Братья по крови

Сергей вместе с Машей встречали Вовку на вокзале. Приехали пораньше, за час, и сейчас молча и грустно ждали подхода поезда.　

За эти два года Маша еще больше расцвела, а Сергей еще больше влюбился в нее. Они встречались каждый день и как соседи по лестничной площадке, и в школе, и во дворе. Сергей постоянно опекал ее, защищал от приставаний других мальчишек, а однажды даже из-за нее подрался. Тогда она с благодарностью по-дружески обняла его за шею и поцеловала в щеку. От этого поцелуя Серега сильно засмущался и весь покраснел. Маша заметила это и как-то загадочно улыбнулась ему.　

Вечерами перед сном Сергей часто думал о ней. Он любил ее, любил сильно и никак не мог справиться со своим чувством. Он хотел быть только с Машей, другие девчонки его абсолютно не волновали. Что-то такое особенное было в Маше Трегубовой, что никак не давало забыть ее и уж тем более разлюбить. Но с другой стороны, Серега всегда вспоминал о своем лучшем друге — Вовке. Он сейчас там, в армии, в Афгане, и ему, наверное, не сладко. Некрасиво объясняться в любви девчонке, когда ее парень и в то же время твой друг так далеко. Даже не то, чтобы некрасиво, а, откровенно говоря, по-предательски по отношению к нему.　

Серега не раз хотел открыться в своих чувствах Маше. Сначала, когда Вовка ушел в армию, Сереге почему-то казалось, что два года — это целая вечность. Что они никогда не кончатся, и поэтому он успеет с Машей обо всем переговорить.

Но шли дни, которые складывались в недели, в месяцы, а Сергей по-прежнему стеснялся признаться ей в любви. Каждый вечер, засыпая, он в который раз говорил с ней, и у него так все получалось складно, красиво. Он уже видел, как обнимает ее, целует, а она отвечает взаимностью. Яркое, сказочное видение. Но стоило ему оказаться на следующий день рядом с Машей, как вся его смелость куда-то отступала, а нужных слов не находилось. И он снова стеснялся ее и даже не представлял себе, как может первым заговорить об этом.　

Серега решил написать ей любовное письмо. Еще в начальных классах он неплохо писал сочинения, ему это давалось легко. Он написал штук десять разных вариантов своего послания, но все их порвал. Сначала не удовлетворил слог, затем само содержание. А когда, вроде бы, и с содержанием, и со слогом все получилось, Серега подумал совсем о другом. А вдруг письмо попадет в чужие руки? Отдать ей его лично в руки он не решался. И снова он не знал, что делать.　

С письмом так ничего и не вышло. А Маша иногда при встрече с ним бросала в его сторону такие многозначительные и загадочные взгляды, что внутри у него все замирало. Как ему неудержимо хотелось закричать в эти минуты: «Маша, милая моя Маша, я люблю тебя!». Но его сковывала какая-то нерешительность, и он смущенно отводил глаза в сторону. А она смотрела на него и улыбалась.　

Душевная боль немного заглушалась зимой и летом — сессия в университете. Почти как в той самой песенке — от сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год. Сергей учился хорошо. Требования в университете, особенно на филфаке, были высокие. Перед экзаменом мало было читать учебники, надо было знакомиться с кучей дополнительной литературы, которую можно было найти только в библиотеке и только в отделе редких изданий. Но Сереге нравились эти древние книги, и, вообще, он был по-настоящему счастлив, что выбрал именно эту специальность. История филологии всегда занимала и увлекала его. Вот если бы еще осуществилась его заветная мечта насчет Маши…　

Похоронка пришла так неожиданно, словно бомба разорвалась. Вовкина мать громко плакала и каждую минуту причитала:　

— Вовочка!.. Мальчик ты мой!.. Как же так я тебя не уберегла!..　

Серега узнал об этой трагической новости, когда пришел домой после занятий в университете. Папа с очень серьезным и грустным лицом встретил его в прихожей:　

— Сынок, подожди, не раздевайся. Час назад звонила Вовина мама… Вова погиб…　

— Как так?! — опешил Сергей. — Как так погиб!　

Папа смотрел на сына и молчал. И Сергей наконец понял страшный смысл сказанных отцом слов. Вовка погиб! Его больше нет, его убили! Грудь защемило, во рту появился неприятный горький привкус. Нет, этого не может быть! Вовка не мог погибнуть!　

Серега побежал к Вовкиному дому, лицо горело, а сердце внутри все стучало — нет, такого не может быть! И только когда он влетел в квартиру Марголиных и увидел каких-то незнакомых военных, рыдающую Вовкину мать и заплаканные глаза Маши, он понял, что это правда. Случилось самое страшное. То, во что в восемнадцать лет поверить невозможно. Вовки больше нет.　

Один из военных что-то говорил плачущей навзрыд женщине о том, что ее сын погиб как герой, что он выполнял свой интернациональный долг и что Родина его никогда не забудет, что похоронили его там же, в Афганистане…　

Сергей посмотрел на тихо плачущую Машу, их глаза неожиданно встретились. И они оба в смущении и с каким- то необъяснимым чувством вины перед Вовкой отвели свои взгляды. Серега не знал, что творится в душе у Маши, но сейчас он испытывал вину перед своим мертвым другом. Вину за свою тайную любовь. Как хорошо, что он все-таки не отправил тогда то письмо и ни о чем не сказал Маше. Если бы это случилось, ему было бы сейчас вдвойне тяжелей.　

Серега сильно переживал гибель друга. Но через несколько дней в его голове пронеслась шальная мысль — если Вовка погиб, значит, Маша свободна. И он теперь может.;. Но Сергей постарался прогнать прочь эти предательские по отношению к Вовке мысли, ему стало ужасно стыдно и неудобно за себя.　

Вовкина мать каждый день ходила в военкомат и просила, чтобы ее отправили в Афганистан навестить могилу сына. Но ей каждый раз отказывали. Не положено. Через неделю после известия о гибели Вовки с ней случился сердечный приступ. Вызвали «скорую» и дежурный врач, внимательно осмотрев женщину, тут же велел везти ее в больницу. Той же ночью она умерла.　

На похороны приехали какие-то дальние родственники — две престарелые тетки и один древний старик — двоюродный дядя. Поэтому похоронами занимались Сережины родители. Похоронили как и положено — с поминками, с венками, с водкой. Когда автобус увозил всех с кладбища, Сергей и Маша остались возле свежей могилы. На поминки ехать не хотелось.　

Они долго стояли одни и смотрели на могильный столбик с выгравированными на нем словами: «Марголина Анастасия Павловна. 1936–1981».

Поезд подошел с десятиминутным опозданием. Медленно ползли вагоны, встречающие шумной толпой колыхнулись вслед за останавливающимся поездом.　

— Вова!.. Вовка!.. — вдруг неожиданно закричала Маша, и с этим криком в душе у Сереги что-то оборвалось. Не суждено ему быть вместе с Машей. Не суждено.　

Вовка стремительно выскочил на перрон — высокий, здоровый, загорелый, в парадной форме десантника, с орденом и двумя медалями на груди. Подскочил к Маше, подхватил ее на руки, как пушинку, закружил. Цветы в ее руке смялись и упали на платформу. Потом Вовка отпустил ее и бросился к Сереге, крепко сдавил в своих объятиях, потом не стесняясь, со слезами на глазах трижды поцеловал его. От волнения грудь у Сереги тоже сдавило. Какая-то необычайная радость нахлынула на него сейчас. Вот он — Вовка! Его лучший друг! Живой!　

Когда через три месяца после смерти Анастасии Павловны Марголиной из военкомата пришло новое известие, Серега просто опешил и не мог произнести ни слова. Оказывается, Вовка не погиб, а пропал без вести. И вот сейчас он объявился, он жив и здоров и через месяц приедет домой.　

В тот же вечер Сережины родители о чем-то долго говорили на кухне. Потом отец вошел к сыну в комнату. Сергей писал очередной конспект.　

— Отвлекись ненадолго, — попросил его отец.　

Сергей поднял голову. В голове у него творился полный сумбур, и одну и ту же главу он начинал конспектировать уже трижды. Но смысл текста явно не шел в голову, а мысли упорно возвращались к Вовке.　

— Мы тут с матерью посоветовались, — сказал папа, — в общем, пусть Вовка у нас поживет, пока с его жильем неопределенность. Так что прямо с вокзала вези его к нам, понял?　

— Хорошо, папа.　

— А сейчас лучше ложись-ка спать, тебе, наверное, не до конспектов.　

— Это уж точно, — со вздохом ответил Сергей.　

После смерти Анастасии Павловны, примерно через месяц, в их однокомнатную квартиру вселились какие-то люди. Молодая семейная пара с маленьким ребенком. И сейчас Вовке действительно жить было негде…　

Они возвращались с вокзала радостные и счастливые. Сергей смотрел на Вовку и все время удивлялся, как тот изменился — загорелое возмужавшее лицо, чуть заметная седина на висках. Глаза взрослые и смотрят очень серьезно. Да, изменился Вовка, сильно изменился.　

— Сейчас ко мне поедем, — сказал Сергей.　

— Не, я сперва домой.　

Сергей с Машей молча переглянулись. Может, он и о смерти матери ничего не знает?　

— А потом хочу еще сегодня успеть на кладбище съездить, мать навестить.　

Сергей посмотрел в глаза Вовке. Про квартиру он, значит, ничего не знает. Вовка уловил в глазах друга какую-то тревогу, спросил:　

— А что случилось?　

— Понимаешь, Вовка… Тут после смерти твоей мамы вашу квартиру другим людям отдали.　

— Как так?　

— Я и сам не знаю.　

— Мою с матерью квартиру?! Да ты чего, Серега, говоришь! Сейчас поедем, увидим, кто там занял! Я их быстро выкину оттуда!　

— Подожди, Вов, не горячись. Отец мне объяснил, что они, наверное, по очереди ее получили. Они не виноваты. Понимаешь?　

— Как так по очереди?! Мою с матерью квартиру?!　

— Но когда они ее получали, вас-то не было. Мать умерла. А на тебя еще раньше похоронка пришла. Понимаешь? Тебе, конечно, ее вернут, куда они денутся. Но сперва надо оформить соответствующие документы. Понимаешь?　

Вовка долгим взглядом смотрел на Сергея. Наконец-то он начал понимать. Да, хорош сюрприз! Квартиру и ту отняли. А он за это государство воевал. Интернациональный долг выполнял. На кой хрен ему эти ордена с медалями нужны?! Он яростно сжал кулаки. Какая несправедливость!　

— Вов, да ты успокойся, отец уже ходил к юристу, и тот сказал, что нужно сделать. Действительно, тут никто не виноват. Просто у нас такие законы, раз квартира освободилась…　

— В заднице я видел такие законы! — резко перебил его Вовка.

Вспышка злости была такой сильной, что Маша с Сергеем даже перепугались. Вовка действительно изменился. В нем чувствовался какой-то затаенный протест, агрессия.　

Из вещей у него с собой был только маленький дорожный чемоданчик. С ним он и пришел жить к Сергею.　

Ночью Вовка спал неспокойно. Он ворочался с боку на бок, а иногда начинал громко кричать и ругаться отборным матом. Во сне он все еще был в Афгане, все еще шел в атаку, стрелял и с беспощадностью уничтожал своих врагов. В первую ночь Сергей вместе с родителями с испугом проснулись от этих диких криков, но отец успокоил жену с сыном:　

— Ладно, ложитесь спать, это он во сне… Да, видать, пришлось хлебнуть парню.　

Об этих тревожных снах они ничего Вовке не говорили, а он сам и не догадывался.　

Когда Вовка приехал с вокзала к Сереге, он думал, что переночует у него пару ночей, а потом вернется к себе. Но с квартирой оказалось все не так просто. Длиннющие очереди в исполкоме, в паспортном столе, военкомате. Вовка говорил с чиновниками, а его словно не слышали. Да, они все понимают, они сочувствуют ему, но сначала нужно собрать следующие справки. Дальше шел очень длинный перечень документов. Нужно получить паспорт и прописаться. Но в паспортном столе его не могут никуда прописать, ведь здесь в городе у него нет никаких родственников. А прописывают только к родственникам. Надо идти обратно в военкомат, пусть там решают вопрос…　

Вовка уже целый месяц ходил по инстанциям. Он изрядно устал, да и нервы были на пределе. Хорошо еще, что почти всегда рядом с ним были или Сергей, или Маша, они не давали ему сорваться. Но когда он в пятый раз пришел к военкому и тот в очередной раз послал его обратно в исполком, Вовка не выдержал:　

— Да ты чего, полкан, мне мозги компостируешь!　

Вмиг перемахнув через широкий стол, разделяющий их, Вовка схватил перепуганного полковника за шиворот и затряс, как грушу. На крики в кабинет прибежали работники военкомата, подоспел вовремя и Сергей.　

— В милицию его надо сдать!　

— Хулиган, а не афганец!　

Вовку действительно хотели сдать в милицию, но Серега отбил его у разгоряченной толпы. Военком тоже бушевал вовсю:　

— Я этому Марголину еще помогаю! Гад! Мерзавец! Чтобы я еще из-за него пальцем пошевелил — да ни в жизнь!　

— Пошел ты!.. — грубо бросил ему в лицо Вовка и развернулся к выходу.　

— Ладно, успокойся, — пытался утихомирить друга Сергей, — пойдем послезавтра к председателю райисполкома, объясним ему, что тебе никак не прописаться…　

— Никуда я больше не пойду, — злобно буркнул Вовка, — не хочу!　

— Да брось ты, ну зачем так?! Решим вопрос с пропиской, вот увидишь.　

— Нет! — твердо ответил Вовка и неожиданно остановился, пронзительно посмотрел в глаза друга. — Спасибо тебе, Серега, но больше я никуда не пойду. Просить у этого, государства я ничего не буду. И оно у меня тоже пусть ничего не просит.　

Серега, опешив, стоял и смотрел на взбешенного Вовку, говорить что-либо сейчас было бесполезно.　

В тот вечер Вовка не пришел домой ночевать. Появился только через два дня, и от него сильно разило перегаром.　

— Чего уставился? — весело бросил он Сергею. Дружбана встретил, поураганили вместе.　

— Да нет, я понимаю… Вовка, я тут вчера с Машей разговаривал. Если вы поженитесь, она же тебя к себе может прописать, и тогда все дело быстро сдвинется с мертвой точки.　

— Не пойдет.　

— Почему?　

— Мне чужая прописка не нужна, и квартира тоже!!　

— Да, но…　

— Все, закрыли тему! — Вовка снова стал злым, раздражительным. — И отсюда я скоро съеду, так что можешь сказать своим, пусть не беспокоятся.　

— Да ты чего, Вовка!　

— Ладно, извини… вырвалось. Извини, брат.　

Серега примирительно махнул рукой. Вовка впервые назвал его братом. А ведь они действительно стали как братья, даже живут теперь вместе.　

Вовка устроился работать грузчиком. Без прописки его никуда не брали. Хлопотать дальше насчет документов и квартиры он действительно не собирался. Маша сильно переживала за него, сколько раз пыталась поговорить с ним, но он отнекивался:　

— Ладно, Маш, все будет хорошо. Сейчас немного разберусь, что к чему, потом решу с квартирой вопрос. Так что с женитьбой немного подождем.　

Он не хотел жениться из-за прописки. Чтобы Машины родители ни о чем таком не думали. Когда будет у него своя квартира, тогда они и поженятся. А в чужой, да к тому же с ее предками, он жить не собирается.　

Машины родители еще и раньше, до армии, не очень хорошо воспринимали Вовку, слишком он какой-то дерзкий, неуживчивый. Да и учиться не хочет. Что это за специальность — грузчик? Стыдно кому сказать. Сами они оба врачи, да и дочь поступила в медицинский.　

Вовка все это прекрасно видел и чувствовал. По этому поводу он даже зло подшучивал над Машей:　

— Ну что, пойдешь сегодня с грузчиком в кино или твои не отпустят?　

— Вова, ну зачем ты так, прекрати! — обижалась каждый раз Маша. — Мама действительно права, тебе учиться надо.　

— Ну, путягу я все-таки закончил.　

— Это же не специальность.　

— Твоей маме обязательно институт нужен!　

— Не ей, а тебе.　

— Пусть сначала квартиру вернут, а потом…　

— А она, между прочим, ее у тебя не отнимала! — в запальчивости обижалась Маша, и Вовка понимал, что он действительно перегнул палку.　

Причем здесь Маша? Ведь в том, что с ним такое случилось, она не виновата. И она к нему очень хорошо относится, жалеет его, поддерживает, а главное — любит.　

— Машенька, извини, я не хотел, — он порывисто обнимал ее, она сразу же его прощала и покорно прижималась к его широкой сильной груди.　

— Я люблю тебя, — шептал он, целуя ее волосы, — я сам не понимаю, что со мной творится. После Афгана каким-то злым стал, нервным. Первое время по улицам ходил, так от каждого резкого шума вздрагивал. Без автомата себя чувствовал как-то неуютно, все не мог привыкнуть, что здесь никакой войны нет.　

— Ладно, Вовочка, не надо об этом. Пошли в кино, только я на минутку домой забегу, переоденусь, хорошо?　

— Давай, я жду тебя.　

И она стремительно исчезала в подъезде знакомого дома. Он всегда смотрел ей вслед, любовался ею. Знал, во дворе все мальчишки ему завидовали, еще до армии. Еще бы — такую красавицу отхватил! А сейчас она стала еще красивее, все-таки восемнадцать лет, девичий расцвет.　

В школе среди своих ровесниц Маша была самой красивой. Самой красивой она была и на первом курсе института. Мальчишки так и вились вокруг нее. Вон, Сереге даже пришлось из-за нее подраться, объяснить кое-что одному не в меру настырному ухажеру. Вовка был благодарен ему за это. И Маша молодец, дождалась, не обманула. Да и не та она девчонка, чтобы обманывать. Слишком чистая и честная она для этого.　

Единственное, что угнетало Вовку — это по-дурацки складывающаяся жизнь. Смерть матери, потеря квартиры, тяжелая грязная работа. Конечно, кому сказать, что работаешь грузчиком — приятного мало. Он, Вовка Марголин, который в их дворе всегда был первым, которому завидовали все мальчишки и в которого влюблялись все красивые девчонки, — теперь работает грузчиком. А ведь многие из вчерашних завистников уже давно поступили в институты, учатся на врачей, учителей, инженеров, а он таскает на фабрике неподъемные тюки и приходит с работы грязный с ног до головы и смертельно уставший. Теперь ему уже никто не завидует. Подсмеиваются и жалеют. Подумаешь — афганец! Кому нужен его Афган вместе с его орденом?! За это сейчас деньги не платят и в институт без экзаменов не берут. Хотя кое-какие льготы есть, но что от них проку, если даже свою собственную квартиру ему не возвращают?!　

После работы Вовка стал частенько закладывать. Возьмут со своим напарником бутылочку беленькой и где-нибудь в подворотне приговорят ее. Настроение сразу поднималось, жизнь уже не казалась такой сволочной.　

Пил Вовка и по выходным. Встретит старых приятелей по двору, по школе и айда в пивной бар-стекляшку. Сначала по кружечке пивка с воблой, потом что-нибудь более существенное. Частенько эти выпивки кончались спорами и драками. Здоровья у Вовки было много, а мастерства расквасить кому-нибудь морду хоть отбавляй, поэтому в драках, как всегда, он выходил победителем.　

Серега с Машей проводили с ним душеспасительные беседы, как могли боролись за него. А он только обещал бросить пить, но как выходные — так его словно магнитом тянуло в «стекляшку».　

В баре его все хорошо знали. Иногда даже угощали бесплатно пивом. А как же — все-таки герой, афганец! В один из таких дней к нему подвалили четверо парней. Все в фирменных джинсах, рубашечках, сразу видно, что фарца.　

— Послушай, герой, не хочешь с нами поработать?　

Вовка равнодушно посмотрел на незнакомцев:　

— А что делать-то надо?　

— Мы слышали, ты Афган прошел?　

— Ну.　

— Нам такие нужны. В охране будешь у нас. Ну и делать будешь все, что скажем.　

— Шестерить, что ли?　

— Зачем так грубо, Вова? Ты сейчас на своей фабрике что, шестеришь? А мы тебе, между прочим, чистую работенку предлагаем и триста рэ в месяц кладем. Ну, так как?　

— Откуда ты про мою работу знаешь?　

— Мы все знаем, — важно ответил парень и пренебрежительно посмотрел на Вовку. Вовка криво усмехнулся:　

— Откуда ты такой шустряк взялся?　

— Ты не очень-то, — высокомерно произнес парень, — мы народ крутой, если что — и наказать можем.　

Улыбка сползла с лица Вовки. Ох, как ему не нравились эти чистоплюйские ребята с холеными ручками. Эти валютчики и фарца думают, что всех могут купить, все им можно.　

Внутри у Вовки начало медленно закипать. Пока он там, в Афгане, под пулями душманов в песок зарывался и нюхал соленый пот гимнастерки, эти деловые мальчики здесь иностранцев дурили и бабки заколачивали. И теперь они хозяева жизни…　

— Послушай ты, крутой, — резко начал Вовка, — сейчас я плюну в твою кружечку, вот так, — Вовка смачно плюнул, — и если ты смелый, то покажи, на что способен, или, фуфлыжник, проваливай на все четыре стороны. И дружков с собой забери.　

Вовка с дерзкой улыбкой смотрел на остолбеневших от такой наглости парней, в глазах его сейчас плясали злые огоньки.　

— Да чего это он себе позволяет! — взвился один из парней. — Ты, дешевка!　

— Что?! — Вовка схватил парня за шиворот. — Что ты сказал, щенок!　

Парень не успел среагировать, как Вовкин кулак уже опустился ему на голову. Парень с грохотом отлетел в сторону, опрокинув стул.　

Посетители с удивлением стали оглядываться.　

— Ах ты, сука! — бросился на Вовку второй.　

Но Вовка ловко отбил удар и пнул его ногой. Азарт предстоящей драки уже пьянил его.　

Сдаваться фарцовщики просто так не хотели, стыдно, да и марку надо держать. Втроем они думали справиться с Вовкой. Но просчитались. Вовка уделал всех очень быстро и в бешенстве стал пинать их ногами. Показались двое милиционеров. Но Вовка абсолютно не реагировал на них, продолжая усердно обрабатывать своих обидчиков.　

Досталось от Вовки и милиционерам. Те никак не ожидали, что он будет сопротивляться. Помог его одолеть и скрутить кто-то из посетителей. Навалились на Вовку впятером сзади, сбили с ног и придавили к полу. Успокоился он лишь тогда, когда на его запястьях защелкнули наручники. Потом его подняли и повели вниз в милицейский воронок.　

— Давай, парень, полезай, ты свое, кажись, уже отгулял, — подтолкнул его в спину один из милиционеров с распухшей и кровоточащей скулой. Второго милиционера вместе с теми четырьмя деловыми отвезла «скорая» — травмы оказались достаточно серьезными.　

Сутки Вовка просидел в отделении милиции. Дежурный попался не сволочной, согласился позвонить домой, предупредить, чтобы там не беспокоились.　

Хорошо сказать — не беспокоились. К телефону как раз подошел Сергей и с замирающим сердцем выслушал сообщение дежурного.　

— А вы, кстати, кто ему будете? — под конец поинтересовался милиционер.　

— Брат.　

— Да, хорош у вас братишка. Нашего работника покалечил. Теперь ему за хулиганство года три светит, не меньше.　

На следующий день в институт Серега не поехал. Надел костюм, галстук и отправился в местное РУВД к начальнику. В коридорах милицейского управления, толкаясь среди посетителей, Серега узнал имя и отчество начальника районного управления и смело шагнул к нему в кабинет.　

За широким столом сидел грозный мужчина лет тридцати пяти в форме майора милиции с короткой стрижкой-ежиком на голове. В первую минуту Сергей даже опешил. Неужели это начальник РУВД, такой молодой, к тому же всего лишь майор? В коридоре вон сколько подполковников и даже двоих полковников он видел. Сергей как минимум ожидал увидеть пожилого важного мужика с тремя большими звездами.　

— Я слушаю вас? — вывел его из задумчивости майор.　

— Простите, — неуверенно начал Сергей. — Вы — Ильин Сергей Александрович?　

— Да, я.　

Сергей немного смутился. Все верно. На табличке в приемной именно это имя он прочитал и уже несколько раз повторил про себя.　

— Ну, так и будете молчать, молодой человек? — строго спросил начальник РУВД.　

— Нет-нет, простите, я к вам по делу.　

— Слушаю, говорите, у меня времени мало, а в приемной еще куча людей.　

— Понимаете, Сергей Александрович, у меня беда стряслась. Вчера ваши сотрудники задержали моего лучшего друга, за драку в баре.　

— Это тот, который с работниками милиции стал драться, сопротивление оказывал. Одного сотрудника, как мне сегодня утром доложили, даже покалечил? — голос начальника звучал грозно и зло.　

— Да, — с упавшим сердцем подтвердил Сергей. — Но вы выслушайте меня…　

— Нет, это вы выслушайте меня, молодой человек! — резко перебил его майор. — Завтра на вашего дружка материалы в прокуратуру передадут и, скорее всего, он в тюрьму до суда загремит. Он еще и без прописки проживает, а это еще одна статья. Так что вам нужно к адвокату, а не ко мне обращаться.　

Сергей зло посмотрел на майора, милицейский начальник почувствовал этот взгляд и спокойно добавил:　

— Ничего, как миленького его посадят. Я порядок у себя в районе наведу! И не надо на меня так смотреть! Все, вы свободны.　

— Нет, — твердо ответил Сергей. — Я не уйду, пока вы меня не выслушаете, лучше меня сажайте…　

— Если так же, как ваш дружок, будете себя вести, то обязательно посадим, можете не беспокоиться. Все, нам с вами не о чем больше говорить.　

— Нет, есть о чем.　

— Что?!　

— Прошу вас, выслушайте меня. В том, что он без прописки, не он виноват, а виноват ваш паспортный стол и военкомат. Прошу вас, не перебивайте, дайте мне досказать.　

Начальник хотел было возразить, но потом, видимо, решил дослушать до конца этого горячего юношу.　

— Понимаете, он был в армии и не где-нибудь, а в Афганистане. По ошибке на него пришла похоронка, мать не выдержала этого и умерла, а спустя три месяца оказалось, что он жив. А он с матерью один жил, и его квартиру отдали другим людям. Ведь он же погибшим считался. И к тому же его не прописывают — раз некуда, то и не прописывают. Представляете, сколько парень натерпелся! А он, между прочим, интернациональный долг выполнял, его даже боевым орденом и двумя медалями наградили! Ну а в баре, конечно же, он погорячился. Понимаете, он сам не свой после всего этого…　

— Подожди ты со своим баром, — раздраженно, но уже более примирительно, произнес начальник, — когда он из Афганистана вернулся?　

— Да буквально недавно. Месяц он под Ташкентом был, и два месяца здесь, на гражданке. Значит, месяца три-четыре, а что?　

— Нет, ничего… А как фамилия твоего друга?　

— Марголин… Марголин Владимир Анатольевич.　

— Подожди, — майор о чем-то напряженно думал, и Сергей никак не мог понять эту резкую перемену в его настроении.　

— Черт… не вспомнить, — выругался Сергей Александрович. — А где он раньше жил, до армии?　

— Да там же, — смутился Сергей, — улица Будапештская, дом тридцать шесть, это на территории четвертого отделения милиции.

Майор наконец-таки вспомнил:　

— Марголин, говоришь?　

Глаза начальника РУВД светились каким-то странным блеском.　

— Да, — еще более растерянно подтвердил Сергей. — А что?　

— Ладно, молодой человек, вы можете быть свободны.　

— Но… Простите, я просто так не уйду. Поверьте, он не виноват, он не хотел…　

— Ладно, мне тут общественные защитники не нужны! — голос майора снова стал строгим. — Я сам полгода назад из Афгана вышел, до сих пор ноги после ранения болят. Своим, афганцам, мы всегда помогаем. Так что посмотрим…　

Майор поднялся и неожиданно протянул на прощание Сергею свою широкую крепкую ладонь.　

Сергей пожал ее.　

— Спасибо вам, Сергей Александрович, — наконец у самой двери, спохватившись, торопливо произнес Сергей и вышел из кабинета.　

Вовка второй день сидел в камере, дознаватель с него взял объяснения, и больше его никто не беспокоил. Неожиданно дверь камеры с грохотом отворилась, молоденький сержант громко выкрикнул:　

— Марголин, на выход!　

Ему одели наручники, вывели на улицу и подтолкнули к открытой дверце милицейского газика:　

— Давай, полезай!　

Вовка не видел, куда его везут. «Наверное, в тюрьму», — решил он. Ведь дознаватель вчера ему ясно сказал, что дело его плохо, срок на сто процентов светит. Еще он назвал ему какие-то две строгие статьи Уголовного Кодекса. Одна, что-то насчет хулиганства с отягчающими последствиями, а другая — нарушение паспортных правил. Да, глупо все получается, очень глупо. Надо было все-таки сдержаться и не ввязываться в эту драку. Всем этим пижонам ведь морду не набьешь! А вот в колонию из-за них попадать глупо.　

Вовка ехал, и предчувствие было самое дурное, к тому же наручники больно впивались в кожу.　

Его привезли к какому-то высокому серому зданию. На тюрьму никак не похоже. Пока вели, Вовка быстро прочитал вывеску у входа — «Районное Управление внутренних дел». Сюда-то зачем, подумал он. Может, его за какого-нибудь рецидивиста приняли?　

Поднялись на второй этаж, вошли в приемную начальника РУВД. Вовка повернулся к одному из сопровождающих его милиционеров:　

— Слушай, а зачем меня сюда?　

— Помалкивай.　

Вовка насупился, отвернулся. Тоже мне, за человека уже не считают. Ну ладно, посмотрим, что судьба ему уготовила.　

Дверь в кабинет отворилась, и Вовку провели внутрь.　

Грузный майор с ежикообразной стрижкой на голове долго с прищуром смотрел на Вовку. Выражения его лица было не понять.　

— Снимите с него наручники, — приказал майор.　

— Но…　

— Снимите, я говорю.　

Один из милиционеров молча подчинился. Вовка потер затекшие запястья, вопросительно посмотрел на сидящего напротив него начальника милиции.　

— Можете быть свободны, — сказал майор своим подчиненным.　

— Мы здесь, за дверью, товарищ майор, если что…　

— Вы меня не поняли, возвращайтесь к себе в отделение.　

— …?　

— Ну, чего ждете?　

— А этого кто обратно доставит? — удивленно спросил один из конвоиров.　

— Никто, сам ножками домой потопает, не дорос еще, чтобы на машине его возили!　

Милиционеры, ничего не понимая, глупо уставились на начальника. Вовка тоже ничего не понимал.　

— Вы что, не слышали?! — повысил голос Ильин.　

Оба милиционера торопливо вышли из кабинета. Майор внимательно посмотрел на Вовку, усмехнулся:　

— Ну что, здравствуй, Марголин.　

— Здравствуйте…　

— Не узнаешь?　

— Нет.　

— Семьдесят шестой год… Четвертое отделение милиции, со старшим опером на улицу силами мериться вышел?　

Вовка ошарашенно смотрел на улыбающееся лицо сидящего напротив мужчины. Действительно — он! Но почему он улыбается, ведь тогда так нехорошо получилось!

— Простите, я не знаю, как вас зовут… — неуверенно начал Вовка.　

— Сергей Александрович.　

— Вы уж меня извините, Сергей Александрович, я тогда, честное слово, не хотел вас… просто слишком дерзкий был, да и в отделении не хотелось оставаться.　

— Да чего там, — махнул рукой майор, — тогда все по-честному было.　

— Не совсем, — хмуро промямлил Вовка, — я ведь первый начал, неожиданно. А иначе у меня и шансов не было.　

— Да-а, — снова улыбнулся Сергей Александрович, — здорово ты меня тогда. Кому сказать, не поверят. Я ведь тогда в сборной ГУВД по боксу выступал, мастер спорта. Ну, а тогда все честно было, я же сам тебе разрешил без всяких правил, да и в уличной драке какие правила могут быть! Так что победу ты честно заработал, а я, между прочим, еще две недели вот с таким фингалом ходил. — Майор своей широкой ладонью показал, какой синяк был у него тогда под глазом.　

— Извините… — снова промямлил Вовка.　

— Но ты мне еще тогда понравился, Марголин, — резко переменил тему Ильин. — Настоящий мужик, за себя постоять можешь. К нам иногда такие крутые уркаганы попадают, а стоит как следует на них цыкнуть, так они сразу текут. А уж чтобы предложить выйти подраться, такого никогда не было… Ладно, давай ближе к делу. Я тут запрос в военкомат сделал… Значит, это ты тогда Трофимова спас? А потом на весь эфир Крапивина на три буквы послал?　

— Откуда вы «знаете?! — удивился Вовка.　

— Да я там рядом был, все слышал. На выручку к вам пробивались, а ты такой шустрый уже летел.　

— Не может быть! — опешил Вовка.　

— Может, все может, — спокойно ответил майор, — земля она круглая. Слышал такую поговорку?　

— Слышал.　

— Через неделю после той истории мое подразделение в засаду попало, жарко тогда нам всем пришлось. Трое суток отстреливались, ноги до сих пор от ран ноют.　

Вовкины глаза снова удивленно округлились. Он вспомнил, о чем писали тогда все местные армейские газеты. И вспомнил портрет этого человека. Так ведь это же — сам Ильин! Как он сразу не узнал его?!　

— Простите, а ваша фамилия Ильин?　

— Он самый.　

— Так это о вас тогда во всех газетах писали, да и в частях много говорили. Вам еще героя за тот перевал присвоили?　

— Было дело, — уклончиво ответил Сергей Александрович.　

О тех, кого тогда награждали званием Героя Советского Союза, в частях у них много говорили. И об Ильине тоже. Их подразделение попало в засаду. Душманы напирали со всех сторон. И тогда командир трое суток непрерывно отстреливался из пулемета, положив не меньше сотни духов. А когда подошло подкрепление, в его теле насчитали не меньше десятка пуль. И почти всех своих он тоже спас. Да, лихой мужик!　

Они несколько секунд молчали. Каждый вспоминал о своем. Потом Ильин тяжело поднялся из-за стола, вышел и сел рядом с Вовкой.　

— Вот что, Вова. Тебе, конечно, не позавидуешь, мать умерла, без квартиры остался. Насчет прописки я уже команду дал и связался с военкоматом, там у меня хороший приятель работает, тоже наш, афганец. Все необходимые документы он подготовит. С квартирой, думаю, тоже что-нибудь решим. Но дальше-то жить как собираешься?　

— Не знаю, — пожал плечами Вовка.　

— Не знаю, — передразнил его Ильин. — Тоже мне, афганец! Сейчас нашего брата не очень-то любят. Считают какими-то ненормальными, даже убийцами! Как будто мы по своей воле в Афган решили прошвырнуться?! Вон, по телеку до сих пор говорят, что там никакой войны нет, обычный мирный контингент наших войск стоит. Оказывается, мы там стабильность поддерживаем, только какую и в чем, никак не пойму!..　

Майор говорил, и Вовка прекрасно понимал его, видать, тоже наболело.　

— Я-то наших ребят прекрасно понимаю, — продолжал Ильин, — а вот другие — и не понимают, и не хотят понять. Для них афганец — уже преступник! Так что ты подумай, как дальше жить будешь.　

— Ну, если с пропиской вопрос решу, то найду какую- нибудь работу поприличней.　

Ильин посмотрел на парня долгим взглядом:　

— Слушай, а в милицию не хочешь?

— В милицию?! — удивленно протянул Вовка и уставился на собеседника так, словно тот ляпнул что-то невообразимое.　

— Да, в милицию. А что, мне лично такие ребята нужны.　

— Но у меня же нет образования!　

— Среднее у тебя есть, армию ты отслужил, и не где-нибудь, а в Афганистане, плюс боевые награды. Все в куче это кое-что значит. Ну, а потом пойдешь на заочное в школу милиции. Что скажешь?　

— Да я не против… но…　

— Что но?　

— Все как-то неожиданно. А в какое подразделение?　

— В уголовный розыск. Я сам там в свое время начинал. Там настоящая работа и настоящие мужчины. В общем, завтра, в десять утра я тебя жду. Для начала пойдешь стажером в двадцать седьмое отделение. Ну, а сейчас свободен.　

Вовка торопливо встал, вытянулся и по-военному четко отчеканил:　

— Есть, товарищ майор.　

Ильин протянул ему руку, крепко пожал и добавил:　

— Но смотри, Марголин, не подведи меня. Чтоб не пришлось краснеть.　

— Не подведу, Сергей Александрович, не беспокойтесь.　

Так Вовка попал в милицию. Наставником у него был старший оперуполномоченный, которого в их отделении все звали Палыч. Мужик он был тертый, в розыске больше двадцати лет, да и возраст уже ближе к пятидесяти. Семьи у Палыча не было, давно развелся, дети взрослые, поэтому все время, в том числе и выходные, он был на работе.　

В коллективе Марголина приняли хорошо. Новое дело ему нравилось. Не то, что грязные коробки таскать. Да и руководство видело, толк из парня получится. Молодец все-таки их начальник РУВД, может разглядеть хорошие кадры.　

Первое время Вовка сам удивлялся такой резкой перемене в своей судьбе. Ведь он уже одной ногой в колонии стоял, на ментов волком поглядывал, а тут вдруг сам с преступностью начал бороться. Да и в сознании у него что-то изменилось, он действительно стал смотреть на все окружающее другими глазами, чисто по-милицейски. По неопытности и молодости лет мир разделился для него на две краски — черное и белое. На хороших людей и тех, кто должен сидеть в тюрьме.　

Палычу частенько приходилось одергивать Вовку:　

— Вова, ты не спеши, не пори горячку. Если тунеядец и водку жрет, значит, он и соседку обокрал? А если не он?　

— Но ведь факты…　

— Да какие это факты, Вова! Собачья дрисня, а не факты. Кто-то где-то видел, кто-то чего-то слышал. Да на суде все эти факты по швам лопнут! Нет, давай-ка ты еще раз народ спроси, в скупки загляни, в местных кабачках поотирайся, понюхай, что к чему. А там видно будет.　

— Ладно, Палыч, как скажешь.　

И Вовка беспрекословно делал все то, что велел ему его старший товарищ. В конечном итоге Палыч, как всегда, оказывался прав. Вот и в том деле кражу в коммуналке совершил не аморальный сосед-пьянчуга, на которого с самого начала падали все подозрения, а совсем другой человек. И Вовка нашел истинного вора, докопался. В работе он был настырный.　

Через месяц Ильин вызвал Марголина к себе.　

— Здравия желаю, товарищ майор, разрешите?　

— Проходи, десантура, садись.　

Вовка сел, внимательно посмотрел на серьезное лицо Сергея Александровича.　

— Ну, как новая служба, нравится?　

— Нравится, товарищ майор.　

— Руководство тобой довольно, говорят, хорошо работаешь.　

Вовка улыбнулся и пожал плечами, мол, им виднее.　

— Ты вроде бы у Палыча стажируешься.　

— У него.　

— Разыскник он от Бога, но смотри, закладывать он любит, так что ты с ним в этом плане не очень-то.　

— Что вы, Сергей Александрович, он при мне ни разу…　

— Да ладно, ты мне не втирай, — махнув рукой, с улыбкой перебил его начальник РУВД, — я-то Палыча хорошо знаю. Из-за этого зеленого змия он всю жизнь опером на земле и торчит. А с его-то мозгами и опытом давно бы в главке сидел. Но я тебя не за этим вызвал. Вот что, Вова, есть у меня к тебе серьезное дело. Больше года у нас в городе одна банда орудует. На квартиры разбои совершает. Действуют грамотно, по наводке. Представляются врачами «скорой помощи», белые халаты даже надевают. Люди им, конечно, доверяют, все-таки врачи, и двери открывают. Восемь убийств уже на них висит. У нас в оперативных материалах их так и прозвали — «санитары». Личность одного из тех, кто с ними связан, установили и арестовали. Он награбленное помогал сбывать. Но, понимаешь, фактов у нас против него маловато. Да и что толку, если мы его одного посадим, нам банду надо взять. А он, гад, ни за что не колется. Мои его даже побили хорошенько, все безтолку, молчит, сволочь! А третьего дня у нас в районе снова разбой, мать с маленьким сынишкой — ножом, прямо в сердце. Почерк их, да и соседи снизу врачей в этот день в подъезде видели примерно в это время. Так вот, есть у меня одна задумка. А что, если тебя к нему в камеру посадить и вам обоим побег устроить? А? Что скажешь?　

Глаза майора азартно горели.　

— Я готов, — решительно ответил Вовка.　

— Легенду тебе никакую придумывать не будем. Ты бывший афганец, дембель отмечаешь, гуляешь, пьянствуешь. Все, как есть на самом деле, только, разумеется, опустим, что ты у нас работаешь. Тебя среди наших тоже мало кто знает, так что, если даже проверять будут, случайность исключена.　

— Я согласен, товарищ майор.　

— Ты подожди, не спеши. Задание рискованное. Банда особо опасная, для них — человека убить ничего не стоит. Так что… если откажешься, в обиде не буду. Здесь не Афган, и рисковать просто так людьми я не собираюсь. Но с другой стороны, мне кроме тебя и выбрать-то некого.　

— Я согласен, Сергей Александрович, — твердо повторил Вовка и добавил: — И не волнуйтесь за меня, я прорвусь, вы же меня знаете.　

…План операции продумали до мелочей. В саму банду Вовке соваться опасно, мало ли, всякое может случиться. А вот узнать, что за люди скрываются под кодовым названием «санитары», желательно. Дали Марголину и связника — женщину, которой он мог звонить и обо всем сообщать. Любые другие контакты ему были запрещены. Вести он себя должен, как обычный праздный гуляка, направляющийся после дембеля домой, в родную деревню. И вот в городе на несколько дней задержался и в милицию угодил.　

Два дня Вовка отсидел в одной камере с Астаховым, тем самым скупщиком краденого. Удалось даже познакомиться с ним поближе, но сразу чувствовалось, что держится он настороженно, прекрасно знает о «подсадных утках», в откровенные беседы ни с кем не вступает. А Вовка его ни о чем и не расспрашивал, словно ему и дела не было, за что Астахов здесь «парится».　

На третий день их обоих повели на допрос. Это была не тюрьма, а так называемый ИВС, ранее именовавшийся КПЗ, который находился в том же здании районного Управления внутренних дел. Режим охраны здесь был не такой усиленный. В одном из переходов между зданиями их остановили конвоиры — следователь пока занят, поэтому пусть здесь подождут.　

Вовка, стоящий со сложенными за спиной руками впереди, еле заметно ткнул соседа локтем. Тот вопросительно посмотрел на него.　

— Машину хорошо водишь? — шепнул Вовка.　

Астахов удивленно кивнул:　

— Да, а что?　

— Видишь, вон там, в окне, тачку, мужик рядом возится.　

— Ага.　

— Я возьму на себя охранников, а ты бей стекло и по крыше вниз.　

Астахов молча кивнул, на его скулах заиграли желваки. Такое ему по душе. О побеге они не сговаривались, решение пришло само собой. Вовка неожиданно резко развернулся и ударил одного конвоира, затем другого. Астахов в это время уже прыгнул в окно, со звоном разбив пыльное большое стекло, глухо шмякнулся о металлические листы крыши и побежал в сторону машины. Вовка прыгнул за ним.　

— Стой!.. Суки!.. Стрелять буду!.. — послышался вслед чей-то громкий окрик, и загрохотала автоматная очередь.　

Астахов уже отбросил от машины перепуганного водителя, вскочил за руль.　

— Скорее! — крикнул он Вовке.　

В следующее мгновение тот тоже запрыгнул рядом с ним, и машина рванула с места.　

— Стой, кому говорят!..　

Выстрелы продолжали грохотать, но беглецы уже исчезли…

После такого дерзкого побега Астахов сразу же проникся к Вовке доверием. Машину бросили на следующем перекрестке.　

— Мне бы на поезд, — сказал Вовка, — из города ноги уносить надо!　

— Подожди, давай со мной. Есть тут у нас одна квартирка.　

Астахов привел Вовку на квартиру, где было трое мужиков. Они очень удивились появлению своего приятеля. Долго хлопали того по плечу, смеялись. Вовка сразу понял, что главный среди них — родной брат Астахова, старший. Скорее всего эти трое и есть те самые пресловутые «санитары». По крайней мере, теперь ясно, почему Астахов упорно не сдавал своих дружков, родственные чувства замешаны.　

Астахов-старший работал патологоанатомом в одной из больниц, и в его пристальном взгляде было что-то ненормальное, нечеловеческое. Второй его приятель работал в крематории оператором — сжигал трупы. Третий — студент-медик.　

Дисциплина у этой троицы была железная, все беспрекословно слушались Астахова-старшего. А он смотрел на Вову с явным подозрением и недоверием.　

— Мужики, может, я поеду, а? — все время повторял Вовка, и это как-то успокаивало главаря. В их дела тот явно не лез и ничем не интересовался.　

— Ты зачем его сюда привел? — тихо спросил старший брат младшего, когда они одни оказались в прихожей.　

— Он меня спас. Да и он, знаешь, какой парень шустрый, двоих охранников запросто уделал. Только что из Афгана. Может, нам пригодится?　

— Ладно, посмотрим, только его сперва проверить надо, чтобы без сквозняков!　

— Да уж куда больше его проверять, свой мужик, и так видно.　

Бандиты в тот же вечер предложили Вовке дело.　

— Я даже не знаю, — глупо ответил Вова и посмотрел на главаря.　

— Тебе бабки нужны?　

— Не помешали бы.　

— Тогда пойдешь с нами.　

— Давай, попробуем.　

Бандиты уже собирались выйти из квартиры, как раздался телефонный звонок. Астахов-старший внимательно выслушал невидимого собеседника, потом повесил трубку и повернулся к дружкам.　

— Отбой! Гена звонил. Кругом облавы, менты так и шарятся. Два дня надо отсидеться. Потом возьмем того ювелирщика и на дно ложимся. Слишком уж резво нас искать стали.　

Вовка инстинктивно напрягся, неужели кто-то из своих, из милицейских, на бандитов работает? Похоже на то. Иначе, откуда он про все их облавы знает?　

Два дня они безвылазно сидели на квартире, только один раз студент сходил в магазин за продуктами. Вовка сидел среди этих людей и все никак не мог понять, почему они занялись грабежами, разбоями, убийствами? Ведь не какие-то там уголовники или деградирующие личности. Один врач, другой без пяти минут врач, третий, правда, подкачал. По крайней мере, теория Ломброзо для него полностью подходит. Узкий лоб, большая челюсть, глуповатый взгляд, сбившиеся вперед волосы. Да, людей сжигать, хоть и покойников, профессия, скажем прямо, не из приятных.　

Палыч прав, к каждому индивидуальный подход нужен. Если по теории Ломброзо, то половину населения страны запросто пересажать можно. Хотя студент-медик как ангелочек смотрится — честное, открытое лицо, интеллигентные глаза… модные очки в толстой роговой оправе. И в школе, наверное, тоже отличником был. Не то что Вовка или Саня Малахов. Только вот сейчас этот пай-мальчик людей убивает — так сказать, совмещает учебу с «работой».　

На третий день к ним приехал Гена. Молодой мужчина лет тридцати, долговязый, с лицом идейного комсомольца- ленинца. Сколько таких болтунов-комсоргов насмотрелся в свое время Вовка — и в школе, и в училище, и в армии. В родном двадцать седьмом отделении милиции пока таких не встречал, но наверняка они и там были.　

Гена сразу же недовольно покосился на Вовку и с ходу стал пытать его всякими расспросами. Кто, где, откуда, зачем, почему?　

— Послушай, приятель, — наконец сделал недовольное лицо Вовка, — мне с вами кантоваться особой нужды нет, сами затащили. Ну, а почему я бежал, это уж мое дело, вашего приятеля я с собой не тащил, он сам захотел…

— А ты не обижайся, Вова, — вступил в разговор Астахов-старший, — мы никому не доверяем, иначе нельзя. И Гена у нас в этом деле профессионал.　

То, что Гена профессионал, Вовка понял сразу. Да и по его взгляду видно, что не верит он Вовке, не хочет верить. Говорит, что больно гладко побег прошел! И вопросики все с подковыркой задает, мелкие провокации устраивает.　

— Слушай, а ведь я тебя у нас в милиции видел? неожиданно, буравя Вовку взглядом, сказал Гена.　

Внутри у Вовки все похолодело. Но он нашелся, что сказать, даже в лице не изменился.　

— А чего тут удивительного. Я уже второй раз за эту неделю к ментам за хулиганку попадаю.　

— Да ты мне дурака-то не ломай. Ты оперативником у нас работаешь?　

— Где это у вас?　

— В управе, в угро.　

— Ну ты, мужик, даешь! — усмехнулся Вовка. — Может, ты меня еще в полковники произведешь? Скажи только, куда за зарплатой приходить.　

— Ладно, — вмешался в разговор Астахов-старший, — какой он мент, ты чего, ослеп? Нормальный парень!　

— Да я и сам вижу, — наконец впервые улыбнулся Гена, — но проверочка-то не помешает.　

На сердце у Вовки отлегло, но он чувствовал, что Гена все равно не верит ему. Вот, значит, где он работает — в Управлении уголовного розыска. Недурно. Знал бы Ильин…　

На третий день они все вместе на двух машинах поехали за город. Там, в одной из заброшенных сараюшек, хранился ценный клад — куча икон, старинных монет и трехлитровая банка с драгоценностями. Это были их «боевые» трофеи. Там же загрузили в багажник и оружие — автомат «калашникова», обрез двустволки, пистолет «ТТ».　

— От автомата надо будет поскорей избавиться, — сказал Гена, — на нем уже три убийства, в том числе и тот самый солдат.　

— Сегодня последнее дело провернем, и все, — ответил Астахов-старший.　

— Лучше не тянуть, вдруг на трассе остановят!　

— А ты зачем тогда нужен? — упрямо спросил главарь. — Такую же долю получаешь, как и все, а на дело с нами не ходишь.　

— У меня другая задача, — зло возразил ему Гена. — И посложнее, чем у всех твоих дружков! Если бы не я, вас давно бы уже замели!　

— Ладно, не бухти, все нормально. Сегодня дело провернем, и временно на дно ляжем. Все-таки бабок мы срубили немерено. Вон, одни иконы чего стоят!　

На трассе их действительно остановили, но Гена важно махнул милиционерам красной книжечкой, и их никто проверять не стал, даже документы не посмотрели. Роль в банде Гены для Вовки была уже ясна. Он провожал и встречал их с дела, прикрывая отход. Вот почему они ни разу не попались ни в одну облаву. Да, лихо ребята работают!　

— Ну что, сегодня в восемь вечера жду вас на месте, — сказал Гена, когда они приехали обратно в город.　

— До вечера, — кивнул ему главарь.　

Гена вместе с Астаховым-младшим куда-то поехали. А все остальные принялись разгружать машину, заносить в квартиру награбленное. Краем глаза Вовка заметил, что пистолет Астахов-старший убрал в карман пиджака, а автомат с обрезом оставил в багажнике автомашины. Значит, Астахова надо вырубать первым, до вечера ждать ни к чему, со всеми можно будет и не справиться. Связнику тоже не позвонить, бандиты с него глаз не спускают, особенно этот пай-мальчик-студент. Видимо, главарь тоже еще не до конца доверял новичку.　

Когда Астахов взял очередной сверток икон с заднего сиденья машины, Вовка резко ударил его ногой в пах, затем серия ударов в голову и по корпусу. Стоящий рядом дебильный крематорщик тупо уставился на Вовку. Студента в это время не было, он относил очередную партию награбленного наверх, в квартиру.　

— Иди сюда, дружок, — хищно оскалил зубы Вовка, угрожающе двинувшись к крематорщику. Астахов, уже затихший, лежал на земле. Крематорщик еще не сообразил, что происходит, как получил от Вовки прямой удар в переносицу. Что-то там, в его голове, звучно хрустнуло. Все, этот тоже готов. Вовка осмотрел лежащих без сознания мужиков.　

— Ох, батюшки, что творится-то! — где-то совсем рядом громко запричитала старуха. — Милиция! Скорей! Хулиганы-то людей бьют!　

Вовка уже нащупал за пазухой у Астахова рукоятку «ТТ». Сейчас бы только свои не помешали, а то ведь студента можно упустить. А вот, кажется, и он, родимый, спускается.　

Вовка подлетел к парадной и с размаха заехал парню рукояткой пистолета в висок. Тот послушно рухнул на землю; не шевелится. Вовка тяжело вздохнул, теперь, кажется, — все!　

— Эй, бабуля, вызывай скорее милицию!　

И Вовка самодовольно обвел взглядом лежащих бандитов. Внутри у него снова заиграла злость, палец так и тянулся к спусковому крючку, чтобы влепить каждому по пуле. Но он сдержался. Надо еще сегодня успеть обязательно взять Гену, а то ведь уйдет гад, понимает, что ему «вышка» корячится.　

На этот раз милиция приехала быстро. Вовка резко оборвал все расспросы молоденького сержанта, коротко бросив ему:　

— Я из угро, не спускай с них глаз! Где у тебя рация?　

В следующую минуту Вовка разговаривал уже с Ильиным. Тот сильно переволновался за эти три дня и сейчас, не стесняясь, ругался матом:　

— Какого хера! Я тебе сказал, в банду не соваться!　

— Обстоятельства так сложились, товарищ майор, я потом в рапорте все напишу. Зато я их всех взял.　

— Как так?! — опешил Ильин.　

— А вот так! Дал каждому хорошенько — и порядок. Я ведь парень простой, вы же знаете. Оружие и все награбленное здесь же, так что вещдоков хоть отбавляй.　

— Подожди, подожди, ты что там говоришь?! Кого ты там взял?　

Вовка еще раз вкратце доложил обстановку. Ильин до сих пор не мог поверить во все случившееся.　

— Жди там, я сейчас выезжаю! — крикнул в трубке голос майора.　

Вовка, улыбаясь и ужасно гордый собой, посмотрел на зашевелившегося на земле Астахова.　

— Ну что, приятель, приехали? — спросил его Вовка, внимательно следя, как сержант надевает на того наручники.　

Марголин нервно закурил, пальцы мелко задрожали — видно, еще дает себя знать волнение от пережитого стресса. Затянул себе под нос еле слышно полюбившуюся песенку:　

— Шел трамвай девятый номер, на подножке кто-то помер, тянут-тянут мертвеца, ат-ца-дрит-ца, ат-ца-ца…　

Вскоре к месту происшествия примчались черная «Волга» начальника РУВД и дежурная машина. Ильин проворно выскочил из передней дверцы «Волги», подлетел к задержанным, затем по-свойски облапал Вовку, крепко стиснул его.　

— Ну ты, парень, молоток!.. Не ожидал, — только и смог восхищенно произнести он.　

— Астахов-младший скрылся, — озабоченно сказал Вовка.　

— Куда он денется, главное — вот эти.　

Ильину до сих пор не верилось в такую удачу, глаза его возбужденно блестели.　

— Товарищ майор, мне сейчас срочно в ГУВД надо, в Управление уголовного розыска.　

— Зачем?　

— Есть там один человек, он мне кое в чем помочь может по поводу этих, — Вовка кивнул в сторону задержанных.　

Тех уже усадили в милицейский газик, и несколько человек в штатском сейчас составляли опись изъятого. Ильин, не понимая, посмотрел на Марголина:　

— Садись ко мне в «Волгу», поехали.　

Через полчаса они уже входили в Главное управление внутренних дел. По дороге Вовка в подробностях рассказывал о прошедших событиях этих дней. Только про Генку не сказал ни слова.　

— Надо было как-нибудь дать нам знать, — сказал Ильин.　

— Как, товарищ майор? Они с меня глаз не спускали. Да и сейчас вас еще один сюрпризик ждет.　

Они поднялись на второй этаж. Вовка стал заглядывать в каждый кабинет, Ильин, не отставая, следовал за ним.　

— Ты хоть мне объясни, кого ищешь?　

— Сейчас, Сергей Александрович, одну минуту… Ребята, а Гена в каком кабинете сидит?　

— Тебе какой Гена-то нужен?　

— Фамилию не знаю, ну такой, с комсомольским лицом.　

— Царев, что ли? Так он у нас и есть комсорг, в убойном отделе, старший опер. Спроси в восьмом кабинете, там подскажут.　

Вовка быстро направился в восьмую комнату. Ильин уже начал злиться из-за странного поведения своего подчиненного.

А Вовка тем временем открыл дверь восьмой комнаты и замер на пороге. В самом дальнем углу у окна сидел Гена, деловито писал какие-то бумаги. Наконец их глаза встретились. Вовка победно усмехнулся:　

— А ведь ты, Гена, прав оказался, я действительно опером в ментовке работаю!　

Гена дернулся к стулу, там у него висела кобура с пистолетом. Вовка стремительно рванул к нему, но пуля все-таки ударила его в плечо. Боли не чувствовалось. Марголин выбил пистолет из рук противника и нещадно стал избивать его. Кругом все опешили, в том числе и Ильин, и только в следующую минуту с трудом оттащили Вовку от неподвижно лежащего на полу комсорга. Из всех присутствующих только Ильин стал смутно догадываться, что здесь происходит.　

В тот же день Марголина отвезли в госпиталь. Он упрямился, говорил, что рана пустяковая, но Ильин хорошенько прикрикнул на него, и он послушно отправился следом за врачом. А спустя час в госпиталь примчались Сергей с Машей. Сергей, как всегда, представился Вовкиным братом.　

Врач успокоил их. Ничего серьезного, сквозное ранение, повреждены мягкие ткани. Правда, крови много потерял, срочно переливание требуется. Вот только нужной группы крови в больнице, как назло, нет, но это не страшно, товарищи по работе всегда выручали своих раненых друзей. Сейчас врач позвонит его милицейскому начальнику и донор быстро найдется.　

— Не надо никуда звонить, — остановил его Сергей, — я в прошлом тоже донор, возьмите у меня.　

— У вас какая группа крови, молодой человек?　

— У меня? — замялся Сергей. — Честно говоря, не помню.　

— Хорошо, — улыбнулся врач, он прекрасно понял, что донором Сергей никогда не был, — пойдемте со мной.　

— А мне можно? — неожиданно спросила Маша Может, моя группа крови подойдет?　

Врач задержал на ней взгляд. Худенькая и совсем юная девушка, как бы худо ей не стало, ведь грамм двести потребуется, не меньше.　

— Ну ладно, пойдемте все вместе.　

Анализ крови брал другой врач. Кровь Маши не подошла, совсем другая группа, а вот у Сергея оказалась полностью подходящей по всем параметрам. Его привели в палату к Вовке. Тот увидел друга и весело подмигнул ему:　

— Спасать пришел?　

— А ты как думал?　

Их постели стояли рядом, и Сергей почти ничего не чувствовал, только слабое жжение в вене от иголки.　

— Как себя чувствуете? — время от времени спрашивал его врач.　

— Отлично, — молодцевато отвечал Серега, потому что чувствовал он себя действительно хорошо.　

Процедура закончилась. Иголку из вены выдернули, приложили к ранке вату, обильно пахнущую спиртом, согнули руку в локте.　

— Полежите немного, не вставайте, — сказала ему сестра, Серега усмехнулся и хотел уже подняться с жесткой кушетки. Но голова закружилась, в теле появилась какая-то неприятная слабость, а перед глазами поплыли круги.　

— Я вам говорю — лежите, не вставайте! — на этот раз уже строго приказала сестра.　

— Хорошо…　

Серега послушно растянулся на кушетке и в следующую минуту с облегчением почувствовал, что ему становится лучше, голова снова прояснилась…　

Вовку выписали только через две недели, хотя он, с присущим ему упрямством, уже на второй день рвался домой. Еще две недели надо было ходить на перевязки. Хотя рана действительно была несерьезной и заживала быстро.　

Врач велел больному сидеть дома, набираться сил, но разве Вовка будет сидеть дома?!　

Он накидывал на себя пиджак, толстое перевязанное бинтами плечо в рукав не пролезало, поэтому продевал только одну здоровую руку, и шел гулять. Все это время они проводили втроем — с Машей и с Сергеем.　

— У нас с тобой, братишка, теперь одна кровь по жилам течет, — весело сказал Вовка своему Другу в первый же день выхода из больницы.　

— А тебя это смущает?　

— Наоборот. Мы теперь с тобой братья по крови.　

— Выходит так…　

Вечерами они любили гулять в их старом родном дворе, там, где прошли их детство и юность. Они с любопытством смотрели на незнакомых подростков тринадцати-четырнадцати лет, сбившихся в небольшие стайки, и в некоторых из них даже угадывали себя.　

— Серега, смотри! — показывал в сторону Вовка. — Вон, пацан в белой рубашечке со стрижечкой, наверное, такой же умный буратино, как ты.　

Серега улыбнулся:　

— Вовка, а ты того видишь? Такой же драчун, как ты, руку на отсеченье даю.　

— Да ну, брось, я таким не был, этот настоящий бандюга!　

— Ты был еще хуже, можешь мне поверить.　

— Вовочка, а Сережа, пожалуй, прав, — ехидно вставила свою шпильку в разговор Маша, и они все втроем дружно рассмеялись.　

Однажды к ним на улице пристала цыганка с маленьким ребенком на руках:　

— Мальчики, давайте я вам погадаю, и красавице вашей тоже.　

Вовка всегда сторонился цыганок, в них было что-то демоническое, колдовское. Но последние дни у него было такое отличное настроение, что он любил весь мир. Ему ни разу в жизни еще не было так хорошо, у него сейчас все получалось, и его все любили.　

— Держи, мать, — по-барски произнес Вова, протягивая цыганке рубль.　

Это были его последние деньги, две недели как зарплату не получал, в больнице валялся. Да и на цыганку он смотрел сейчас совсем другими глазами, она даже ему показалась очень симпатичной черноволосой женщиной.　

— Добрая у тебя душа, я сразу вижу, давай я тебе погадаю, все честно-честно скажу, что тебя ждет, не обману.　

— Да у меня больше денег нет, — смутился Вовка, — да и все равно не верю я.　

— И напрасно. А денег мне больше не надо, дай сюда руку, красивый мой.　

Вовка, улыбаясь, протянул ей свою ладонь:　

— Ну ладно, на.　

— О-о, я вижу ты счастливым человеком будешь, — сразу же быстро заговорила цыганка, внимательно рассматривая Вовкину ладонь, — ты многого в жизни добьешься и большим начальником станешь. У тебя все будет хорошо, и в любви тебя тоже удача ждет.　

— А до какого возраста я доживу?　

— О-о, соколик мой, этого говорить нельзя, мало ли что может случиться.　

Вовка по-прежнему улыбался, и сразу было видно, что он абсолютно не верит цыганке. Все они, колдовское племя, счастье и удачу предсказывают, лишь бы денег заграбастать, да побольше.　

— Давай я и тебе, красавица, погадаю, — сказала цыганка и уже взяла Машину ладонь в свои руки.　

Девушка тоже улыбалась и с любопытством смотрела на цыганку.　

— Тебя тоже счастье ждет, красивая моя, тебя сильно-сильно мужики любить будут.　

— Какие это еще мужики?! — вмешался Вовка.　

— А ты не мешай мне… Вижу, вижу, у тебя два мужа будет, и ты их обоих любить будешь, и ребеночек у тебя будет.　

— Какие еще два мужа! — с веселым недовольством снова вмешался Вовка. — Я у нее один буду, и больше никого! Ты лучше, вон, ему погадай.　

Серега с готовностью протянул руку. Цыганка взяла ее.　

— Вижу, тебя тоже удача ждет, большая удача! Ты всего в жизни добьешься, чего захочешь. И любовь у тебя большая будет. Правда… — цыганка более внимательно посмотрела на ладонь. — Видишь вот эту линию? Какие-то тут бороздочки. Значит, любовь с препятствиями и трудностями. Но, вообще, жизнь удачно сложится.　

— А сколько мне жить осталось?　

— Нельзя, соколик.　

— И все-таки, скажите, я в это все равно не верю. Сколько?　

Цыганка снова внимательно посмотрела на его ладонь:　

— Не вижу… не могу понять… а ну-ка, дай-ка и ты свою.　

Цыганка по-хозяйски взяла Вовкину руку, тот с прежней равнодушной усмешкой протянул свою ладонь.　

— Лет до ста, наверное? — весело, с ехидцей спросил Вовка, но цыганка была по-прежнему серьезной.　

— А дай-ка и ты свою ладонь, красавица.　

Цыганка посмотрела на руку Маши. Неожиданно лицо ее стало серым.　

— Не знаю, красивые мои, что и сказать, но умрете вы все втроем в один день, это я точно вижу.

— Ну ладно нам сказки рассказывать, — бесшабашно протянул Вовка. — Пошутили, посмеялись и будя, нам пора. Так что, счастливо тебе, мать.　

— Удачи вам, красивые мои, — ответила цыганка, но лицо ее по-прежнему оставалось серьезным и хмурым. Сразу было видно, что она что-то не хотела им говорить.　

Они отошли на несколько шагов, Вовка все еще хохмил по поводу предсказаний.　

— Тоже мне, два мужа! Хорошо, хоть не десять. Ты как, насчет десяти мужей, Маш, не против?!　

Но лица Маши и Сергея почему-то оставались серьезными, слова цыганки что-то заронили в их души.　

— Да бросьте вы, — весело продолжал Вовка, — все это туфта на постном масле.　

…На работе все с нетерпением ждали Марголина. Поздравляли его, и почти каждый в их двадцать седьмом отделении милиции уже в который раз жал ему руку.　

— Это дело надо обязательно отметить, — с видом умудренного жизнью человека сказал Палыч, — иначе работа дальше не пойдет.　

Начальник уголовного розыска двадцать седьмого отделения капитан Субботин тоже не возражал. Купили две бутылки водки, закуску. Палыч аккуратно все нарезал, разложил, разлил.　

— Ну что, вздрогнули, — произнес Палыч, поднимая граненый стакан, на треть заполненный прозрачной крепкой жидкостью.　

— За тебя, Володя, — поддержал Палыча Субботин и опрокинул в себя свою порцию водки.　

В самый разгар импровизированного сабантуя к ним в кабинет заглянул начальник отделения:　

— Мужики, я, конечно, все понимаю, но вы бы лучше после работы, — и повернулся к Вовке, — а тебя, Марголин, срочно в политотдел вызывают, мне сказали, тобой корреспонденты интересуются, хотят статью о тебе писать.　

— Ух ты! — присвистнул Палыч, — пошла раздача слонов. Снова мы Марголина не увидим, а работать-то кто будет?!　

— И Ильин сейчас звонил, — продолжал начальник отделения, — срочно тебя к себе вызывает. Ты как, не очень это самое? А то я перезвоню ему, скажу, что ты на выезде.　

— Нет, все нормально.　

— Ну, тогда давай, дуй в РУВД.　

Ильин действительно ждал его.　

— Разрешите, товарищ майор?　

— А, Вова, проходи.　

Ильин поднялся ему навстречу, заулыбался, потом спросил:　

— Слышал?　

— О чем?　

— О том, что ты еще не все ордена в Афгане срубил.　

— Не понял?　

Ильин радостно хлопнул Вовку по плечу своей увесистой ладонью. Тот непроизвольно поморщился.　

— Ой, извини! — спохватился Сергей Александрович. — Забыл. Болит? Сильно?　

— Да не-е, ерунда, скоро пройдет.　

— В общем, наш начальник главка тебя к ордену Красной Звезды представил. Я тебе тогда в больнице говорить не стал, не хотел сглазить, но сегодня мне сообщили, что в Москве все прошло, подписали. Так что поздравляю.　

— Служу Советскому Союзу!　

— Это не все, Вова. Мы тут документы срочно все собрали, чтобы лейтенантские погоны тебе по-быстрому пропихнуть. Надо срочно тебя в школу милиции определить, понял?　

— Определюсь, Сергей Александрович, вот как только…　

— Ладно, с этим мы успеем. Я тут по поводу тебя разговаривал с начальником политотдела. Он занудный мужик, должен я тебе сказать. В общем, там про тебя три газеты собираются писать, про то, как ты эту банду брал. Но ты корреспондентам-то не очень про нашу работенку. Расскажи о наших героических буднях в общем виде, ясно?　

— Понял.　

— И вот еще что. Начальник политотдела спрашивал, почему ты не в партии? Уж я ему объяснять не стал, как ты к нам попал и что ты у нас без году неделя. В общем, я и Субботин тебе рекомендацию дадим. Так что корреспондентам скажешь, что ты кандидат в члены КПСС. Этот старый пердун из политотдела считает, что только коммунисты могут подвиги совершать.　

Вовка попрощался и радостно вышел из кабинета Ильина. Настроение было превосходное. Сергей Александрович просто ошарашил его новостями. И орден тебе, и звание, и партия. Не много ли за один раз? Обратно в свое родное двадцать седьмое отделение Вовка не ехал, а летел на крыльях.　

Через месяц Марголину присвоили звание лейтенанта. А Ильину досрочно подполковника. Начальник главка так и сказал ему:　

— За ту банду. Считай, этот твой парень тебе вторую звезду на погоны повесил. Поздравляю.　

— Спасибо, товарищ генерал.　

— Это не все, Сергей Александрович. Хочу тебя начальником Управления уголовного розыска поставить. Ты как, не против?　

— Никак нет, товарищ генерал, — отчеканил Ильин и непроизвольно подтянулся в мягком глубоком кожаном кресле.　

Новость действительно была сногсшибательная и, конечно же, приятная. Досрочное звание и генеральская Должность. Да, все-таки не зря они тогда, в семьдесят шестом, с Марголиным встретились. Ильин про себя улыбнулся, ему вспомнился тот дерзкий и нагловатый парень и та драка, в которой он явно проиграл этому хулигану.　

Новое назначение Ильина отмечали в бане. Сергей Александрович собрал самых близких своих товарищей по работе, пригласил и Вовку.　

— Извините, товарищ подполковник, можно первый тост мне? — закутанный в простыню, спросил Вовка.　

Ильин еще был пока майором, бумаги ходили где-то в Москве, но все его уже называли подполковником. В военизированных организациях всегда так. Обмывают звездочку и поздравляют с новым званием заранее.　

— Давай, валяй, — согласился Ильин.　

— Я хочу выпить за своего крестного, за товарища подполковника, за Ильина Сергея Александровича, — сказал Вовка.　

— За Сергея Александровича! — с готовностью дружно загалдели все и подняли свои рюмки.　

Второй тост был за Вовку, за лейтенанта Марголина. Произнес его лично Сергей Александрович, начальник Управления уголовного розыска, и все из присутствующих чуточку позавидовали этому молодому лейтенанту, потому что прекрасно понимали, что карьера Вовки обеспечена…