Когда не любят человечину

Мы стояли на берегу озера Рудольфа. прежде чем туда попасть, нам пришлось проехать двести километров по лавовым полям, да еще без карты, только по компасу. На нашу долю выпала масса приключений, много раз нам казалось, что придется вернуться обратно. Чтобы можно было ехать дальше, мы засыпали рытвины камнями и ветками, и не однажды мы увязали так, что теряли всякую надежду выбраться. Но пробираться пешком по диким зарослям было невозможно, так как это выглядит вовсе не так, как если бы ваша машина застряла где-нибудь на полпути к месту вашего пикника. Нам не оставалось ничего другого — каждый раз приходилось драться до последнего...

— Наша "тойота" не подведет! — кричали мы друг другу. И если бы кто-нибудь услышал нас в тот момент, то всенепременно решил бы, что мы дружно спятили. Жаль, что просто-напросто не было никого вокруг. Никто нас не видел и не слышал, никогошеньки мы не встретили и были вынуждены надеяться только на свои силы.

— Вот посмотришь, "тойота" все выдержит! — убеждали мы друг друга и боялись при этом даже подумать, что может не выдержать кто-нибудь из нас.

Наконец все же настала минута, о которой мы так мечтали и ради которой пережили столько трудностей... Перед нами лежало таинственное озеро Рудольфа, о котором ходит столько легенд...

Я чувствовал, что за нами кто-то наблюдает. То ли это были взвинченные дорогой нервы, то ли сознание того, что где-то там, посредине озера, находится тот самый таинственный остров.

Озеро было затянуто туманом. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись лавовые поля, скалы окружали неестественно голубое озеро, так что все это вместе взятое только усиливало таинственность этих мест.

— Ты знаешь наверняка, где тот самый остров? — спросил Зденек.

— Еще бы! Вот если бы только туман хоть чуть-чуть рассеялся.

— Вряд ли это случится. Дух озера Рудольфа не желает показывать нам обитель дикого, таинственного племени эль моро.

Мне вспомнилось, как однажды кто-то из племени туркано говорил:

— Эль моро очень плохие, бвана. Они ненавидят всех людей, особенно тех, кто не из их племени. Когда кто-нибудь из них умирает, все остальные обязательно должны съесть по куску мертвеца, потому что они верят, что после этого их племя увеличится.

Я, конечно, не верил в эти сказки. Но племя эль моро, действительно, самое малочисленное во всей Кении. Когда-то это было большое, могущественное племя, но масайя разбили его наголову. В живых осталась буквально горсточка эль моро... и эта горсточка ценой легендарного геройства отвоевала для себя этот необитаемый остров.

Итак, эль моро — это самое малочисленное племя с низкой рождаемостью и живет совершенно изолированно от остальных племен...

— Я слышал, что сейчас их девяносто девять, — сказал я. — Но мне кажется, что здесь что то не так.

— Мне тоже. Я слышал шаги.

Странно. Кроме всплесков рыбы, треска крыльев и птичьих голосов никаких звуков слышно не было. Крокодилы бесшумно ползали по отмели, и казалось, что дух озера Рудольфа все же будет к нам милостив — туман потихоньку начал подниматься...

— Надо бы сделать несколько снимков, — спохватился я. — Пока эль моро попробуют нас на вкус, надо успеть хоть что-нибудь сделать.

— Как ты думаешь, кого они съедят с большим удовольствием?

— Наверное, их заинтересует младшая возрастная категория.

Так мы без особого успеха пытались поднять друг другу настроение. Но тоску нашу как рукой сняло сразу же, как мы только принялись фотографировать. Берега озера были сплошь усеяны водоплавающими птицами, сотни их носились в воздухе. Наблюдать такую красочную картину — огромное удовольствие... и мы постепенно забыли о людоедах эль моро.

Мы любовались пеликанами, которые небольшими группками бродили по отмели и отцеживали воду из клювов, набитых планктоном. Среди африканских водоплавающих розовый пеликан занимает главное место. Однако сегодня его в Африке осталось в четыре раза меньше, чем пеликана малого. Розовый пеликан встречается еще в Индии и Франции, но число этих птиц, так же как и вообще всех видов пеликанов, быстро уменьшается.

В период гнездования пеликан ведет себя очень робко. Испугавшись чего-нибудь, он сразу покидает свое гнездо. Одна пара обзаводится обычно одним птенцом, который в большинстве случаев погибает, не прожив и года. Сто лет назад международная орнитологическая статистика отмечала около ста пятидесяти мест, где водились эти экзотические птицы, а сегодня постоянных гнездовий во всем мире насчитывается не больше двадцати.

Над нами как раз пролетела большая стая... на фоне голубого неба легкое шевеление крыльев. Это неописуемо прекрасная картина. Мне захотелось сфотографировать это, но дело кончилось совсем другим.

В сторонке стоял щуплый старичок и настороженно разглядывал нас. Когда и откуда он там взялся, мы в горячке фотографирования не заметили. Мы сразу вспомнили о таинственном племени.

— Делай пока вид, что не видишь его, — сказал я Зденеку и медленно, так, чтобы было незаметно, подошел к "тойоте" и вытащил из нее фотоаппарат "Полароид", который сразу делает фотографии и... это было как внезапное озарение, правда, я не знал, что из этого выйдет.

Потом я подошел к старичку, поклонился и вежливо сказал:

— Пойдем, я покажу тебе кое-что...

Я зашагал к озеру. Старичок несколько секунд простоял, замерев на месте как неживой, потом нерешительно двинулся за мной.

Мне нужно было фотографировать так, чтобы животные на снимке получились как можно крупнее, чтобы их можно было как следует разглядеть. Я "щелкнул" большого крокодила, чем-то сильно занятого на отмели, и через несколько секунд подал фотографию старцу. Он было заколебался, но снова превратился в статую.

— Возьми!.. Это я дарю тебе.

Лицо его выражало гордую неприступность, однако глаза горели любопытством. Но фотографию он все же пока не брал.

— Возьми, это тебе!

Я вложил ему фотографию в руки, с минуту он нерешительно вертел ее, потом посмотрел на изображение. Я поскорее сделал следующий снимок. На этот раз я "взял на мушку" пеликана, приготовившегося взлететь. Снимок получился на редкость удачным, так что мне даже жаль стало с ним расставаться... Но старичок ждал.

— Бери, это тебе в подарок!

Тут я быстро сделал следующий снимок, потом еще несколько и все отдал ему. Старичок продолжал хранить молчание, и мне все не удавалось понять, о чем он про себя думает. Потом он сделал нечто непостижимое — все фотографии вернул мне.

— Почему ты мне вернул эти фотографии? — забеспокоился я. — Ведь я же тебе их подарил.

Старец загляделся на озеро. Лицо его было непроницаемо, угадать его мысли было невозможно.

— Это мое? — спросил он наконец.

— Твое.

В ответ он снова засмотрелся вдаль. И только теперь я обратил внимание, что туман совсем рассеялся, и из воды появился таинственный остров, к которому нас так тянуло.

— Мне еще никто ничего не дарил, — сказал он тихо.

После этого он повернулся и пошел. Этот достойный старик видимо хотел скрыть свои чувства.

— Не уходи! — воскликнул я. — Мне хочется с тобой поговорить.

Он остановился и молча ждал, пока я к нему подойду.

— Кто ты?

— Вождь племени эль моро, — ответил он, и лицо у него вновь стало гордым и неприступным.

Трогательно было смотреть на него в момент, когда я низко поклонился ему. Вначале весь его вид выразил недоверие, потом просто неверие... Неужели возможно, чтобы кто-то выражал почтение вождю этого крошечного, никем не признанного племени?

— Что ты хочешь от меня? — спросил он тихо.

Загадочный остров сейчас был хорошо виден и, казалось, что он так близко... стоит только руку протянуть. Это был, конечно, оптический обман. Так как я не мог оторвать взгляда от острова, а старец внимательно следил за моим взглядом, он уже наверняка понял, чего я от него хочу. Тем не менее он еще раз задал свой вопрос:

— Чего ты хочешь от вождя племени эль моро, которому ты принес дары?

Я глянул на пару снимков, которые он очень осторожно и уважительно держал в сморщенных руках. Мне стало жаль его.

— Мне хотелось бы... мне хотелось бы посетить твой остров и поприветствовать людей уважаемого племени эль моро, — сказал я нерешительно.

— Мое племя неуважаемое. Мое племя маленькое и никому не нужное. Но однажды оно станет таким же большим и сильным как раньше. Только... меня уже здесь не будет.

Старец склонил голову и замолчал.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Иди и посети мой остров.

Мне думалось, что дорога на остров племени эль моро будет не такой уж сложной, что главным было добиться доверия старца. Но нас ждало еще одно трудное испытание. Прежде чем вступить на остров, было необходимо выкупаться.

— Как быть? — спросил я Зденека. — Очевидно, эта очищающая купель представляет церемониал, без проведения которого никто не смеет вступить в королевство эль моро. Но самому лезть в зубы крокодилу как-то не хочется.

— Церемониал может означать и еще что-нибудь... скорее всего это проверка. Если крокодил тебя не скушает, значит ты хороший человек, и твоя нога может ступить на остров. А если тебя сожрут, значит, ты плохой и на острове тебе делать нечего. Сдается мне, что придется отступить.

Берег и чистейшая вода, которой так славилось озеро Рудольфа, так и кишели крокодилами... и представьте себе, мы все же искупались в этом озере. Мы, конечно, дрожмя дрожали от страха. И хотя купание продолжалось несколько жалких секунд, мы чувствовали себя героями. Только этим дело не кончилось. Нас ожидал еще один сюрприз.

По сигналу вождя как из-под земли возникли две крошечные лодки, сплетенные из тростника, на той и на другой управлялись с веслами мальчишки самое большое лет по восемь. Они оказывается, сопровождали своего вождя и все это время прятались где-то поблизости.

Лодчонки пристали к берегу у самых наших ног, вождь приказал нам садиться. Сплетенные из тростника лодки были длиной каких-нибудь два метра и обладали очень странной конструкцией. Например, задняя часть попросту отсутствовала.

— Мальчишки весят килограмм по тридцать, — прикидывал я. — А теперь представь себе, что будет, когда я туда влезу. Мне вполне достаточно одной купели среди крокодилов и бегемотов.

Я ощущал на себе внимательный взгляд вождя. Но мне уже было наплевать, что я окажусь трусом, поэтому я сказал:

— На такой маленькой лодке я не поеду. У тебя нет ничего побольше?

— Зачем тебе большая лодка? — изумился он.

— Затем, чтобы не кувыркнуться в воду. Я не хочу, чтобы меня сожрали крокодилы.

Пришла моя очередь изумляться — вождь покатился со смеху. В его смехе не было никакого злорадства, он хохотал от души, и рассмешило его что-то мне непонятное. Потом он объяснил мне, что у крокодилов в озере Рудольфа совсем другие гастрономические вкусы, не такие как у остальных крокодилов, что они не любят "человечину, потому что она вонючая", и не было в жизни случая, чтобы крокодил в этих местах напал на человека.

— Не веришь?

— Не верю.

Вождь что-то сказал мальчишкам. Они сразу же ушли, а примерно через полчаса к нам подплыло множество лодок, никак не меньше двух дюжин. Вождь сообщил своим людям о наших опасениях и снова принялся смеяться, поддерживаемый на этот раз дружным смехом всего племени эль моро.

И тут началось массовое купание. Я смотрел, как весело они плещутся вперемешку с этими грозными тварями, и все никак не мог поверить собственным глазам. Крокодилы и бегемоты даже внимания на них не обратили. Наконец вождь объяснил мне, что здесь водится огромное количество рыбы, что местные крокодилы по крайней мере с сотворения мира привыкли только к этому "меню" и что этого продукта питания здесь столько, что крокодилы только и делают, что объедаются и что в этом, собственно, и состоит вся тайна.

Итак, мы отправились на загадочный остров. Лодчонка обладала отличной устойчивостью и грузоподъемностью, что было очередным сюрпризом. Но на острове мы не увидели ничего особенного. Эль моро живут в крошечных круглых лачугах, нам на глаза попалось несколько коз и овец, но в основном это бедное до нищеты племя питается рыбой, так же как и их "друзья" — крокодилы.

На этот раз мы фотографировали без конца. "Полароид" пользовался таким успехом, каким ему уже никогда не придется пользоваться... этим добрым, душевным и дружелюбным людям из отверженного племени он доставил столько радости!

Говорят, что эль моро не могут жить нигде, кроме этого острова. Нескольких человек из этого племени будто бы попытались переселить в Найроби, но они все умерли от инфекционных заболеваний. Не знаю, правда ли все это. Скорее всего, их убила тоска по дому... по этому бедному островку, который так трудно достался старейшим жителям озера Рудольфа.




Так как ни в лагере, ни на сто километров вокруг нет ни одного телефона, организация перевозки животных из лагеря в порт является делом очень сложным, особенно при том условии, что вам необходимо попасть туда или максимум на день раньше, или не более чем на двенадцать часов позже определенного срока. Рассчитывать приходится все очень точно: когда необходимо начинать переводить животных в ящики, сколько времени займет их перевозка из лагеря на машинах, включая время на погрузку в вагоны, как долго они будут "путешествовать" по железной дороге. В нашем лагере Набисва в области Карамоджа в Уганде у меня было восемьдесят четыре животных: 28 жираф, 10 страусов, 46 антилоп и зебр. В одном грузовике помещаются две жирафы или четыре страуса, или шесть антилоп, иногда шесть зебр. Двенадцать страусов можно поместить в один вагон. От лагеря до железнодорожной станции — сто тридцать километров, восемьдесят из которых просто нельзя назвать дорогой, настолько кошмарны условия езды на этом отрезке, и пятьдесят километров относительно хорошего асфальта. Одна ездка грузовика, включая погрузку и выгрузку животных, занимает одиннадцать часов, так что за сутки можно успеть обернуться дважды. Когда удалось раздобыть четыре машины, нам потребовалось три с половиной дня на отправку из лагеря всех животных и корма, зоотехников и членов экспедиции — это при условии, что все обошлось без поломок и аварий. Я, правда, всегда оставлял в резерве один день, и всегда этот день мне очень пригождался.



Переловить в загонах более восьмидесяти животных и разместить их по ящикам — работа трудная, вовсе не безопасная и занимает она три дня. Животные взволнованы переменой ритма в жизни лагеря, иногда они вдруг впадают в шоковое состояние, травмируются сами или ранят людей. Несмотря на то, что их заранее приучали к ящикам, они не хотят заходить в них, иногда так ударяют по ним копытами, что приходится тратить время еще и на починку. У нас всегда бывает на десять процентов больше того количества животных, которое разрешается вывозить. „Резерв“ ждет своего освобождения до самой последней, исторической минуты, т. е. до тех пор, пока грузовик не вернется за кормом и шофер не сообщит, что все животные благополучно устроены в вагоне.

Перед тем, как поезд тронется, животных тщательно укрывают огромными кусками брезента, которые так же как и ящики тщательно закрепляются с помощью веревок — это необходимо для того, чтобы во время перевозки на открытых платформах уберечь животных от дождя и ветра. Путь из Тороро в Момбасу занимает пять дней. Кроме нас, транспорт сопровождает еще пять или шесть зоотехников, которые помогают нам в пути кормить животных и ухаживать за ними, следят за ними в порту и вместе с нами перегружают их на корабль.

Животные боятся железной дороги, причем их не столько пугает сама езда, сколько перемена колеи или остановки на станциях — в таких случаях толпы любопытных буквально лезут на открытые платформы. При маневрировании по вокзальному железнодорожному полотну вагоны с грохотом наезжают один на другой, животные, запертые в ящиках, ударяются о стены, стараются вырваться на свободу, лягаются и вертятся, в результате чего и возникают потери: то оказывается сломанным рог, нога или шея, то животное от страха впадает в шок и гибнет. Поэтому мы всегда уговаривали машинистов, объясняя им насколько важно маневрировать как можно осторожнее.





Загрузка...