

— Никто тебя не выкинет. Я потом сниму квартиру, буду дарить тебе подарки. Все, что ты захочешь. Что ты хочешь?　

— Я много чего хочу.　

— Я все для тебя сделаю. Я научу тебя водить машину. Хочешь ездить на машине?　

— Нет.　

— А что ты хочешь?　

— Я хочу спать за деньги!　

Она сказала это так жестко и зло, что Марк Аронович от удивления открыл рот;　

— Не это ли вы предлагали мне в свое время?　

— Да, но…

— Тогда я не была такой красивой? Ничего, сейчас я, наверное, еще дороже стою, как вы считаете?　

— Наташенька, я сниму квартиру, у тебя будет все, поверь мне.　

— Извините, но вы для меня старенький. Вам это будет очень дорого стоить.　

— Сколько? — он облизнул пересохшие губы, тяжело вздохнул.　

— Не знаю, но дорого, — с той же жесткостью ответила она.　

— На, вот, — он лихорадочно вытряхнул содержимое бумажника, отсчитал совсем новеньких пять червонцев. — Вот, на, пятьдесят рублей!　

— Нет. Это мало.　

Она отталкивала его жадные, липкие от похоти руки и уже жалела, что сказала ему про деньги. Она никак не ожидала от него такой прыти…　

— Сколько же ты хочешь?　

— Триста рублей…　

Эта сумма казалась ей фантастической, уж она-то охладит его пыл.　

— Хорошо, триста так триста. Так, сто сорок… сто шестьдесят… сто шестьдесят пять…　

Он лихорадочно пересчитывал деньги. Трех сотен у него явно не было, Наташа с облегчением вздохнула. Но рано. Доктор быстро разделил деньги, протянул ей одну часть.　

— Здесь сто, и вот тебе этот перстень, он уж больше чем на двести потянет…　

Марк Аронович лихорадочно сорвал с пальца золотую печатку, сунул ее прямо на колени девушке.　

— Нет, я не хочу… я не буду… не надо…　

— Дорогая, ты сама назвала цену, отказываться уже поздно… ну, пожалуйста, Наташенька, прошу тебя!　

Давно он так никого не упрашивал и никого так сильно не хотел. Его лысина блестела от пота. Это девичье тело и вожделение сводили его с ума.　

— Наташенька!.. Прелесть моя!..　

Его руки уже стащили с нее платье, долго расстегивали бюстгальтер, потянули вверх нижнюю сорочку. Он очень торопился. А она все еще сопротивлялась этим грубым и настырным рукам. Но сопротивлялась вяло, с чувством обреченности. Понимала, что все бесполезно. Прошлый раз она была скована ремнями и безвыходной ситуацией, на　этот раз ей заплатили. А как он был противен ей, как гнусно смотрелась его постная физиономия доброго отца семейства! И вот ей снова предстоит испытать те же самые муки, что и в первый раз. А его пальцы уже стаскивали с нее трусики, затем медленно, упиваясь собственной властью, зашарили по всему телу…　

Жена Марка Ароновича в молодости была красавицей. Высокая еврейка с очень холодным, умным и красивым лицом. Они учились вместе в медицинском. Почти половина мальчишек их курса были влюблены в нее. Но она была высокомерна и недоступна и лишь снисходительно принимала ухаживания мальчиков со старших курсов.　

Марк тоже бредил ею по ночам и не знал, что это холодное лицо с длинными, утонченными чертами просто преображается в постели. Она любила мужчин, а еще больше любила секс. В отличие от многих своих подруг, она не признавала долгих прелюдий и вздохов под луной, ей жутко хотелось сразу же в постель. И как можно больше секса, желательно с разными партнерами.　

Но ничего этого в те далекие годы Марк еще не знал. Об изменах жены он узнал случайно, от своего близкого товарища. Оказывается, она переспала почти со всеми его друзьями. Состоялся тяжелый разговор, затем последовала бурная сцена. Она опозорила его, как ей не стыдно! А еще из порядочной семьи! Врач! Да какой она врач — шлюха! Потаскуха! Проститутка!　

Она дала ему пощечину и сообщила, что разводится с ним. В ярости он не только согласился на развод, но и стал кричать, что видеть ее больше не желает. В бешенстве все вспыльчивые мужчины одинаковы, а когда остынут, совсем по-другому оценивают и происходящие события, и свое поведение.　

На следующий день после скандала Марк тоже остыл, подумал и понял, что любит ее, что жить без нее не сможет. Да, ее измены унизили его, раздавили, но он ничего не мог с собой поделать. Он не хотел с ней разводиться. Теперь уже он выслушивал от нее унизительные оскорбления, просил прощения и молил остаться, не уходить.　

Она не ушла. Но и гулять не перестала. Она была из породы тех женщин, которым всегда мало мужчин и мало секса. Ее тело и душа требовали все новых и новых ощущений.　

Марк порвал со всеми друзьями и приятелями, которые переспали с ней. Очень холодно и недружелюбно относился он ко всем ее знакомым мужчинам. Понимал, внутренне они посмеиваются над ним, потому что спят с его женой. Это был замкнутый круг, который он был не в силах разорвать.　

Сам он долгое время ей не изменял. Наоборот, покорно, с философским стоицизмом терпел ее измены, которые она от него не скрывала.　

Правда, с годами она поостыла, чаще стала бывать дома, проводить время с детьми. Стареющие женщины уже не пользуются таким спросом. Но в постели по-прежнему верховодила она. Только она решала — где, когда и как. С его мнением она не считалась и очень часто с улыбкой наказывала его, отлучая от своего тела. Этим изобретением она была очень довольна.　

Однажды, во время одного из таких наказаний, в голову Марка Ароновича и взбрела дикая мысль — поиметь одну из своих пациенток прямо в кресле. Он предусмотрительно привязал ее на случай сопротивления. Но она и не думала сопротивляться, только для приличия дула губки и делала круглые удивленные глаза. Марку Ароновичу понравилось. Особенно когда он делал с ней, что хотел, а она была полностью в его власти. Это был принципиально новый секс и новый этап в жизни Марка Ароновича. Правда, начался он слишком поздно — в сорок пять лет.　

Как-то, совсем случайно, через одну очень аппетитную пациентку он познакомился с Романом. Средних лет мужчина, с тонким женообразным голосом, очень манерный и с явно педерастическими наклонностями. Роман предложил Марку Ароновичу время от времени осматривать его девочек-проституток и поставлять ему новых. Деньги сулил немалые. Марк Аронович попробовал, и дело пошло. Уговаривать и вербовать смазливых девчонок с неустойчивой психикой он умел. Главное, побольше наговорить им о сладкой жизни, о дорогих автомобилях, ресторанах, о богатых галантных мужчинах и красивых иностранных шмотках. Соглашайся на предложение Марка Ароновича, поторгуй немного своим телом и ты будешь хозяйкой жизни, и все будет прекрасно. И девочки соглашались. Марк Аронович исправно получал от Ромы за каждую когда триста,　когда пятьсот рублей, и только девочки не всегда оставались довольны. Но было уже поздно, новая работа затягивала, а сутенер Рома не отпускал, предусмотрительно придерживая часть заработка юной проститутки у себя.　

— Когда год отработаешь, отдам, как и договаривались. И не волнуйся, козочка, у меня твои денежки, как в банке, никуда не денутся.　

Когда проходил год, Рома месяца три тянул с выплатой, потом отдавал.　

— Ну что, все о’кей?!　

— Не совсем, Ромочка, а за эти три месяца?　

— Козочка, но это же второй год пошел! За первый, как и обещал, а за второй надо до конца отработать. Ну как, подписываешься еще на годик?　

— Ладно уж, хорошо.　

— Ну и умница.　

Терять часть заработка за три месяца не хотелось. Правда, можно было уйти в свободное плавание, путанить в одиночку. Но в их бизнесе это опасно. Дело это организованное. Сутенеры одиночек не любят, бьют их, гонят со всех ресторанно-развлекательных территорий. Хочешь в одиночку промышлять — иди на вокзал, продавайся за три рубля возле мужского туалета. Но за три рубля продаваться никому не хотелось.　

За Наташу Марк Аронович попросил у Ромы тысячу рублей.　

— Ты чего, Ароныч, совсем съехал?　

— Ты когда ее увидишь, по-другому запоешь.　

— Что я, телок в своей жизни мало видел! Не одна сотня через меня прошла.　

— Эта особенная.　

— Чем же?　

— Она сказочно красива.　

— Подумаешь. Клиент сейчас не за красоту платит, а за профессионализм.　

— Она еще непомятый цветок. Она для самых богатых. Соглашайся, Роман, не пожалеешь.　

— Ладно, давай посмотрим на твой немятый цветок, сам ее, небось, измял до невозможности.　

Сначала у Марка Ароновича были на нее другие виды. Свои собственные. Поселить на даче, а потом снять для нее квартирку. Задарить колготками, трусиками, часиками. Эта девочка действительно сводила его с ума. Но к великому удивлению Марка Ароновича, когда он вовсю насладился ее юным телом во второй раз, Наташа по-деловому, словно между ними только что ничего и не было, спросила:　

— Теперь, когда вы получили от меня то, что хотели, вы познакомите меня с вашим человеком?　

— С каким человеком?.. А-а, с этим, но, Наташенька, милая, зачем тебе это надо? Проституция не для тебя, я возьму тебя на содержание, глупенькая, у тебя все будет.　

— Триста рублей за каждый раз и перстни я больше не принимаю. — Она говорила жестко и требовательно.　

— Но, Наташенька…　

— Тогда, прощайте.　

— Подожди… Хорошо, я познакомлю тебя.　

Другого варианта у Марка Ароновича не было, иначе он потеряет ее навсегда. Он это чувствовал. А так, хоть тысячу заработает, да и поиметь ее по дешевке сможет, уж в цене-то она ему потом уступит. Как-никак, постоянный клиент. Единственное, что смущало Марка Ароновича, с проститутками он никогда дела не имел — брезговал. Да и презервативом не любил пользоваться…　

Роман сразу же разглядел в Наташе выгодную козочку. Но восхищения своего не выказал, спросил с равнодушным видом:　

— Условия мои знаешь? Полтинник с клиента и половина моя.　

— Не пойдет.　

— Что? — Роман искренне удивился, с ним еще новенькие и неопытные никогда не торговались, своих условий не ставили.　

— Я говорю, меня это не устраивает.　

— Мало? Четвертной за ночь?!　

— Да, мало!　

— Девочка, не забывай, я клиента ищу, я бабки страхую, а твое дело только ножки раздвигать да вовремя ахать!　

— Меня это не устраивает, — снова жестко повторила Наташа.　

— Что же тебя устраивает? — ехидно спросил Рома, но Марк Аронович видел, как тот занервничал, суетливо забарабанил пальцами по своему подбородку. Боится упустить выгодную козочку, уж что-что, а цену бабам Рома знает, на этот товар глаз у него набит.　

— Столик в ресторане, семьдесят пять рэ за ночь, четвертной твой, — невозмутимо ответила Наташа.　

Рома удивленно поднял брови, перестал барабанить пальцами по подбородку.　

— И еще, если мужик мне не понравится, я с ним не буду.　

Последняя точка над «и» была поставлена, даже Марк Аронович с восхищением смотрел на эту девочку. А она ничего, умеет за себя постоять.　

— Если вас мои условия не устраивают, тогда прощайте.　

Она хотела уже встать, но Рома, забыв напрочь о всякой тактике ведения переговоров, повысив свой тонких голос почти до крика, поспешно капитулировал:　

— Подожди… Я согласен.　

С того дня жизнь Наташи резко изменилась. Клиентов было много, лица даже не запоминались. Директора магазинов, официанты, работники овощных баз, разномастные начальники. Мужчины были разные, одни с шиком делали заказ официанту, другие скрупулезно выбирали то, что подешевле. Жадных она не любила и очень колко, задевая их мужское достоинство, подшучивала потом над ними в постели:　

— Ух ты, какой худенький, я вообще-то люблю полных, крепких. Ну-ка, а какой он там у тебя? У, какой маленький. Я люблю большие.　

В такие минуты клиент хотел поскорее сделать свое дело и уйти. Недовольный Рома выговаривал ей, но она осаживала своего сутенера: «Жадюг не люблю!» — и говорить ей дальше что-либо было бесполезно.　

Появились у нее и постоянные клиенты. Случалось, что двое и даже трое хотели с ней встретиться в один и тот же вечер. Рома улыбался, извинялся, что-то невнятно лепетал. Но некоторые клиенты были особенно настырны.　

— Ладно, парень, ты мне мозги не полощи, я тебе двойной счетчик заплачу, но я сегодня хочу Наташу. У меня предки на два дня смотались, ты понял? Давай ее сюда!　

С некоторыми клиентами ругаться было опасно, а отказывать и тем более. Придется отказать тому, с кем уже договорились. Ничего не попишешь, в каждом бизнесе свои издержки производства. А эта козочка действительно ценной оказалась, вон как рвут ее на части!　

Роман давно уже продавал ее дороже, не меньше сотни. Делились в тех же пропорциях, что и раньше — ей шестьдесят пять, ему тридцать пять. Одевалась она теперь ярко, во все самое модное, дорогое. На улице женщины завидовали, глядя на ее наряды, а мужики головы сворачивали. Но подходить знакомиться боялись, сразу видно, что девочка высокого полета.　

Сегодня ее перебил у клиента молодой парень — Миша. Молодой, да шустрый — с деньгами и положением. Крутой. Такому лучше не отказывать. Бывший борец — высокий, крепкий; и ребята рядом с ним всегда такие же. Башку открутят — не заметишь. Миша вращался среди богатых людей, охранял их, оказывал другие услуги, тоже связанные с его большими кулаками. Наташу он заказывал в пятый раз, это за два-то месяца ее работы у Ромы.　

— В какой кабак поедем? — с шиком распахивая перед девушкой дверцу своего новенького «Жигуленка», спросил Миша.　

Наташа пожала плечами. Сегодня она была особенно красива и привлекательна.　

— Миш, я сегодня что-то устала, поехали сразу к тебе.　

— А что так? — надулся здоровяк. — Я хотел с тобой потанцевать, попрыгать.　

— Поехали к тебе.　

— Ну, как скажешь, Натуля, — он бесцеремонно по- хозяйски облапал ее ноги. — Ну и впердюлю же я тебе сегодня между ними — закачаешься!　

Миша был грубый и хамоватый парень, но добрый. Всегда оставлял Наташе на чай — то десять, то пятнадцать рублей. В ресторане каждый раз пытался ее закормить, чуть ли не насильно заказывал ей блюда.　

Когда он увидел Наташу впервые, он прямо остолбенел. Со свойственной ему простотой сразу же после первой ночи заявил:　

— Слушай, подруга, я от тебя балдею! У тебя такие ножки! Ладно, в общем так, ты это дело бросай, я на тебе женюсь. Нет, не улыбайся, я серьезно, я такой.　

Он действительно говорил серьезно, но только Наташе до этого не было никакого дела. Замуж она не собиралась, а предложений руки и сердца выслушала за эти два месяца предостаточно.　

Над предложением Миши она обещала подумать.　

— А чего думать? — кипятился бывший борец. — Я сказал, выйдешь за меня, и точка!　

— Но у меня договор с Ромой, как же он?　

— В задницу его, твоего Рому, сегодня же морду этой сволочи набью. Продает мою невесту, скотина!　

— Но у него есть ребята, и очень сильные.　

— Что?! Да я, да я их… — еще больше распалялся Миша, и кулаки его устрашающе сжимались, грузное, уже начинающее обрастать жирком тело играло мышцами.　

Наташа не знала, как избавиться от этого назойливого и ужасно приставучего парня. Пятый раз ее уже заказывает, и терпение его, похоже, лопается.　

— Миш, давай годик еще подождем, может, ты передумаешь.　

— Что?! Годик! Да за этот годик тебя полгорода во все дырки перетрахает. Нет уж, подвиньтесь, такая ты мне будешь не нужна.　

Простота и откровенная наивность этого парня смешили Наташу, она еще больше подливала масла в огонь.　

— Ну что ты, Мишенька, ну какие полгорода! Ты у меня всего второй клиент, и за этот месяц я больше ни с кем. Мне только с тобой хорошо, в постели ты просто чудо. Сильнее тебя и мужика-то не существует, у тебя, наверное, столько женщин!　

— Да уж хватает. Вешаются. Но я только тебя трахать хочу.　

— Так в чем же дело, Мишенька, давай и будем трахаться, а зачем жениться?　

— Ладно, подумаем. Но ты это дело брось, с проституткой. Я… это самое… не хочу, да и кто узнает, такая стыдуха.　

— А ты никому не говори, тогда никто и не узнает.　

— Ладно. А с Ромой завтра же разберемся, он тебя сам видеть не захочет, обещаю.　

— А как же я жить буду?　

Наташа говорила ласково, нежно.　

— Я тебе деньги давать буду.　

— У тебя столько не хватит.　

— Ничего, хватит, я мужик фартовый. Знаешь, какой у меня шеф крутой! Георгий Анастасьевич любому шею свернет! Кстати, я хотел пригласить тебя на вечеринку. Хочу тебя с ним познакомить, только ты подружку какую- нибудь возьми.　

Миша любил показывать Наташу своим друзьям-приятелям. Пусть завидуют. И те действительно восхищенно цокали языками:

— Да, Мишка, ну ты и бабу отхватил! Смотри, украдут.　

— Только не у меня.　

Мишке нравилось, что приятели ему откровенно завидуют. Главное, чтобы они не узнали, чем она занимается. Да и какая она проститутка! Подумаешь, один мужик до него и был, у других не меньше десятка перебывало, и ничего — женятся. И с детьми берут, да еще таких страшных, что и по пьяни смотреть не хочется. А она у него просто обалденная телка! На ее ножки один разок глянешь, и в штанах сразу что-то зашевелится.　

— Ну как, найдешь подружку?　

— Постараюсь.　

— Шеф тоже хочет на тебя взглянуть. Пацаны на работе все уши ему прожужжали. А у него, знаешь, какие любовницы, увидишь — закачаешься! Ну, давай, Натуля, раздевайся.　

Они только что переступили порог его квартиры.　

— Может, для начала чаем угостишь?　

— Нет, в койку, у меня штаны сами расстегиваются.　

— Хорошо, дай халат, я пойду в душ.　

— Какой душ, Натуля, я тебя так хочу, без всякого душа!　

И он сгреб ее в охапку и стал стаскивать одежду. Она все еще пыталась сопротивляться, хотелось все-таки перед постелью принять душ. Но Миша был неумолим и со смешком на губах говорил:　

— За все уплачено, Натуля!.. Ух ты, какие сиськи, какой животик!　

Он, еще не успев скинуть даже ботинки, опустился перед ней на колени и стал целовать ее, второй рукой поспешно расстегивая свои брюки…　

Когда они кончили заниматься любовью и Миша, удовлетворенный, блаженно отвалился в сторону, словно клещ, напившийся крови, Наташа хотела встать, пойти в ванную.　

— Полежи со мной.　

Она послушно опустилась, закрылась одеялом.　

— Не надо.　

Он стащил с нее одеяло.　

— Мне так приятно на тебя смотреть, я просто кончаю от одного твоего вида.　

Она заложила руки за голову, улыбнулась, выставив ему напоказ свое обнаженное тело.　

Какие странные все-таки эти мужики. Уж, кажется, получил все, и все равно надо еще поглядеть, продлить удовольствие. До чего же они все одинаково глупы и примитивны. Нет, Боря все-таки был не таким.　

Каждый раз, когда она отдавалась чужому, незнакомому мужчине, она вспоминала Борю. Она мысленно мстила ему. За предательство, за их поруганную любовь…　

— Ну, так как насчет завтра? — вывел ее из задумчивости вопрос Миши.　

— Что завтра?　

— Ну как, ты что, забыла? Завтра у шефа вечеринка.　

— А-а. Но я, наверное, не смогу.　

— Ты что, Натуля, я уже обещал. Уж ради меня постарайся.　

— Да и Рома меня не отпустит.　

— Тьфу ты! — Миша яростно сплюнул. — Он тебя уже отпустил. И все, забудь о нем, он больше для тебя не существует.　

Наташа долго молчала, думала. Сейчас она снова вспомнила о Боре, аборте, Марке Ароновиче. Этот мерзкий докторишка так низко надругался над ней. Особенно тогда, в первый раз, в кресле. Совсем недавно он снова хотел ее, но она наотрез отказалась, и Роман по поводу этого уже высказывал свое недовольство.　

— Пойми, козочка, он очень нужный для нас клиент. Он гинеколог, понимаешь? Гинеколог!　

— Не поеду.　

— Я даже от своей доли отказываюсь, возьмешь с него всю капусту себе.　

— Нет! — твердо ответила она. — Я с этим старым козлом не буду, ни за какие деньги! Он мне противен.　

— Ну, козочка, ты забываешь, кто ты. Так дальше дело не пойдет. Тебя клиент выбирает, а твое дело обслуживать его по полной программе.　

— Мы с тобой, Рома, договаривались.　

— Мало ли…　

— Ты хочешь сказать, что…　

— Да, черт побери, да! Будешь спать со всеми, в том числе и с Аронычем. Будешь! Иначе мои ребятки приедут и тебя по кругу пустят, за бесплатно. Да и личико могут слегка подпортить, поняла? А больничный у нас не оплачивается.　

— Я поняла тебя, Ромочка, я подумаю.

В ней все кипело. Лишний раз она убедилась в лживости мужских обещаний. И этот толстый старый еврей прекрасно знал, кому и куда ее подсовывает. Нет, не будет по-ихнему, они еще о нее зубы сломают!　

В том, что она сегодня была не с Аронычем, заслуга Миши. Ароныч заказал ее раньше, Рома сам ей об этом сказал. Но все-таки отдал ее Мише. Значит, действительно боится его.　

— Ну, так как, Натуль? — нетерпеливо спросил здоровяк, прервав ее затянувшееся молчание.　

— Хорошо, я приду.　

— С подружкой?　

— Найду кого-нибудь.　

— Ты у меня обалденная баба! — радостно выкрикнул Миша и, грубо обняв ее за шею, притиснул к себе, поцеловал в щеку.　

— Но у меня к тебе тоже будет просьба.　

— Любая, Натуля. Чего хочешь!　

— Тем более она по твоей части. Надо одному человеку морду набить.　

— О, это с удовольствием. Это я люблю, — оживился Миша и даже привстал с постели. — А кому? Что натворил?　

— Да понимаешь, Миш, есть тут один старый еврей, гинеколог, помогает в чем-то Роме. Так вот этот самый еврей все меня домогается. А после тебя я с ним не могу, понимаешь? А у него просто чешется, свербит в одном месте. Да и Рома постоянно напрягает. Вот и сегодня — если бы не ты, даже не знаю, как бы от него спасаться стала.　

— Вот, сучара! — глаза Миши угрожающе налились кровью. — Этот пидор мне говорил, что ты сегодня занята, значит, этот самый гинеколог?! Ну ничего, он у меня квалификацию быстро потеряет! Давай его адрес.　

Она назвала ему номер поликлиники. Миша быстро вскочил с постели, полистал справочник, нашел нужную страницу, схватил телефон:　

— Алло, это двадцать седьмая поликлиника? Девушка, скажи, а когда завгинекологией Марк Аронович принимает, а то моя жена… да! Понял… Ага, спасибоньки, — Миша бросил на рычаг трубку и быстро стал одеваться. Лицо его радостно светилось. — У него сегодня вечерний прием, через полчаса заканчивается.　

— Ты куда? Слушай, да зачем так срочно!　

— Куй железо, как сказал классик.　

— А как же я, одна, здесь?　

— Жди меня. Сегодня ночью мы обтрахаемся до потери пульса.　

— Но Миша…　

Договорить она не успела, он уже выскочил из квартиры, шумно хлопнув дверью.　

Марк Аронович возвращался домой. Настроение неважное, подпорченное. Он даже не заметил, что за ним почти вплотную приклеилась до самого дома белая «тройка»-«Жигули». Марк Аронович думал о Роме и его звонке. Опять отказ, опять какой-то важный клиент у Наташи. Кто-то якобы из Главздравотдела. Наверное, как всегда, врет, собака.　

Марк Аронович уже зашел в свою парадную, как сзади услышал чей-то голос:　

— Мужик, подожди, не спеши!　

Марк Аронович успел заметить только высокую полную мужскую фигуру, надвигающуюся на него, словно туча. В следующий миг он получил мощный удар в челюсть. Портфель вылетел из рук, а сам он беспомощно рухнул прямо на ступеньки. Он хотел закричать, но ботинок незнакомца уже врезался ему в скулу, затем в пах, снова в лицо, снова в пах.　

Пока Марк Аронович еще не потерял сознание, он почувствовал, что челюсть сломана, половины зубов нет, а между ног такая жуткая боль, словно все его мужское хозяйство расплющилось. А ботинок незнакомца уже безжалостно бил по ребрам, ломая их, по голове и снова между ног.　

— …Бля!.. Я тебе покажу!.. Кого закадрить захотел, сука!　

Но Марк Аронович уже не слышал этих ругательств, сознание покинуло его, а боль закрыла все вокруг темным покрывалом.　

Георгий Анастасьевич отмечал какой-то юбилей в своей торговой деятельности. Наташа сразу поняла, что он человек здесь значимый. Все, в том числе и ее «жених», прогибаются перед ним, вежливо улыбаются. Да и ресторан выбрали для банкета самый дорогой, плавучий, весь зал сняли, хотя гостей не так и много, человек тридцать, не больше. Видимо, не любил Георгий Анастасьевич посторонних.

Георгию Анастасьевичу на вид было лет сорок пять. Низкорослый, плотный, с очень волосатыми руками и резкими, чисто грузинскими чертами смуглого лица. Слегка седеющие, но зато очень густые, вьющиеся волосы. Радушная улыбка и отчетливо выраженный кавказский акцент.　

— Гости, дарагие! Давай, нальем полний бокал. Как говорят у нас в Грузии, надо столько ест-пить, чтоб затэм открыть рот и достать изо рта все то, что ты сэгодня ел-пил.　

Георгий Анастасьевич говорил много тостов, его вежливо слушали, смеялись.　

Наташа сидела почти напротив него и сразу заметила, как он время от времени пожирал ее глазами. Своего страстного взгляда он от нее даже не скрывал. Еще бы — «блондынка, камсамолка, спортсмэнка»! Хотя той героине «Кавказской пленницы» было до Наташи явно далеко.　

Наташа еще не встречала таких мужчин, которым бы она не нравилась. Только все они смотрели на нее каждый по-разному — с затаенной тоской, с восхищением, с наигранным равнодушием, с маслено-похотливым взглядом. Георгий Анастасьевич смотрел на нее так, словно хотел сказать — «дарагая, ради тэба горы сверну!»　

Наташа мило улыбалась ему в ответ, поднимая очередной бокал с шампанским. Рядом с ней сидел Миша, уже прилично пьяный. Чуть раньше он успел наклониться к самому уху своей «невесты» и сообщить:　

— Я сегодня с твоим Ромой поговорил. Все, порядок. Его прямо ветром сдуло. Ха-ха-ха!　

— Что за сэкрэты, молодые луды! — громко сказал Георгий Анастасьевич. — Миша, у таких красывых, очароватэлных дэушек нэ должно быть сэкрэтов от нас. Нэ харашо.　

— Извините, Георгий Анастасьевич, это я так, о нашем личном.　

— Какой личном, о чом ты говоришь! Штрафную ему! Нэт, польний-польний!　

Это была уже вторая штрафная за этот вечер. Миша, смущенно улыбаясь, вставал и под веселые крики всего длинного стола пил до дна полный фужер водки.　

Георгий Анастасьевич часто приглашал Наташу на танец. Танцевал очень вежливо, корректно. Никаких намеков на более близкое знакомство, одни только восторженные речи:　

— Ви очаровательны, ви прэлэст, ви яркая роза, ваша нэзэмная красота затмила все вокруг.　

— Спасибо, Георгий Анастасьевич, — вежливо улыбалась в ответ Наташа. Она была чуть выше его. А на высоких каблуках и подавно. Ей сначала казалось, что он будет выпрашивать ее телефончик, но ошиблась. Видимо, несмотря на эти пылкие жгучие взгляды, он действительно уважал своего работника Мишу. А Миша все-таки ее жених, по крайней мере, так он представился всем гостям.　

Миша был уже сильно пьян. Последняя штрафная почти доконала его. Он наклонился к Наташе и, стараясь говорить как можно тише, хотя у него это плохо получалось, пробормотал:　

— Все… поехали… эк, — он звучно икнул, — домой.　

— Какоэ домой, дорогой, какой дом! — шутливо возмутился Георгий Анастасьевич.　

— Никаких домой! — поддержал его с другого конца стола другой пьяный мужской голос. Остальные в поддержку тоже загалдели:　

— Никаких домов, будем гулять до последнего!　

— Ти слышал! — торжествующе произнес Георгий Анастасьевич, подняв вверх указательный палец. — Народ трэбуэт продолжения банкета. Штрафной ему!　

Мише снова налили полный фужер водки.　

— Я… эк… не смогу, — пьяно, с икотой выдохнул Миша.　

— Ай, ай, дарагой, если мужчина, надо смочь!　

Миша смог.　

— Тэпер за друзэй!　

Наташа заметила, что себе Георгий Анастасьевич наливает только минеральную воду.　

— За наших родитэлей! Пухом им земля, а у кого живы — пусть еще сто лэт живут!　

Все бурно поддерживали тосты своего шефа. Особенно зорко Георгий Анастасьевич следил за Мишей. Тот, казалось, вот-вот свалится под стол.　

— За наших дэтэй! — гремел на весь зал Георгий Анастасьевич с высоко поднятым вверх бокалом с минеральной водой.　

Миша больше пить не мог, сломался. Голова беспомощно упала прямо в тарелку.　

— Паслэдний тост, — громко говорил Георгий Анастасьевич, наливая в пустой Мишин бокал до самых краев водку. — За мэня.　

Все бурно поддержали его.

Георгий Анастасьевич наклонился к Мише, потряс его голову. Мишины глаза тупо уставились на полный фужер с водкой. Чувствовалось, что сейчас он, как космонавт, находится в полной невесомости и без посторонней помощи встать на ноги уже не может.　

— За мэня! — уже в который раз говорил ему Георгий Анастасьевич, суя в руку бокал с водкой.　

— Я… я… не… м-м-могу.　

— Надо смочь, — настаивал Георгий Анастасьевич, — или ты за мэня пит нэ хочешь?!　

— Х-хочу.　

Сосед Миши помог ему опрокинуть в себя и этот фужер.　

— Маладэц! — подбодрил его Георгий Анастасьевич, и все дружно зааплодировали подвигу Миши.　

Георгий Анастасьевич вышел из-за стола. Трое рослых ребят терпеливо ждали у входа. При виде шефа сразу же подтянулись.　

— Где мой водытель?　

— В машине, позвать?　

— Нэ надо. Мишку отвезите домой, а вон ту дэвочку блондынку посадите в мою машину, скажитэ, пуст ее тоже домой отвэзут.　

— Будет сделано, Георгий Анастасьевич.　

Парни поспешили исполнять приказ, а Георгий Анастасьевич направился в туалет облегчиться.　

Гости шумно прощались, расходились. Наташа видела, как двое здоровых ребят подхватили Мишу под руки и поволокли к выходу. К Наташе подошел какой-то вежливый молодой человек. 　

— Прошу вас.　

— Куда? — не поняла девушка.　

— Приказано вас доставить домой, не возражаете?　

— А, хорошо, спасибо.　

Она последовала за молодым человеком. Водитель белой «Волги» — такой же молодой парень — галантно открыл перед ней заднюю дверцу. Она села. Машина не трогалась.　

— Вы кого-то ждете? — поинтересовалась девушка.　

— Да. А вот и он.　

Парень проворно выскочил из машины, снова открыл дверь. Это был Георгий Анастасьевич. Он грузно опустился рядом с Наташей.　

— Нэ возражаете, моя харошая?　

— Да нет.　

Только сейчас Наташа поняла коварный план Георгия Анастасьевича. Да, эти мужики тоже на выдумки хитры. Жениха споили, а невесту, значит, украли. В чем-то сюжет «Кавказской пленницы» повторяется. Интересно, что дальше будет? Наверняка к себе на чашечку кофе пригласит? Или вообще ничего и предлагать не будет, возьмет и оттрахает ее сейчас здесь, на заднем сиденье. И что она может сделать? После шампанского и стольких тостов ноги не слушаются, голова кружится, в мыслях шурум-бурум…　

Но Наташа снова ошиблась; как и тогда, во время танцев, Георгий Анастасьевич по-прежнему вел себя вежливо и галантно. Он как будто хотел ей сказать, что настоящие мужчины не пользуются опьянением и беспомощностью дам. И это подкупало.　

— Наташэнка, дарагая, я хочу вам сдэлать подарок, — нежно целуя ее ручку, проворковал Георгий Анастасьевич, — только нэ отказывайтесь, прошу вас!　

Она смотрела на него с любопытством.　

— Такой красивой дэвушке очен пойдут сэрьги с брульянтами! Витя, останови у того тэлэфона, — он снова повернулся к спутнице, — здесь недалеко живет мой знакомый ювэлир.　

Ага, вот оно что, подумала Наташа. Завезет к знакомому и там сделает то, что захочет. Ну что ж, предлог красивый. Придется соглашаться, ломаться неудобно. Но спать с Георгием Анастасьевичем, по крайней мере сегодня, она не собиралась. Как-нибудь потом. Он, вообще-то, мужик ничего, и душа широкая, сразу видно, да и с женщинами вести себя умеет. Такому не откажешь, если красиво ухаживать будет.　

Знакомый ювелир действительно жил недалеко. Маленький, седовласый мужчина лет пятидесяти с заспанным лицом и в дорогом роскошном халате пригласил их в квартиру.　

— Георгий, рад тебя видеть.　

— Я тоже, Василий. Смотри, какую красавицу к тэбе привел?!　

— О, да-а, не девушка, а загляденье. Хоть мне и по нраву брюнетки, но сейчас я готов их всех забыть.　

Наташа скромно поздоровалась и приветливо улыбнулась хозяину квартиры.　

— Проходите, гости дорогие, проходите.

Квартира была большой, элитный старый фонд, в самом центре города. Зеркальный мозаичный паркет, дорогая мебель, мягкие кресла, диваны.　

— Вась, я хачу подарить этой дэвушке самую красивую вэшь, так что даставай все самое дорогое с брульянтами.　

— На таких женщинах и должно быть самое дорогое. Эх, где мои молодые годы. Я б такую не пропустил.　

— Ладно, нэ прэбеднайся. Лучше угости нас.　

Хозяин поставил перед гостями на журнальный столик легкую закуску, бутерброды, фрукты. Достал из резного старинного серванта штук пять бутылок. Но Наташа ото всего отказалась, после такого банкета неделю можно не пить и не есть. Затем Василий принес из другой комнаты большую полированную деревянную коробку. Открыл ее и подал девушке.　

— Прошу вас, мадам, выбирайте, здесь все изделия, как говорит наш друг Георгий, с брульянтами.　

Наташа восхищенно залюбовалась содержимым коробки. Таких изумительно красивых вещей она никогда еще в своей жизни не видела, даже в самых дорогих ювелирных магазинах.　

— Вот это да! Чудо! — не могла сдержать она своего восторга.　

— Выбирайте.　

— Нет, что вы, я не могу, — смущенно ответила девушка, но Георгий Анастасьевич настоял.　

— Наташэнка, нэ стэсняйтесь, я прошу вас, и вы мнэ обещали.　

Наташа не верила своим ушам. Она думала, что там, в машине, про серьги с «брульянтами» Георгий Анастасьевич просто так сказал. Все они, кавказцы, любят прихвастнуть. Но чтобы вот так, на полном серьезе. Наташа никак этого не ожидала.　

Она долго выбирала изделия, примеряла и все не могла ни на чем остановиться. Все они были изумительно красивые и очень тонкой работы.　

— Можно вот этот перстень? — наконец робко спросила она, показывая на играющую на своем пальце в лучах электрического света россыпь бриллиантов.　

— Конэчно, моя хорошая.　

— У вас изумительный вкус, мадам, это одно из лучших изделий. Правда, цена кусается, все-таки восемь бриллиантов. Но этот перстень стоит того.　

— Сколько?　

— Со скидкой для тебя, Георгий, две семьсот, а так больше трех стоит.　

— Беру. Завтра отдам деньги.　

— О чем речь, Георгий, для тебя хоть через месяц.　

Наташа плохо верила во все это. Таких подарков ей никто никогда не делал. И она даже не мечтала о таком. Во всем этом было что-то нереальное.　

— Покупку надо отметить, — сказал Василий и засуетился у бутылок. — Даме, как я полагаю, шампанское, а мы с тобой и по коньячку можем?　

— Давай, — небрежно махнул рукой Георгий Анастасьевич.　

Наташа все еще была под впечатлением от подарка. Неужели эта маленькая штучка на ее пальчике стоит больше трех тысяч рублей? Да на такие деньги машину можно подержанную купить. Невероятно!　

Она не обратила внимания, как мужчины удалились в другую комнату.　

— Вася, — быстро зашептал Георгий Анастасьевич. — Просьба, смотайся куда-нибудь до утра. Сам понимаешь, дома жэна, дэти…　

— Понимаю, — кивнул головой хозяин, и тяжело вздохнул, — тебе разве откажешь?　

— Спасибо. Моя машина внизу.　

Георгий Анастасьевич проводил Василия, закрыл за ним дверь, вернулся в комнату.　

— Наташэнька, нэ скучаете?　

— Да как-то…　

— А Вася уехал, кто-то позвонил, срочни дэла.　

— Ночью?　

— Дэловые люди, что падэлаешь?! — Георгий Анастасьевич развел руками и снова налил ей шампанского.　

— За вас, Наташэнька, за вашу нэописуемую красоту!　

— Спасибо.　

Она прекрасно поняла, зачем ушел хозяин квартиры. Значит, все будет именно здесь. Ну что ж, после таких подарков не откажешь. Да и он, вроде, действительно неплохой мужик, добрый.　

На этот раз в своих предположениях она оказалась права. Георгий Анастасьевич все больше говорил о ней, о ее красоте, голос его звучал страстно. Потом он опустился перед ней на колени и стал целовать ей ноги. Так нежно и по-рабски покорно, словно она действительно была восточной царицей, а он ее рабом. Так ей ноги еще никто не целовал, и это ее возбуждало. За одни только эти поцелуи стоило ему отдаться, а уж тем более если в придачу такой царский подарок.　

— Наташэнька, я вэсь горю страстью по тэбэ!　

Она молча улыбалась ему и не противилась его ласкам. А его волосатые и очень крепкие руки ‘уже бережно гладили ее тело. Силы в нем было никак не меньше, чем в Мишке, а как он тактичен, нежен. Опытный, сразу видно. Как приятно с таким, чувствуешь себя женщиной.　

— Восхэтытэльная моя, красавица моя, королэва моя!..　

Он уже сел рядом с ней на диван и сейчас целовал ей руки. Затем уверенно обнял и поцеловал в губы. Она почувствовала, как его рука коснулась ее колена и, ласкающе, медленно поплыла вверх, под платье, по животу, остановилась на груди, сдавила ее. Она покорно принимала его ласки, ждала. Сама она раздеваться не будет, пусть он сам поработает, пусть думает, что она скромная и кроме Мишки у нее никого не было.　

Георгий Анастасьевич аккуратно и очень тактично снимал с нее одежду, громко восхищался ее красотой, обещал выполнить любые ее капризы и пыхтел — пыхтел от страсти и желания…　

Они долго лежали в постели. Наташа говорила ему такие приятные слова, что от гордости и счастья его распирало во все стороны.　

— Какой ты сильный мужчина, Георгий. Мне так хорошо с тобой. Когда я увидела тебя сегодня в первый раз, ты мне сразу понравился. Ты такой мужественный!　

— Но я же для тэбя старый, хотя я…　

— Ну что ты! Мне ровесники совсем не нравятся. Мне нравятся только взрослые мужчины, такие как ты. И с волосатой грудью, — она нежно, уже в который раз провела своими бархатными пальчиками по его шерсти на груди, — и к тому же мне так понравилось с тобой в постели, ты настоящий половой гигант. Я три раза кончила, а с Мишей ни разу не кончала…　

Георгий Анастасьевич был от счастья на седьмом небе. До этой девочки он с трудом спал один раз в неделю с женой и один раз с любовницей. Потенция явно падала, а ему хотелось чувствовать себя настоящим джигитом, как двадцать лет назад, когда он мог зараз обслужить пятерых девчонок. Да так, что они визжали от счастья и просили у него пощады. Но, видно, с возрастом он стал слабеть. Георгий Анастасьевич даже подумывал обратиться к знакомому профессору-сексопатологу. Но сдерживало чувство неудобства, мало ли кто из друзей узнает. Ведь все, даже на работе, считают его сексуальным монстром.　

И вот эта девочка вдохнула в него вторую молодость. Ей действительно хорошо с ним, как она стонет, как сексуально извивается всем телом, а как громко кончает! Да и он молодец, целых два раза за одну ночь смог, такого уже пять лет с ним не было. Она получше любого сексопатолога вылечила его.　

Остаток той ночи он спал хорошим богатырским сном, с храпом. Утром они проснулись почти вместе, улыбнулись друг другу. Он нежно и очень бережно обнял ее, притянул к себе:　

— Наташэнька, любимая моя!　

— Приготовить тебе завтрак? — спросила она, все так же как и ночью гладя и перебирая его волосы на груди.　

— Сдэлай.　

Она упорхнула на кухню, и он, пресыщенный, все-таки залюбовался ее голым телом. Василия до сих пор не было. Молодец, соображает, настоящий друг.　

Она приготовила завтрак — кофе, бутерброды с сыром, яичница. Принесла все это на подносе прямо ему в постель. Забралась рядом. На ней уже был халат.　

Георгий Анастасьевич полулежа пил кофе, жевал бутерброд и с удивлением подумал, что так по-настоящему счастливо не чувствовал себя давно. Да, ему эта девочка понравилась сразу — высокая блондинка с сексуальными ногами и красивым привлекательным личиком. Разве такая может не нравиться? Да, он с самого начала задумал поиметь ее, насладиться в ее объятиях. Но чтобы заводить с ней длительные отношения — об этом он не думал. Да еще этот идиот Миша. Все-таки, как ни крути — он ее жених, и будет ее доставать, а она рано или поздно проговорится. Сразу видно, девочка в этих делах неопытная, неискушенная. Вон, как первый раз его стеснялась. Правда, потом разошлась так, что и не остановить было. Ведь сама сказала, что никогда раньше с другими не кончала. А кончает она, просто дух захватывает, как кричит, как стонет! Да, Георгий Анастасьевич, ты еще мужик-молоток!

— Слушай, Наташэнька, у мэня к тэбе прэдложение. Я сниму для тэбя квартиру, и мы будем вмэсте.　

— Но… А как же Миша, работа?　

— Забудь о нем, зачэм он тебе такой сдался. Считай, я его уже уволил. И работать тэбэ нэ надо. Я тэбэ тысячу в мэсяц давать буду. Я бы и сам развелся, честное слово, Наташэнька, но у нас так нэ положено, у мэня все-таки взрослые дети. А, что скажешь?　

Это неожиданное предложение удивило Наташу. Георгий Анастасьевич казался таким серьезным, богатым. Наверняка у него и без нее куча молоденьких девушек на разный вкус. Но ведь для всех он снимать квартиру не будет, да и деньгами сорить тоже. Он человек практичный, сразу видно. Значит, что-то серьезное к ней у Георгия Анастасьевича.　

— Даже не знаю.　

— Не отказывай, прошу.　

— Ладно, подумаю.　

— А что думать? Соглашайся, я на руках тэбя носить буду, покупай сэбе все что угодно, любые шмотки!　

— А мое прошлое, Георгий, тебя не пугает? — осторожно издалека начала Наташа, — ведь у меня кроме тебя и другие мужчины были.　

— О чем ты говоришь, дарагая! Я ведь тоже не малчик.　

— Все равно надо подумать.　

— Когда дашь отвэт?　

— Через неделю.　

— Нэт, два дня, чэрез два дня я снова захочу тэбя, и еще силнэе!　

— Ну ладно, через два дня.　

Он записал ей номер своего рабочего телефона.　

Дома она не была три дня. Мать недовольно посмотрела на дочь:　

— Где это ты шляешься?　

— У подруги.　

— Не ври мне! Вон, как расфуфырилась! И кто только тебе такие подарки делает? Ох, чует мое сердце! Ох, чует неладное!　

— Ладно, мама.　

— Ладно, ладно, — ворчала женщина, — а ведь и не знаешь, кто к тебе приходил только что.　

— Кто?　

— Здоровый такой. Михаилом зовут. Сказал, что твой жених, просил позвонить. Ну и рожа у него мордастая, вылитый бандюга. Где только ты их находишь?!　

— Он спортсмен, мама, а никакой не бандюга.　

— Да уж, так я тебе и поверила. А до него, знаешь, кто звонил?　

— Кто? — безо всякого интереса спросила дочь.　

— Борька, твой Борька.　

Сердце у Наташи екнуло и сжалось.　

— Что молчишь? Или не помнишь уже этого чистоплюйчика и его мамашу?　

— Что он сказал?　

— Ничего, тебя спрашивал. Три раза уже звонил.　

Наташа чувствовала сильное волнение в груди. Нет, не разлюбила она его и все еще до сих пор помнит. Сколько же он будет мучить ее?! Женился, детей заводишь — ну и живи ты себе на здоровье, зачем старые, раны бередить! Что он ей может сказать? Будет оправдываться или просто по-дружески, словно ничего и не случилось, спросит о житье-бытье. Нет, она не может его видеть. Это выше ее сил.　

Наташа снова оделась и вышла на улицу. При матери говорить по телефону не хотелось. Подумала она и о Роме. Вспомнила, как три дня назад тот кричал на нее, грозился отдать ее своим крутым мальчикам на перевоспитание. Уж Рома-то должен был позвонить обязательно. Не позвонил. Значит, Миша все-таки поговорил с ним, и ее телефон с адресом наверняка от него узнал. Да, Ромочка, не таким крутым ты оказался.　

А Миша действительно молодец, хоть и грубый, но молодец. И Марка Ароновича проучил, да и, видать, Рому тоже. Правда, он надеется на продолжение их романа, рвется к ней, словно конь ретивый, но ничего, со временем пройдет, забудется. Ведь она тоже честно отработала с ним в постели, так что они квиты.　

Она зашла в телефонную будку, набрала номер, который написал ей сегодня утром Георгий Анастасьевич. Трубку снял он сам.　

— Это я, вы узнаете меня, Георгий Анастасьевич?　

— О, какая радость! Наташэнька, любимая, я счастлив слышать тэбя! Я так по тэбе соскучился!　

На этот раз Георгий Анастасьевич, в отличие от вчерашних комплиментов, действительно не врал. Радость и возбуждение в его голосе чувствовались неподдельные. Даже　работать не мог, все думал о ней. Неужели в самом деле влюбился?! И тут ее звонок. Есть на свете Бог, есть!　

— Вы еще не передумали о своем предложении?　

Ее голос звучал весело, озорно. Этот голос возбуждал и пьянил его сильнее любого кавказского вина.　

— О чем ты, дарагая! Какой передумал! Я умирал без тэбя, кланусь!　

— Ну что ж, тогда я согласна.　

— О, радость моя, любовь моя, я цэлую самые малэнькие пальчики на твоих чудных ножках. Я прямо сейчас еду. Гдэ ты?　

Она назвала адрес и повесила трубку. Улыбнулась. Странный народ эти мужчины. Вот и он, Георгий, взрослый человек, старше ее отца, а ведет себя как мальчишка. Да какое там — хуже!..　

Теперь она была на положении замужней женщины с приходящим мужем. Георгий Анастасьевич почти каждый день заезжал к ней после работы — посидеть, поболтать, иногда поужинать. Любовью они занимались не чаще двух раз в неделю. Георгий Анастасьевич не злоупотреблял этим делом, следил за здоровьем, все-таки уже давно на пятый десяток пошло. Наташа чаще и не требовала, ей вполне хватало.　

Она по-прежнему чувствовала себя продажной женщиной, только рангом выше. Теперь, правда, не надо было по первому звонку Ромы куда-то мчаться сломя голову, ложиться в постель с кем попало. Впрочем, с нее хватит. Она сполна отомстила Боре и теперь сыта по горло. Она тоже, как и он, растоптала, осквернила их любовь и свою клятву, отдав на поругание свое тело не менее чем пяти десяткам мужчин. За эти три месяца через нее прошли примерно столько.　

Иногда она удивлялась и втайне посмеивалась над Георгием. Ведь за сто рублей мог ее купить, а не задаривать «брульянтами».　

Первое время она боялась, что от Миши он мог узнать правду. Но боялась напрасно, Георгий Анастасьевич действительно на следующий же день после банкета велел не пускать в магазин Мишу. Тот с похмелья удивился, когда знакомые ребята преградили ему вход.　

— Мужики, вы чего?　

— Это ты чего?! Забыл, Мишаня, что вчера накуролесил?　

— А что? — с неподдельным удивлением вытаращился на дружков Мишаня.　

— Шефа оскорбил, водкой ему в лицо плеснул, драку затеял, невесту свою ударил.　

— Да вы что?!　

Ребята посмеивались.　

— Да ты злостный хулиган, Мишаня! Если бы тебя вчера в ментовку сдали, то все, хана тебе! Но Георгий Анастасьевич добрый, велел скрутить тебя, отвезти домой и больше в магазин не пускать. С сегодняшнего дня ты уволен. Скажи спасибо, что еще по статье не турнули. Георгий Анастасьевич все-таки нормальный мужик.　

Мишаня попытался прорваться через кордон охраны, но те своими, не менее мощными, чем у него, плечами отталкивали его.　

— Пустите меня!.. Я все объясню… Я не виноват… Я был сильно пьян… Георгий Анастасьевич меня поймет, я должен его видеть.　

— Не искушай судьбу, Мишаня, он знаешь, как на тебя зол. Так при народе его оскорбить! Давай, давай, топай отсюдова!　

Мишке пришлось ретироваться. Бывшие дружки по работе — ребята крутые, могут и руку приложить, тогда мало не покажется. С тех пор Георгий Анастасьевич Мишку больше не видел.　

Георгий Анастасьевич был директором небольшого полуподвального магазина одежды и галантереи. Но именно в его магазин чаще обычного из торга завозили разнообразный дефицит, и особенно кожаные пиджаки и плащи. Очень модные в те годы вещи. В открытую продажу Георгий Анастасьевич, конечно же, их никогда не пускал. С наценкой сто-двести рублей распределял между знакомыми. В городе его так и называли — «кожаный король». Благодаря этому дефициту знакомых у него было море разливанное и маленький ручеек.　

Помимо кожаного бизнеса Георгий Анастасьевич занимался и кое-какими другими вещами. Взял к себе на работу грузчиками пяток крепких ребят, бывших спортсменов. Вместе с ними, по просьбе многочисленных друзей, выезжал на разные конфликтные разговоры. То кто-то кого-то с картиной антикварной надул, деньги вовремя не отдает, машину не так отремонтировал, поддельные джинсы, как　фирменные, втюхал, мебель продал слишком дорого, и вместо обещанной румынской привез польскую и прочее, прочее.　

Георгий Анастасьевич был своего рода судьей и «скорой помощью». Но дела вершил честно, справедливо. И правота всегда была на его стороне, потому что, кроме крепких ребят за спиной, за ним стояли все его связи, в том числе и в милиции. А всем этим деловым людям, которые не очень-то дружили с законом, не хотелось иметь дело с милицией. Уж лучше полюбовно договориться с Георгием Анастасьевичем, заплатить ему и спокойно крутить дальше свой подпольный бизнес.　

В Наташу Георгий влюбился по-серьезному и все заработанные деньги тратил на нее. Рестораны, поездки шумной компанией за город, поездки на юг — жизнь прожигалась с шиком, по-праздничному весело и шумно.　

Он был ужасно ревнив и постоянно терзал ее допросами — где была, с кем? Хотя у нее все это время, кроме него, никого не было. Правда, знакомств новых хватало и соблазнительных предложений тоже — скоротать вечерок в дорогом ресторане или прокатиться в другое, не менее интересное место. Наташа каждый раз с очень милой и очаровательной улыбкой обещала как-нибудь в следующий раз…　

Через год совместной жизни с Георгием они в третий раз поехали отдыхать на море. На этот раз на яхте. Наташа никогда раньше не была на яхте, видела ее только на картинках да в кино.　

— Там будэт очень важний чэловек. Очень бальшой чэловек! — загадочно и с улыбкой говорил Георгий. — У него кабинэт, как футбольное полэ. Начальник Главка, все фрюкты, овощи в городэ через нэго приходят. Постарайся ему понравиться, любимая моя.　

Самолетом они прилетели в Сочи, там их уже встречала машина. Еще несколько часов езды до места, и перед ними открылся чудесный берег моря, а невдалеке мирно покачивалась на волнах белоснежная яхта.　

— Вот как люды отдыхают, учись! — гордо сказал Георгий Анастасьевич.　

Красота здешних мест завораживала. Яхта была большой, красивой, удобной, с четырьмя каютами. Капитан, — он же матрос и все прочее в одном лице, — молодой мужчина, услужливо помог Наташе подняться на борт. Георгий Анастасьевич от протянутой руки отказался, он сам.　

На корме в шезлонге сидел Вячеслав Иванович — тот самый, а рядом его подружка — стройная темноволосая женщина лет около тридцати. Вячеслав Иванович был года на три постарше Георгия Анастасьевича, но выглядел очень эффектно — подтянутая спортивная фигура, ухоженные руки, утонченные аристократические черты лица, пышные, но уже с сединой, волосы. Взгляд из-под золотой оправы очков внимательный, умный и приветливый. По крайней мере, именно так он смотрел на Наташу.　

— Слава, — протягивая ей руку, представился он.　

— Ой, как-то неудобно просто по имени.　

Мужчина понимающе улыбнулся:　

— Ну, если хотите, Вячеслав Иванович.　

— Конэчно, Иванич, — вмешался в разговор Георгий Анастасьевич, — ты у нас такой солидный, балшой.　

— Ладно, брось, мы на отдыхе. А на отдыхе и в бане все равны.　

Все дружно засмеялись.　

— Ну, проходите, занимайте любую каюту, располагайтесь, — пригласил Вячеслав Иванович.　

— Успеется, — все еще смеялся Георгий.　

— Как сказать, две недели быстро пролетят.　

— Почему две, мы ж на месяц собирались, Слава?　

— Не могу, дорогой, дела. К министру вызывают, он тоже из отпуска возвращается.　

— К министру?! — с уважением переспросил Георгий. — Зачем, Иванич?　

— Хочет в Москву меня перевести, на повышение.　

— А ты?　

Вячеслав Иванович с усмешкой посмотрел на своего южного друга и, подражая его акценту, произнес:　

— Дарагой, с такого мэста разве кто так уходит, да?　

— Конэчно, нет.　

— Ну и я говорю — нэт!　

Они снова рассмеялись.　

Время пролетело чудесно. Солнце, море, фрукты, веселая компания. Застолье чередовалось с купанием и загоранием. Они никуда не плыли, просто стояли в полукилометре от берега и покачивались на волнах. Вячеслав Иванович был веселым и остроумным собеседником — душа компании. Его девушка иногда бросала ревнивые взгляды в сторону　Наташи и вела себя с ней чуть сдержаннее, чем с мужчинами. Но Наташа не обижалась, для ее девятнадцати лет та казалась ей ужасно старой.　

Вячеслав Иванович держал себя с Наташей подчеркнуто вежливо, не больше. Наташе казалось, что он к ней, как к женщине, абсолютно равнодушен, даже ее красота его не задевала. Видимо, ему нравился другой тип женщин. И это слегка огорчало Наташу. Ей очень хотелось, чтобы этот великосветский лев был к ней чуточку внимательнее, чтобы его глаза смотрели на нее более живо, заинтересованно. Наташа так привыкла нравиться мужчинам, что уже ничего не могла с собой поделать.　

Настал последний день их отдыха. На завтра были куплены билеты на самолет. После обеда яхта снялась с якоря, все дружно решили покататься в последний раз по морю. Подошли ближе к одной из скал.　

— Ну что, может, искупаемся? — предложил Вячеслав Иванович.　

— Давай, — согласился Георгий. — Девочки, а вы как, не против?　

Девочки были не против. Все вчетвером дружно плюхнулись в воду. Георгий Анастасьевич, как самый сильный пловец, сразу же резко вырвался вперед.　

— Ой, мне не доплыть, — крикнула Наташа и повернула обратно к яхте.　

Капитан помог ей забраться на борт. Она прошла на нос и бессильно опустилась в шезлонг. За бортом, совсем рядом послышался всплеск. Наташа даже вздрогнула. Может, акула? Хотя все мужчины заверяли ее, что здесь этих хищных тварей нет. В следующую минуту она увидела чьи-то руки, схватившиеся за борт яхты. Яхта слегка качнулась, и Вячеслав Иванович, собственной персоной, весь мокрый, вылез прямо на палубу.　

— Для меня это, пожалуй, тоже далековато, решил вернуться.　

Он опустился рядом с девушкой в шезлонг, сладко потянулся:　

— Ты не возражаешь, если я посижу с тобой?　

— Ну что вы, Вячеслав Иванович.　

— Хорошо-то как здесь!　

— Да-а, погода отличная, жаль уезжать.　

— Жизнь прекрасна, Наташенька.　

Несколько минут они говорили о разной ерунде, потом лицо Вячеслава Ивановича вдруг стало серьезным.　

— Наташа, у меня к тебе конфиденциальный разговор. Только обещай, что он останется между нами.　

— Обещаю, — удивленно произнесла девушка.　

— Я все знаю о ваших отношениях, Георгий мне рассказывал. Ну, в общем, я хотел предложить тебе лучший вариант.　

— Вы о чем?　

— Понимаешь, я уже не так молод, и, возможно, это даже последняя моя лебединая песня. Одним словом, ты мне очень нравишься. Я не буду сейчас говорить высокопарные слова, но я действительно сделал бы для тебя много. Ведь ты же не будешь жить вечно в чужой квартире?! Да и кто он, этот Георгий? Он же — крестьянин! Он ведь за десять лет, живя в России, даже по-русски как следует не научился говорить. Для начала я сниму трехкомнатную квартиру и обставлю ее так, как ты захочешь, и буду давать тебе на расходы три тысячи в месяц, куплю тебе машину. Потом выбью тебе трехкомнатный кооператив, есть у меня в Горисполкоме один человек. Да и в институт тебе надо поступать, ты же умная, не то что эта, — он неопределенно кивнул куда-то в сторону моря, — на филфак или на ин. яз. Есть у меня один знакомый профессор. Поверь, из тебя выйдет настоящая леди, тебе нужно общение с нормальными людьми, а не с этими лавочниками. А главное, нам вместе будет хорошо, я знаю. Я уверен, мы созданы друг для друга. Если сразу не решишь, не отвечай, я не тороплю.　

— Мне не надо думать.　

Вячеслав Иванович напрягся, впервые за все эти две недели посмотрел на нее внимательно и с мольбой в глазах. Его глаза словно говорили: «Только скажи —“да”, и я весь мир брошу к твоим ногам!»　

— Я согласна.　

Вячеслав Иванович расцвел в широкой радостной улыбке.　

— Спасибо тебе… ты не пожалеешь, поверь!　

Так у нее появился новый, более могущественный покровитель. С Георгием Анастасьевичем расставание было тяжелым. Он ничего не хотел слушать и громко и эмоционально кричал, сотрясая кулаками воздух. Он не хотел расставаться с нею. И она поняла, что правду говорить нельзя.

— Георгий, милый, я съезжу всего лишь на месяц и вернусь. Тетя болеет, мне неудобно.　

— Нэт. Целый мэсяц я ждать не могу!　

— Ну хорошо, на две недели. Как управлюсь, сразу же вернусь.　

Она с большим трудом уговорила его. И уехала якобы к тете. И, конечно же, не вернулась.　

Трехкомнатная квартира с дорогой красивой мебелью уже ждала ее совсем в другом конце города. Случайная встреча с Георгием исключалась, а среди, узкого круга друзей Вячеслава Ивановича его никто не знал.　

Вячеслав Иванович нравился Наташе. Нравился своей солидностью, тактом, умением говорить, с достоинством вести себя. Он был из того самого элитно-номенклатурного круга, куда вход простым смертным был закрыт. И к тому же он был очень богат.　

Вячеслав Иванович не стремился как можно быстрее разорвать ту невидимую нить, которая отделяла их от интимных отношений. Прошло уже больше недели, а он по-прежнему даже не пытался уложить ее в постель или остаться у нее на ночь. Они уже дважды были в ресторане и один раз на концерте классической музыки, потом он провожал ее домой и уезжал. Он дарил ей огромные букеты роз, галантно целовал руку и каждый раз спрашивал:　

— Ну, как у тебя дела, чем занимаешься?　

— Ничем, скучаю одна.　

— Какие планы на вечер?　

— Никаких. Вячеслав Иванович, а вы что-то хотели предложить?　

— Наташенька, называй меня просто по имени и на «ты». Не надо напоминать о моем возрасте, относись ко мне как к своему ровеснику, договорились?　

— Хорошо, Слава.　

— Итак, куда поедем сегодня?　

— Никуда.　

Он удивленно посмотрел на нее, а она подошла к нему, решительно обняла за шею, притянула к себе и с улыбкой, глядя ему в глаза, игриво сказала:　

— Мы сегодня никуда не поедем, Славочка, я хочу, чтобы ты сегодня остался у меня на всю ночь. И никаких возражений я слышать не желаю.　

Вячеслав Иванович тоже обнял ее за талию. Какая у нее божественная талия. Крепко сжал ее тело и страстно　поцеловал, в покорно подставленные губы. Как давно ждал он этого момента. Он не ошибся. Наташа была именно той женщиной, о которой он мечтал всю жизнь. Слишком давно он искал ее. Именно ее. Больше тридцати лет. И вот, все-таки нашел…　

На следующий год Наташа поступила в Институт иностранных языков на европейское отделение. К тому времени ей исполнился двадцать один год, и она была старше своих сокурсников. Наташе при поступлении помог, конечно же, тот самый знакомый Вячеслава Ивановича, профессор-проректор. И она с удовольствием с головой окунулась в неведомую для нее студенческую жизнь.　

Учиться ей нравилось, она добросовестно посещала лекции, строчила конспекты, штудировала дома толстенные учебники. Это была та самая сказка, к которой она стремилась, о которой мечтала. Еще с тех пор, как была вместе с Борей.　

Вячеслав Иванович искренне радовался ее успехам, иногда помогал сам в том, что еще помнил. Правда, с английским у него всегда было неважно, со школы терпеть не мог.　

Отношения у них сложились доверительно близкие. Странно, но она стала для него словно мать. Она командовала им, а он во всем ей подчинялся. Особенно он любил вечерами положить свою голову ей на грудь и лежать, рассказывая о своем сегодняшнем дне, о встречах, конфликтах, победах, неудачах — обо всем. Она умела слушать и понимать. Порой она давала ему такие мудрые и дельные советы, что он сам поражался:　

— Какая ты у меня умная!　

— Чье воспитание, — с улыбкой, гладя его волосы, отвечала она, — это ты у меня умный и самый сильный.　

— С тобой я действительно сильный, если ты рядом, мне ничего не страшно!　

В такие минуты он жалел только об одном, что она не родилась лет на двадцать пораньше. Из них получилась бы такая отличная семейная пара! У них словно одна душа, одно сердце.　

Наташе тоже было очень хорошо с ним. Для нее он был просто седым мальчиком. И он такой умный, благородный, добрый. Она его даже по-своему любила, он заменил ей и отца, и мужа, и друга, и любовника. С ним было интересно и спокойно, она чувствовала себя как за каменной стеной, которая всегда укроет и защитит ее от любого шторма.　

Она уже давно не хотела брать у него деньги, тем более столько. Куда ей! Стипендии вполне хватит. Но здесь он был неумолим.　

— Ты ни в чем не должна себе отказывать. Красивая женщина должна жить красиво.　

— Эх, Слава, Слава, почему я тебя сразу не встретила!　

— Ничего, любимая, главное мы нашли друг друга, а уж, как говорится, лучше позже, чем никогда.　

— Это верно.　

Он многому научил ее. Научил играть в теннис, водить машину, плавать с аквалангом, танцевать красивые бальные танцы, кататься на горных лыжах. Но главное, он учил ее жизни. Она много впитывала от него и была очень способной ученицей.　

В институте мальчики, особенно со старших курсов, за ней активно ухаживали. Многие, как всегда, спорили, кто быстрее соблазнит ее, и ставки были высоки. Но ни у кого ничего не получалось. У некоторых студентов были на нее самые серьезные виды. И мальчики эти были из очень обеспеченных семей. Наташа с улыбкой принимала предложения своих институтских товарищей вместе пообедать, заглянуть на модную выставку картин. Она не хотела выделяться из среды своих ровесников и вместе со всеми жила их общей студенческой жизнью. Только более близких отношений она не допускала. Да и зачем, ведь у нее же есть Слава.　

Она, конечно, понимала, что рано или поздно, но им придется расстаться. Еще тогда, в их первую ночь, Слава так и сказал:　

— Я хочу, чтобы у нас были добрые и открытые отношения. И если ты кого-то полюбишь, так и скажи. Я не буду мешать. А пока мы будем вместе, хорошо?　

Наташа во всем была с ним согласна. Она уже давно и полностью владела всеми секретами женского обольщения мужских сердец, и тогда ей почему-то хотелось как можно быстрее приручить к себе Славу. Он действительно нравился ей с каждым днем все больше. На этот счет у нее было три золотых правила, которых она постоянно придерживалась: во-первых, постоянно хвалить и льстить мужчине, говорить ему то, что для него будет очень приятным; во-вторых, уметь слушать его, понимать, поддерживать разговор　на интересующую его тему. И в-третьих — хвали мужчину в постели, изредка напоминая ему, что до него у тебя ни с кем такого еще не было.　

Следуй этим трем правилам, и любой мужчина будет привязан к тебе так прочно, что уже никогда не выпутается из твоих пут. Наташа это прекрасно знала.　

Со Славой у нее было все именно так. Он прекрасно понимал ее хитрости, смеялся:　

— Ах ты, моя маленькая обманщица!　

— Я серьезно, а ты? — она обиженно надувала губки.　

— Ладно, ладно, не обижайся и продолжай мне льстить. До чего чертовски приятно слышать, когда тебя захваливают. Да еще такая красивая девушка, как ты!　

ЧП случилось, когда она училась на пятом курсе. Ей позвонил один их общий знакомый:　

— Наташа, у Вячеслава Ивановича инфаркт, он в больнице.　

Она сразу же помчалась к нему. Последнее время он был какой-то хмурый, замкнутый. Она пыталась растормошить его, узнать в чем дело, но он не открывался. Даже безумные занятия сексом, когда он был весь ее, не помогали. А потом он почти перестал с ней спать.　

— Извини, любимая, но я так сегодня устал!　

— Слав, что с тобой? Скажи, что происходит?　

— Да нет, все хорошо, просто на работе такая запарка.　

И вот — инфаркт. Значит, действительно что-то случилось серьезное.　

Обкомовская больница, отдельная палата. Она осторожно открыла дверь.　

Он лежал в постели весь поникший, резко состарившийся. Она порывисто обняла его, быстро зашептала на ухо:　

— Ничего, все будет хорошо, Славочка, ты выкарабкаешься, вот увидишь. Я с тобой, не бойся, я подниму лучших врачей, достану любые лекарства. Все будет хорошо.　

На его глазах заблестели слезы.　

— Спасибо, милая. Я так рад, что ты пришла.　

— Лежи, лежи, не вставай, тебе нельзя.　

— Да, я знаю.　

Сейчас он подумал только об одном. Как хорошо, что он все-таки встретил эту женщину, о которой мечтал. Правда, в юности у него было что-то похожее, но он женился на другой. И потом всю жизнь жалел об этом. Судьба — штука странная, она все равно ведет тебя по своим извилистым коридорам туда, куда ты должен прийти.　

Он ласково, по-отцовски погладил ее по волосам — таким красивым, пышным, длинным. Они белыми волнами струились по ее плечам и падали на грудь. Как красива она сейчас.　

— Наташенька, спасибо тебе за все.　

— Славочка, ты так говоришь, словно помирать собрался.　

— Да нет, помирать пока я не собрался, — неуверенно произнес он, и было видно по его лицу, что он сейчас борется сам с собой: сказать или нет? Потом он все-таки решился.　

— Наташенька, понимаешь, я тебе последнее время не говорил. У меня неприятности на работе, — он попытался улыбнуться. — Правда, неприятностями это можно назвать с большой натяжкой. Против меня дело возбудили, посадить хотят, — он на секунду замолчал, потом продолжил уже более спокойно, взвешенно: — Видишь ли, сейчас в стране так называемая перестройка. Смена политического курса. Правила игры меняются, понимаешь? Надо показать, что при старом режиме было много злодеев всяких, взяточников. Просто очередная кампания, как всегда и бывает в таких случаях. Новая метла, ничего не поделаешь. Помнишь нашего друга, Георгия Анастасьевича? Так вот, его уже посадили. Дали восемь лет с конфискацией. Неделю назад моего зама арестовали, а вот теперь ко мне подбираются.　

— У них на тебя что-нибудь есть?　

Вячеслав Иванович саркастически усмехнулся:　

— Дорогая моя, в нашей стране это очень просто делается, как говорится, был бы человек — статья найдется. При желании меня в смерти всех предыдущих генсеков обвинить можно.　

— Я понимаю, но все-таки…　

— Есть там один полковник из БХСС, рьяно копает. Документы у него очень важные по мою душу есть, если бы не они…　

— Какие документы?　

— Важные документы. Личные записи моего зама о движении левака по всем базам.　

— И только?　

Вячеслав Иванович снова усмехнулся:　

— Этого достаточно. По ним легко всю бухгалтерию, все накладные со всех баз поднять. Тогда такие хищения выплывут, что только держись!　

— А если этих записей не будет?　

— Тогда все, их дело против моего зама, а значит, и против меня развалится. Но, к сожалению, у них все есть. Все, что можно, я уже попытался сделать. И обком, и горком, и прокуратуру подключил — все безтолку. Сейчас не те времена, чтобы вот так, в открытую, на милиционеров давить. У моих друзей в обкоме сейчас тоже позиции слабые, сами на волоске висят.　

— Подожди, Слава, успокойся, давай все по порядку. Что за полковник?　

— Замначальника управления БХСС полковник Быстров Владимир Петрович.　

— Он может это дело замять?　

— Не смеши меня! Он спит и видит, как меня посадить, а ты говоришь — замять!　

— Так может или нет?　

— Конечно. В нем вся загвоздка. У него все компроматы на меня в личном сейфе спрятаны, в кабинете. Я уже думал, если бы кто их выкрал. Но как? Он почище Цербера их сторожит, никому не доверяет, все сам ведет. Есть там у меня один начальник отдела, его подчиненный, он тоже ничего сделать не смог.　

— А он этого Владимира Петровича хорошо знает?　

— Бесполезно. Я уже говорил с ним, он пытался подступиться к шефу, но так обжегся, что об этом больше и речи быть не может.　

— Я о другом спрашиваю, Славочка, он его лично хорошо знает?　

— Ну, конечно, что за вопрос! Только все бесполезно. Хана мне, одним словом. Жена моего зама приходила вчера ко мне, сказала, если я его не вытащу в ближайшее время, он начнет показания давать. Тогда уж точно всем крышка.　

— Как можно встретиться с твоим знакомым из БХСС? Вячеслав Иванович махнул рукой:　

— Бесполезно.　

— Я спрашиваю, как я могу его найти, Слава?　

В голосе Наташи послышались твердые и упрямые нотки. Вячеслав Иванович с удивлением посмотрел на нее. Эти игры явно не для нее. Да и что она сможет сделать?　

— Наташ…

— Ты меня знаешь, я не отстану.　

— Хорошо, достань вон там, в тумбочке, мою записную книжку.　

В тот же вечер она позвонила знакомому Славы домой. Договорились встретиться через час. Ей нужно только одно, чтобы он познакомил ее с Быстровым. Как будто случайно. Дальше уже ее дело.　

Мужчина-бэхээсэсник молча выслушал ее, нахмурился. Как он ее познакомит со своим шефом? Они же не приятели! Нет, это невозможно. И вообще, ему пора, дела.　

— Вы получите три тысячи, если устроите это, — решительно остановила его Наташа.　

Он явно не хотел с ней об этом говорить. А она уже расстегнула сумочку.　

— Тысячу сейчас, вот, держите, а две потом.　

Мужчина быстро, стыдливо спрятал деньги. Да, три тысячи — неплохие деньги! Почти годовая его зарплата.　

— Даже не знаю, — промямлил он.　

— А вы подумайте, я вас не тороплю.　

— Впрочем, — бэхээсэсник оживился, — у нас завтра получка. Мы обычно вместе обедаем в ресторане. Владимир Петрович любит один ресторанчик, недалеко от нашего управления, «Волхов» называется.　

— Я знаю этот ресторан.　

— Возможно, завтра мы будем там, но как я вам сообщу, если…　

— Вот мой номер телефона, — она протянула ему бумажку с цифрами, — позвоните мне, и я через полчаса там буду.　

— С нами может быть еще один начальник отдела, мы обычно втроем обедаем.　

— Хорошо, завтра я жду звонка. Надеюсь, завтра же с вами и рассчитаюсь.　

Собеседник молча кивнул, и они расстались.　

Он не обманул, действительно позвонил ей и сообщил время.　

— Примерно в четырнадцать ноль-ноль мы будем там, может, чуточку раньше, так что не опаздывайте.　

Она не опоздала, подъехала заранее к ресторану и стала ждать. Показалась черная «Волга». Из машины вышли трое мужчин, все в штатских костюмах, но выглядят официально, сразу видно, что из какого-то важного ведомства. Своего вчерашнего знакомого Наташа узнала сразу же.　

Она вошла в зал минут через пятнадцать, решительно двинулась между столиков в самый дальний угол ресторана.　

— Наташа! Это вы? Вот так встреча! Не ожидал.　

Наташа остановилась напротив сидящих за столиком мужчин, заулыбалась. На ней было шикарное, все в блестках, нарядное черное платье в обтяжку, черные чулки, черные туфли на высоком каблуке, на руках перстни, браслеты, на оголенной груди цепочка с кулоном, в ушах длинные серьги. Почти все ее украшения с бриллиантами — так и блестят, так и сверкают. Не засмотреться на красоту этой женщины сейчас было невозможно.　

— О-о, а я вас сразу и не узнала. Действительно, вот так встреча!　

— Вы здесь одна?　

— Да, проезжала мимо, решила зайти пообедать.　

— Тогда присаживайтесь к нам, — ответил за своего товарища другой мужчина и, привстав, отодвинул для нее стул. — Меня, кстати, Владимиром Петровичем зовут, это Александр Николаевич, а вас, как я уже понял — Наташа?　

— Да, меня — Наташа. Очень приятно, спасибо.　

Она была сейчас такая милая, такая ласковая, такая нежная, что не влюбиться в нее было невозможно.　

Принесли обед.　

— Принесите для дамы шампанского, — распорядился официанту Владимир Петрович.　

— Что вы? Я не могу. Я за рулем. Да и как-то неудобно.　

— Вы сами водите машину? — удивился Владимир Петрович. — Вы героическая женщина! Ничего, сто пятьдесят грамм не повредит, — и, повернувшись к официанту, добавил: — Сто пятьдесят шампанского и три по сто коньяка.　

— А если меня ГАИ остановит? — игриво спросила Наташа и так посмотрела на Владимира Петровича, что тот немного смутился. Заулыбался, достал из кармана визитную карточку.　

— Если остановят, сразу же мне позвоните, по прямому, а если меня не будет на месте, попросите секретаршу срочно разыскать.　

— Спасибо, Владимир Петрович.　

— Пока не за что, пока, к сожалению, вас не остановили.　

— Почему, к сожалению?　

— Потому что тогда у меня будет возможность увидеть вас снова.　

Все дружно заулыбались. Наташа уже знала, что «клеить» самой полковника не придется. Он, бедный, уже попался на ее крючок. Остается только подсечь.　

Трое мужчин ухаживали за ней поочередно, правда, уступая пальму первенства Владимиру Петровичу. Он, весело болтая, подливал ей в стакан сок, протягивал тарелочку с хлебом, поминутно заботливо спрашивал: «Вам что-нибудь еще нужно?»　

Обед подошел к концу. Показался официант с блокнотом. Подав счет, скромно отошел в сторону. Наташа достала из сумочки кошелек, открыла его. Но рука Владимира Петровича остановила ее.　

— Уберите, не надо. Мы вас угощаем. Такая женщина и будет за себя расплачиваться, да ни за что!　

— Нет, что вы, мне неудобно…　

— Ерунда, мелочи.　

Владимир Петрович расплатился, встал, подал даме руку.　

— К сожалению, нам пора по делам, — произнес он, пропуская ее вперед.　

Сейчас, следуя за ней, Владимир Петрович просто пожирал ее глазами, особенно обтянутую платьем попочку и ноги, такие красивые, сексуальные в черных чулках. Вышли на улицу. Владимир Петрович махнул своим коллегам в сторону машины.　

— Садитесь, я сейчас.　

Повернулся к Наташе. Девушка улыбнулась ему:　

— Спасибо, Владимир Петрович, за обед, все было очень вкусно, всего доброго.　

— Подождите… сейчас, одну секундочку, — он слегка замешкался.　

Наташа смотрела на него глазами невинного ребенка, словно не догадывалась, о чем пойдет речь дальше.　

— Наташенька, если вы не прочь, я хотел пригласить вас прокатиться за город, подышать свежим воздухом, где-нибудь поужинать. Честно говоря, со мной такое редко бывает, но вы мне очень понравились. Вы очень красивы.　

— Ну что вы, обычная, как и все, — мило улыбалась Наташа, — если откровенно, вы мне тоже понравились, Владимир Петрович, такие мужчины в моем вкусе.　

— Да? — лицо полковника самодовольно зарделось. — Вообще-то, я женщинам нравился, но всегда был с претензиями. Кстати, называйте меня просто — Володя.　

— Хорошо, Володя.　

— Итак, когда мы встретимся?　

Наташа снова открыла сумочку, что-то записала на маленьком глянцевом листочке бумаги.　

— Вот, мой номер телефона, звоните.　

— Вы не замужем?　

— Пока никто не берет.　

Он весело рассмеялся:　

— Ну уж в это я никогда не поверю, наверное, всем отказываете.　

— Может быть, — в тон ему ответила женщина.　

— Когда вам можно позвонить?　

— В любое время, я почти всегда дома.　

— Тогда ловлю вас на слове и обязательно позвоню сегодня вечером.　

— Хорошо, звоните. Всего доброго и еще раз спасибо за обед.　

Он проводил ее легкую, почти воздушную походку жадным взглядом, вздохнул. Вот это женщина! Высший класс! Вот если бы еще уговорить ее лечь с ним в постель, это было бы совсем здорово!　

Конечно же, он ей позвонил вечером. Долго извинялся за беспокойство, спрашивал, как она доехала. Потом пригласил на следующий день за город. Договорились встретиться в два часа, с работы он уйдет пораньше.　

Утром Наташа заехала в фотоателье. Ей нужен самый лучший фотоаппарат, который в ответственный момент не подведет. Ей посоветовали «Nikon» последней модели, к нему небольшое устройство — автоматически переводящее кадр и автоматически снимающее с любой задержкой по времени. Тот же фотограф, продавший аппарат, согласился приехать к ней домой и установить его в спальне. Теперь можно было ехать на свидание с полковником.　

Сначала Владимир Петрович повез Наташу за город. Он был в ударе — много шутил, рассказывал разные милицейские истории. Иной раз пошлые и грубые, но ему они казались ужасно интересными. Наташа, по крайней мере, слушала его с большим вниманием и все время улыбалась.　

Потом они поужинали в небольшом ресторанчике и поехали обратно в город.　

— Когда я снова тебя увижу? — спросил ее полковник.　

— А когда ты хочешь?　

— Завтра, послезавтра и после послезавтра, каждый день.　

— А так часто тебе не надоест, Вова?　

— Мне — нет.　

— А твоей семье?　

Владимир Петрович на секунду замялся.　

— У меня почти нет семьи, мы почти в разводе, — неуверенно соврал он.　

— Да? Как это — почти?　

— Ну, мы почти не общаемся с женой… Ну, ты понимаешь? Мы на грани развода. Ждем, когда дочь институт закончит.　

— Да, невеселая эта семейная жизнь. Хочешь, зайдем ко мне, угощу тебя кофе?　

— Конечно.　

Ему все еще не верилось в свою удачу. Но вот он уже действительно сидит на мягком кожаном диване в гостиной и пьет черный кофе. Приглушенный свет, музыка, красивая, уютная квартира, а рядом с ним божественная женщина. Наверное, со студенческих лет он не чувствовал в душе такого подъема и волнения от предстоящей близости. Она явно не против этого. Она взрослая женщина и прекрасно понимает, зачем он здесь. Может, она надеется выйти за него замуж, ведь он что-то наплел ей о предстоящем разводе.　

Он молча протянул к ней руку, положил на колено. Погладил. Она смотрела прямо ему в глаза и руку не убирала. Он притянул ее к себе и стал целовать.　

— Подожди, — она встала, — я сейчас приму душ, а твой халат будет висеть в ванной.　

Он с улыбкой слушал, как плещется в ванной вода. Потом еще раз на пороге спальни обнял ее гибкое, свежее после купания тело, провел рукой по чуть влажным кончикам волос, тихо произнес:　

— Ты шикарная женщина. Я хочу тебя…　

— Я знаю.　

— У нас с тобой все получится.　

— Я надеюсь.　

Она загадочно улыбнулась, а он быстро направился в ванную. Терять впустую время не хотелось, хотелось как можно скорее нырнуть к ней в постель. Мечта осуществилась.　

Пока он мылся, она подготовила к работе фотоаппарат, выбрала тридцатисекундную задержку. Осталось только нажать кнопку, и каждые тридцать секунд он автоматически отщелкает тридцать шесть кадров. Ну что ж, теперь остается ждать этого самодовольного гусара — полковника.　

Вот и он. Улыбающийся, довольный, обмотанный полотенцем.　

— Наташа, ты просто чудо, я даже не ожидал от тебя.　

— Мне нравятся такие мужчины, как ты, это моя слабость, и еще я очень люблю заниматься сексом. Ты как, не против?　

— Ха, против ли я?!　

Он сбросил полотенце, гордо демонстрируя перед ней все свои прелести, юркнул к ней в постель и стал нетерпеливо целовать и гладить ее. Ему сейчас так не терпелось поскорее начать. Она сильно возбуждала. Ее обнаженное тело было гораздо красивее, чем тогда, в ресторане, в платье.　

— Подожди.　

Она встала. Ничем не прикрываясь и абсолютно не стесняясь его. Еще бы — ей-то было что показать.　

— Я люблю под музыку и со светом, мне нравится, когда все видно.　

— Мне тоже, — улыбаясь, ответил он, любуясь ее обнаженным телом.　

Желание охватывало его все сильнее, все мысли, кроме секса, куда-то провалились. Она сдернула с постели одеяло, скинула его на пол.　

— Я люблю безо всего, мой дорогой!　

В следующую секунду она напрыгнула на него, словно дикая кошка.　

— Я хочу тебя, Вова, возьми меня!　

Да, такого с ним еще никогда не было. Фантастика превратилась в реальность. И этот миг хотелось продлить как можно дольше…　

— Завтра увидимся? — спросил он, целуя ее в дверях.　

— Позвони мне.　

Она закрыла за ним дверь и тут же побежала в спальню. Достала фотоаппарат, проверила пленку. Все в порядке, все тридцать шесть кадров были отсняты.　

Он позвонил ей через день. Договорились о встрече. По его масленому тону она сразу поняла, что мужику сильно хочется. Ладно, не надо ресторанов, приезжай сразу к ней домой. И он приехал очень быстро, еще и рабочий день не закончился. Когда он вошел и протянул бутылку шампанского, она сразу же показалась ему какой-то отстраненной, равнодушной. Совсем не такой, как в тот первый раз. Он нетерпеливо притянул ее к себе:　

— Пошли в постель.　

— Пойдем, Вовочка, только сначала я хотела поговорить с тобой об одной вещи.　

— Потом… пошли сначала это.　

— Нет.　

Она твердо остановила его Он чуточку даже обиделся. Ну какие могут быть разговоры, когда душа просит совсем другого!　

— Вова, тебе хорошо со мной?　

— О чем речь, милая?　

— Я могу тебя попросить об одном одолжении?　

— Деньги? Сколько?　

— Нет, не деньги.　

Он непроизвольно выдохнул с облегчением. Кроме денег, все, что угодно.　

— Вова, у меня есть один родственник, который попал в беду, я бы очень хотела ему помочь.　

— Что случилось?　

— На него возбуждено уголовное дело.　

— Да?　

Голос полковника звучал уже не так радостно. Этот разговор ему явно не нравился. Вечно эти бабы со своими просьбами липнут. И вечно с какими-то родственниками — уголовниками. И эта туда же.　

— Ты его знаешь. Он работает… — она секунду помедлила, потом очень твердым голосом закончила, — начальником Главплодовощторга, Вячеслав Иванович…　

— Что??? Что ты сказала?　

Она спокойно посмотрела на него:　

— Я прошу тебя помочь ему.　

— Ни за что! Ты с ума спятила! Это такой расхититель! Это мои генеральские погоны!　

— На чужом несчастьи счастья не построишь, Вовочка.　

— Ты это брось! Ты что, с самого начала знала, что я веду это дело? Ты что, это специально?　

— Что специально?　

— Ну, это самое, меня подклеила?　

— Если быть более точным, то, кажется, это ты меня подклеил?　

Он сильно завелся.　

— Ладно, черт с ним… Все, я поехал, мне пора.　

— Значит, не хочешь помочь мне?　

— Ты спятила, подруга!　

— Я бы тебе заплатила, хочешь деньгами, хочешь собой. Выбирай!　

— Ха!　

Он с сарказмом усмехнулся:　

— Нет, эта сделка не состоится. Не на того напали, ясно?　

— Значит, нет?　

— Значит, нет.　

— Жаль. Я хотела по-хорошему.　

— По-хорошему не получится, — язвительно ответил Владимир Петрович, уже собираясь удалиться.　

— Тогда придется договариваться по-плохому, Вовочка.　

— Чего? Ты меня пугать вздумала, так я сейчас…　

— Подожди, не кипятись ты так, — она открыла ящик письменного стола, достала большой пухлый конверт, — на, погляди.　

— Что это? — недовольно буркнул он, чувствуя какой-то подвох.　

— А ты сам посмотри.　

Он быстро открыл конверт, вынул оттуда фотографии и замер. Почва начала уходить у него из-под ног.　

— Что это? — глупо уставившись на фото, спросил он.　

— А ты разве не узнаешь, это мы с тобой, дорогой. Мне кажется, ты очень хорошо получился, ты вообще фотогеничен, тебе не кажется?　

— Сука!　

— Ну-ну, не надо истерик, держи себя в руках. Ты же все-таки полковник, без пяти минут генерал.　

— Что все это значит?　

— Это значит, что ты должен помочь мне, вот и все.　

— Что значит — помочь, черт побери!　

— Уничтожить документы, все документы по делу Главплодовощторга, и как можно быстрее освободить из тюрьмы его зама.　

— Это невозможно!　

— Возможно, Вовочка, все возможно. Только ты не кричи и не суетись, а спокойно подумай, как все это можно сделать. Ты умный и способный человек, я знаю, ты что-нибудь придумаешь.　

Он в упор смотрел на нее, и ему все еще не верилось, что именно с ним все это происходит. Попался как мальчишка. В его взгляде блестела холодная ненависть. И эта девчонка, эта соплячка будет еще ему указывать! Нет, не будет так, как она желает! Не будет, и точка!　

— Нет, Наташа, дорогуша моя, я ничем не смогу тебе помочь. Уже поздно. Твой родственничек все-таки сядет в тюрьму.　

— Ну что ж, жаль, что мы с тобой не договорились. Прощай, а фотографии можешь забрать с собой, на память.　

Что-то пугающее было в ее тоне. Она явно не боится его. И он только сейчас, глядя в эти жесткие и совсем чужие женские глаза, почувствовал что-то неладное. Опасность наползала на него пугающей черной массой.　

— Что ты собираешься делать с этими фотографиями?　

— Ты уже собрался уходить — так уходи! А что я сделаю, скоро узнаешь.　

— Не груби мне! Я все-таки тебе в отцы гожусь!　

— Что-то ты вчера в постели забыл мне об этом сказать.　

— Я спрашиваю, — нервно повысил он голос, — что ты собираешься делать с этими фотографиями?　

— Хорошо, я отвечу. Если ты не хочешь помочь мне, то тогда мне придется тебя потопить. Я их пошлю твоему начальству и в партком, затем в Москву, в Министерство, потом в обком партии. Когда тебя исключат из партии и выгонят с работы…　

— …???　

— Да, да, не смотри на меня так, ты сам прекрасно знаешь, как сейчас чистят ваши органы. Так что — выгонят, можешь и не сомневаться. А один экземпляр я пошлю твоей женушке. Впрочем, у тебя с ней почти развод, так что это ее только позабавит. Или не совсем позабавит, а, Вова?　

Владимир Петрович сидел словно пришибленный. Эта девчонка права. Он у нее в руках. Полностью, со всеми потрохами. Она поймала его в свою ловушку. Только сейчас он осознал всю опасность, которая грозит ему. За такое из партии его точно попрут, а значит — и с работы. Может, попытаться нажать на нее, надавить, блефануть немного?..　

— Да-а, девочка, шантаж штука серьезная! Придется сейчас же в отделение тебя доставить. За такие вещи в нашей стране судят, ты не знала? Это статья, это я уж тебе обещаю.　

— Ладно, не пугай, мне это неинтересно, — бесцеремонно перебила она его. — А то договоришься, что сейчас действительно до отделения прокатимся вместе.　

Он снова замер и тупо уставился на нее. Вот заноза, надо же!　

— Кстати, Вова, забыла тебе сказать. Если ты надумаешь меня убрать, негативы в надежном месте и у очень серьезных людей. Как только со мной что-то случится, все эти фото и эта история очень быстро всплывут.　

— Да надо мне это!　

— Ну и правильно.　

— Ладно, я тебе позвоню.　

— Нет, мне ответ сейчас нужен, завтра будет поздно.　

— А где гарантии, что вот это самое потом…　

— Мое слово.　

Он снова усмехнулся:　

— Хорошенькая гарантия.　

— Я тебя не обману, не беспокойся. Мне лично такая память не нужна, не беспокойся, да и твою семейную жизнь я разрушать не собираюсь, не волнуйся, у меня на тебя видов нет.　

Он нахмурился, слышать такое было не очень-то приятно. Вот почему она напрыгнула на него кошкой, а совсем не от мужских его достоинств. Правда всегда жестока.　

— Помимо негативов, — продолжала она уже более мягким тоном, — ты получишь двадцать тысяч и, если пожелаешь, еще одну ночь со мной. Уж я-то тебя лично отблагодарю, постараюсь на совесть, обещаю.　

— Мне это не надо.　

Она посмотрела на него с явным удивлением:　

— Разве тебе со мной не понравилось?　

— Хватит, накувыркались!　

— Дело хозяйское, не хочешь, насиловать не буду.　

Она встала с дивана, подошла к секретеру, достала оттуда несколько пачек денег.　

— Вот, здесь десять тысяч, остальные, когда я получу документы и ты освободишь его зама.　

Он секунду молчал, тяжело сглотнул и произнес:　

— Хорошо. Завтра документы будут у тебя.　

Он лихорадочно сгреб деньги, быстро распихал их по карманам.　

— Ладно, я пошел.

— Счастливо тебе, Вова. Я была уверена, что у нас с тобой все получится.　

Он не ответил и, не глядя на нее, вышел.　

Она с улыбкой смотрела в окно и видела, как нервно, с толчками отъезжает его машина. Потом подошла к тому же секретеру, где лежали деньги, выдвинула другой ящик и посмотрела на медленно вращающуюся магнитофонную пленку. Ее палец не спеша нажал клавишу «стоп». Запись их разговора тоже может пригодиться. Так, на всякий случай. Вдруг Вова заупрямится! Впрочем, не должен, он же умный мальчик, генералом к тому же еще хочет стать. И станет, если, конечно, глупостей не наделает.　

На следующий день он позвонил ей, как и обещал. Привез документы. Это были те самые бумаги, которых так боялся Слава, — первые экземпляры. Копий, как заверил Владимир Петрович, не существовало.　

Вячеслав Иванович, когда она принесла ему в больницу эти бумаги, даже не поверил своим глазам. Он со слезами обнял ее, расцеловал и от волнения ничего не смог произнести. Он все понял.　

Через неделю освободили зама, а еще через неделю прокурор подписал постановление о прекращении уголовного дела против руководства Главплодовощторга. Владимир Петрович приехал с этой бумажкой к Наташе. Впервые за все это время улыбнулся:　

— Вот, читай. Я свое слово держу.　

Она прочитала официальную бумагу.　

— Я тоже. На, получай.　

Она положила перед ним фотопленку и деньги.　

— Здесь ровно десять, можешь не пересчитывать.　

— Я тебе верю, — распихивая по карманам деньги, сказал он. Потом бегло просмотрел пленку, тоже убрал в карман. Секундное замешательство, и он жадно скользнул по ее халату взглядом.　

— Иди в душ.　

— Зачем?　

— Хочу получить все сполна. Ты ведь обещала.　

— Ах, ты об этом? Но ты же отказался, тебе же не понравилось!