Глава 16

Лондон

Камаль Атван жил в особняке эпохи Регентства на Маунт-стрит, у площади Беркли. Прекрасный дом, вполне подходящий для богатого араба, чтобы позвать сюда гостей после ночной пирушки в «Аннабель», что расположен неподалеку. Но Атван был человеком совершенно иного склада. Дверь открыл слуга крепкого телосложения, скорее телохранитель, чем простой дворецкий. Он кивнул Эдриану, которого, судя по всему, знал, и провел их в изысканно обставленную гостиную. Первое, на что упал взгляд Гарри, — пестрящая яркими цветами картина на противоположной стене. Похожа на одну из серий Моне, с лилиями, но этого не может быть!

— Это то, что я думаю? — шепотом спросил Паппас, кивнув в сторону полотна.

— Да, — ответил Эдриан. Он указал пальцем на другую картину, где в ярких красках была изображена девушка с приоткрытым ртом. — Ага, а вот это — Ренуар.

Атван ждал их наверху, в библиотеке. Книжные стеллажи закрывали три из четырех стен, до самого потолка. В углу стояла лестница, чтобы добираться до верхних полок. Книги, похоже, были расставлены в строгом порядке и каталогизированы, как в библиотеке какого-нибудь небольшого колледжа. Четвертая стена комнаты была целиком сделана из стекла, через которое открывался вид на небольшой бассейн.

Атван встал, чтобы поприветствовать их. Это был аккуратно одетый, подтянутый и опрятный мужчина с блестящими седеющими волосами свинцового цвета, в бархатных туфлях с монограммой и кашемировом свитере, поверх которого был надет твидовый пиджак. На столике лежала книга, которую хозяин, по-видимому, только что читал — сборник эссе Исайи Берлина.[16] Гарри обратил на это особое внимание. Те арабы, с которыми ему доводилось общаться, не слишком-то много читали. В особенности произведения еврейских философов. Рядом с книгой Берлина лежал зачитанный до дыр последний номер аналитического журнала Международного института стратегических исследований.

Эдриан Уинклер подошел к хозяину дома и троекратно, по арабскому обычаю, расцеловал его в щеки. Потом представил Гарри, назвав его Уильямом Феллоузом. До того они не обговаривали, какой оперативный псевдоним он ему даст.

Гарри протянул руку, и Атван мягко пожал ее.

— Мистер Феллоуз американец, но вы можете доверять ему, — сказал Эдриан. — Он один из нас. Надежный человек.

— Я в этом уверен, дорогой, — ответил Атван, улыбаясь Гарри и оценивающе разглядывая его телосложение и черты лица. — Если бы вы не были столь рослым, я бы сказал, что вы ливанец.

— Я грек.

— Мне кажется, Феллоуз не греческая фамилия.

— Пришлось поменять на острове Эллис.[17]

Атван жестом пригласил их садиться на роскошный кожаный диван и кресла у дальней стены. В серебряном ведерке стояла бутылка белого вина. Вызванный слуга открыл ее и налил им по фужеру. «Батар-Монраше» девяносто шестого года. Рядом стояла бутылка «Ля Таш» девяностого года, открытая, чтобы «подышать». Эти две бутылки бургундского стоили месячного жалованья Паппаса.

— Вероятно, мистер Уинклер рассказал вам о том, чем я занимаюсь, — заговорил Атван.

— Вовсе нет, — ответил Гарри. — Но я верю своим глазам, и, судя по всему, каким бы ни был этот бизнес, он идет у вас весьма неплохо.

— Эдриан — хороший малый, — сказал ливанец, похлопав Уинклера по плечу.

Это был настолько фамильярный жест, будто они были родственниками, и Гарри невольно задумался над характером их отношений, но быстро выкинул эту мысль из головы.

Попробовав белое вино, Атван сказал, что оно вполне достойно, и предложил его гостям. Сам он, как выяснилось, не пил, но считал необходимым убедиться, что поданное вино надлежащего качества. Слуга принес ему диетическую колу. Эдриан сделал маленький глоток вина, чтобы промочить горло перед беседой.

— Я подумал, что, возможно, вам имеет смысл рассказать моему другу, мистеру Феллоузу, о некоторых ваших последних сделках с иранцами, — сказал Эдриан. — Как я говорил, он работает с нами, и я считаю, что ему необходимо узнать кое-что о некоторых контрактах, которые находятся в стадии реализации.

Атван приподнял брови.

— Насколько подробно мне следует рассказать об этом мистеру Феллоузу?

— Не полностью, но в достаточной мере.

— Понимаю, — с улыбкой ответил араб. — Мистеру Феллоузу дозволено войти в библиотеку, но не в спальню.

— Можно сказать и так. Возможно, даже в спальню, но не залезать под одеяло.

— Что ж, хорошо. С чего же начать? Скажем, я занимаюсь экспортно-импортными операциями на мировом рынке в области весьма редких товаров. Я покупаю их, а затем продаю людям, которым они очень нужны. Естественно, я делаю это не лично, у меня есть посреднические фирмы. Они действуют столь эффективно, что я, образно говоря, у всех на виду и никому не виден. Что может быть проще? Впрочем, все отнюдь не так просто.

— Почему же? — спросил Гарри.

Он до сих пор не совсем понимал, какова тема их разговора и зачем Уинклер привел его сюда.

— Потому что я имею дело с товарами в некотором роде необычными, дорогой. Не такими, которые можно приобрести в «Маркс энд Спенсер».

— Например?

Атван глянул на Эдриана, и британский разведчик кивнул.

— Давай, Камаль. Я же сказал, он один из нас.

— Очень хорошо. Сейчас я покупаю и перепродаю… хм… сверхскоростные осциллографы для работы с импульсами очень малой длительности. Это во-первых. Еще такая штука, которую называют «Рентгеновская вспышка». Посредством этого аппарата можно снять, например, процесс деления ядра. Полезная вещь. Еще, дайте вспомнить… гидродинамическое измерительное оборудование, при помощи которого исследуется распространение ударной волны в средах. Сверхмощные компьютеры, которые в состоянии считывать показания таких приборов и выполнять моделирование сложных процессов. Это особенно интересная область, вкупе с необходимым программным обеспечением.

— Улавливаете закономерность, мистер Феллоуз? — спросил Эдриан, подмигивая. — Догадываетесь, для чего нужно такое оборудование?

— Для разработки ядерного оружия, — ответил Паппас.

— Вы знали, — обиженно сказал Эдриан и глянул на Атвана, потягивающего диетическую колу.

— Если у нас в игре двадцать вопросов, позвольте следующий, — сказал Гарри. — Что с реакторами на тяжелой воде? Таких, в которых из использованного топлива получают плутоний. Есть ли заказы на такие штуки в рабочем состоянии?

Атван расхохотался. С ним было легко говорить, в его манере общения было что-то от Фреда Астера, несмотря на невероятную серьезность того дела, которым он занимался.

— У вас чутье, дорогой, не могу не согласиться. Пока у нас нет спроса на оборудование для такого реактора. Но, честно говоря, если такой заказ появится, я не удивлюсь. Можно сказать, он уже идет по почте.

— Позвольте спросить, кто ваши покупатели?

— Боюсь, я не могу это обсуждать ни с кем, кроме Эдриана. Коммерческая тайна, сэр. Не предмет для разговора.

— Давай, — разрешил Уинклер. — Расскажи ему, с кем тебе недавно пришлось работать. Это останется внутри семьи.

Атван вскинул голову и недоверчиво посмотрел на него, но Эдриан лишь кивнул в ответ.

— Что ж, дорогой мой мистер Феллоуз, моим последним клиентом, купившим подобное оборудование, была одна иранская фирма. Безусловно, они работали через нескольких посредников, но конечным заказчиком была «Тохид электрик компани». Не слишком известная по всему миру, но хорошо знакомая моему другу мистеру Уинклеру.

На лице Гарри не дрогнул ни один мускул. Конечно, он и сам знал, что это за компания. Место работы некоего иранского джентльмена по имени Карим Молави. Также известного ему как доктор Али.

— Извините, никогда о такой не слышал, — ответил Паппас и поглядел на Уинклера.

Тот еле заметно кивнул в знак уважения к проявленной Гарри осмотрительности.


Ланч был превосходен. Слуга подал долму из виноградных листьев, киббех и добрый десяток других ливанских закусок, потом блюдо из шеек лобстеров, бараньи отбивные в бумажной обертке и наконец огромный поднос с сырами, не меньше дюжины разных сортов. Атван ел совсем понемногу, едва отщипывая по кусочку, но Уинклер накинулся на еду, как землекоп после рабочего дня.

Паппас не отставал от него, но потом слуга принес десерт — пломбир, политый шоколадом, — и тут он спасовал. Эдриан же продолжал есть, наслаждаясь каждым кусочком. Похоже, он не первый раз столовался у Атвана и ел так, будто был ему родным сыном. Или партнером по бизнесу.

Атван принялся рассказывать о своей библиотеке. Судя по всему, она была главной страстью его жизни, даже большей, чем картины импрессионистов на стенах внизу. По его словам, он собрал все первые издания лучших английских романистов. Остин, Элиот, Диккенс, Теккерей, Троллоп. Его коллекцию хотела выкупить Британская библиотека, но он ответил отказом. Книги стати его самыми близкими друзьями, говорил Атван. Люди не раз подводили его, но книги — никогда. Год за годом он перечитывал их, каждый раз находя что-то новое, то, чего не увидел в предыдущий раз. Сейчас, по его словам, он снова взялся за Троллопа, «Как мы теперь живем». Книга написана в семидесятых годах девятнадцатого века, когда Лондон наводнили нувориши, организующие сомнительные компании, достойные нынешних миллиардеров.

— Хаарам, — сказал он. Это арабское слово означало «запретное». — Все эти легкие деньги. Я остерегаюсь такого. Люди начинают чувствовать слишком большую свободу, вседозволенность. Бизнесмены мнят себя небожителями, сошедшими с небес, забывают о долге. А это то, чего я себе никогда не позволю. Я верен своим друзьям.

Он взял британца за руку, как самого близкого друга, и держал ее так некоторое время.

— И Эдриан такой же. Смею надеяться, мистер Феллоуз, что и вы тоже.


— Как тебе Камаль Атван? — спросил Эдриан, когда они вышли наружу. — Я же говорил тебе, что это «стоит того, чтобы дать крюк», или как там пишут в справочниках «Мишлен».

— Незаурядный человек. Никогда не встречал арабов, хоть сколько-то похожих на него. У вас, я вижу, крепкая дружба. Или, как мне еще показалось, вас связывают деловые отношения? В смысле, вне дел разведки.

— Не спрашивай, не отвечу, старина. В особенности сейчас.

— Я чуть не упал, когда он упомянул о «Тохид». Вот об этом нам точно надо поговорить.

— Совершенно верно, — ответил Уинклер и огляделся. Их ждала машина, но он не решился разговаривать в ней. — Давай пройдемся куда-нибудь, где никто не подслушает?

Эдриан широким шагом двинулся вперед. Гарри старался не отставать. Пройдя по Маунт-стрит, они нырнули в узкий переулок Хейз-Мьюз. Эдриан не сказал ни слова, пока улица не скрылась из виду.

— Ты уловил мысль? — спросил он Гарри. — В смысле, понял, к чему все это?

— Твой человек продает иранцам оборудование. Следовательно, тебе известно, что именно они покупают для своей ядерной программы.

— Ну конечно, старина. Да, черт побери, мы отслеживаем все перевозки. Но это не главное, ради чего и была затеяна вся эта игра.

— Что ты хочешь сказать?

— Гарри, я имею в виду все эти научные приборы, о которых упомянул Камаль. Осциллографы, «рентгеновские вспышки» и компьютеры для моделирования процессов. Очень точное, хорошо откалиброванное оборудование. Ведь оно используется для того, чтобы отслеживать движение частиц и деление ядер при создании Большой игрушки? Понимаешь?

— Начинаю, — с улыбкой ответил Паппас. — Рассказывай дальше.

— Сам посуди, Гарри. Если мы знаем, кто заказчик, мы можем прийти на склад, где находится оборудование, скажем в Дубае, и произвести, так сказать, небольшую настройку. Совсем небольшую, которая не будет заметна сразу. Может, даже и через год. Микроскопическое биение. Но оно будет продолжаться и продолжаться. И эти измерения, исключительно точные, будут чуть-чуть неточны. Полагаясь на них, ты получишь неверные результаты, чем дальше — тем хуже. Допустим, компас не показывает строго на север, а ты не знаешь об этом. Выезжаешь, думая, что направляешься в Бирмингем, а попадаешь в Пензанс. Гарри, ты слушаешь?

Воздух Лондона был наполнен влагой. На западе собирались тучи. Гарри сунул руки в карманы и посмотрел на асфальт под ногами, а затем повернулся к Уинклеру. На его лице была улыбка.

— Ты действительно прав. Картина проясняется.

— И что же это за картина, дружище?

— Наш загадочный информатор из «Тохид электрик» выдал нам список ошибок. Суть не в том, что есть неполадки в работе устройства, а в том, что есть неточность в измерениях. В этом все дело.

— Именно так, старина. Он рассказывает нам о том, что саботаж и обман оказались успешны. Он сам этого не знает, но в этом истинный смысл его послания.

— В корне противоположный тому, что думают в Вашингтоне.

— Боюсь, что так.

— Тогда что же мне делать, черт подери?

— Скажу лишь, чего тебе не следует делать, приятель. Не говори ни слова о том, что ты услышал сегодня. Помни, ты вступил в нашу семью. Эта информация принадлежит нам. Мы дали ее Гарри Паппасу, и никому другому.

— Ты давишь на меня, Эдриан, и мне это не нравится.

— Нет, напротив. Мы пытаемся помочь тебе остановить твое правительство, чтобы оно не натворило чего-нибудь совершенно катастрофического. Мы содействуем тому, чтобы «особые отношения» между нашими странами оставались таковыми. И единственным способом для этого стало отвести тебя в сторонку и кое-что прошептать на ухо. Что делать дальше — решать тебе. Мы недостаточно сообразительны для этого, даже твой старый приятель Эдриан. Теперь твой выход, Гарри. Но если ты хоть одному человеку расскажешь то, что услышал сегодня, обещаю, что все рухнет. На тебя и остальных. Обещаю, дружище. Можешь на это рассчитывать.

Они вернулись на Маунт-стрит, где их все так же ждала машина. Гарри приехал в Хитроу с опозданием, но власть Эдриана и его коллег была столь велика, что рейс загадочным образом задержали на час для дополнительной проверки безопасности, которую устроило Управление воздушного движения Великобритании. По дороге домой Гарри снова попытался уснуть и не смог.

Загрузка...